За что воевали в Чечне? Отвечает Виктор Саулкин.

- Дорогие братья и сестры!
Уходят в прошлое страшные годы чеченской войны. Но в нашей памяти на-вечно останутся те, кто отдал жизнь за Россию. Как и в годы Великой Отечествен-ной, их имена буду светить потомкам негаснущими маяками. Среди них есть и ге-рои, и святые мученики. И очень больно и горько бывает, когда подвиги защитни-ков Отечества предаются забвению, либо подвергаются пересмотру. В последнее время тенденция развенчания, низвержения героических фигур стала особенно модной. Ярким примером служит история воина-мученика Евгения Родионова. К глубокому сожалению и стыду нашему приходится вновь и вновь доказывать ве-личие его подвига. К нам на радио приходят сотни писем. Люди пишут так: «Воин Евгений очень многим помогает. Особенно тем, кто воюет в Чечне. Святой муче-ник Евгений, моли Бога о нас и прости». Однако Русская православная церковь как бы не замечает растущего народного почитания воина Евгения, хотя его подвиг налицо. И чудеса засвидетельствованы. Евгения Родионова, о котором свидетель-ствуют даже его враги, считают святым самые нерусские люди. Скажу одно. К свя-тым сначала причисляет Господь. А комиссия по канонизации – это уже после.
Когда история мученичества воина Евгения стала известна, мы провели на "Радонеже" несколько передач. Выступали священники, и вообще множество лю-дей. Для тех, кто не знает подробностей, я отмечу, что его мама Любовь Васильев-на ни о каком прославлении сына не думала. Женя Родионов отправился в армию, и когда в «учебке» его отправляли в Чечню, Любовь Васильевна его уговаривала не ехать. Он ей сказал: « Мама, если не я, то кто? Кто-то же должен Родину защи-щать. Я дал присягу». Инцидент начался с того, что мимо их пограничного поста несколько раз проехала машина «Скорой помощи». Ребята, к сожалению, бдитель-ности не проявили, подумали: «Скорая» - что тут такого? Привыкли, что «Скорая помощь» ходит. А из машины с красным крестом выскочили боевики. Вместе с Женей попали в плен Андрей Трусов, Игорь Яковлев и Александр Железнов, хотя и сопротивлялись. Все четверо были объявлены дезертирами. Полевой командир Руслан Хайхороев опознал Евгения на фотографии, которую ему показала Любовь Васильевна, в присутствии ОБСЕ и «Врачей без границ». Любовь Васильевна ез-дила, его искала по всей Чечне, как многие солдатские матери в то время. Она по-казывала фотографию, Хайхороев увидел и сказал: « А, вот этот сам был виноват. Снял бы крестик и остался бы жив». Понимаете? Был выбор. Чтобы остаться в жи-вых, он мог бы сменить веру. Но он не захотел крест снимать, пытался бежать. И боевики говорили: «Любовь Васильевна, ты его плохо воспитала. Он у тебя борзой был. Снял бы крестик, стал бы нашим братом. Мы бы его женили и дом купили». Понимаете? Жене 19 лет исполнилось 23 мая 1996 года. Это был день его рожде-ния, он совпал с праздником Вознесения Господня. За отказ снять крест рядовому Евгению Родионову отрезали голову. Остальные ребята были расстреляны. Похо-ронен солдат-мученик близ деревни Сатино - Русское Подольского района Мос-ковской области, возле церкви Вознесения Христова. Любовь Васильевна продала квартиру, чтобы выкупить его тело у боевиков. Сначала она выкупила его тело, по-том отдельно собрала еще денег, выкупила отдельно главу святого мученика. Сама ее везла в поезде. Похоронила. Она тогда была еще невоцерковленной. И я предла-гаю тем, кто сидит у радиоприемников, представить, что она сделала. Таких, как воин Евгений в Чечне, наверное, было немало. Свидетели есть. Документов нет. Но интересно, какие документы были о первых христианских мучениках? Кроме каких-то умопредставлений. Любовь Васильевна Родионова - солдатская мать. На-стоящая. У нее было больше 30 поездок в Чечню. Она летала с помощью к десант-никам, к пограничникам. Она говорит: это все мои дети. Был момент, когда отваж-ная женщина чудом осталась жива. Я сам с нею говорил. Она говорит: ребята, на-верное, там погибли из-за меня, расстреляли машину с двумя милиционерами - ин-гушами, которые должны были ее сопровождать. Они остались ночевать дома, а когда отправились за ней - машину расстреляли. Она говорит: Из-за меня погибли. А я ей: Да, нет, Любовь Васильевна, тебя Господь сохранил. На месте гибели Евге-ния Родионова, усекновения главы, поставили железный крест. Хайхороев убит. Кстати, убит на том месте, где они ребят затолкали в эту «Скорую». Вся банда уничтожена.
Ну, я, дорогие братья и сестры, хотел бы обратиться к иерею Максиму Мак-симову. Меня удивляет, с какой легкостью он говорит о смерти неизвестного ему человека. «За осторожность никто не будет наказан, - говорит он, - а вот, за оп-лошность?» А неужели Господь не наказывает за легкомысленное отношение и не-почтение к смерти мученика? Речь даже не идет о прославлении. Как сказал отец Димитрий Смирнов несколько лет назад: «Через 10 лет прославите, через 15, через 50 - это не важно, прославите ли вообще, но то, что он святой, я знаю точно». Это сказал протоиерей Дмитрий Смирнов. Но с какой легкостью люди берутся судить о смерти! Так, Вот, я бы хотел, чтобы иерей Максим Максимов представил себя в горах Ведено, когда перед ним стоят настоящие звери. С большими и острыми кинжалами. И никто и никогда не узнает, как он умер и где. Скорее всего, вообще, никто не узнает. И не найдут тело. Никто не найдет. А тебе говорят: « Снимешь крестик - останешься жив». - Это твой день рождения. Тебе 19 лет исполняется. Никогда никто не узнает - снял ты крестик, или не снял. И вот, представьте себе, кому предстоял в этот момент Евгений Родионов. Разве он не Христу предстоял? Он крестик не снял. И как первые христианские мученики, был казнен усекновени-ем головы. А чудо то, что Господь явил нам его подвиг. Через мать, которая даже не думала ни о каком прославлении. Мы все с вами читаем и говорим дальше, что нет свидетельства о его христианской жизни. Хорошо. А какие свидетельства о христианской жизни того, кто бросил копье и присоединился к севастийских муче-никам в ледяном озере, увидя спускавшиеся с неба венцы?
Мы все молимся, псалтырь читаем. Мы все надеемся, что в час "икс" оста-немся со Христом. Но никто из нас - ни я, ни иерей Максим Максимов никогда не сможет сказать точно, как он себя поведет в такой ситуации. Укрепит его Господь или нет. Святые отцы говорят: «Как живет человек неизвестно, посмотрим, как умирать будет». Вот, Женя Родионов, в свои 19 лет, остался со Христом. Причас-тившись один раз в жизни. Крестик он одел у бабушки, когда принял крещение. И Любовь Васильевна сама ему говорила: «Что ж ты крестик носишь? Ты на трени-ровки ходишь. Тебя там ребята засмеют». Он отвечал: «Нет. Я крестик не сниму». По этому крестику Любовь Васильевна его нашла. Когда ее привели к могиле - вот, говорит боевик, если крестик на нем - это он. Крестик на нем был. Этот крестик сейчас находится в алтаре храма святителя Николая на Пыжах как святыня.
Я еще хотел бы, чтобы своим мнением поделился об этом автор книги "Живый в помощи " ("Записки афганца") военный писатель, майор Виктор Николаев.
- Виктор, добрый вечер. Прошу тебя несколько слов сказать о том, что ты думаешь.
- Я слушаю эту передачу и вот что я хочу сказать. Сегодня такие высказыва-ния, к сожалению, слышишь нередко. Плохо, что это говорит священник. Это, знаете, похоже на синдром Сахарова, который своим предательским вы-сказыванием о надуманном расстреле нами своих солдат вызвал бурю гнева по всему Советскому Союзу. Сахарова нет. Но, похоже, его ученики оста-лись.
- Подвиг Евгения Родионова, его матери Любови Васильевны, его отца уже освятила Россия. И, в первую очередь, военные. В некоторых погранотрядах в храмах уже есть иконы Евгения Родионова. И люди к нему идут как к свя-тому. Я это видел сам. И народ ставит свечи, прося о помощи. Если люди идут к этой иконе - значит, душа тянется. И они получают утешение и под-держку. А может, что-то и большее. Подвиг матери солдата Родионова, этой хрупкой женщины, которая почти 60 раз была в Чечне, в Дагестане, завозя туда тоннами благотворительные грузы, надо воспринимать как символ Ро-дины-Матери. Что касается иерея Максимова, я ему советую поехать на Кав-каз в спецподразделения. Зайти к ветеранам Великой Отечественной войны. К героям России. В Рязанское ВДВ, в Псковскую десантную дивизию. В ту казарму, где почитают погибших ребят, тоже, кстати, как святых. К отцу Олегу Тэору, духовнику Псковской десантной дивизии и сказать ему в лицо все то, что он выдал на всю страну. Его молча выслушают. Эти люди умеют, кстати, слушать. А потом ответят. Я думаю, что их ответ иерею Максиму за-помнится на всю жизнь. Наши 18-летние ребята в горячих точках и в Афгане шли в бой, не рассуждая о том, надо им это делать, или не надо. Они к под-вигу были готовы духовно. И вот, завершая, я хочу сказать, - у предателя в любой вере всегда один конец. Позорный, жестокий и страшный. Их прези-рали, и будут презирать в любой стране. А Любовь Васильевне я сейчас, се-годня, хочу поклониться за ее материнский подвиг и пожелать ей многие ле-та.
- Спасибо, Виктор. Помощь тебе Божья в трудах. И мы присоединимся все к пожеланиям многие лета Любови Васильевне Родионовой. Горе матери, потеряв-шей сыновей, никто не сможет ни понять, ни оценить. Это только матери пони-мают. И дорогие братья и сестры, мне хотелось бы сказать только вот о чем. Вик-тор бывает в погранотрядах, видит, как там почитают Женю. А я разговаривал со священниками. И они мне рассказали, скольких людей его подвиг привел к вере. Как ребята, узнав об этом, принимали крещение. Новобранцы, узнав о его подви-ге, первый раз в жизни приходят к исповеди. Есть мироточивые иконы воина Ев-гения, но это нам скажут - не показатель. Но есть чудеса. Есть народное почита-ние. Я в Курилово последний раз был в День памяти Жени, там целый день 4 - 5 священников только с себя фелони снимают, переоблачаются после панихиды – как приходят следующие. Автобусы приезжают с России, с Украины. Это народ-ное почитание. Народ сердцем принял его подвиг. В Харькове в соборе его икона, в Новосибирске. Кладбищенский храм в монастыре нарекли в честь мученика Ев-гения. В Оптиной Пустыни его икона висела в часовне новомучеников Оптин-ских, у креста отца Трофима. Отец Трофим тоже пограничник, инструктор руко-пашного боя. Я вот приехал – а иконы нет. Я думаю, может быть, заставили снять. А мне батюшка один говорит: да, нет, приехали с Украины. «Вы, - говорят, - себе еще найдете икону воина Евгения, а нам где взять?» Выпросили у нас. Так что, что тут говорить, дорогие братья и сестры? Я хотел бы, чтобы иерей Максим Максимов вспомнил о подвиге священника Анатолия Чистоусова, настоятеля Грозненского храма Архистратига Божия Михаила. Я настоятельно советую отцу Максиму Максимову отправиться к игумену Филиппу Жигулину, который был захвачен боевиками вместе с отцом Анатолием Чистоусовым, кстати, майором советской армии. Мне рассказывали о батюшке Анатолии. Вот, когда их захвати-ли, отец Филипп говорит: «Слушай, (он был еще отцом Сергием) мы ж с тобой, если убьют - за Христа пострадать можем». И тогда отец Филипп рассказывал: «я сразу отстранился, а он был готов пострадать за Христа». Вот, пусть спросят у отца Филиппа, что такое чеченские концлагеря и чеченские зинданы – подземные тюрьмы. И пусть иерей Максим Максимов посмотрит в глаза матерям, которые потеряли сыновей в горах Чечни. И тогда пусть попробует с легкостью рассуж-дать о смерти....
Дорогие братья и сестры, хочу вспомнить Андрея Крестьянинова. О нем книга написана военным писателем Виталием Носковым, кавалером Ордена Му-жества. Я думаю, многие смотрели фильм Сергея Ружица, в котором Виталий Носков рассказывает об отце Анатолии Чистоусове, о Евгении Родионове. Мно-гие вспоминают, какой скромный человек был Андрей Крестьянинов, себя нико-гда не выпячивал. Ничего не просил. 35 лет ему исполнилось в 96-м. Недавно лишь получил трехкомнатную квартиру, а до этого всей семьей - сам, жена Люба, дочки Лена, Оля, трехлетний сын Пашка, ютились в единственной комнате. Зато как хорошо, как дружно они жили! И как рады были гостям! С каким удовольст-вием их друзья, сослуживцы у них бывали! Андрей прошел все горячие точки. Помните, в Буденновске штурм больницы? Место простреливается, ранен боец «Альфы», не подобраться. Андрей один только сумел, выволок на себе парня под сумасшедшим огнем. Потом, в Буденновске, жара, духотища, воды нет. Течет струйка, попробуй зачерпни, когда над самой трубой снайпер сидит, вовсю лупит! Один вызвался, другой. Андрей всем запретил: слишком опасно, а сам пошел. Он командовал подразделением. В Буденновск, кстати, напросился сам. Был в отпус-ке, случайно узнал, что там творится. И сразу - в отряд. На помощь. Кстати, на помощь государства бойцы СОБРа не очень-то надеются. Не станет нас, кто будет наши семьи кормить? Рассчитывают лишь на себя. В отряде твердо знают, в слу-чае чего, друзья в беде не бросят. Еще один старший лейтенант Александр, рас-сказывал: «Для нас он все равно, что отец родной. Сколько жизней спас, собой всегда прикрывал. В Грозном из-под огня целую колонну вывел. Сам я хотел вме-сте со всеми лететь в Первомайск. Так он не пустил. «У тебя, говорит, - Саня, пя-теро детей, никак нельзя. Кто, кроме тебя, такую ораву прокормит?» Представ-ляете? Не пустил старшего лейтенанта. А у самого трое детей было. Майор мили-ции Виктор говорил: «Знаю, все горячие точки прошел, от Ферганы до Цхинвали. В мае 1994 руководил подразделением при освобождении заложников в Минво-дах. Участвовал в штурме Грозного. Опять Грозный, Буденновск, Грозный, Пер-вомайское. Боюсь кого-то обидеть, но таких честных, порядочных людей я еще не встречал. Он самоотверженно любил свою семью и очень хотел еще одного сына. Непременно Вовку, в честь брата». Старший лейтенант милиции Александр Чу-дин рассказывал: «Последние несколько лет он ни разу не отгулял до конца свой отпуск. В этом году решили: все, отдыхаем вместе. На полную катушку, в Под-московье, лето». Избушку присмотрели. А старший лейтенант Александр, у него травма была, вынужден был вернуться. «Андрюха меня провожал, как будто бы что-то чувствовал. «Саня, - говорит, - это, наверное, последняя моя командировка. Ну, даже если это и так, я все равно должен остаться. Потери будут меньше. Если что, ты уж там моих не забудь». Дорогие братья и сестры, сейчас по телефону мы свяжемся с бойцом СОБРа, подполковником Алексеем Грибанковым, который участвовал в штурме Первомайского. И рядом с которым был смертельно ранен его командир Андрей Крестьянинов.
- Здравствуйте, Алексей, прошу несколько слов сказать о Андрее Крестья-нинове, о тех, кто воевал в Чечне. За что они воевали?
- Вы знаете, дорогие, братья и сестры, хочу пожелать помощи Божьей, анге-ла - хранителя всем. За что воевали в Чечне? За Россию, единую и недели-мую. За то, чтобы не удалось разделить нас на части и заставить воевать друг против друга. Андрей Владимирович Крестьянинов был одним из тех офицеров, которых называют «слуга царю, отец солдатам». Мог никого не пустить, пойти сам. Это было его правило - в критических ситуациях, без-условно, он был на передовой линии. Отношение к подчиненным, братьям-бойцам, у него было настолько трепетным, что бывали вот такие случаи. Как вспоминал один из сослуживцев, почему-то у Андрея Владимировича всегда были конфеты. Смотрит он - человек устал, грустный идет. Он по-дойдет: « Вот, съешь конфетку, и тебе станет легче». До таких даже трепет-ных вещей среди суровых офицеров доходило. Что касается смерти, то Ан-дрей Владимирович не боялся ее никогда и в любой критической ситуации старался помочь кому-то. Поэтому не удивительно, что то он там кого-то вынес, то еще где-то выдернул кого-то из-под огня, там какую-то точку ог-невую сумел погасить. Таких офицеров много у нас. Но надо сказать, что они, как правило, люди скромные и здесь, в тылу, стараются не показывать себя. Как правило, происходит наоборот. Чем меньше человек видел, тем больше он здесь рассказывает. Но были у нас и другие офицеры. Леонид Константинович Петров, который, будучи уже в распоряжении за штатом, уже не в списках отдела, как только услышал информацию о захвате залож-ников в Кизляре, прилетел в подразделение. И вылетел вместе с подразде-лением. И надо сказать, что, когда погиб Андрей Владимирович, Леонид Константинович Петров принял на себя командование, проводил разведку и вывел подразделение без потерь. Там начался хаос, потому что команды пошли противоречивые. Часть радиостанций просто села, что-то глушили боевики. Безусловно, все прослушивали. И как только прозвучали команды вывести людей из Первомайского, боевики усилили огонь и фактически на наших плечах пытались нас задавить. Выйти было достаточно тяжело, по-тому что огонь усилился. Приходилось отходить очень грамотно, и Петров шел последним. Позади него не было ни одного подчиненного. Это я свиде-тельствую, потому что получилось так, что находился рядом с ним доста-точно долгое время. Вынесли. Раненые были - всех вынесли. И не уронили чести спецназа. Петров шел последним и получил рикошетом удар в лоб пулей 7, 62. У него образовалась огромная гематома, которая еще и мешала видеть нормально. Но он ни в коем случае не дал себя отправить на носил-ках в авангард отходящих. До конца остался на своем посту.
- Алексей, я знаю, что полковник "Витязя" Александр Никишин тоже был за штатом, тоже прилетел. Точно также, чтобы не оставить своих боевых товарищей, принял участие в операции.
- Да. И надо сказать, что "Витязь" один из первых вышел на определенный рубеж, и благодаря грамотным действиям "Витязя", ситуация оказалась не очень сложной для подразделения, которые работали параллельно. Они могли постра-дать гораздо сильнее, если бы "Витязь" какую-то свою линию, не дай Бог, про-гнул. Но Никишин, который командовал, показал себя настоящим русским офи-цером и, безусловно, честь ему по заслугам.
- Алексей, какое бы стихотворение Вы хотели прочесть нашим слушателям, из которого было бы ясно, за что воевали ребята в Чечне?
- Виктор Александрович, еще хотелось бы добавить, что в Чечне была не простая война. Она всегда у нас не простая, но не всегда война за веру. Сейчас такая ситуация, когда пытаются наших в другую веру обратить. И мы читаем, в Четьях - Минеях о том, что называют одно имя - а с ним двести воинов. Другое имя - а с ним восемьсот воинов. То есть, я думаю, что, воин, положивший жизнь свою, душу за веру и Отечество, не может не оказаться в раю. И так оно и должно быть.
- Наши руки пробиты, Родина.
- Мы распяты, взойдя к кресту.
 На Голгофу с тобою пройдены.
 Шаг за шагом, верста в версту.
 Нас терзали враги неистово.
 Жгли каленым железом грудь,
 Но живой оставалась истина:
 Чья веками сияла суть.
 Ты святая была и грешная.
 Ты была палачом судеб,
 Но дороги твои, по-прежнему,
 Утопают в живой воде.
 Хлебом тело Христа замешано,
 И в дождинках крупицы слез.
 Подымаются воды вешние,
 Выпадая огнями гроз.
 Как ни тяжко бредут столетия,
 Не минует такого дня,
 когда время сочтет отметины,
 Что на теле рубцы хранят.
 Мы распяты с тобою, Родина.
 Плоть и плоть на одном кресте,
 У подножья река Смородина,
 В пограничьи Тугарья степь.
 Только иначе и не может быть.
 Смотрит сердце устало в синь.
 Шепчут губы с надеждой: « Господи!»
 И вздыхают ветра: Аминь!
- Спасибо, Алексей Валерьевич. Алексей, я от всех нас передаю поклон твоим боевым товарищам. Вы знали, за что воюете. Помощи Божьей вам! Великая честь в это смутное время, время подлости и предательст-ва, служить Отечеству. Благодарю, Алексей.
И что мне хотелось сказать. Мы уже с вами упоминали, что не на кого наде-яться было. Понимаете, вот что меня удивляет в последнее время. Оказывается, надо объяснять, за что воевали. Что кто-то не понимает, что есть такое понятие, как священный долг. Когда мы уходили в ряды Вооруженных сил, принимали присягу, мы знали, что такое священный долг - защита Родины. Почему так про-исходит? Мне хотелось бы прочесть стихотворение Александра Яшина:
В несметном нашем богатстве
Слова драгоценные есть:
Отечество, верность, братство.
А есть еще - совесть, честь.
Ах, если бы все понимали,
что это не просто слова.
Каких бы мы бед избежали,
И это не просто слова.
- Алексей Грибанков - участник двух кампаний и спецопераций. Офицеры уезжали, оставляли дома семьи и своих детей. Часто, сами понимаете, без кварти-ры. Вот, у Крестьянинова в комнатушке с тремя детьми семья жила. И все знали, что от государства помощи ждать нельзя. Если что с тобой случись - шапку по кругу пустят и помогут семье боевые товарищи. Но все мы, мужчины имеем свой долг перед семьями, перед детьми, которых мы должны поставить на ноги. Но и у офицеров такой же долг - перед Отечеством. Священный долг. И вот я думаю, что Господь будет принимать в свои обители тех, кто погиб. Не по словам, а по ис-полнению священного долга. Положившие душу за други своя. Этот священный долг для многих из них оказывался выше. Они знали, на что идут. Блаженная Па-ша Саровская во время германской войны говорила: «Милостив Господь. Разбой-нички, то есть, те, кто в мирной жизни жил не очень благочестиво, целыми пол-ками в рай идут». На иконах Женя Родионов - у меня сейчас стоит рядом икона воина Евгения, которую один полковник вырезал не очень умелой рукой, но лик и образ воина Евгения есть, он просил меня передать Любови Васильевне, и я пере-дам в ближайшее время - так вот, на иконах Женя изображается обычно в камуф-ляже и в алом плаще, как все мученики-воины. Вот, я не знаю, как в Царстве Не-бесном выглядят святые. Но если они будут изображены так, как изображаются на иконах, то мы увидим и блеск кольчуг русских дружинников Александра Нев-ского, Дмитрия Донского. И будет, наверное, представлена форма всей русской армии. И егерей, и гренадеров Суворова, и Кутузова, и много простых русских гимнастерок, х/б выцветшего камуфляжа. Я хотел бы, чтобы иерей Максим Мак-симов, если он не знает, за что воевали в Великую Отечественную войну, спросил у матушки Адрианы Малышевой. Насельницы подворья Пюхтицкого монастыря, которая добровольцем в октябре 41-го ушла на фронт, прошла всю войну. Кстати, она была комсомолкой, как и Зоя Космодемьянская, внучка расстрелянного свя-щенника. Нельзя вам говорить: легко рассуждать о смерти. Вот, я хотел его спро-сить, как он может рассуждать о смерти девушки, которая вынесла такие пытки, и на глазах всех жителей деревни Петрищево так достойно сумела умереть за Роди-ну. Восемнадцатилетняя девушка…Как можно рассуждать так ернически? Ко-нечно, не может спросить иерей Максим Максимов у патриарха Пимена, который прошел лагеря до войны, потом всю войну провоевал, как многие священники, но они знали, за что они воюют. И Пимен Извеков, и отец Николай Попович, и наш старец дорогой - просим о его здравии помолиться - архимандрит Кирилл Павлов.
- Алло, благословите Александру, Санкт-Петербург.
- Александра, священника сегодня нет, но я слушаю вас.
- Все равно. Я слушаю вашу передачу. Достоевский писал, - красота спасет мир - То есть, мир спасет жертвенность. Если мы каждый будем жертвовать ради другого хоть чем-то, мы будем сохранять мир от прихода антихриста. А тут люди отдают жизнь за страну, за нас. У меня висят две иконы Евгения Родионова в до-ме. Я детей и внуков своих воспитывала и воспитываю на этом примере. Пони-маете, человек отдал за нас жизнь. Человек не снял крест. Александр Матросов закрыл амбразуру, чтобы защитить других, чтобы меньше погибло других. Разве это не достойно почитания было, даже в советское время? Понимаете, Это просто удивительно, что иереи так фактически выступают против Христа. Ведь жертвен-ность - это и есть Христос.
- Благодарю вас, Александра. Совершенно с вами согласен. Кстати, вышла замечательная книга "Мифы СССР. 39-45 год" Владимира Ростиславовича Ме-дынского. В ней есть одна глава «Львята идут на войну». Он пишет о том, как при Сталине дети наркомов, высших генералов все воевали, сколько их погибло. И он пишет, что сегодня у демократов есть твердое убеждение, что генеральские сынки в горящие точки не попадают. Фланируют по штабам на ролях адъютантов. Пока сами не получат большие звезды. Отчасти так иногда и бывает. Ну, а в самом де-ле, какие потери в Чеченской войне понес генералитет? Всего только в ходе I че-ченской кампании погибли 55 сыновей старших офицеров. Семеро из них - гене-ральские дети. Тогда потеряли сынов генерал-полковник Георгий Шпак, генерал-лейтенанты Геннадий Анушенович, Вячеслав Суслов, Константин Поляковский, Юрий Щепин, генерал-майоры Геннадий Налетов, Анатолий Филипенок. Вось-мой сын генерал-лейтенанта Виктора Соломатина погиб в начале II чеченской кампании, в 99-м году. Тяжелое ранение получили сыновья генерал-полковника Виктора Казанцева, генерала-лейтенанта Александра Тортышева, генерал-майора Вадима Александра и другие. Бесконечно жаль этих ребят, пишет Медынский. Одно лишь каплю утешает - осознание, что с понятиями «долг» и «честь» у на-ших боевых генералов все в порядке. А вот, среди всего политического истеб-лишмента мы не знаем никого, не то, что потерявшего сына на Кавказе - никого, чьи дети вообще где бы там ни было воевали. И заканчивает: «Львята ушли на войну, лисята попрятались в сухие и теплые норки. На Рублевке, в Лондоне, в Швейцарии и прочих лазурных берегах».
Так, вот, братья и сестры, надо вам сказать, что лисята очень хорошо пой-мут иерея Максима Максимова. А львята – нет. И мне хочется, чтобы офицеры боевые представляли нашу церковь не по высказываниям в "Комсомольской правде" иерея Максима Максимова. А по высказываниям тех священников, кото-рые были с войсками в боевых порядках, в Чечне. Я думаю, о них и отец Савва Молчанов рассказывал и еще батюшки из военного отдела. Ну, а знаете, наши бойцы не говорят высокопарных слов, а солдатские песни поют такие. Вот, в од-ной из песен:
А мы в окопах ждем ответ -
За деньги банка Менатеп -
Иль за Россию,
кровь мы проливали?
И сами в следующих куплетах дают ответ:
- Нет, не за баксы и рубли
 Идем мы по земле Чечни.
 А чтоб тебя, Россия, Русь,
 Великой звали!
- Или в песне на мотив Шевчука "Осень. В небе жгут корабли». Такая песня была переделанная. И вот там были строки: "Мы пришли с тобой за чистым не-бом, солнышком над детской головою".
- Здравствуйте, Виктор. Я с вами ездила в Оптину Пустынь. Меня зовут Татьяна, седая женщина, пожилая. Я была у старца Адриана, лет шесть тому на-зад. По своим делам в Псково-Печерском монастыре. И вот, я даже не спрашива-ла про Евгения Родионова, а он достает книжечку и показывает. Ну, наверное, как бы в назидание, чтобы я так же воспитывала свое чадо. И он сказал, что он вы-держал вот эти все пытки не потому, что он был воцерковленный человек. Он, ес-тественно, был невоцерковленным. Нет, он был чистый душой. Он никогда не ру-гался, не сквернословил. Он не знал девушек, не курил. И эта чистота дала воз-можность, что Господь за него вступился, и он мог свершить этот подвиг.
- Спасибо, Татьяна, благодарю вас. Я знаю, что не только отец Адриан, многие раздавали брошюрки. Многие почитают подвиг воина Евгения. Скажу больше: мы не раз говорили - человек с нечистой душой подвиг совершить не может. Дай нам Бог, по молитвам наших святых, по молитвам наших воинов, му-ченика воина Евгения, иже с ним пострадавших, хотя бы чуть-чуть приблизиться к их мужеству и к верности Христу. Община Русской Православной церкви на небе, наверное, самая большая. Русь жива, пока есть русский солдат. А русский воин православный. Все святые Земли российской просиявшей, молите Бога о нас. Пресвятая Богородица, моли Бога о нас.