11.06.2025 13:27:16
Слушать: https://radonezh.ru/radio/2025/05/30/21-00
Е.Никифоров: Здравствуйте, дорогие братья и сестры! У микрофона Евгений Никифоров. Сегодня у нас необычная гостья – моя старинная и любимая приятельница, монахиня Анна (Бухарова). Матушка, Вы всегда были несколько в тени вашего батюшки, отца Иоакима Салтыкова, который здесь неоднократно выступал, стал медийной фигурой, его столько снимали! Нашему кинорежиссёру уже говорил, что пора и мать снимать уже.
Матушка Анна: Так положено, так положено.
Е.Никифоров: Царство Небесное батюшке. Очень яркий был и невероятно талантливый человек. Но я хотел бы, чтобы ты рассказала народу немножечко о своей жизни. Сейчас ты являешься насельницей села Жарки, которое уже стало обителью. Как вы туда с батюшкой попали?
Матушка Анна: В русских сказках есть удивительная вещь – «клубочек» называется. И он как в сказке даётся и ведет. Мы в своё время оба учились в Одессе, батюшка был физиком, я – лириком. Одесский государственный университет выращивал этих и тех очень успешно. Все любили театр, кино. Одесская киностудия была наш дом родной. Но в какое-то определённое время клубочек делает странный зигзаг. Нам предлагается квартира от киностудии, на которую у нас денег, конечно, нет. И мы с батюшкой едем на годик примерно в горы Кавказа. Там якобы какие-то лошади где-то пасутся, за которые какие-то платят деньги, если их пасти… Но это была точка невозврата. Мы уехали из Одессы, думая, что едем ненадолго. Когда мы увидели, не в кино, а в реальности, вот это открытое небо, удивительное пространство… ты же тоже жил в эти годы в Одессе, был помладше нас, но мы все переживали о китах. Там китобойный флот работает. мы с батюшкой, как два дурака, жалели китов, плакали о них, нам было очень непонятно, почему так странно всё устроено. А на Кавказе мы увидели чистое пространство, горы… Батюшка уехал в заповедник работать. Так мы оба оказались в Кавказском биосферном заповеднике, где прожили 12 лет, думая, что так будет всегда. Удивительное время. Господь говорит делать чуть-чуть, тогда будешь верен в малом, и тогда Он может доверить тебе большое. Это я сейчас понимаю, тогда не понимала. Мы приехали в заповедник и увидели, что... Заповедные животные прижаты к скалам так, что некуда уже больше носа сунуть, а доблестная лесная охрана их отстреливает периодически. Батюшка сказал, что будет молчать, но участвовать в этом отказался. Мы тогда думали, что нас выгонят на второй день, потому что мы пошли поперёк течения, вверх. Так нельзя делать в обществе. И дальше – удивительное чудо, тот самый клубочек, который нас привел в Жарки на самом деле. Мы же поступили в заповедник, не просто природоохранную территорию, а заповедник, а здесь одна заповедь – не трогай, не бери, не убивай, не надо. Как в раю. От этого дерева не ешь. Умрёшь смертью. Я не могла сопоставить тогда эти вещи. Однако в заповеднике мы повенчались, крестили нашу дочку, и я увидела вторую часть посыла: смертью умрёте! Возмездие мгновенное – за беззащитных Господь вступается. Он вступался за беззащитных своих туров, странных серн, удивительных красивых оленей. На моих глазах погибли все браконьеры в этом заповеднике – нечто удивительное, необъяснимое и странное. И мы думали, что мы будем жить в заповеднике всю жизнь, охранять. Мы студенты были. Туда Дарелл пришёл, фильм снимать. В общем апофеоз заповедного дела.
Е.Никифоров: Я приходил к вам через Большой Кавказский хребет, один – тоже экстремальный туризм… в один прекрасный день, сделав очередной перевал, я спускаюсь вниз и смотрю под гигантский орех. А там деревья просто невероятного, прямо библейского формата. И под таким громадным тысячелетним деревом сидит не кто иной, как Джеральд Даррелл. Сейчас его мало кто знает, а тогда это была суперзвезда. Он снимал в биосферном заповеднике фильм... Кстати, насколько я понимаю, фильм был по заказу ЮНЕСКО снят. Дарелл снимал все биосферные заповедники. А этот не простой заповедник, а биосферный! ЮНЕСКО особенно внимательно к этому всему относилось.
Матушка Анна: С Дарреллом было очень интересно. Мы как-то побратались, и в конце концов он подарил батюшке седло ковбойское, которое переслал из Америки через Москву и сам проверил, будет ли оно доставлено к нам в Жарки… в русских сказках просто так ничего не бывает. Там ты уже добыл царь-птицу, девицу или красу ненаглядную. Возвращаешься с ней, а тебя свои братья где-нибудь под мостиком уже ждут. А потом нужен ворон с водой живой и мёртвой. Богатырь долго спал, и спал бы вечно... Всё это надо было претерпеть. Неожиданный удар батюшка перенёс от своих. Мы ушли из заповедника, просто ушли. Сперва оказались в растерянности, но вернулись в Одессу, сделали детский клуб «Зубрёнок» и стали искать для детей тех самых китобоев какие-то возможности. Они же не знали, как трава растёт. Решили, что купим дом в деревне, вывезем детей, покажем всё. И когда мы искали дом, мы напали на этот самый – удивительные Жарки. Мы объехали весь север, ездили от друзей к друзьям и приехали. В конце концов нам сказали, вы чего ездите, какие-то бестолковые, у батюшки благословения взяли? Какое благословение, какой ещё батюшка? И попали мы к отцу Амвросию Юрасову. Он-то нас и благословил поехать в Жарки. Мы приехали в Жарки, а отец мне говорит, что он оказывается молился, чтобы прислали помощников. И вот с тех пор, когда батюшка увидел Жарки, он всем сердцем, всей душой понял, что вернулся домой. Мы издали увидели сияющий храм, уходящий ввысь… А потом начались трудовые будни. Как батюшка наш всегда говорил: сначала победа, а потом сражение. То есть сначала Господь дарует победу, Христос воскресе, а потом уже идет сражение твое личное, зная, что победа есть… Ну и, конечно, фильмы, которые сделал Валерий Григорьевич Тимощенко... Первый фильм назывался «Одинокий рай». Рай создан был. Плохо одиноким быть, плохо без другого человека. Батюшка же физик. А потом он защищал ещё и второй диплом по экологии в Ростовском университете. Он написал совершенно замечательную работу, которая называлась «Дом на границе заповедного».
То есть, где человек должен жить?
Матушка Анна: Нет. Это пик урбанизации. Наверное, люди очень радовались, когда всё это создавали. А потом странное какое-то явление появилось: к нам стала приезжать целая московская колония, а ведь добраться невероятно тяжело, там лишь два месяца в году, когда можно проехать… я в этом году, под старость лет увидела – растёт зелёная трава, в очередной раз, только что было ничего, и вдруг это рванулось к жизни. Она рванулась по велению Божьему, потому что она не может изменить это. Боже, какое же чудо! И я хожу по этому чуду, даже не отдавая себе никакого отчёта. А потом соловьи, лягушки… И этот храм сияет великолепный. Крестный ход наш в 12 часов обходит храм: «Христос воскресе из мертвых!» Я не знаю, что это такое. Просто не знаю. Плачу. Чего еще с тетеньки возьмешь? Плачу, умиляюсь. И говорю, слава Тебе, Господи, за всё. Слава Богу. И люди, которые приезжают, по неволе становятся жарковскими. Это батюшкина заслуга. Он очень любил людей и очень умел их принимать, умел им помочь, как-то их поддерживать. Вот это наше поколение послевоенное генетически ощущает себя поколением «детей победителей». Батюшка говорил, да знаю я, что это за поколение «детей победителей», а когда мы уже попали в Жарки, он говорил, что дети победителей – это дети Пасхи. И правда, победа – на Пасху. Георгий Победоносец, весна – всё кипит жизнью. Батюшка потом уже под старость лет любил говорить «так, я знаю пароль, а вы должны знать отзыв». Его пароль – Христос воскресе! Если знают отзыв, значит, уже наши пошли.
Е.Никифоров: Сейчас, насколько я знаю, даже у вас община такая монашеская.
Матушка Анна: Да, у нас сейчас четверо монахов. Мы приняли постриг с батюшкой в 2018 году, 3 апреля в день Серафима Вырицского. Наш батюшка Александр, петербургский наш приезжанин, стал отцом Серафимом в честь Серафима Вырицкого. А нас владыка нарек Иоакимом и Анной в честь родителей Пресвятой Богородицы. Наш храм ведь в честь Рождества Богородицы, хотя икона почитаемая – Казанская, явленная, удивительная икона.
Е.Никифоров: Но вы вскапывали не только души приезжающих, но и кругом живущих? Насколько я знаю, ты очень много потрудилась, потому что работала в воскресной школе, организовала ее, куда-то ездила.
Матушка Анна: Дорогой Женя, это не воскресная школа.
Е.Никифоров: Расскажи! Я посмотрел ваш учебник, который, слава Богу, был издан. Я бы его рекомендовал просто массово переиздать, потому что мне он методически понравился чрезвычайно.
Матушка Анна: Спасибо тебе огромное за доброе слово. Я совершенно в этом убеждена. Сначала была практика. Это как пробовать оружие сначала в бою. Работает, стреляет ли? Программа, которую батюшка создавал вместе с Сергеем Андреевичем, содержала простые пункты. Это было правильно. Батюшка очень хорошо это всё чувствовал. Он понимал, что нельзя детей нагружать понятиями такими, до которых ты, может, в конце жизни только доберёшься. Да, ребёнок богослов по своей природе. Это легко ему даётся. Когда я пришла в школу, я им сказала, дети, будем молиться за маму и за папу. Нельзя не отметить, что в провинции пьют очень много. Пили. Пили. Сейчас уже практически пить-то некому, провинция очень в печальном состоянии. И дети мгновенно откликнулись. Вот это чувство сострадания, чувство любви, им присуще. Это качество, которое дано нам от Бога, и у детей оно чистое. И программа эта опробована на всех уровнях – с первого класса по девятый. Мало того, мы с ней были ещё в техникуме нашем. В программе мы идём от простого к сложному, от простых знакомых вещей, от простых семейных каких-то понятий к понятиям высшим. И это легко. Так оно и есть, оно так устроено.
Е.Никифоров: А есть эта книжка хотя бы в интернете, в электронном виде хотя бы?
Матушка Анна: Понятия не имею. Три издания было. Первый раз мы пришли на Рождественские чтения с этой книгой. Вообще очень невероятно с ней всё получилось. Я заболела, по милости Божьей, и решила обобщить этот опыт, пока я лежу, чтобы без толку не лежать. И написала теоретически всю эту книгу. Отцы проверили. Говорят, все, давай в Троицкую лавру к отцу Анастасию, пускай там у своих проверит. Одобрили! И напечатали ее в Лавре. Книжка разошлась настолько мгновенно, что я не успела даже понять, что уже тиража нет. Один из экземпляров попал издателю «Олма Пресс». И они нам предложили безвозмездно её напечатать сами.
Е.Никифоров: Фантастика.
Матушка Анна: Да, фантастика. Мы обрадовались. Тогда отец Павел был Абинов. Сейчас он отец Алексей в чудесном Парском. Знаешь это место? В Парском храм времён Ивана Грозного, один, второй рядом, XVIII век. Там обновляются фрески. А батюшка тамошний – наш воспитанник жарковский. После сделали иллюстрированное второе издание. Отец Павел компьютерщик, Бауманку закончил. И это издание тоже разошлось с такой же скоростью. Мы диву дались. В общем я у кого-то выпросила по экземпляру. Сейчас сделали третье издание. Небольшую книжечку, просто коротенькую, без иллюстрации.
Е.Никифоров: Но в Москве-то хоть где-то можно ее купить?
Матушка Анна: Жень, я не знаю, я пришлю тебе, может быть, передам из старых изданий. Я очень бы хотела... Книжка востребованная, очень простая. Сейчас ты к детям так просто не подберёшься. Там очень лёгкий, простой и чёткий ход.
Е.Никифоров: Книга такая – читаешь как дышишь.
Матушка Анна: Спасибо тебе. А знаешь… мы с батюшкой, по милости Божьей, были в Америке в храме Усекновения главы Иоанна Предтечи. Там отец Виктор Потапов, в чьём храме мы познакомились с родственницей Серафима Саровского в шестом поколении. Удивительные дела. Подарили наши книжечки. Какие дивные я от них получила письма. Вот эта вот самая замечательная Наталья Владимировна Прессовская, Царствие небесное, написала «Я читаю эту книжку и наслаждаюсь». А я думаю, что она, уж наверное, книжек-то начиталась всяких.
Е.Никифоров: они, как диаспора наша того времени, были строгими хранителями духа церковного, духа русского и даже до какой-то фанатичности в этом доходили. Поэтому её похвала – камертон.
Матушка Анна: Мне эта похвала очень дорога. А вторая была похвала совершенно неожиданная. Похвастаюсь, потому что не могла дождаться отзыва от вышестоящих организаций. Ехала в метро, листала только что полученный сигнальный экземпляр книги. Рядом со мной сидит тётенька и, как обычно это бывает, засовывает нос в эту книжку. Вижу, что ей интересно. Я так эту книжку подвигаю, и мы с ней обе читаем. И мне надо выходить… Стойте, стойте, а вы где это взяли? Говорю, мол, подарили. Ох, как же мне это надо! А зачем же вам это надо? Так у меня же сын! Вот как раз ему это все очень нужно! Что мне оставалось делать? Я, конечно, подарила ей этот сигнальный экземпляр… для меня похвала этой женщины в метро, совершенно мне не известной… была дороже, может быть, всех других. Учителя знают, учителя расхватали книгу моментально.
Е.Никифоров: А большой был тираж?
Матушка Анна: Нет, небольшие. Тысяча экземпляров — это ведь немного.
Е.Никифоров: По нынешним временам это достаточно. Первые тиражи «Радонежа» были по сто-двести тысяч. А сейчас зайди в книжные магазины… они умирают. Там уже продаются маленькие брошюрочки, в лучшем случае. 200 экземпляров, и те с названием «Как выйти замуж». Всё, что людям надо знать.
Матушка Анна: Популярнейшая книжка… Ведь они рассылали в библиотеки, в школы. Это было все организовано, чтобы как-то народ просветить, приподнять его, направить. Но и наши тиражи последние были небольшими.
Е.Никифоров: А тем не менее, людям именно это и надо: просто, ясно, доступно, но не упрощенно.
Матушка Анна: Поверь мне, как учитель и как человек я это хорошо понимаю. Я думала, что бедная моя жизнь закончится, и я не увижу, как это слово отзовётся. Это же просто, это с первого класса, начните. Не надо ничего, не надо знаний особенных бедному преподавателю, богословских понятий, в которых он ни бум-бум, и ему страшно становится.
Е.Никифоров: Потому что схоластическое отношение к жизни такое неживое. Понятие «ну да, ну что» – это неживые слова.
Матушка Анна: Чудесная есть книжечка игумена Никона Воробьёва «О началах жизни». И как раз он пишет своему там какому-то подопечному об образовании академическом и так далее. Пишет, что невозможно найти живое слово, но просит не переживать. Вряд ли найти учителя, но, может быть, возможно найти хотя бы понимающего человека. И вот это понимание различия в схоластике и в прекрасной, дивной, живой жизни, в прекрасном, дивном чувстве, которое любой ребёнок откликается моментально.
Е.Никифоров: А вот как отличаются дети те, которые были 30 лет тому назад, когда вы в Жарки-то приехали. Я же помню, когда зима, мороз, мать Наталья на лыжи и в школу, а школа далеко.
Матушка Анна: У нас лошадка была. Хорошо возила. Это были чудесные походы. А дети, конечно, отличаются. Лет 30 тому назад я могла прийти в школу и сказать детям, что рисуем ангелов. Ангелы нам нужны? Нужны! Рисуем ангелов. Откуда они знают, как рисовать ангелов? А ведь знают! То же с праздниками. Благовещение – мгновенно. Рисуем, как Иверская икона приплыла к берегам Афона – мгновенно. У них включалась эта внутренняя видимость. Одна девочка нарисовала такой рисунок, я расскажу, потому что это невозможно… Дети, представляете, что такое храм? Он такой сияющий, золотой, вот это купол. Они рисуют. Ребёнок один мне принёс рисунок на каком-то простом листочке в клеточку: в центре сияющий желтый фломастером купол, а вокруг тоненькая тропиночка. Здесь кустик, здесь собачка, здесь грибочек, ещё чего-то. Я говорю, а что это ты нарисовала? Она отвечает, ну как же, это я в храм иду.
Е.Никифоров: Поразительно! Сам образ придуман, увиден!
Матушка Анна: А теперь вернёмся к современным деткам. Я им говорю какую-нибудь простую вещь. Давайте нарисуем что-то на Рождество. И получаю рисунки с чёрными, красными красками, страшными рожами, корявыми линиями. Они насмотрелись всякого, и оно отпечаталось в голове. Чтобы их вернуть к жизни, мне приходится давать им простые задания. Вот вам листочек, пускай каждый нарисует чашку. Каждый свою чашку нарисуйте. Хорошо, а где она стоит? А что возле неё? А это что? А это куда? Наполняем жизнью, смыслами. Я уж не говорю, как часто мне приходится буквально возвращать к чуду. Рассказываю, сколько чудес вижу, пока в школу иду. То гриб, то птица… В одной гимназии помогла очень одна женщина, художник профессиональный. Она рисовала с ними автопортреты. Очень интересная вещь. То есть мы рисуем чудеса, а внутри рисуем самое главное чудо – себя. И как дети себя ощущают и раскрывают, – очень интересно.
Е.Никифоров: Опиши хоть немножечко.
Матушка Анна: Ты знаешь, хорошо, очень даже здорово. Они практически все себя улавливают, угадывают. Самое главное то, что они понимают, что есть что-то такое, другое. И это другое – оно есть. И самое главное – молиться надо. Молиться о стране нашей, о наших мамах, о наших папах, о деревьях, животных, бабочках, которые летают, чтобы всё жило, было красиво и хорошо.
Е.Никифоров: В наших радонежских гимназиях мы очень радуемся таким деткам. Чистота невероятная.
Матушка Анна: Данную от Бога чистоту очень трудно уничтожить, хотя все силы прикладываются к этому.
Е.Никифоров: Мы в школах наших детей держим как можем дольше. До вечера. И кружки тут же в школе. А какой театр они устроили на Рождество. «Снежную королеву» поставили. Играли с такой отдачей. Этот Кай, совсем щупленький, маленький, но такой активный, такой талантливый. Он так эту Герду любил. А Герда – какая-то особенная девочка. Вот есть такие девочки, которые родились уже особенными, как артистка из кинофильма «Раба любви», заламывающие руки, с вечно печальными глазами. И тут ещё Андерсен – самый христианский писатель, который даже в советской обработке атеистической не потерял своего глубинного смысла, который ребята в сказке и показали. Дядя Женя на старости лет рыдал все полтора часа от умиления. Больно детки здесь хороши. Но вернёмся… кроме этого учебника ты же написала немало книжек. Они небольшие, но...
Матушка Анна: Маленькие. Мне очень жаль, что я не притащила совершенно замечательную толстенькую книжку, которую издала Лена Пелевина. Я как-то принесла ей почитать что-то, она вдохновилась, и немедленно мы издали книжку, которая называлась «У каждого храма своя история».
Е.Никифоров: Вот оглавление читаю. О храме. О прихожанах, Бабушка Катя. Чудеса. Видения. Отец Амвросий и Смерч. Отец Нестор и НЛО. Неофиты. Дивны дела Твои, Господи. Урок. Святые. Дядя Веня. Как тетя Шура кота поймала. Скорби. Я не прочёл эту книжку, просто смотрю перечень главочек. И часть вторая.
Матушка Анна: По поводу второй части два слова скажу. Дело в том, что это уже 30 лет спустя. Когда писалась первая часть, было неудержимое впечатление от Жарков, которое невозможно было сдержать никак. А нам говорили, «записывать надо было, тогда бы и помнили, что к чему». И думаю, нет, эту летописную вещь надо записать. А вторая часть… Если ты, может быть, ещё помнишь, у нас такой блаженный был жарковский. Похоронен у нас за алтарём, Мишенька Блаженный. Он умер в 60-м году, а во время колхозов говорил, что «Жарки скоро будут, как скит, но ничего скверного там не будет». И это было очень смешно. Вдруг там начинают строить дорогу. Приезжают экскаваторы, что-то роют, копают. Какой тут скит, когда здесь ездили на лошадях, на телегах и на тракторах – вот и весь наш транспорт. А тут, значит, надо, чтобы автомобили ездили. Делают дорогу. Уже подсыпают каким-то там гравием. Смотрим и думаем, что Мишенька ошибся. Мало ли, бывает, блаженный тоже ошибается. А что ты думаешь? Советский Союз рухнул. Рухнул! И дорога кончилась. Там, где они землю сняли немножко, стали расти берёзы и сосны. Получилась нерукотворная аллея, которая сейчас выросла в прекрасную, дивную сосново-берёзовую аллею. Тогда батюшка сказал, чтобы взяли у него бетонные какие-то штуки и положили на дорогу. И у нас, как в той сказке, есть дорога и нет дороги. В общем, для детей машина какая-нибудь храбрая и проедет. А потом одни храбрые ребята стали оглядывать карты какие-то. Спрашиваю, что хотите делать? Да мы вот здесь вот дорожку проложим. Ну, говорю, ребята, лучше не надо, советский СССР рухнул, а уж ваша фирма точно куда-нибудь загнётся.
Е.Никифоров: Но ближайшая дорога и станция автобусная, я помню, была в пяти километрах, да?
Матушка Анна: Даже семи. Всё заросло сейчас. Дороги этой нет. Мы едем только в обход, через какие-то обходные пути.
Е.Никифоров: Мы с ребятами посещали отца Амвросия, который там пребывал долгое время и тоже был центром притяжения для московской интеллигенции... Мы возвращались иногда, туда-то ехали на санях, даже розвальни, крытые кожухами какими-то. А обратно, мама родная, возвращаться-то надо, потому что все всё-таки работают где-то. А там оттепель такая!? Мы же городские люди, обмотались целлофановыми пакетами. Думали, можно по льду, по крошке этой идти по целлофановым пакетам. Конечно, прошли два-три шага, всё порвалось. В пакетах, по пояс уже в холоднючей, студенной воде, эти семь километров. Но настолько были мы молодые, настолько энергичные, настолько вдохновлённые и облагодатственные отцом Амвросием. Такое состояние повышенной защищённости, будто нервная система духовная работала незнамо как хорошо. И всё это ещё – экология. Громадные леса кругом, всё защищено. В фильме Тимощенко «Одинокий рай» – это райское такое место, обитаемый рай. Раньше казалось, что это действительно источник... Леса будут расти, восполняться, само собой, природа будет восстанавливаться. Что с этим-то происходит?
Матушка Анна: Женя, это тема для отдельного рассказа. Печальная очень картина с провинцией… Вот у нас Ленечка есть такой, который доит коров. Он такой блаженный, этот Лёня. Спрашивает, мы войну-то выиграли почему? Потому что коровы были. Корова всех кормила, вот и выиграли. А сейчас? Я думаю, удивительно, какому небывалому натиску подвергается провинция. Не понимаю, почему. Больницы, школы, родильные дома, совхозы, административные пункты... А что со школами было? Мы свою школу отстояли только благодаря вот этим святыням Отечества. Больше никаких шансов. То есть мы поехали в Иваново и сказали, ребята, у нас новая программа, мы опробуем нашу школу экспериментальную, и нас оставили как экспериментальную школу. И сейчас последний акт этой страшной драмы – уничтожается лес.
Е.Никифоров: А больницы, родильные дома?
Матушка Анна: Ничего нет. Ни родильного дома, ни больницы на берегу реки. Ничего нет. Есть маленький пункт с фельдшером и доктором, которые в лучшем случае укол тебе как-то сделают. Больше ничего. Рожать – в Кинешму... К врачу не попадёшь.
Е.Никифоров: даже в Москве я встретился с ситуацией, когда у меня судорога была очень мощная. Сестра приходит, я попросил хотя бы спазмолгон, магний. Ответ: нам всё запрещено. Могу, говорит, вызвать Вам скорую помощь. Каким-то образом заморозкой она мне заморозила все на время. А так – ужасно больно и неприятно. Я был потрясён недоверием. В любой аптеке безрецептурно можно приобрести лекарство. Гнилой царизм, потом нехороший коммунизм – все поддерживали провинцию всеми силами, какими только возможно. И только сейчас какая-то странная ситуация. Провинция закатывается вообще под ноль. Люди такие хорошие, такие творческие, не сдаются. Они выживают в условиях нечеловеческих, что-то делают, пишут стихи, песни поют. Но последний акт этой драмы – это когда уничтожается лесное пространство. Упразднены полностью лесхозы. Мы писали во многие инстанции. Безрезультатно и безответно. В конце концов, к нам приехал прокурор Ивановской области. Нам позвонили и сказали, скорее бегите, прокурор приехал, он вам сейчас... Пришли. Совершенно замечательный, милый, хороший такой средних лет человек. Просмотрел наше заявление, очень ласково нас встретил, очень замечательно. Говорит, я займусь этим делом сам. И через какое-то время мы получили от него два сообщения. Одно письменное через интернет, а второе – пришёл просто конверт. Мы все поняли, между строк всё читалось. «Мы так-то и так-то, мы то-то и то-то, мы это сделали. Всё находится в соответствии, всё согласовано». Что согласовано, с кем согласовано? Я просто поняла, что там было написан другой текст. «Простите, я ничего не могу сделать…» Когда уже за Жарками стали выпиливать лес, кто попало, мы всё-таки не смогли больше выдержать, встретились с лесничим нашего лесничества. А оказывается, он вообще один работает. Народу нет, штата нет.
Е.Никифоров: А пространство гигантское.
Матушка Анна: Именно. И если раньше территории были разбиты на лесничества, зоны, лесник знал, какие у него деревья, он клеймил, он выдавал эти деревья, расчищал, производил рубки были санитарные, рубки осветления и рубки ухода, всё что угодно. Сейчас ничего нет и... Там, где лес выпилен, там пни и всякое такое. Потому что тратиться на восстановление никто не будет.
Е.Никифоров: Лес сам не воспроизводится?
Матушка Анна: Лес воспроизводится, но ему это очень трудно. Я тебе скажу, почему. Система очень сложная. До стадии дубов идут сначала стадии кустарников. Если почва не подготовлена, не распахана, то деревья не осеменяются, потому что им трудно укорениться. Должна быть почва подготовлена, и семенное дерево должно оставаться. Но тратиться на это... Закон получения прибыли он очень жёсткий. То есть ты должен... Прибыль, значит, не можешь позволить себе тратиться на лишние какие-то вот эти вот мероприятия, которые прибыли тебе не приносят. Посадка деревьев тебе прибыли не приносит, как и расчистка территории. Некогда этим заниматься. Весь лес, который не вырублен... Буря была, и он в таком состоянии захламлённом, даже не знаешь, что хуже. Где вырубят, может быть, там ещё что-то вырастет, а где захламлён, там стоят тощие, осыпающиеся, чахлые деревья, которые подвержены жуку, пожарам, гниению, чего угодно, только не того, чтобы там жили какие-нибудь звери. Ко всему прочему они вырубают лес. А ты знаешь, что такое экология – это биогеоценоз, когда связано одно с другим. Было болотце, оно высыхает, жили лоси-кабаны, они не знают, куда им бежать, потому что каждый зверь привязан к своему месту. И приезжает такая бодрая команда на шести машинах и отстреливает все, что там ходит и бегает. Мы это видели много раз.
Е.Никифоров: Ради удовольствия, что ли? Охотники?
Матушка Анна: Охотники? Охота пуще неволи. А что же не отстрелять, если можно отстрелять? Они никуда не уходят, не могут сообразить, куда им идти. У нас выпилен весь Башаринский лес, огромный, прекрасный массив, дивный, сколько мы туда ходили!? Я не говорю про ягодники и прочее. Это трагедия страшная. Слез я пролила немало, уже их и нет. Но теперь меня мучает вопрос… К кому обращаться, я не знаю. Не хотела даже смотреть. Молюсь только. Пусть будет, как Господь управит. Но периодически я вижу, что выбирают лес прямо у дороги. Раньше всё-таки по кустам, подальше, а сейчас уже с дороги выбирают лес. Чего там мелочиться? С дороги так удобно, раз-два увёз и всё. За эти годы у нас полностью уничтожены Махлово, Башарино, Талицы. И как батюшка говорил, им не больно. А те, которые остались в наших местах, сами как звери, они уже смирились с этим всем и воспринимают всё как неизбежное. Плачут, ругаются, проклинают, а сделать ничего не могут. Ничего, ничего сделать нельзя. Лесничего, который к нам приезжал, звали мы приехать и посмотреть. Что ж это такое? Спилили лес, выбрали середину, остальное всё бросали, и как попало? Ужасно! Он говорит, а что же люди молчат? А где вы людей-то там видите? Всё обезлюдило, людей-то уже нет. Ну, в общем, это трагедия. Не знаю, есть ли какие-то экологические организации, в которые можно обратиться.
Е.Никифоров: Думаю, надеюсь, что есть такие. На акции «Аллея славы» я познакомился с Андреем Сергеевичем Порошиным. Он советник министра природных ресурсов и экологии Российской Федерации. Это уже какая-то связь. Он и участник программы «Время героев». Его в числе первых Путин поставил на высшие государственные должности руководить. Они собирались вернуться туда к ребятам, к сослуживцам. Это их жизнь там сейчас, в этом СВО. Там мужское братство, которое привлекательно чрезвычайно, там реализация силы мужской. Но нужно и послужить Отечеству на этом поприще Министерства природных ресурсов и экологии Российской Федерации. Они мониторят много, понимают, но картинка снизу – это всё-таки очень важная вещь.
Матушка Анна: Эта картинка снизу очень отличается от картинки сверху. Очень. Дело в том, что в Москве есть такая организация, которая на конкурсной основе выдаёт им лицензии на выборку леса. И она, как бы сказать, ничего не нарушает. Но выбрать лес нетрудно, трудно ухаживать за лесом – и это две большие разницы. Катастрофа, когда на таком огромном пространстве вырубается лес. Это никогда не делалось просто так. Это обречённый лес... «Лес по дереву не плачет», стихи есть чудесные. А плачет лес по дереву, по каждому дереву плачет лес. Входишь в этот лес, и чувствуешь эту скорбь.
Е.Никифоров: Вспомнил стихи Бродского? Прячась в логово своё, волки воют: - Ё-моё!
Матушка Анна: Совершенно правильно, совершенно так. Из кабинета министерства этого ничего не видно.
Е.Никифоров: Ну, вот парень-то этот как все-таки от войны. Там другое совершенно понимание жизни и ответственности, второе другое понимание. Войдёт в курс, поймёт, если мы ему поможем.
Матушка Анна: Дай Бог, дай Бог. Все время думаю, ребята наши, дай Бог, одержат победу, вернутся и что они увидят? Скорлупку от яичка выеденного, там ничего не будет. Вместо леса огрызки одни будут. Это восстанавливать сколько?
Е.Никифоров: А ваша обитель какую роль играет? Во-первых, можно ли к вам приехать? Паломники у вас есть?
Матушка Анна: К нам все время приезжают, и летом, и зимой. Разместить у нас есть где. Но масштабы скромные, не автобусами, столько мы не разместим. Но у нас рядышком много прекрасных обителей. Отец Мелитон, которого мы прекрасно любим и знаем, с его подворьем. Очень многие оттуда ездят к нам, мы дружим. Есть у нас летние варианты размещения. Зимних редких гостей мы тоже разместим, там, где печки есть.
Е.Никифоров: А куда писать-то, если что?
Матушка Анна: Ивановская область, Юрьевецкий район, село Жарки, настоятелю храма отцу Серафиму. Места удивительные… Все приезжают и говорят, почему у вас такой храм теплый? А бабушки молились в этом храме? До сих пор нам хватает, хотя мы в подметки им не годимся.
Е.Никифоров: Да, вы-то застали парочку этих удивительных молитвенниц, которые там еще были.
Матушка Анна: Да, бабушка Катя, тетя Шура, не только парочку.
Е.Никифоров: Это духовный урок, преемственность, когда ты реально видел.
Матушка Анна: мы когда приехали, нам эти бабушки сразу сказали, а у нас хозяйка –- Казанская, она все нам управит. Это действительно так. Казанская, теперь мы это понимаем, как она управляет, детишек посылает, работу устраивает. Это так естественно, так и должно быть.
Е.Никифоров: Никаких чудес. Потому что так устроена духовная жизнь. Если следовать этим евангельским заповедям и законам, то Господь все пошлет, и Матерь Божия, безусловно, поможет. Мы живём в Москве не в таком удивительном окружении чистоты полной.
Матушка Анна: Но Москва полна святынь, что ты!?
Е.Никифоров: И святых, на самом деле. Это я снова вспоминаю наших ребяток из гимназий, погибших на СВО. А батюшки со своими программами, умницы. А кто у нас в храмах? Боже, а кто у нас слушатели нашего «Радонежа»? У нас эфирное братство. Мы все эфирные люди, мы все небесные создания. Да, да, да. И наши слушатели – это те, кому это интересно спасаться, кто осознает ответственность за то, что мы существуем. Поэтому, братья и сёстры, благодарю вас всех ещё раз. Благодарю всех слушающих сегодняшнюю нашу программу за то, что она состоялась. И хорошо об этом и не забывать. Мы живём вашим усердием!
Матушка Анна: А мне кто-то сказал... «Молитесь, спасайтесь и слушайте «Радонеж».
Е.Никифоров: Нет, там немножко иначе. «Молитесь, поститесь и слушайте «Радонеж». Это мем, который придумали бурсаки Лавры Троице-Сергиевой. Спрашивали они, не обижаюсь ли. Что вы, ребята, – это же чистая правда. Наша концепция, если уж прямо говорить. Спасибо всем, кто молится, кто спасается, кто слушает радио «Радонеж». Сегодня я с большой радостью беседовал с матушкой Анной Бухаровой, старинной моей приятельницей, матушкой отца Виктора Салтыкова, потом Иоакима Салтыкова, замечательного деятеля нашей культуры, духовника Ивановской епархии. Ему очень многие благодарны за его живую духовническую деятельность. Он ни для кого не экономил время.
Матушка Анна: Всегда приходил на помощь. Да и сколько людей приходит ко мне, рассказывает, как он помогает сейчас уже, когда его нет.
Е.Никифоров: надеюсь, мы еще здесь в студии встретимся и почитаем что-то из ваших книжек. Книга ведь концентрирует мысль.
Матушка Анна: И вам огромное спасибо за эту беседу, за возможность как-то сообщить свои волнения, поделиться своими радостями. Это общение очень для нас дорого. Храни Господь. С Богом.
История одного храма. Из записок матушки Анны.
«Святость»
Неофитскому рвению предела не положишь. Уже вскоре после рукоположения отца Виктора во иереи приехали в Жарки очередные гости-паломники. А их в Жарках каким-то образом всегда бывает много. Солидный дяденька был слегка под шофе и любвеобильными глазами взирал на все вокруг. За чаем он просто сказал: «Вы - святые». Но мы-то ученые, знаем, что похвала есть оружие лукавого и подножка подвязающемуся. И поэтому тут же начали ему втолковывать, что мы напротив – очень грешные. Дяденька чай пить перестал и странно так начал на нас смотреть, с ужасом даже. И вдруг встал и негодующим голосом воскликнул: «Да как же это так?» Это что же, и вы такие же? Тут мы, в свою очередь, такому повороту изумились. В общем-то, прав дядька. Мы на бабушек смотрели, как на святых, а он также на нас всех, кто в Церкви. Откуда святость берется? Последние первыми будут… Бабушки наши для всех были последними. Никто их и в расчет не брал, а мы пришли и видим – святые. Вот в точности, как отец Тихон Шевкунов написал «Несвятые святые», а мы просто рады уже тому, что знаем, что святость есть. И мы ее видели! Ведь она и есть-то единственное для человека назначение.
«Цветы»
Сначала в Жарках цветут маленькие синие фиолетовые хохлатки, в лесу поляны белых подснежников. Красота неописуемая, радостная. Потом по сыроё еще земле расцветают жёлтыми нежными розочками купальницы, или жарки. Все склоны украшены этими чудесными цветами. И вот земля высохла, и на неделю-две вместо крупных жёлтых пятен всё сплошь покрывается мелкими восковыми лютиками. Миллионом этих лютиков. Будто эта солнечная радость уже разливается через край. А потом ещё более высокой волной вскипает воздушная белоснежная кашка. А в это время, сменяя друг друга, цветут тёрн, сливы, яблони, черемуха, сирень, калина. Летают толстые майские жуки, заливаются соловьи, и хором квакают лягушки. И представьте, – всего этого можно не видеть. Можно даже забыть, что это есть, когда ты живешь в черте асфальта. Можно все эти лютики, кипреи и ромашки закосить под цивилизованный газон и даже никогда больше не догадываться, какая жизнь таится в земле. Какая информация? А любой крестьянин эту информацию знал: информация о радости жизни, о силе земли. Максимовна мне рассказывает, как дедушка в их баньке валенки валял. Это, оказывается, дело нелёгкое. Дома тётя Шура делала большой валенок из сырой шерсти, а в бане дед его обрабатывал, валял до нужного размера. Все это в горячей воде, в пару. Еще и кислота иногда использовалась для крашения. Были специальные колодки нужных размеров, на которые эти валенки надевались. Дед приходил весь мокрый, усталый, но ведь старались делать хорошо. Потом эти валенки надо было отвезти на базар в Юрьевец. В Юрьевце этих тружеников нередко гоняли милиционеры. А шерсть тоже надо было купить – не все держали овец. Порода этих овец называлась «Романовская». Благородный серый цвет у шерсти. А шерсть надо было еще сбить. А на шерстобитной фабрике с ночи очередь надо занимать – народу много валенками тогда занималось по домам. Умели. Продадут, ну, хочется и гостиницев купить. А деньги надо припрятать. Тетки в лиф прятали. Тетя Шура про свою соседку рассказывала. Положила она деньги на груди и говорит:
– Как же без них было легко, а с ними-то как тяжело! Долго потом все вспоминали про эти «тяжёлые деньги».
Максимовна говорит:
– Приеду весной домой, а мама уже весь огород вскопала.
Я ей говорю:
– Мама, ну зачем ты все сама-то?
А она:
– Так впереди меня Казанская копает, а я только за лопату держусь.
Я ей:
– Мама, ну посмотри, руки-то какие грязные!
Она:
– Людка, да какая же это грязь?! Это земля.
У Максимовны еще была бабушка Ольга, строгая, и тетя Шура строгая. Да и Максимовна сама тоже. И Казанская ведь тоже строгая. К ней, абы как не подойдёшь – сразу одёрнет: или лампадку загасишь, или масло разольешь, или головой стукнешься. Но если о чем попросишь, да от сердца, да по правде, – отликнется. Максимовна как-то девчонкой у бабушки спросила:
– А ты дедушку любила?
– Я дедушку жалела, — так ответила.
А девочка снова спрашивает:
– А он тебя?
– Он меня уважал. Вот так, и не наоборот. Она своего мужа жалела, а муж свою жену уважал. Поразительные слова, точные для всего устройства крестьянской жизни. А ведь мы-то не строгие, порядок потеряли, как бездумные или беспризорники. Счастье, когда у нас есть бабушки и дедушки. Да и вера-то на Руси от бабушки пошла. Звали её тоже Ольгой, и тоже строгая была. А наша бабушка Муся, тоже бабушка серьёзная, кубанская, всего повидавшая, конец жизни своей провела в Жарках. Она собирала травы, лечила народ, вязала носки. И как-то сказала отцу Виктору:
– Знаешь, сыночка, я раньше думала, что есть люди плохие и хорошие. Нет, люди как цветы, просто все разные.
Добавить комментарий