О современном и православном кино

Слушать: https://radonezh.ru/radio/2025/11/22/21-00
Смотреть: https://rutube.ru/video/981224b7473bc487addd0da5ccb91ba3/

С. Комаров: - Завершился кинофестиваль «Радонеж». И сегодня мы беседуем с членом жюри кинофестиваля «Радонеж», выпускником ВГИКа – Андреем Щенниковым. Расскажи, пожалуйста, свои впечатления о фестивале, какой уровень работ, что запомнилось?
А. Щенников: - Я вообще в шоке от количества работ, которые мы получали. Не помню, чтобы у меня в последнее время был такой длительный марафон по ежевечерним просмотрам разного рода работ: и мультипликация, и телевизионные фильмы, и документальные. И более того, я никогда так много не смотрел именно документальных работ, потому что больше занимаюсь игровым кино. Я поражён в первую очередь тем, что так много обширных тем на территории нашей страны, о которых еще можно бесконечно говорить. В такое время, когда уже все сказано, все рассказано, все истории написаны, сделаны, – но нет. Меня больше всего поразили, конечно, работы о русской глубинке, снятые людьми из этой же глубинки. Это не какие-то столичные ребята поехали, что-то там изучают, рассказывают. Нет, именно местные про себя снимают. Запомнился фильм «Моя родина, Алтай». Автор практически каждый год что-то присылает, каждый раз что-то разное, но всегда про Алтай. Это как минимум просто очень трогательно и просто радостно, что такое есть. Но мне ещё очень понравился фильм, который называется «Витим-Навигатор». Это просто был мой фаворит, потому что он рассказывал о каких-то дальних, таёжных деревнях. Я сам много езжу, путешествую по России, но там еще не был. Вот наш друг общий, священник из храма Антипы отправился к себе на родину в Усть-Илимск. И фильм про те же территории. Разговоры с простыми людьми с обычными проблемами. В течение фильма они могут ехать, у них может заглохнуть двигатель, они несколько минут экранного времени его пытаются починить… Такого просто очень мало! Я всегда стараюсь обращать внимание на фильмы про далекие-далекие города, деревни, провинции, потому что это на самом деле не так далеко от нас. Мы думаем про тысячи километров, а сел на самолёт или поезд – день, и ты уже там. Стирается пространство. И ты так же у себя в стране, но очень далеко. Помню был первый раз в Сибири. Поразило, что так далеко от дома, но это все равно еще моя родина. Там те же люди с теми же проблемами, и такие же радостные, добрые, такие же суровые, хмурые, как у нас здесь в городе. Вот только это все отчётливо видно. И когда это можно увидеть в кино, – большая редкость, потому что обычно это либо такие репортажи, где все пытаются причесаться, что-то аккуратненько показать, как у нас там хорошо, такие, знаешь, парадные истории. А тут не парадные истории, а реальные, люди сами про себя снимают и не пытаются кому-то кем-то показаться, а просто показываются настоящими. Вот это здорово, потому что расширяет кругозор особенно юных людей, молодёжи, которая ничего не знает. Кто-то приезжает в Москву жить, забывая малую родину, а кто-то привык к центральным историям и просто теряет понимание, что есть такие же ровесники, которые где-то там в деревне живут, занимаются промыслом, охотятся. И вот это их жизнь. Такое кино мне очень нравится.
С. Комаров: - Как думаешь, как открыть это кино широкому зрителю? Ведь прошёл кинофестиваль, члены жюри посмотрели, узкий круг заинтересованных посмотрел, и потом это кино будто бы куда-то пропадает. Ведь столько фильмов классных.
А. Щенников: - Да, но мне почему-то кажется, что что-то точно не пропадает. В основном люди смотрят в интернете сейчас. Начинают развиваться интернет-платформы, финансируются проекты, которые снимаются только для  таких интернет-платформ. Раньше было большое кино, которое крутилось в кинотеатрах, по телевизору. Интернет больше подразумевал формат ручной работы, сделанного на коленках, как блог, тревел-шоу. Люди снимали про себя на фронтальную камеру своих телефонов, а сейчас интернет-контент из каких-то самодеятельных работ меняется, берет все лучше от киноязыка. И мы на пороге того, что то, что мы смотрим в интернете, становится таким же ярким, запоминающимся, как кино. Надо просто не стесняться брать эти приёмы, возможности, которые в целом дает мир кино. Человек может снимать все на телефон. Может сам озвучить на микрофон, что-то рассказывать, музыку писать. Сколько много в Советском Союзе было потрясающих передач!? Не только о каком-то краеведении, но и о науке, например, о физике, о химии. Если вот это брать, использовать основные приемы для своих же самостоятельных работ в соцсетях, все это будет пользоваться большой популярностью.
С. Комаров: - Сейчас действительно происходит слияние кино с миром любительской блогосферы, любительской съёмки. Должно ли это повлечь какой-то всплеск качества со временем? Сейчас каждый немножко оператор, продюсер и  сам себе режиссёр. Фильм можно снять на хороший телефон. Во что это выльется? Пока повышение качества киноиндустрии мы почему-то не видим.
А. Щенников: - Пока что я вижу обратный процесс: кино стало более элитарным и более узконаправленным. И чтобы приблизиться к зрителю, оно начинает копировать приёмы из любительской съёмки. Часто появляются какие-то кадры в фильмах, которые там также сняты на телефон, специально небрежно, как домашнее видео, полупрофессиональное или любительское. Кино пытается, наоборот, упрощаться. Это вообще большая проблема. Люди должны стремиться к красоте, дотягиваться, а здесь, наоборот, великое начинает упрощаться для того, чтобы быть более понятным. Это плохая тенденция, потому что в итоге все просто растеряется. Растеряется ремесло, растеряется школа. У нас, слава Богу, в России отличная школа кино. Весь мир, изучая историю кино или операторское и режиссёрское мастерство, все обращаются к нашим советским работам, по ним наизусть каждый кадр изучают. Такая методичка для всего мира. Сейчас же мы ничему не можем научить, потому что мы пытаемся так же упрощаться, быть понятными и доступными. Но школа есть, еще живут и мастера. Надо просто быть чуткими к ним. ВГИК часто ругают за то, что он как раз-таки слишком консервативный, несовременный, не соответствует тенденциям даже простых ремесленных работ, начиная от профессиональных современных камер, заканчивая приборами, светом и всем остальным. Но именно во ВГИК нужно идти только лишь потому, что это единственное место, где осталась школа. Все уже перешли на интенсивы. Курс в два-три месяца, и все, ты выходишь оператором. Месяц – и ты уже драматург. А люди по 6-7 лет учились, готовились, поступали. Не с первого раза! Тратится большое количество юности на это. Поэтому у нас еще есть порох в пороховницах.
С. Комаров: - А все-таки, хотел бы чуть-чуть остановиться на этой теме. Берут ведь очень серьёзные, сложные темы. Например, снимаем сериал о Пушкине, или фильм по Достоевскому недавно вышел, «Преступление и наказание» с замечательным Иваном Янковским. К нему-то вопросов нет. Прекрасно играет. Но в целом, почему-то у большинства зрителей это вызывает разочарование. Как будто глубины, понимания не хватает, будто много подражания голливудским штампам. Вот что происходит?
А. Щенников: - У меня есть ответ на этот вопрос. Пытаются каким-то образом переосмыслить великое наследие. Пушкин у нас теперь будет рэп читать. А что если «Преступление и наказание» в нулевых!? Раскольников, современный Петербург. Пытаются что-то переосмыслять, добавлять новое дыхание какое-то. И опять-таки, это работает на упрощение! Эти великие произведения весь мир изучает уже больше ста лет. И вот оно вдруг становится более понятным, под весёлую музычку, то ли клип, то ли не клип. А в произведении есть уже все! Вся сила есть в самом центре произведения! Надо просто очень деликатно с ней, не переосмыслять, не создавать своё впечатление от. Хотя и такое тоже может быть. Но надо быть серьёзным человеком, чтобы твоё личное впечатление не оказалось слабым. Не знаю… Набоков писал, что любое произведение – то, что автор хотел написать, то, что он написал, и то, что в итоге прочитал читатель. И то, что прочитал читатель, не менее важное, чем то, что писатель хотел написать, когда ещё не приступил. Поэтому надо просто хорошо уметь читать, видимо. А читают, видимо, плохо. Поэтому всё рассасывается. Но сила есть. Она не может уйти. Я часто смотрел отрывки из зарубежных постановок того же Чехова. Если это не эксплуатация Чехова, а действительно любовь к драматургии, к классическому театру, то тогда сила, которая есть в пьесах Чехова, любую, даже самую холодную европейскую душу не оставит равнодушной, все равно выйдет наружу и попадёт в зрителя. Мы тоже можем, но пытаемся как-то все время ухитряться, и, может быть, даже выезжать за счет великих предшественников, не вдохновляясь ими, не продолжая их идею, а как-то себя продвигая. Это просто неделикатно и грустно. Хорошее впечатление слышал о новой картине про Лермонтова. Подошли к работе очень красиво, хотя бы визуально. Была попытка не как-то прорекламировать, грант отработать, а просто наслаждались той эпохой, Северным Кавказом. И Северный Кавказ такой могучий, и если ты его просто без каких-то преукрашиваний просто покажешь таким, как он есть, это уже великое кино про Северный Кавказ, а еще на фоне – Лермонтов на коне, – это очень красиво. Не хватает неторопливого любования. Смотрим «Преступление и наказание». Автор любит произведение, понимает, про что текст, он в него попадает, там ведь и сильные религиозные аспекты? Или ему хочется покопаться в психологии Раскольникова, как появляется демон, который что-то ему там нашептал. Начинается уже придумка над придумкой, и восторг, любование оригиналом просто стирается.
С. Комаров: - Отцу Андрею Ткачеву я задавал этот вопрос. Он ответил коротко: режиссёры Евангелие не читают. Как считаешь, есть в этой реплике здравое зерно? Ты же сам в этой тусовке свой, знаешь всех этих людей.
А. Щенников: - Сто процентов, да. Более того, я же готовлю ребят к поступлению во ВГИК. Ну, операторам не обязательно, Бог с ними, я их жалею, но когда режиссёры или будущие сценаристы приходят и хотят поступать, первое в списке литературы – Евангелие. Даже если человек вообще никак не связан с церковью, я просто говорю, что ты должен понимать, что вся основа основ и вообще центр всей трагедии человечества и человеческого бытия - всё там. Там и трагедия, и выход из неё, и весь конфликт, и всё есть в этих четырёх маленьких Евангелиях, которые написали четыре евангелиста, которые можно прочитать за два дня любому школьнику. Мне кажется, надо проходить Евангелие в школе обязательно. Не какой-то ОПК, а как Шекспира читают, так же нужно Евангелие читать. Все драматурги говорят, что сюжеты всех произведений есть у Шекспира. Все! То же самое можно сказать и про Библию, и про Евангелие. Все сюжеты там есть, все образы.
С. Комаров: - Да, список мировых сюжетов небольшой на самом деле. Христианская культура родом из Евангелия, откуда же еще. А как считаешь, коммерциализация кино, когда нужно продавать, продюсировать, это тоже влияет на качество?
А. Щенников: - Влияет, но это было всегда, и как минимум просто потому, что кино – это очень недешёвый продукт. Это самый дорогой вид искусства, им очень сложно заниматься, чтобы это было хорошо. Если захочешь на плёнку снять, то тебе понадобится просто колоссальное количество денег потратить, чтобы купить плёнку, чтобы потом проявить. В России осталось 2-3 места, где можно проявить киноплёнку. И это очень дорого. Все мои знакомые, которые проявляют киноплёнку, как правило посылают ее друзьям куда-нибудь в Берлин, там проявляют, обратно присылают в Москву, – так дешевле. У нас это делается очень сложно и дорого. А это просто пленка! Лишь один из маленьких аспектов. Можно и на цифру снимать, но дальше сколько всего? Звук записать грамотно! Целые отдельные команды людей это делают. Поэтому это очень затратно. А людям-то надо воздавать за их работу, поэтому придётся как-то это окупать. И мне кажется, хорошо, когда кино хорошее, и оно хорошо продаётся. И вообще, я считаю, что это правильная тенденция, когда действительно можно на ремесле зарабатывать. Хороший плотник сделает какую-нибудь красивую мебель или какую-нибудь коробочку. Почему бы нет? Недавно думал… Какая-то претензия прилетала в нашу церковную лавку, что очень дорого продаём церковные предметы. А надо вспомнить просто, что вообще в целом предметы церковного искусства невероятно дорогие, если качественные. Зайдите в любую сокровищницу любого монастыря, где есть древние книги, иконы, оклады. Это просто какие-то колоссальные бюджеты, потому что это великое человеческое искусство, восхваляющее Создателя. И наше искусство, кино, это глобально серьёзный акт, и он должен цениться, должна быть цена хорошему. Как только вопрос про деньги, сразу вопрос про экономику, вернее экономию. Соответственно, все начинают экономить, поэтому сокращаются количество смен, сокращается количество репетиций. Всё на кино влияет. Было бы гениально, если бы было неограниченное количество возможностей у режиссёра, он бы мог заранее с актёрами каждую сцену репетировать. Вот этого нет у нас. Мы такое не можем себе позволить, потому что это отдельные занятости дней у актёров, которые параллельно где-то еще снимаются. Но когда кино окупается – это хороший признак. Все хорошие режиссёры имеют возможность научиться балансировать между вещами, связанными с бизнесом и с искусством, чтобы одно другому не наступало на ноги.
С. Комаров: - Талантливый честный режиссёр даже за деньги будет делать хорошо. Моцарт писал на заказ.
А. Щенников: - Достоевский писал главу, шёл продавал. «Игрока» он написал, чтобы долг карточный отдать.
С. Комаров: - Православное кино вообще-то существует? Некоторые спорят, говорят против такого термина. Вроде как хорошее кино и есть, по сути, православное, потому что оно учит добру. Но все-таки фестиваль православного кино «Радонеж»… Как ты считаешь?
А. Щенников: - Понимаю абсолютно мысль о том, что любое хорошее кино априори христианское, но здесь встанет вопрос, а что тогда плохое кино? И тут уже у каждого свой вкус. Есть просто тематические истории, которые непосредственно рассказывают о вероисповедании, о религии, о каких-то вещах, связанных с Церковью. При этом делить очень неправильно. Представим себе какой-нибудь идеальный кинофильм или мультфильм, легендарный на весь мир. Почему-то приходит в голову всё время Миядзаки. Ну, взять его культовый фильм «Унесённые призраками». Начиная с 2010-ых мир начинает как калейдоскоп  распадаться. И каждый в своём локальном лагере своих новых ценностей пытается у Миядзаки забрать его достижения. Какие-нибудь экоактивисты говорят, что он снимал только про экологию, мол, Япония разрушается, феминистки начнут говорить о том, что у него сильные женские образы, он первый феминист, который начал про это говорить. Все пытаются мнение великих людей раздирать на какие-то очень упрощённые и не вечные, какие-то конечные свои мнения. Не надо стремиться к тому, чтобы даже нам, православным, забирать вечные, хорошие и правильные мысли, написанные великими авторами, снятыми великими режиссёрами, забирать под себя и трактовать как-то. Это неделикатно очень по отношению к любому произведению. Вот потому я и говорю, что, если рассуждать логически, просто и рационально, действительно, любая великая, по-настоящему великая идея непосредственно упирается в евангельскую мысль всегда. Другое дело, что очень мало фильмов, которые могли бы проповедовать православие и Церковь Христову, не завуалированно через абстрактные идеи о добре и зле. Нет фильмов, которые несли бы это целенаправленно, не боясь показывать по-настоящему Церковь. Даже просто визуально, сюжетно. А если и есть, то часто бывает приправлено сатирой.
С. Комаров: - Сериал «Монастырь» как раз из этой области.
А. Щенников: - Да, там не было откровенного глумления, и не было цели изобразить с любовью. Нет любви в сердце. Последнее, что появилось, - «Страсти по Матфею». И то не потому, что автор пытается проповедовать, что Церковь – это прекрасное место, и приходите все, и молодые, и старые, кто хочет, а он просто взял это как интересное поле действия. О, как интересно, такая локальная история будет. Так же и он. Из-за того, что разбирается в этой тематике, он был пономарём, решил, а что если моя история любви будет разворачиваться в церковной среде? Он сделал это без издевательства, с пониманием того, как это происходит, без предвзятости. Сделал хорошо, и это здорово. И сразу все православные обрадовались – вот первый православный фильм! Да не православный фильм, просто действие разворачивается в приходе, вот и всё. А действительно какой-то миссионерской деятельности, – этого практически нет. Мы начали разговор с того, что каждые полгода выходит новая экранизация русской сказки какой-нибудь, фольклора. Но это не любование, не миссия, не попытка вернуться к этому, а просто эксплуатация своего наследия. Не вижу в этом настоящего призвания. Мы что-то гоняемся за разными сюжетами, идеями, ценностями, взглядами. Как снимают там или там, а вот в Голливуде, а здесь в Англии сняли то, а здесь сериал Netflix. Простите, но за чем гнаться? Вернитесь, посмотрите, что у нас есть. Это будет просто кладезь сюжетов, историй, образов и всего остального. Просто океан безграничный. Но мы не возвращаемся. Мы как бы показываем, что, мол, мы тоже можем что-то, у нас тоже что-то есть. Вот наши супергерои-богатыри. И это сразу в корне неверный подход. То же самое и с православным кино, с русским кино, с историческим, литературным, фольклорным, каким угодно. Поэтому, мне кажется, вот сейчас ещё чуть-чуть время пройдет, уже будет не просто неактуально, будет поздно. Ещё есть возможность в последний вагон запрыгнуть и по-настоящему заняться этой миссией в полной мере, показать, что такое на самом деле наше русское и церковное наследие. Шанс ещё есть. Хотя уже есть работы, но редкие, их мало. Спрошу тебя, какой тебе первый приходит на ум фильм православный или церковный, христианский?
С. Комаров: - «Остров».
А. Щенников: - А если что-то ещё более классическое?
С. Комаров: - «Поп».
А. Щенников: - Если более глубоко, можно Андрея Рублёва вспомнить. То есть раз-два и обчёлся! И то «Остров» каким-то чудом получился таким, как он есть. Он не планировался как фильм о православии. Так же, как и «Поп». Просто хорошая история, на самом деле, о войне, оккупации через призму простых людей. Здорово, что за центральный персонаж взят священник. «Андрей Рублёев» это особое, да.
С. Комаров: - Изображение древнерусского исихаста в виде мятущегося интеллигента 70-х… Но на то время это была смелая идея.
А. Щенников: - Потому что он о себе снимал. Это автобиография. Эссе о себе. Тарковский снимал Рублёва о себе.
С. Комаров: - А сейчас возможны Тарковские? Тут какая-то методологическая проблема, что в принципе такой человек не может получиться? Или просто мы ждём такого таланта?
А. Щенников: - Мне кажется, есть эти талантливые люди, но почему-то не хватает лазеек, чтобы они выбрались на первый план. Более того, я знаю даже таких людей лично. Они могли бы сказать очень серьёзные вещи, но вот почему-то сидят в своём вакууме. На самом деле, в каждом микромире, лагере идей, мнений, мыслей есть по-настоящему великие люди, которые могли бы заниматься не пропагандой, а любованием и радостью о своих идеях. При этом все погружено в себя. Все сидят в личном вакууме под своим личным колпаком. И никто оттуда не выходит. И, возможно, наши Тарковские где-то сидят, но не могут никак выйти, потому что время стало сложнее. Изменилось количество возможностей, количество информации и всего остального. Но ещё, конечно, Андрею Арсеньевичу повезло, что он был из профессиональной династии, так же, как и Никита Сергеевич Михалков. Им было легче начинать. Им была уже уготована такая судьба. Я на это смотрю духовно возвышенно, возможно, но я правда считаю, что никто кроме них просто не справился бы с этой задачей. Подобные истории, наверное, не всегда будут, не каждое десятилетие. Возможно, период застоя должен быть долгим, чтобы потом он как-то пробился и разрушился.
С. Комаров: - Недавний фильм, который имел некий резонанс, мы сейчас не будем обсуждать его достоинства и недостатки, оставим это, так сказать, за кадром, но это «Слово пацана». Он всё-таки как-то получился в какой-то цельности, в какой-то нерв жизни нашего общества уколол. Почему так получилось, как считаешь? В каждом вагоне метро сидели, досматривали серии, обсуждали, и дети кричали «Ой, ой, у Адидаса беда!» Я сам слышал.
А. Щенников: - Мне кажется, это пример отличной пиар-компании. Это абсолютный продюсерский успех. Помимо «Слова пацана» в год выходит по 5-6 картин про те же 90-80-е, спекулируя на темах, которые поколению старше точно будут понятны, а поколению молодому интересны, как время, в котором они уже не жили, но интересно посмотреть. Выходили же фильмы подобные. Но «Слово пацана» удалось правильно, грамотно прорекламировать. И в этом смысле это отличная продюсерская история. Взять проект фильма от А до Я, как он создавался, и просто по этой методике идти во ВГИК на продюсерский факультет и учиться лазейкам, как продать свой проект. Это правда хорошо. То есть кино тоже должно быть правильно прорекламированным. Столько уловок было: то какой-то скандал, что какой-то подали иск на то, что нельзя показывать в этом сериале, что он там что-то нарушил. Там столько всего заранее было сделано. Может быть, все списывать на продюсерскую историю не очень деликатно. Конечно, есть в фильме хорошие моменты, придумки.
С. Комаров: - Актёрский состав талантливый.
А. Щенников: - Подбор ребят очень хорош. Все неизвестные, что тоже здорово, кроме Вани Янковского, мы их первый раз увидели. И они сейчас звезды. Все это здорово, потому что давно не было у нас такого сериала, который был бы мейнстримом.
С. Комаров: - Кстати, насчёт культового героя. Допустим, герой начала нулевых – это Бодров. А кто сейчас этот герой?
А. Щенников: - А нет героя, в том-то и дело. Общество стало разрозненнее в разы. Взять нулевые - можно было общий портрет народа понять. Народ с тяжёлой судьбой, после смены власти Советского Союза на Россию. А сейчас этот народ, его люди друг от друга все дальше и дальше. Зайдёшь в какой-нибудь автобус, и любой человек пойдёт в ближайшее место, где никто рядом не сидит просто, чтобы подальше от всех. И то же самое происходит с общим населением – в свои норки забиваются, под свои колпаки, со своими идеями, и какой-то общий знаменатель невозможно вывести. А раз невозможно вывести общий знаменатель, потому что нет общности, и нет объединяющего фактора одного для всех, то и невозможно портрет героя создать. Есть мнение, что был Бодров, а потом стал героем персонаж из фильма «Географ Глобус Пропил», которого сыграл Константин Хабенский. Мол, наш герой теперь – простой провинциальный учитель географии, который между уроками идёт выпивать, с похмельем просыпается, снова на урок и так далее. Но это поощрение грехопадения и разложения. Если люди хотят искать такого героя, это грустно. Поэтому я хочу не соглашаться с этим мнением, чтобы была последняя попытка выразить современного персонажа. Его нет, к сожалению. Нет такого. Сложно найти какого-то культового... Кто он наш герой?
С. Комаров: - Ну вот сейчас, несомненно, герои - ребята, которые на войне сейчас, может быть, появится со временем какое-то новое военное кино, которое покажет их подвиги и душу.
А. Щенников: - Я тоже об этом думал. Как минимум, сейчас, пока история происходит в режиме онлайн, очень сложно заниматься рефлексией и осмыслением, потому что осмысление происходит всегда немножечко опосля, превращается в переосмысление и в понимание того, что вообще произошло, и тогда рождается суть, появляется образ. Образ невозможно специально родить в процессе. Почему говорю, что ещё есть шанс? Потому что мы на пороге нового времени! Действительно новое время – уже здесь сейчас. Мы как бы чувствуем его предвестие. И поэтому я думаю, что немножко осталось до этого момента, чтобы наш герой нашёлся. Потому что они сейчас есть ещё живые. Страх только в том, чтобы, когда ребята вернулись, нам было, что им по-настоящему предложить, и чтобы мы здесь тоже не сидели, сложа руки. Вот это очень страшно, тоже ответственность большая  на всех деятелях искусства, которые должны как-то подготовить почву к достойному возвращению героев с фронта. Потому что это очень серьёзная вещь, и очень много некрасивых историй по отношению к ветеранам и к людям, которые оттуда возвращаются. Есть повод задуматься о том,  готовы ли мы их с честной совестью принять обратно или не готовы. Ответственность здесь лежит и на киношниках, и на деятелях искусства. Потому я немножечко чувствую сомнения по поводу выходящих актуальных фильмов про наше время. Легко переборщить, правильные акценты не расставить, а люди, которые вернутся с фронта и будут смотреть, просто тебя раскритикуют, потому что ты что полез не туда. Солдата выслушай, когда вернётся, выслушай, как это по-настоящему было, и потом уже пиши свои стихи и свои сценарии. Надо очень умеренно действовать. Искусство – это же не фабрика мгновенных идей. Поэтому надо с ними общаться. И желательно, чтобы они рассказывали, как Никулин, который воевал в войсках вместе с глухонемыми... Это были артиллерийские войска с глухонемыми солдатами, потому что им там кричать не нужно, наводишь пушку, стреляешь. Потом он снялся в гениальном фильме Алексея Германа-старшего «Двадцать дней без войны». И он рассказывал о том, что такое фронт внутри кадров в фильме. Но он очевидец тех событий! Он знал, что говорит. Ему даже играть не нужно, потому что он действительно ветеран, как и многие артисты, которые прошли Вторую мировую войну. Они возвращались на подмостки своих театров, но с переосмыслением, и могли по-настоящему говорить об этих событиях. И лишь немногое количество фильмов, снятых во время Второй мировой войны, действительно вышли в качестве. Редкие из них произведения искусства. Люди занимались реконструкцией недавних событий. А вот мы покажем, как это было. Это так не работает. Чуть ли не единственный фильм, который был снят по-настоящему внутри события, про события, – фильм про Сталинградскую битву. Сейчас не вспомню, как зовут автора, но он снят в 43-м году. Автор почувствовал, уловил и очень деликатно рассказал про эту историю. Другой пример – Твардовский, его «Василий Теркин». Солдаты читали в окопах просто как комиксы, которые выходили каждую неделю про них же самих, но это такая более человеческая история, просто она нужна была для здравости, для коммуникации. Песни, которые писались о войне, на войне. Должны в окопе бойцы написать песню, которая потом придёт на радиоэфиры, ее споют, услышат про то, как их придумали. Все хиты, все советские песни так и рождались, из уст в уста. Из переживания. Живая материя искусства в таком случае получается.
С. Комаров: - Я знаю, что ты при храме священномученика Антипы Пергамского при доме причта ведёшь кинолектории. Расскажи немножко про это. Твоя идея в том, что православному церковному человеку всё-таки кино может быть полезным, оно чему-то может его научить. Как ты это все видишь, в чем твоя идея, какие фильмы ты показываешь, о чем с ребятами говоришь?
А. Щенников: - Ну, это хороший вопрос, потому что я показываю очень разное кино. Если посмотреть на репертуар фильмов, которые я показываю, никогда с первого раза не поймёшь, что это вообще в доме причта при каком-то приходе показывается. Моя цель как раз-таки немножечко выйти из-под колпака предубеждений и научить зрителей, которые к нам приходят, искать те самые вечные вопросы и те самые вечные светлые идеи о добре и зле, о любви, о чем угодно, в картинах, где это не просто спрятано, где это есть, но не так видно из-за того, что все привыкли кино воспринимать напрямую. Поэтому у нас единственный православный фильм это «Поп» и «Остров», потому что там про монахов, про священников. Я пытаюсь от этих предубеждений избавить и начать просто все эти бриллианты выкапывать. Археология такая. Я могу показать «Пираты Карибского моря» и рассказать, почему и что хорошо. К кино не нужно относиться только лишь как к какому-то трактату серьёзных рефлексий. Нет, хорошее кино зачастую – очень христианская здоровая энергия любви от своего дела, к своему делу и от семейности. Любое хорошее кино сделано очень близкими людьми в любви и единомыслии. Настоящее кино – это когда собрана такая команда людей, которые создают фильм, где не хочется его заканчивать. Никита Сергеевич Михалков примерно об этом рассказывал, упоминая последний съёмочный день второй части «Утомлённых солнцем». Нужно научиться радости. Это радость к жизни в целом, счастье от жизни, счастье от присутствия какого-то полёта вдохновения, радости, фантазии, творчества. Творчество всегда богоподобное, потому что ты тоже творишь, как и Господь. Создаёшь какой-то мир тоже, он на экране и происходит. Там своя красота, своя лирика. А может быть, и просто технический вопрос. Не нужно иногда к кино относиться слишком серьёзно. Иногда кино – это просто кино, которое просто очень здорово сделано и придумано, как «Пираты Карибского моря», которое нужно любому ребёнку смотреть, потому что такая тут фантазия. С моим одноклассником на пятом году обучения в школе мы соревновались, кто больше посмотрит фильмов с Джеки Чаном. Это игра! Задорная детская история. Эти все пунктики я пытаюсь на своих кинопоказах обозначать. Где-то серьёзность убирать, где-то, наоборот, ее чуть-чуть усугублять, поджимать, а где-то просто расслабиться, научиться просто наслаждаться и радоваться и не везде искать что-то очень серьёзное. Иногда слишком интеллектуальный, псевдодуховный подход все рушит, утяжеляет, и невозможно просто с этой ношей стоять на месте, когда тебя переполняет аналитический взгляд на каждую вещь. Везде что-то искать тоже не всегда правильно. Должен быть чистый полет, вдохновение. Либо попала в тебя картина, либо не попала. Если не попала, ничего страшного. Не надо там разгадывать ребусы. Ты же не будешь слушать музыку и пытаться её как ребус разгадывать. Нет, это чистая эмоция, и этим ценна. Все виды искусства пытаются приблизиться к музыке как к первому виду искусства, потому что музыка не от рацио, а от эмоции исходит. Это чувственный, эмоциональный аспект. Иногда к кино так же нужно относиться. Его нужно смотреть.
Вопрос: - Андрей, как Вы считаете, какая ещё тема не обыграна в фильмах Никиты Сергеевича Михалкова?
А. Щенников: - Но он всегда рассказывает в первую очередь о чувстве потерянного детства, оно часто рифмуется и с потерянной дореволюционной царской Россией, и с семейностью, когда все вырастают и разъезжаются, и дом начинает пустовать. Судя по творчеству Никиты Сергеевича, внимательно исследуя его риторику в последних интервью, думаю, что была бы у него ещё та самая энергия юности, которая, к сожалению, истощается с годами, была бы энергия, он бы снимал фильмы про эпоху татаро-монгольского ига, про Александра Невского. Он много про это говорит в последнее время. Он всё время вспоминает историю отстаивания русских и церковных традиций, которыми занимался Александр Невский, не поддаваясь латышским и тевтонским захватчикам, а тем самым жертвуя какими-то вещами, сохранял мир с татарским игом и совершил в итоге великую сделку и победу, отстоял русский мир. Думаю, что он бы в итоге снял про Невского. О нем ведь есть фильм Эйзенштейна, но там про другое все-таки. Никита Сергеевич сделал бы фильм очень хорошо. Тем более, что у него нет работ более ранней исторической эпохи, чем конец 19 века. И это был бы хороший эксперимент. В общем, сложно прогнозировать.
С. Комаров: - Кончаловский ушёл в тему истории. Он сейчас сериал про революцию выпустил. Кстати, как тебе? По-разному относятся к нему.
А. Щенников: - Я пока не понял. Я ещё, во-первых, не досмотрел. Мне тяжело, потому что я, честно говоря, не вижу той боли, которую я сам ощущаю по поводу русской революции. А во-вторых, я вижу какое-то впечатление от событий. Мне не нравится, что там пропускаются серьёзные вещи. Я искал в этом фильме интерес, но там уже основные сюжетные точки никак не показаны, остаётся за кадром убийство Столыпина, которое само по себе заслуживает фильма, сериала, романа. Потрясающая история, как и отречение от престола Николая II.
С. Комаров: - А там очень авторский взгляд.
А. Щенников: - Да, там как-то фоново звучит, что царь отрёкся. В общем, мне кажется, что если лезть в эту тему со своим личным подходом, то это обречено либо на провал, либо на очень узкий круг, который будет с тобой согласен. Если снимать хронику русской революции, то просто без эмоций, чтобы действительно все понимали, в чём трагедия. Хороший пример про ту же эпоху – потрясающая работа Урсуляка, экранизация «Тихого дона». Там не то чтобы нет личного мнения, есть, но оно не отходит от Шолохова, а занимается любованием Шолоховым и Донским казачеством, и там вся боль вообще Донского казачества. У меня в крови есть донские казаки. Я понимаю, о чём речь, я знаю, что это сплошная трагедия. В казачестве нет ничего радостного. Это не какие-то пляски, танцы. Это одна большая трагедия судьбы русского казачества, которая невероятным образом действительно показывается в экранизации Урсуляка. Как бы ни ругали те, кто привык к экранизации Герасимова.  У Урсуляка есть Шолохов, казаки, и вся их боль. И вот это здорово! Про «Тихий Дон» мало кто знает. Это надо смотреть всем, советовать в школе. «Тихий Дон» пролистывают, школьники не успевают читать. Так хотя бы пусть все школьники смотрят «Тихий Дон», разбирают его просто, потому что это серьёзная история. Действие разворачивается на хуторах, но намного больше рассказывается о том, что такое революция. И книгу-то надо читать!
С. Комаров: - Есть вообще такая проблема: школьники должны читать то, что им трудно читать. Это должны быть какие-то очень талантливые школьники, ищущие. Перемещаясь с высоких тем на не очень высокие. Реалити-шоу «Монастыринг» смотрел? Считается успешный молодёжный проект. Как блогеры-миллионники попадают на Валаам, трудятся там, и в итоге у каждого своя история получается. Как считаешь, это действительно хороший миссионерский продукт?
А. Щенников: - Мне кажется, здесь действительно кому как. Кому-то действительно это будет очень полезно посмотреть. Кому-то – даже не нужно. Мне не нужно про это смотреть, потому что я давно в этой среде, условно говоря. Относиться к этому как к референсу идеального миссионерского проекта все же не надо, потому что такого рода популярность темы чревата немножечко профанацией, пренебрежением. Серьёзные люди, монахи, уходят в монастырь, это великие люди, про каждого из них можно роман писать, памятник поставить, если вчитаться, просто вдуматься в биографию людей, которые действительно искренне служат в монастырях. А так... Монастырь превращается в то же самое место, куда можно поехать просто помедитировать 10 дней на природе в тишине. В чём разница? Там какие-то просветления, здесь какие-то просветления. И это такая секуляризация монастырских тем, которая равняется с другими аспектами развлечений и какими-то практиками. Это грустно, потому что это не про одно из мест, куда можно поехать, что-то осознать или прийти в себя, успокоиться от городского шума. Монастырь не то место. Хотя с другой стороны, может быть, кому-то подойдёт. Но это не референс того, как должно быть.
С. Комаров: - Спасибо большое за беседу. Напоследок можно пять топ-фильмов в твоей жизни, самых лучших, которые бы ты рекомендовал для просмотра?
А. Щенников: -  «Мой друг Ван Лапшин» – всегда называю этот фильм, это просто апогей того, что такое кино. Режиссер Алексей Герман-старший. Потом очень мне нравится фильм «Манчестер у моря». Это фильм 15-го или 17-го года. Обязательно надо смотреть. Прекрасная работа «Утомлённые солнцем», вторая часть – «Цитадель» и «Предстояние». Это одна из лучших вообще киноадаптаций того, что такое Вторая мировая война. Также я очень люблю фильм Тарантино «Однажды в Голливуде». Это для любителей кино, потому что фильм о том, что такое кино, что такое фильм и люди, которые в нем снимаются. Ну и назову ещё Миядзаки «Унесённые призраками». В него можно очень надолго погрузиться, что-то почувствовать путем не разума, а чувств.
С. Комаров: - Спасибо огромное за разговор. Творческих успехов, помощи Божьей.