Памяти отца Александра Шмемана

Слушать: https://radonezh.ru/radio/2021/09/18/21-00

С. Комаров: - Сегодня мы будем говорить о человеке, который оказал огромное влияние на современную богословскую науку. Это Александр Шмеман. Данный богослов вызывает неоднозначные суждения со стороны священников. 13 сентября 2021 года исполнилось 100 лет со дня его рождения, это знаменательная дата. Кому-то может показаться, что личность отца Александра и его богословское творчество не совпадают с редакционной политикой «Радонежа». Предлагаю оставить эту полемику. Хотелось бы просто поговорить о человеке, который любил Церковь и отдал Ей всю свою жизнь, который по-своему понимал и любил Православие. Отец Александр написал огромное количество книг. Если убрать эти книги из богословской науки XX века, то она обеднеет. Это человек, который воспитал много замечательных учеников. Например, известный нам Александр Леонидович Дворкин учился у Шмемана. Относиться к отцу Александру можно по-разному, но он, безусловно, достоин памяти, а его творчество достойно изучения. «Великий пост», «Исторический путь православия», работы по литургике – со всеми этими трудами Шмемана необходимо быть знакомыми. Образованному человеку следует знать, что существует такой взгляд.

Отец Александр родился 13 сентября 1921 года в Эстонии. По происхождению он русский, но в России никогда не жил. Первую половину жизни отец Александр провёл в Европе, а вторую - в Америке. После краткого пребывания в Белграде семья Шмеманов переселилась в Париж. Отец Александр много раз говорил, что Париж был его любимым городом. Там он обучался в русском кадетском корпусе в Версале и во французском лицее, потом поступил в Свято-Сергиевский православный богословский институт. Этот институт был основан в Париже эмигрировавшими русскими деятелями, преподавателями и духовенством. Отец Александр занимался историей Церкви, учился у профессора Карташёва, знаменитого богослова и историка, защитил кандидатскую диссертацию о Византийской теологии, видел себя в будущем историком. Он прекрасно знал греческий язык, переводил Марка Эфесского. Сейчас эти переводы изданы, трактат «О воскресении» можно найти и прочесть. Книга Шмемана «Исторический путь православия» появилась в результате серьезных занятий историей. Труд этот довольно интересен, в конце книги приведены любопытные выводы. Рекомендую к прочтению. Сегодня творчество Шмемана становится всё более востребованным –

расшифровывают его беседы на радио и телевидении, издают прочитанные им лекции, появляются всё новые книги.

В молодости отец Александр имел острое чувство юмора, иногда даже был дерзким. Например, в Свято-Сергиевском институте он называл главных преподавателей, епископа Кассиана (Безобразова), архимандрита Киприана (Керна) и профессора Карташёва, своего научного руководителя, «ку-клукс-кланом». Этим ёмким сравнением пользовался даже отец Иоанн Мейендорф. Потом Шмеман приступил к учебе в Сорбонне, закончил Свято-Сергиевский православный институт и рукоположился в дьякона. Позже он преподавал церковную историю в Свято-Сергиевском институте, защитил диссертацию «Введение в литургическое богословие». Сфера его интересов сместилась от истории к литургике. Отец Александр получил степень доктора богословия, служил во Франции, затем стал доцентом по кафедре церковной истории и литургике уже в Свято-Владимирской духовной семинарии в США. В начале 50-х годов начинается постепенный переезд отца Александра в Соединенные Штаты. Он перешел в юрисдикцию Североамериканской митрополии, которая благодаря его стараниям потом была признана Русской Православной Церковью. Шмеман стал почётным доктором церковных наук Греческого богословского института Святого Креста в Бостоне и Генеральной богословской семинарии в Нью-Йорке, окончательно переехал в Соединенные Штаты и начал читать там лекции. В Богословской семинарии Нью-Йорка отец Александр сменил отца Георгия Флоровского на посту декана по кафедре литургического богословия. Он шутливо оценивал свой переезд в Америку как библейский исход иудеев из Египта. Потом он использовал образ призвания Авраама в Землю обетованную. Несомненно, была какая-то Божия воля, промысел на этот жизненный поворот. Затем отец Александр был возведен в сан протоиерея, читал лекции в разных духовных заведениях и культурных центрах, в частности в русском центре Фордемского университета. Америка узнала Шмемана. Я уже упомянул, что отец Александр сыграл огромную роль в признании автокефалии Северной американской метрополии Русской Православной Церковью в 1870 году. Эта митрополия была преобразована в Православную Церковь в Америке. Затем отец Александр был возведён в сан протопресвитера. Эта церковная награда, церковный статус – высший для белого духовенства. Шмеман был носителем этого статуса. Он продолжал преподавать историю и литургику в университете Нью-Йорка и в других заведениях, выступал на радио «Свобода». Беседы с участием отца Александра изданы в книге «Беседы отца Александра Шмемана на радио ²Свобода²». Также он был заместителем председателя Русского студенческого христианского движения в Америке. Но в возрасте 62 лет отец Александр скоропостижно скончался после выявления рака в неоперабельной стадии.

Несколько слов о личности и творчестве Шмемана. Отец Александр был очень светлым и невероятно остроумным. Современники вспоминают о нём как об общительном, любопытном к окружающим человеке. Он искренне любил общаться с новыми людьми. В своих дневниках он постоянно писал о каких-то встречах с Бродским и другими эмигрантами, деятелями русского зарубежья. Со всеми он общался, о каждом имел своё впечатление. Отец Александр много читал, в его дневниках есть различные отзывы о прочитанных книгах. Там можно встретить очень неожиданные эпитеты по отношению к тому или иному культовому произведению или писателю. Например, о Набокове он писал, что читал с восхищением и негодованием: «Как гениально написано, но какое хамство тут разлито». Он как-то по-особому чувствовал искусство и культуру. У него есть замечательные очерки по Чехову. Особенно потрясает раскрытие чеховской мысли в рассказах, касающихся религии и духовенства. В то же время у отца Александра можно найти негативные впечатления о фильме Тарковского «Андрей Рублёв». Шмеман попал на первый показ, скорее всего, полного варианта фильма, ведь сначала был снят длинный вариант. Сегодня мы знаем только короткий вариант фильма. Он писал, что еле-еле удержался, чтобы не уйти с показа. У Шмемана был необычный, неожиданный и интересный взгляд на вещи, неформатное мышление. Отец Александр много читал на французском, английском и других языках, прекрасно владел европейскими языками. Шмеман был очень харизматичным человеком, располагал к себе, был невероятно начитанным. Есть даже такое понятие, как «феномен Шмемана». В нём отразились его начитанность и взгляды на жизнь. Они давали какой-то постоянный резонанс.

У отца Александра было интересное отношение к России. Насколько я понимаю, он никогда не бывал в России, только читал о ней, видел русских людей, общался с ними. Его Россия была совершенно потеряна, оккупирована большевиками. Отец Александр не верил в церковную Россию, в её возрождение. Он как бы плакал о стране, любил её культуру, хотя не совсем понимал типично русское православие. Некоторые вещи, выраженные у Игнатия Брянчанинова, Шмеман не мог осознать. Он говорил, что не понимает, как в это можно верить. Но когда читаешь размышления и впечатления отца Александра о духовной жизни, то понимаешь, что это тоже истинный опыт жизни во Христе. Шмеман какой-то совершенно другой человек, у него иное воспитание, менталитет, национальность, характер, образование – всё другое. Это западный русский человек. Дочь отца Александра вышла замуж за известного богослова, протопресвитера Фому Хопко, стала матушкой. Жена Шмемана написала книгу «Моя жизнь с отцом Александром», её можно найти и прочесть. Там можно встретить интересные рассказы про отца Александра. Другая его дочь тоже вышла замуж за священника, протоиерея Иоанна Ткачука. Отец Александр был человеком деятельным, с высоким уровнем коммуникации, проводил много встреч, занимал посты, но в то же время любил одиночество. Он часто писал в дневниках, что ждёт не дождётся, когда наконец доберётся до своего кабинета, чтобы просто быть дома и иметь минимум общения. Шмеман любил уединение, ему нравилось думать, читать и писать в одиночестве. Сидеть целый день за письменным столом или разбирать послание к Галатам апостола Павла было для него большим наслаждением. Шмеман прекрасно знал Священное Писание, очень любил читать лекции. В дневниках он писал, что во время чтения лекций внутренне преобразовывался, вдохновлялся, раскрывал для себя по-новому темы, которые прекрасно знал. Это характеристика настоящего преподавателя, который зажигает сердца своими лекциями. Отец Александр вместе со студентами проживал лекции вновь и вновь, хотя прекрасно знал материал, сто раз его перечитывал. Он чувствовал некоторое духовное вдохновение во время чтения лекций. Для него православие было опытом, связанным с интеллектуальным познанием истории богословия и предания Церкви. Он оставил огромное количество статей, материалов, книг, исторических работ по литургике, проповедей. Самая скандальная книга Шмемана вышла уже после его смерти. Это его дневники, которые он начал писать с 70-х годов, в последние годы своей жизни. Получился довольно большой том. Отец Александр никогда не собирался издавать эти дневники. Он писал их всегда для себя, с большими перерывами, когда было время и силы. То, что Шмеман там написал, прозвучало как некий взрыв, как только книга была издана. Отец Александр выразил огромное количество своих взглядов, которые для среднестатистического церковного человека могут показаться очень странными. Он писал о том, что отменил бы частную исповедь, потому что она не нужна. И отец Александр честно как священник считал, что она не нужна. Он оставлял различные отзывы о произведениях известных писателей, в том числе духовных, приводил размышления о жизни. Если убрать радикальные мнения Шмемана, то эти дневники – необычайно яркое и интересное произведение духовной литературы XX века. Отец Александр был интереснейшим и образованнейшим представителем своего времени. Его дневники – это неформатные тексты, удивительно глубокие, искренние, как будто беседуешь во время чтения с самим отцом Александром. Читал «Дневники Александра Шмемана», и мне они очень понравились. Я не со всем согласен, но никогда нельзя быть во всём согласным, у любого автора что-то будет настораживать, и это нормально. Мне не всё нравится, но это интересно читать. А иногда даже пробивает на слезу, на какие-то свежие мысли о новом. Или просто иной раз сядешь, прочитаешь какое-то его слово, посмотришь на небо и поймешь, что какой-то подарок получил. Александр Шмеман был очень умным, благородным, аристократичным, остроумным, начитанным, глубоко церковным, но церковным как-то не по-нашему, не по-русски, не по-гречески. У меня есть друзья из духовенства и мирские верующие люди из Америки, но сказать о них как об отце Александре нельзя - он уникален. Интереснейший продукт русской, европейской и американской культур! Причём он был человеком глубоко православным.

Давайте что-нибудь почитаем из Шмемана. Вы увидите, что некоторые его слова на сегодняшний день звучат как некие пророчества.

²Суббота, 10 марта 1973

 Вчера – длинная пастырская беседа с женщиной в депрессии. Бросил муж. Сын ушел в хиппи. Бросил школу, живет неизвестно где. Дочь двенадцати лет тоже начинает впадать в депрессию. Все бессмысленно. Профессия (медицина) опротивела. Полная тьма. Во время разговора ощущал с самоочевидной ясностью «демонизм» депрессии. Состояние хулы. Согласие на хулу. Отсюда – смехотворность психиатрии и психоанализа. Им ли с «ним» тягаться? «Если свет, который в вас, тьма…»? Я сказал ей: «Вы можете сделать только одно, это – отказаться от хулы, отвергнуть саму себя в этой лжи, в этой сдаче. Больше Вы не можете – но это уже начало всего».

Болезнь современных (да и не только современных) людей – одержимость. А они, а с ними заодно и священники, хотят лечить ее психиатрической болтовней².

Это звучит как пророчество, причем от западного человека! Отец Александр был неформатным.

²Среда, 14 марта 1973

 «Мучительная раздробленность времени, даже, вот, в эти дни Великого Поста. Выходишь из церкви – заседание. «Когда можно вас повидать…». Хорошо только дома, только одному. Мучительность всех контактов – и чем дальше, тем больше. Невыразимость, непередаваемость главного. Как я устал от своей профессии или, может быть, от того, как она стала пониматься и восприниматься. Такое постоянное чувство фальши, чувство, что играешь какую-то роль. И невозможность выйти из этой роли.

Изумительные, весенние дни. И как только остаюсь один – как вчера, в Harlem, опоздав на поезд, – счастье, полнота, радость².

Это пишет человек, который имеет опыт радости во Христе, благую самодостаточность. Радость в одиночестве? Но отец Александр не был нелюдим, у него была семья, он воспитал прекрасных детей. Это просто некий итог жизни человека. Игумен Никон Воробьев писал под конец жизни, что не хочет жить – здесь всё одно и то же, ничего нового под солнцем кроме Христа, а вот ко Христу хочется. Нормальный здоровый человек с правильным духовным опытом, с одной стороны, радуется каждому мгновению жизни, (Шмеман пишет о полноте и радости), а с другой стороны, устает от того, что всё возвращается на круги своя, всё одно и то же. Человек ощущает радость бытия, потому что Бог всё вокруг создал. Но он уже предчувствует и другую радость, душа стремится ко Христу.

²Христианство разрушает не буржуазия, не капитализм и не армия, а интеллигентская гниль, основанная на беспредельной вере в собственную важность. Ж.-П.Сартр и Кo – плохенькие «иконы» дьявола, его пошлости, его суетливой заботы о том, чтобы Адам в раю не забывал о своих «правах». Там, где говорят о правах, нет Бога. Суета «профессоришек» !.. И пока они суетятся, негодяи, по слову Розанова, овладевают миром².

Смотрите, как Шмеман по Сартру прошелся. Хотя в те годы Сартр гремел, это была культовая фигура. Это жизнь здравого человека, рефлексия о том, что происходит.

Вопрос: - Хотела бы поделиться мнением об отце Александре уважаемого мной убиенного священника Даниила Сысоева. В своей статье он называет его столпом православного модернизма и обновленчества. А ещё он пишет, что отец Александр настаивал, что можно отменить часы перед Божественной Литургией и доказывал ненужность иконостасов в храме. Прокомментируйте, пожалуйста, такие мысли отца Александра прежде, чем петь дифирамбы ему на весь мир.

С. Комаров: - Я не пел дифирамбы отцу Александру. Ведь можно сказать, что и вы поёте дифирамбы отцу Даниилу Сысоеву, который вовсе не мерило православия. То, что его убили, не говорит о том, что его суждение безошибочно. Прежде всего надо понимать, от кого и какие слова мы слышим. Если мы говорим об отце Александре, то надо помнить, что это человек западной культуры, другого воспитания, человек, который не был в России, у которого иной опыт переживания православия, иной опыт общения, иной круг общения, иное чтение. Это другой человек. Если я читаю кого-то, то сразу отдаю себе отчёт, кого читаю. Если читаю Игнатия Брянчанинова, то напоминаю себе, что я читаю именно его, что он такой. У него свой психотип, своё отношение к религии и методика спасения. Если я читаю Порфирия Кавсокаливита, у которого взгляды на молитву, на духовную жизнь весьма отличаются от Брянчанинова, то понимаю, что тут другое, они разные. Я недавно спрашивал отца Павла Великанова, почему Алексей Ильич Осипов так критикует Кавсокаливита. Потому что он основывается на опыте Игнатия Брянчанинова. Это очень разные писатели, у них разное отношение к христианству, и отец Павел Великанов мне сказал, что это разные эмоциональные и психологические типы. Кому-то в Церкви нужен акцент на одном, кому-то на другом. Одному на покаянии, а другому на радости во Христе. Каждому человеку нужна своя пища. Православие может быть разным. Отец Александр как раз был представителем иного православия. Касаемо иконостаса и другого, я не читал всего Шмемана, но читал много, нигде не встречал у него призывов отменить иконостас и часы перед Литургией. Более того, он очень любил устав и хорошо его знал, любил служить. Отец Александр служил едва ли не каждый день. Если почитать его дневниковые записи, то можно увидеть, что он знал Литургию как никто другой. Шмеман изучал литургику, знал её лучше уважаемого нами упоминаемого отца Даниила Сысоева. Отец Александр посвятил всю жизнь изучению церковной науки. Эти уровни нельзя сопоставлять. Что касается упреков в модернизме, то да, они могут иметь место. Это исходит из нашего русского понимания православия. Если наше русское понимание православия применить к грекам, к этим и к другим, к древним патриархатам, к другим православным церквям, то там можно столько найти модернизма. Допустим, греки могут причащать людей просто так. Священник идёт по селу, и если кто-то не смог прийти на Литургию по каким-то причинам, был занят, работал, то священник просто прочищает его. Какие часы, какая Литургия? Просто прочищает. Они там не исповедуются перед причащением. Они из-за этого модернисты? Это другая традиция. Шмеман жил в другой традиции. Но Христос един, Церковь одна, Литургия одна. А традиции разные. Многоярусные иконостасы до потолка есть только в русской Церкви, это только наша традиция. Вы знали об этом? Иконостасы в храмах других древних поместных церквей маленькие. Посмотрите, какие иконостасы на Афоне, вообще в Греции и в других странах. Иконостас – это не суть православия. Я 5 лет участвовал в служении Литургии в реабилитационном центре для наркоманов и алкоголиков. Мы ставили там престол по благословению архиерея, клали антиминс, ставили священные предметы, которые должны быть на престоле, на подоконнике располагался батюшка, как у жертвенника, и мы служили Литургию для этих ребят, потому что в храм их не впускали. Только так мы могли служить Литургию. Ребята массово исповедовались, причащались, часто для них это была первая встреча с православием. Они плакали и так молились на Литургии, как не молится никто из обычных церковных прихожан. Муху было слышно! Какая была тишина и молитва. 5 лет мы служили без иконостаса, без ничего, просто приезжали и служили. Поймите, что не в этом суть. Почитайте книги Шмемана. Уверяю, если бы вы преодолели этот уровень умственной культуры отца Александра, если бы вошли в мир этого богословия, этой литургической поэзии, то забыли бы про иконостас. Это настоящая поэзия истории Церкви, поэзия Литургии. Это вещи, которые возвышают. А что касается отца Даниила, я очень уважаю его, он замечательный человек, великий миссионер, но он не является мерилом истинности в Церкви. У отца Даниила есть много своих перехлёстов, а у Шмемана - своих. Но они люди Церкви, у каждого свой опыт. Я никому не пою дифирамбы, мы беседуем об отце Александре. Различайте, пожалуйста, беседу о человеке и какое-то его возвеличивание.

Вопрос: - Те, кто постарше, слышали завораживающие выступления отца Александра на радио. Это не тот полемический мусор, который сейчас идет в эфирах. А какой чистый русский язык! И никто никого грязью не поливал.

С. Комаров: - Наши священники, проповедники, современные свидетели христианства - отец Даниил Сысоев, отец Дмитрий Смирнов, отец Андрей Ткачёв, Алексей Ильич, отец Александр Шмеман из другого мира - они все прекрасные, когда не говорят друг против друга. Трагично, когда богослов или учёный-библеист вдруг с какой-то ненавистью или под действием какой-то страсти говорит про другого священника или проповедника. Можно упрекнуть человека в какой-то конкретной вещи, допустим, что он предлагает отменить часы. Хотя я не слышал такого об отце Александре. Когда начинаются упрёки в ереси, в модернизме – это уже слишком. Если мне дадут любого ультраконсервативного богослова, я за 10 минут найду в нём модернизм. Ришелье как-то говорил: «Пусть человек напишет мне 10 предложений, я найду, за что его повесить». Нужно быть миролюбивым, сдержанным, стараться понять любого церковного мыслителя, найти в нём лучшее.

Вопрос: - Может ли человек сам сделать что-то для своего спасения, или же всё зависит только от Бога?  

С. Комаров: — Это очень непростой вопрос. Спор на эту тему начал ещё апостол Павел в послании к Римлянам, где он писал о благодати, о её действие в человеке. Потом этот спор разгорелся между Пелагием и Августином Блаженным в IV–V веках. Спор о мере действия благодати и мере человеческих сил в деле спасения до сих пор не разрешён до конца. Очень таинственная тема. Некоторые пытаются даже распределять проценты. 70% - благодать, 30% - наши усилия. От самого человека и от ситуации многое зависит. Где-то благодать подхватывает человека и несёт очень долгое время, а потом оставляет. А где-то к человеку прикоснулась благодать на одну секунду и тут же отошла, а человек потом всю жизнь ищет Христа. Вспомните Силуана Афонского. Христос явился ему, и он потом жил этим воспоминанием, искал Христа всю жизнь. Ему было сказано держать ум во аде и не отчаиваться. И у него был такой путь. Здесь всё зависит от талантов, которые Бог вложил в человека, от ресурса человека, от его религиозного типа. От нас – желание спастись, от Бога – вера и спасение. От нас – малый труд, от Бога – благодать. Через благодать и труд человек видит своё смирение. Это слова преподобного Исаака Сирина. Воздаяние бывает не труду и даже не полученной от него благодати, а рождающемуся от него смирению. Мы трудимся над нашим спасением, но дело даже не в нашем труде, а в том видении себя, которое открывается в этом труде. Бог смиренным даёт благодать, а гордым противится. Это опыт духовной жизни. Пока опыта нет, об этом можно только рассуждать. Нужно приобретать этот опыт, и придёт понимание вещей, которые вы, может быть, даже не сможете выразить.

Продолжим читать интересные фрагменты из дневников отца Александра, у которого было очень тонкое поэтическое чувство. Он умел писать проникновенно о природе, о жизни, о людях.

²Понедельник, 2 апреля 1973

Смиренное начало весны. Дождливое воскресенье. Тишина, пустота этих маленьких городков. Радость подспудной жизни всего того, что за делами, за активизмом, того, что сам субстрат жизни. И поздно вечером снова тьма, дождь, огни, освещенные окна… Если не чувствовать этого, что могут значить слова: «Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим…»? А это суть религии, и если ее нет, то начинается страшная подмена. Кто выдумал (а мы теперь в этом живем), что религия – это разрешение проблем, это – ответы… Это всегда – переход в другое измерение и, следовательно, не разрешение, а снятие проблем. Проблемы – тоже от диавола. Боже мой, как он набил своей пошлостью и суетой религию, и она сама стала «проблемой религии в современном мире», все слова, не имеющие ни малейшего отношения к субстрату жизни, к голым рядам яблонь под дождливым весенним небом, к страшной реальности души во всем этом².

Вера не решает проблемы, но ставит всё в другое измерение. Есть мощный детонатор в этих словах. Для чего человек воцерковляется, какие у него мотивы? Часто люди приходят в Церковь, чтобы решить проблемы, чтобы кто-то не болел, чтобы жизнь была радостный. А Церковь просто приводит человека к Христу. Проблемы могут даже умножиться, могут появиться новые проблемы. Человек, по сути, сам себе усложняет жизнь, когда приходит в Церковь. У него были мирские проблемы, а теперь будут ещё и духовные. Зато старые проблемы могут перестать быть проблемами. Речь идет об этом. Вера – это не разрешение проблем, а переход в другое измерение. Очень важная мысль, и как поэтично она выражена! Еще прочитаю о лекциях отца Александра. Он их любил, особенно к ним относился, хотя и писал, что уставал.

²Вторник, 3 апреля 1973

Сегодня лекция: о воскресном прокимне за всенощным бдением, о подготовке к чтению и о самом чтении Евангелия и т. д. И снова – сколько сам для себя радостно открываешь в этой попытке непередаваемое передать другим. Боюсь – неудачно, даже в «православии» люди разучились понимать, чувствовать, сознавать, о чем богослужение, в какую реальность оно вводит, как, прежде чем что-то сообщить, передать, объяснить, оно создает то «измерение», в котором одном все это – сообщение, передача, причастие – могут совершаться. Только для того, чтобы это измерение реально явить, только для этого и существует Церковь. И без него все ее учение, строй, порядок – все это ничего не значит… Но этого-то [часто] и не чувствуют богословы, и потому у меня такое от них тяжелое «похмелье». В святая святых проникли немецкие профессоришки, и все объясняют нам, научно и с примечаниями, его «сущность», «развитие» и «проблемы», и все это, увы, гроша ломаного не стоит. А студент, посидев три года на догматике, патристике и истории Церкви, или просто все это старается поскорее забыть, или же сам становится «немецким профессоришкой» и с бесконечной важностью пишет о «мистическом опыте по Максиму Исповеднику». И игра продолжается…²

Какие тонкие замечания об отличии веры от религии. Иногда это одно и то же, а иногда совсем разные понятия. Церковь являет иное измерение жизни, в которое вводит Богослужение. Церковь для этого и существует. А какое у Шмемана интересное отношение к богословию! Хотя отец Александр сам всю жизнь изучал богословие и преподавал его. Кстати, Игнатий Брянчанинов писал о современной ему богословской науке, что вот, богословы, богословы, а как жизнь ударит – там веры-то и нет. Тут Шмеман и Брянчанинов весьма схожи. Если бы они знали, что когда-то появятся религиоведы, которые вообще могут в Бога не верить, но при этом быть специалистами по религии!

²Понедельник, 29 января 1973

Вчера в поезде (из Wilmington, Del.) думал: пятьдесят второй год, больше четверти века священства и богословия – но что все это значит? Или – как соединить, как самому себе объяснить, к чему все это сводится, clair et distinct (фр. ясно и четко), и возможно ли и нужно ли такое объяснение? Двадцать пять лет назад, когда эта, теперь уж меня определившая жизнь (посвящение, богословие) начиналась, все казалось, что не сегодня-завтра сяду, подумаю и выясню, что это только вопрос досуга. Но вот – двадцать пять лет! И, вне всякого сомнения, большая часть жизни – за спиной, а неясного – на глубине – гораздо больше, чем ясного.

Что нужно, собственно, объяснить? Соединение, всегда меня самого удивляющее, какой-то глубочайшей очевидности той реальности, без которой я не мог бы дня прожить, со всем растущим отвращением к этим безостановочным разговорам и спорам о религии, к этим легким убеждениям, к этой благочестивой эмоциональности и уж, конечно, к «церковности» в смысле всех маленьких, ничтожных интересов… Реальность: еще вчера ее ощутил – идя в церковь к обедне, рано утром, в пустыне зимних деревьев, и затем этот час в пустой церкви, до обедни. Всегда то же ощущение: времени, наполненного вечностью, полноты, тайной радости. Мысль, что Церковь только для того и нужна во всей своей «эмпирии», чтоб этот опыт был, жил. Так, где Она перестает быть символом, таинством, Она ужас, карикатура².

Царствия Небесного протопресвитеру Александру Шмеману. А кого питают другие проповедники и другое слово, то помоги им Бог. Главное, чтобы в Церкви жили, питались благодатью, укреплялись духовно и телесно, готовились к жизни вечной. Всем мира и добра!