О положении, которое сложилось вокруг Спасо-Андроникова монастыря

Слушать: https://radonezh.ru/radio/2019/09/09/20-23

И.Сергеев: - Здравствуйте, дорогие радиослушатели. У микрофона редактор Илья Сергеев. Гости нашей студии - постоянный автор радио «Радонеж», настоятель храма во имя Климента Папы Римского, древлехранитель Московской городской епархии, человек, который более 15 лет прослужил в Спасо-Андрониковом монастыре, протоиерей Леонид Калинин. И доцент президентской академии, глава московского движения «Возрождение Спасо-Андроникова монастыря» Сергей Карнаухов. Недавно мы с отцом Леонидом говорили о положении, которое сложилось вокруг монастыря, а сейчас я хотел бы о том же спросить Сергея.

С.Карнаухов: - Мне кажется, что сейчас ситуация, несмотря на то, что Патриархом принято долгожданное решение о возрождении обители, стала гораздо хуже. Как по духовным, так и по бытовым причинам. Огромное количество людей, структур, интересантов начали скучиваться вокруг монастыря и территории, к нему прилегающей, вокруг музея Андрея Рублева и прилегающих зданий, и как ни прискорбно, каждый видит там сугубо свой интерес. Интерес тот самый пагубный для нашей эпохи - коммерческий. Нам стало тяжело сдерживать происходящий процесс.

Все происходящее я могу разбить на четыре части и по ним пробежаться.

 Первое. Много писалось, но мало кто на этом акцентирует внимание, особенно либеральные СМИ, на личности самого директора музея Андрея Рублева. Михаил Борисович - прекрасный человек. Это один из наиболее квалифицированных музейщиков России, который своей жизнью и карьерой доказывает, что он максимально эффективен. Вместе с тем, он имеет иную характеристику. Это единственный директор на земле, который в последние годы имел статус лица, отбывающего уголовное наказание за совершение особо тяжкого преступления - мошенничества в музейной сфере, то есть той, где он сейчас работает.

И.Сергеев: - Это как если бы учитель отсидел срок за педофилию. Разве после этого он может быть учителем?

С.Карнаухов: - Есть здесь два момента: формальный и общепринятый. Когда кадровая комиссия того или иного ведомства принимает решение по персоналии, достаточно бывает справки из оперативного подразделения о том, что лицо причастно криминальной активности. Безусловно, человек на публичную должность при этом попасть не может. Формально юридически для того, чтобы человек не занимал такую должность, нужно судебное решение о запрете. В данном случае чудом, не знаю, с чем это связано, директору музея Рублева не запретили занимать его должность. Вероятно, это связано с тем, что он погасил ущерб около 150 миллионов рублей, вернул деньги государству. У меня вопрос: кто из области культуры или тех, кого мы знаем из директоров, может спокойно достать 150 миллионов и погасить ущерб? Когда мы говорим о личности директора, притом, что он часто идет на встречу, он - покладистый человек, мы с ним ведем диалоги, особо жаловаться не на что. Но в науке криминологии есть устоявшееся характеристики личности преступника. Мне кажется, что преступник до отбывания наказания не меняется. На то и срок  дается, чтобы человек во время отбывания наказания изменился как личность. Для нас очень  странно, что директор федерального музея, единственного музея православной иконы такого масштаба на земле -  это лицо, отбывающее уголовное наказание. Это непонятно никому. Возникает   колоссальный запрос от наших партнеров за рубежом, они при любом удобном случае спрашивают: а как такое вообще может быть? Неужели тут у нас все так плохо?

Интересно, что был  запрос Минкультуры (а у нас было недавно прошение на имя вице-премьера Голодец), когда общественность обратилась с единственным вопросом: насколько это уместно? Запрос от Голодец был отправлен Мединскому. Минкультуры написало, что информация о проблемах возрождения Спасо-Андроникова монастыря принята к сведению. Мы развели руками - о монастыре там не было ни слова.

И.Сергеев: - То есть выходит, монастырь никому, кроме Церкви, не нужен?

С.Карнаухов: - Я бы сказал не так. Церковь - это мы. И я радуюсь, что за эти 7,5 лет активной борьбы за возрождение обители появилась настоящая Церковь. Вокруг этого места много людей, которые постоянно читают Псалтирь, особые молитвы о возрождении обители. И я вижу, как возрождается молитвенная жизнь. И это для меня такой ответ от Бога на вопрос, а нужна ли обитель? Нужна. Если говорить об иерархах, то Патриарх выразил позицию Церкви. Нужна. Но сейчас идет столкновение. Директор музея понимает, что вероятно это его последняя точка. Инспирирует постоянные конфликты, учитывая то, что он из либерального стана. Мы сталкиваемся с нападками на Церковь. Теперь через призму Андроникова монастыря мы все это видим, то есть это второй Исаакий, как они его называют. Больше того, на осень они планируют ряд событий. Мы делали анализ тех нападок, которые ведутся в СМИ. Оказалось, что более 70% идет с Украины. Это очень интересно.

Много иностранных аккаунтов, с которых идет инспирирование напряжения в соцсетях по монастырю. Директор этим пользуется для того, чтобы скрывать некоторые проблемы. Был пожар на складе - горели копии Дионисия, различных фресок и он был как раз тем функциональным лицом, которое должно было оценить ущерб. Он оценил его приблизительно, сказав, что сгорела какая-то ерунда, вспомогательный материал. Вопрос ясен - он не отдаст музей и монастырь никогда. Он будет воевать и воюет уже. И в этой ситуации личность директора выглядит очень странно. Это же директор православного музея! Я Михаилу Борисовичу напоминал, что у него есть концепция развития музея, которая скандально принималась три года. Сделаем и тут то же. Создадим древлехранилище  и займемся   возрождением монастыря. Тогда произойдёт корректная гармонизация этих двух процессов. В 1994 году в музее Рублева был еще директором человек, любивший церковную культуру, православное искусство и историю, он иниицировал через Черномырдина интересную вещь. Получил постановление правительства, которое не дошло до реализации, но тогда, в 1994 году предполагалось, что музей будет развиваться по двум магистралям. Музей потихонечку будет выведен в близлежащие здания, а Спасо-Андроников монастырь начнет свое функционирование в стенах древнейшей обители. Вот как мыслили в 1994 году, это была инерция советского мышления.

И.Сергеев: - А не может ли Патриарх попросить у Мединского, чтобы в музее был новый директор?

С.Карнаухов: - Я уверен, что нет. Это такое молчаливое испытание еще и для министра культуры, потому что неужели он не читает, не знает эти письма и не понимает, что весь конфликт, который сегодня так плохо влияет на взаимоотношения Церкви и общества, инспирируется одним человеком?  Который является подчиненным министра культуры? Тот ему второй раз разрешил это сделать, недавно эта волна закончилась, кое-как погасили. Сейчас мы ждем такую же волну осенью. Они же действуют, ничем не отличаясь от оппозиции, которая делает это волнами, синхронизируя с разными политическими событиями. Такая же оппозиция, только антицерковная. Гораздо худшая, чем та, что действовала во времена советской власти. В те времена был Барановский, который смог сохранить не только монастырь. Сейчас такого человека нет, прийти не к кому, некого попросить. Патриарх просто не будет вмешиваться в этот кадровый вопрос, надеясь, что у Мединского возобладает здравый смысл.

И.Сергеев: - То есть противники передачи монастыря РПЦ надеются с помощью своих протестных акций остановить это движение и надеются на то, что монастырь не будет передан.

С.Карнаухов: - Здесь два момента. Один сугубо юридический. Закон, давайте назовем его закон о реституции, хотя это не очень правильно, в рамках которого это все делается. Так вот, он не предполагает механизмов, которые могли бы какими-то внешними факторами приостановить процесс передачи имущества. Это закон конвенциональный, он реализует международные положения, в рамках которых все возвращаются объекты культа во всем мире, так или иначе попавшие в светскую среду.  Поэтому в данном случае мы говорим не о национальной инициативе, этот конвенциональный закон от РПЦ, поэтому он предполагает, что с момента, когда конфессия заявляет свое требование передать объект - он просто передается. Есть переходный период, в рамках которого позволяется сделать те или иные шаги по более мягкому возврату имущества, чтобы не выкидывали музеи на улицы, и так далее. Здесь этого нет. Единственное, что можно сделать - это, как они говорят, напугать Патриарха, заставить, вынудить сделать ему неловким это движение, вернуть это движение в обратную сторону. Но тут я всегда улыбаюсь, они плохо знают Патриарха. Вот какие карты сегодня разыгрываются, вот цена этого решения. Всех не волнует монастырь, но всех волнует дискредитировать Святейшего. Поэтому мы, как движение, делаем все, чтобы сделать максимальное усилие и не допустить дискредитации. Мы это хорошо понимаем и под этой призмой мы действуем.

И.Сергеев: - Насколько я понимаю, монастырем управляет музей, никто не заботится ни о реставрации, ни о противопожарной безопасности, а я думаю, что если монастырь вернется к своему прежнему владельцу, там картина будет совсем другая.

С.Карнаухов: - Я немного поправлю. Если ко мне в квартиру, где жила моя бабушка, где детально сохранялся весь антураж, потому что мне все напоминает  о ней, пустить современного артдизайнера - то он сделает совершенно потрясающий ремонт: там ничего никогда не сгорит, будет все красиво, но там не будет духа моей бабушки. Вот это такая история про наш монастырь. Там сейчас идут работы, их много. Например, старая котельная, которая когда-то служила настоятелю покоями, потому что там раньше была хлебопекарня, за счет тепла и печей настоятель там жил. Директор музея восстановил этот объект. За это ему спасибо. Но он сделал там трапезную - и за это спасибо. И это сложно, да. Но он идет дальше. Вместо того, чтобы на этом остановиться, он делает открытую веранду. Это жутко смотрится, это монастырь, эта веранда, которая стоит на кладбище на могилах - там сидят люди, которые приезжают просто покататься на дорожках, выпивают легкие алкогольные напитки, сидр, пиво - боль для меня. А когда идет пост, а печь выходит - не очень  высоко поставлена труба, дым от мяса оседает, и в монастыре везде пахнет шашлыком. Это трагедия. Так вот он делает, но у нас другие приоритеты - возродить собор.

И.Сергеев: - От светского человека ничего другого ожидать не остается. Как говорится, деньги не пахнут.

С.Карнаухов:  - И деньги не пахнут, и  часто нет этого тонкого ощущения, я бы не называл это совестью, но нет осознания того, что ты разрушаешь. Нет страха Божьего, вот это самое для меня страшное. К сожалению, Михаил Борисович нерелигиозный человек, был бы он совершено упертым ортодоксальным иудеем- я уверен, у нас был бы диалог. Здесь не может быть диалога с атеистом, он всегда будет наталкиваться на то, что невидимое видимым быть не может. А раз так, то не существует, и нет предмета для разговора.

Есть и другая проблема. Вокруг нас, вокруг Спасо-Андроникова монастыря есть историческая часть. В 1963 году обитель разрезали стеной, которая отгораживает обитель от части некрополя, который был в XIX  веке расширен.  Предполагать, что в Кремле кто-то построит тир с фитнес- клубом, баней, номерами и так далее - невозможно. Но статус этой местности по действующим законам -  охранная зона номер два, объект культурного, историко-археологического наследия. Там куча слоев, которые не позволяют ничего строить, но там появилось, простите, семиэтажное здание, огромный саркофаг, который выше всех соборов. Он находится на расстоянии 4 метров от стены некрополя. Это такая, представьте, хрущевка, только без окон, на каждом этаже галереи для стрельбы. Я совсем недавно понял, как пытаться объяснять людям, что здесь плохого. Когда мы бегали за строителями и умоляли не топтать гробы тракторами, потому что те, кто вел застройку, придумали удивительную вещь: получили историко-архивное заключение, что там никогда не было никакой обители и кладбища, но всегда были жилые дома.

Как потом мы выяснили, они подделали эту экспертизу, но ее везде показывали, даже на всякие совещания в администрацию президента  возили, где пытались на нас давить. Чтобы показать весь маразм ситуации мы такой пример приводим: в том месте, где стоит тир, с 1918 по 1922 год находился один из первых и неприятных концлагерей, который работал практически без регламента. Это был пересыльный пункт, но люди пересыльные, белогвардейцы, иностранцы, застревали там надолго. Баронесса Врангель описывает в дневниках своих, какой ужас там творился. Там шли расстрелы. Там есть ложбина очень удобная, и железная дорога позволяла пригнать вагоны ночью, выгнать оттуда репрессированных, расстрелять и тут же закопать. Там находят массу черепов и костей, в которых до сих пор находятся пули. И в этом месте стоят тир. Вот я и привожу этот пример.

А представьте себе Освенцим? И какой-то местный коммерсант построит тир на территории Освенцима? Что будет с мировой культурой? Этих коммерсантов просто разорвут. У нас это возможно.

И.Сергеев:  - Был Нюрнбернский процесс над фашизмом, поэтому и разорвут. А можно каким-то способом еще раз взять экспертизу, которая будет уже нефальшивой, и заставить снести этот тир?

С.Карнаухов: - Мы делаем все ровно по закону. Не буду перечислять тех, кто писал, легче сказать, кто не писал в Генеральную прокуратуру. Технология проверки информации такая. ГП скидывает на Москву, Москва делает запрос в Департамент строительства и инвестиций, оттуда приходит информация о том, что данный объект строился по решению нашей Градостроительной комиссии - и все. Больше того. Долгое время там нам давали ответы о том, что дали разрешение реконструировать чердаки и подвал одноэтажного тира ОСАВИАХИМа. Действительно, в 36 году к монастырской стене пристроили небольшой тир ОСАВИАХима. Это было здание без подвала. Интересно, что в этом тире, который в 90-е купил один преступник, лицо, стремящееся к авторитету в криминальной среде, сейчас не  принято говорить «вор в законе», этот персонаж долго владел этим объектом. Он в итоге сгорел. И когда он горел буквально 6 лет назад, на Спасском соборе на крыше плавилась жесть - вот какая температура была! Это был одноэтажный небольшой домик. Сейчас надо обратить внимание, что это тир неспортивный, но практической пулевой стрельбы, то есть там будут стрелять из автоматов Калашникова, пистолетов, будет большой схрон с оружием. То есть, даже это должно насторожить федеральные власти. Нам приходят ответы на депутатские запросы, что все законно. Они понимают, что рано или поздно это закончится, и умудрились вопреки действующему законодательству получить разрешение на строительство. Сейчас мы обжалуем это разрешение. Ушел запрос. Мы благодарны депутату Гаврилову, председателю нашего профильного комитета по религиозным отношениям. Он отправил запрос Чайке, ждем ответа от Генеральной прокуратуры.

И.Сергеев: - Сергей, я благодарен Вам за то, что вы делаете, мысленно снимаю шляпу перед Вами и помощниками по восстановлению справедливости. Насколько же это тяжело! Даже руки опускаются. Могут ли наши слушатели помочь?

С.Карнаухов:  - Могут. Рядом с нашим монастырем есть объекты. Первый -  это единственный в Москве многострадальный крест, мало кто знает, это единственный поклонный крест, который трижды подвергался нападениям. Вот мы его оставили таким, какой он есть, в том году его пытались срубить, два года назад - сжечь, он не сгорел удивительным образом, изрублены иконы, залито кислотой все, что могло сгореть от кислоты, имело стальную основу - здесь  место постоянных нападок. Это источник святого Андроника. Если поискать в источниках, почему нет в Москве купели, и почему их так мало, во многом это связано с тем, что центральной купелью Москвы, этим святым источником был колодец святого Андроника у Спасо-Андроникова монастыря. Мы там планируем возродить купель. Это первая наша мечта. Мы над этим работаем, есть проект уже. Первое, чем люди могли бы помочь, это начать ходить к этому кресту. Образовалась бы тропинка. Там и сейчас уже много цветов, икон, люди приходят, молятся. Считаю, что люди могли бы помочь нам главным - молитвой, самым главным, что мы ждем от людей.

И.Сергеев: - Как доехать до креста?

С.Карнаухов: - Нужно доехать до станции метро «Площадь Ильича», из метро выйти к платформе «Серп и молот». Улица Сергия Радонежского идет в сторону центра. По ней идем до музея Андрея Рублева. Справа от музея некрополь, который обязательно нужно посетить. Мы, к сожалению, мало информируем москвичей, но вот перечислю, кто там похоронен: Пушкины, я лично перезахоранивал сына Римского-Корсакова, Трубецкие, Третьяковы, Нарышкины, монашество. Удивительное место. Дойти до креста - Золоторожская набережная, дом 1. Там очистные сооружения. В советское время, чтобы уничтожить колодец, вдумайтесь, они очистные сооружения, трубу фекальную, вставили в колодец, где бы нечистоты смешивались со святой водой и сливались в Яузу. Чуть позже на этом месте построили очистные сооружения наши окружные, которые там стоят. Слева от них отовсюду виден крест.

И.Сергеев: - Большевики были очень изобретательны. К сожалению, назло. Я слышал, что существует возможность перевести музей вне монастырских стен здание какое-то уже найдено?

С.Карнаухов:  - Безусловно. Это усадьба Хрящевых. К огромному сожалению, из-за отсутствия финансирования и по непонятным для меня причинам, не хотят рассуждать о том, чтобы разместить музей во дворце культуры   завода «Серп и молот», который все знают. Прекрасное здание, могло бы для этого служить. Мне кажется, что в этих всех разговорах теряется базовая мысль, о которой никто не хочет говорить. Последнее время так получалось, что при возрождении обителей, при дискурсе о том, что надо построить храм, мы почему-то уходим в сторону. Со стороны Церкви мы начинаем предлагать гражданскому обществу, говорить: мы построим вам музей, он будет потрясающий, мы разовьем хор, он будет лучший, построим библиотеку, и она будет потрясающей. На это общество говорит, что если библиотеку будет строить международный фонд, то он построит в сто раз лучше и так далее. Общество не этого ждет от Церкви. Оно ждет ответа на главные вопросы бытия. Духовничество, опыт и образ монашеский, и должна быть молитва, это главное. Так вот, мы спроектировали по-своему прилегающую территорию, в ближайшее время будет представлен проект планировки прилегающих территорий вместе с монастырем. Мы собираемся обсуждать это публично со всем городом Москвой. В сердцевине этого проекта будет хоспис для детей до 10 лет. Мы мечтаем построить хоспис для уходящих из жизни детишек, бесплатный, чтобы дети могли приходить. Тогда для будущего монастыря появляется еще одна кровоточащая точка, заживлять которую придется молитвой. Мы надеемся, что там появится сестричество. И мы полагаем, что концептуально развитие музея и территории монастыря будет идти немного по иному пути, чем многие сейчас рассказывают.

о.Леонид: - Я приветствую наших слушателей. Тема Андроникова монастыря мне очень близка и в значительной степени понятна.  Я не могу согласиться со многими утверждениями Сергея Карнаухова, который сейчас высказался в адрес дирекции музея. Просто, знаете, дерево познается по плодам. Предыдущая дирекция музея, к сожалению, ничего   не   добилась в той проблеме, которую мы сейчас пытаемся решить. Не были ни переданы здания, не была оптимизирована работа музея, с выставочной деятельностью, были сбои и многое другое, что вызвало большие проблемы. Например, строительство Хлебного Дома в углу обители, который все больше стал превращаться в светский ресторан, хотя заявлялось сначала другое, нас привлекали и для освящения этого объекта, а получилось, что все ушло  в коммерцию. То есть все это было «до». А с приходом новой дирекции ситуация стала совершенно меняться. То, что директор открыл кафе на территории монастыря - это действительно, правда, но что такое кафе на территории монастыря? Это необходимо иметь в любом музее, куда бы вы ни пришли. Во всех музеях всего мира есть места, где люди могли бы выпить безалкогольные напитки или перекусить, это нормально. Если это то, что не мешает святому месту функционировать, если это не ресторан и не балаган, то ничего предосудительного в этом нет. Более того, он его открыл в таком помещении, которое было завалено грудами мусора лет 50 или больше. Это было здание бывшей малой котельной, которое было таким складом, где все превратилось в перегной. Оттуда все вытаскивали, вычищали это оскверненное здание, вывезли более 30 огромных контейнеров мусора, привели в порядок и сделали трапезную для сотрудников и тех гостей, которые приходят и хотят перекусить или зайти в уборную - необходимые вещи. Если это будет монастырь, то потом это может быть и братской трапезной или чем-то другим, полезным для насельников обители и гостей. Мы тоже все напряглись, когда директором музея был назначен Михаил Борисович Миндлин, и приход напрягся, и Московская патриархия не поняла, почему человек, который все время занимался современным искусством, поп - артом даже, вдруг становится директором такого музея. Конечно, это было серьезное испытание. Знаете, получилось так, что в первый год его директорства начались тектонические сдвиги в позитивную сторону, наладилась внутренняя жизнь музея, были тунеядцы, которые там существовали, так вот они оказались подвинуты, меньше им дали воли, и людям пришлось работать. А у нас работать не любят, но деньги получать или не получать, но сетовать, что денег нет. Но никто не говорит о том: а как бы мне поработать, а вот Михаил Борисович сумел создать обстановку в музее, когда работать стало и интересно, и полезно и материально это стало вознаграждаться лучше, чем это делалось до него. Сначала музейные сотрудники не поверили, думали, он их обманывает, потом когда несколько месяцев прошли, и его слова оказались точными и выполнимыми, т о сформировалось то ядро музея- научное, искусствоведческое, реставрационное, которое было необходимо музею, и сейчас оно замечательно функционирует. Посмотрите на сайте, какие замечательные выставки проходили, и проходят, и планируются там. Мы говорим, что монастырь должен быть монастырем, а музей - музеем. В этом плане как раз деятельность дирекции была самой успешной. Удалось, несмотря на сложнейшие проблемы передачи собственности из московской городской собственности в федеральную, с передачей музея в оперативное управление. Усадьба Хрящевых, которые просто по-другому решают проблему существования музея в будущем. Если сегодня 1300 квадратных метров - тесных, неприспособленных, где заниматься в бытовом смысле тяжело, нельзя даже воду провести, коммуникации. Это же уникальный памятник, в него нельзя внедряться и современный создать музей в нем  невозможно сделать. А в новых помещениях получается уже 4500 квадратных метров. В три раза больше. И это удалось сделать в годы уже нового директора, и слава Богу. Мы рады тому, что так развиваются события. У нас есть расхождения, иногда разное понимание будущего сосуществования, но есть и общее понимание, что это будет обязательно сотрудничество, ответственность за святыню, которая в наших руках. И соработничество в этом направлении. Я иного варианта не представляю. Да и мы все послушники Святейшего Патриарха, понимаем, что его позиция совершенно ясна и четко была выражена в 2010 году, когда он посещал обитель, совершал Божественную Литургию, после чего он встречался с деятелями музейного сообщества, он как раз и озвучил эти положения - наша перспектива это только общее сотрудничество и соработничество. Но музей опять же это светская организация. То, что происходит с экспозицией и малой трапезной, может быть по-другому, естественно, даже и храмовые помещения могут использоваться в качестве экспозиционных, потому что наполнить действующие храмы подлинными древними иконами -  это мечта настоятеля или любого священнослужителя. Молиться и совершать Литургию рядом со святынями - это все равно, что быть на земле, как на небе. Все возможности нужно обязательно использовать, но без конфликта, без неврастенической конфронтации людей, которые связаны с возрождением Андроникова монастыря.  В спокойном, православном русле, в том контексте, в каком вести работу благословил нам Святейший Патриарх Кирилл.