11.05.2023 14:02:21
Слушать: https://radonezh.ru/radio/2023/04/29/20-00
Н. Бульчук: - Доброго дня! Христос воскресе!
Н. Сухинина: - Воистину воскресе Христос!
Н. Бульчук: - Поздравим Вас и с Вашим юбилеем. Особенно приятно, что этот праздник пришелся на пасхальные дни. Мы, Ваши читатели, интересуемся тем, что у Вас нового, что может заинтересовать читающую аудиторию.
Н. Сухинина: - Для меня последняя книжечка – новинка, уже вышла, нашла своего читателя, но она еще новинка. «Аллилуйя. Письма близкому человеку» – вот ее название. Из моих многочисленных книг это первая, надеюсь, даже почти уверена, что последняя, – о себе. Я много писала о людях, их судьбах, но никогда не дерзала написать о себе, не считала свою жизнь значимой. Но тут было другое – неимоверное желание поделиться тем, что наболело. Я очень потратилась, пока писала эту книгу. Простите мне это циничное слово. Много сил было вложено, много было страхов. Мне книга казалась толстой. Она должна была быть толстой – туда же столько вложено. И вдруг из типографии приносят маленькую настолько, что меньше у меня и не бывало. Я удивилась. Видимо, это было просто ощущение эмоциональных затрат. И оно мне спутало карты.
Н. Бульчук: - А это, наверное, и лучше, когда появляется книга меньшего объема. Меньше мучений по сравнению с тем, когда приходится много вычеркивать, чтоб просто уместиться в формат.
Н. Сухинина: - Вероятно. Но тут уж случилось так, как случилось. А вот завтра должны забрать одну книжечку под названием «Цветок невиданный». Она не входила в мои планы. Это не заказ, но неожиданно для меня же мне рассказали историю в уральском монастыре. История о девочке, которая из 10 лет отпущенных ей Господом, пять серьезно проболела. В конце концов, она умерла. Девочка эта – ангел, который пролетел над нами, спустился, утешил и улетел. Хотелось бы, чтобы люди сопоставили свои скорби со скорбями этой девочки и родителей. Это важно. М так любим зализывать свои раны, ничего не стоящие. Эта девочка-ангел прилетела так ко времени. Я читала и не верила, что ребенок этот, который перенес 50 химий, на 50й как раз пришла и сказала, что будет угощать всех шампанским, сегодня у нее юбилей – 50 химия. Вот такой ребенок. В книге будет много фотографий. Родители очень ждут эту книжечку, их очень люблю, за них молюсь, мы немного дружим.
Н. Бульчук: - Чисто редакторский вопрос. Многие мечтают что-то написать, поделиться своими героями, историями, наблюдениями. Все мы отчасти немного писатели. Сдерживает одно – как это будет воспринято, как пробьется книга к аудитории. Что легче – иметь какое-то основание за плечами, наработанное имя, известность у аудитории или пробиваться человеку неизвестному?
Н. Сухинина: - Я не пробивалась. Мне просто не пришлось. Я журналист и по образованию, и по сути, наверное все еще.
Н. Бульчук: - Я о желании именно увидеть книгу на полках, у читателя в руках.
Н. Сухинина: - Это не просто. К этому привыкнуть нельзя. Каждый раз каждая книга – экзамен. Ты его сдаешь заново. Я называю себя вечным студентом с потертой зачеткой, где там все не видно. Все время ждешь, что в тебя полетит - букет цветов или комок грязи. Наверное, к этому привыкнуть нельзя. У меня так, по крайней мере, потому что я не уверенный по жизни человек. Для меня это всегда страх. Но учитывая эту мою немощь, Господь так устроил, что я никуда локтями не пробивалась, не доказывала никому ничего. До сих пор сомневаюсь, насколько я вообще что-то умею.
Н. Бульчук: - Читатель приходит в магазин, видит разные обложки, которые сегодня делаются прекрасно, но за которыми часто не стоит ничего – пустота. Но книгу невольно хочется приобрести. На что читатель ориентируется, что выбирает? Оформление много значит?
Н. Сухинина: - Оформление очень важно. Здесь мне снова повезло. Издательство «Алавастр», которое одно много лет выпускает мои книги, очень большое внимание уделяет обложкам. Когда книга идет, какое-то время она продается, потом обложку меняют, это тоже важно. Я неспециалист, а в издательстве люди подкованные, понимают, что нужно делать.
Н. Бульчук: - Вас не узнают по обложке?
Н. Сухинина: - Думаю, нет. Но внутри себя я требовательна к обложке. Жду. Раньше душа сразу не принимала обложку, потом редактор объясняла, что имелось в виду. И она меня, как правило, убеждала. Ей доверяю больше, чем себе. Поэтому у нас хороший союз много лет.
Н. Бульчук: - Что касается самих книг – Вы выносите какое-то судейское решение относительно своих книг, которые уже вышли. Что-то слабее, что-то сильнее, что-то интереснее?
Н. Сухинина: - Конечно, я их оцениваю, но никому об этом не скажу. Зачем? Люди может, и не подозревают о каких-то моих изъянах, а я сейчас стану говорить о них. Вижу пробел, их много, повтор, логические неточности, хотя вроде б вылизываешь, вылизываешь… Это нормальный творческий процесс.
Н. Бульчук: - Это не связано с реализацией? Книга сейчас плохо идет, как говорят торговцы.
Н. Сухинина: - Это не связано. С Натальей Владимировной, моим редактором, мы часто приводим пример. Когда вышла первая книга моя «Где живут счастливые». Тираж был более 10 лет назад, и все время она повторяется. На ярмарках бываю – кажется, она в каждом доме. Это называется, сейчас мало читают?! Мне кажется, что все только и делают, что читают. Дело в названии. Все хотят знать, где они живут, эти счастливые. Вышла вторая книга «Какого цвета боль». Её не так охотно покупают. Не хотят люди боли, у каждого и так своя, да еще и помноженная на боль ближнего. Уже сколько боли. Хватит. Поэтому и заголовки важны, и обложки, и сам труд. Просто мы сразу оцениваем только заголовок и обложку, а уже само содержание – потом. И когда я говорю, что мои книги – мои дети, то здесь есть неточность, потому что дети появляются на свет, а потом их надо воспитать. У меня наоборот – они уже воспитаны, такими же они родились и людям придется их оценивать такими, какими они родились.
Н. Бульчук: - Они же еще и сами воспитывают читателя и Вас, как автора, тоже?
Н. Сухинина: - Безусловно.
Н. Бульчук: - Мы когда-то говорили о том, как Вы находите фабулу, нить, завязку. Меня поразила история о том, как Вы перерабатывали истории, письма, когда готовились к труду – написанию очередной книги. Все книги рождаются из настоящей истории или близкой к истине. Один мой знакомый священник, известный православный автор, который печатается в жанре рассказов, но поражает меня тем, откуда вообще столько историй? Он много пишет. Как Вам кажется – жизнь правда так богата на примеры, истории, которые просятся на страницы?
Н. Сухинина: - До сих пор для меня это неведомый процесс. Я не очень понимаю, как появляется мысль написать книгу. В своем творчестве я заметила такую деталь: у меня заголовки появляются, прости меня, Господи, во время службы. Люди молятся, а я … Недавняя история – я была на службе в Лавре и во время службы у меня в голове вдруг фраза – я садовником родился. Чего это такое? Но фраза застряла, и показалось, что это отличный заголовок для книги, а книги-то еще нет! И под этот заголовок я написала книгу, сейчас она в работе, думаю, скоро читатели смогут прочитать. А тему я взяла под этот заголовок очень важную – слово в защиту странных людей. Мы иногда считаем странными людей, не имея на это никаких оснований. Сами мы нестранные, а люди странные. Не женился человек до 35, и вот мы начинаем полоскать, осуждать, срамить, а может быть он самодостаточен, у него другой путь и другие ценности. У меня такой герой – садовник. Для него сад – его жизнь, философия, воспитатель, учитель вере в Бога. Он не считает, что он должен поскорее себя загнать в рамки, чтоб быть как все. Мне так захотелось защитить этих людей. А потом подумалось, что мы все садовники, но не все про это знаем, не все хотим знать. Господь нас призвал на землю – возделывать сад. Каждый садовник.
Н. Бульчук: - Как хорошо, когда нет шаблонности. Вы сказали, что в сегодняшней литературе, Я покупаю книги со многими рецензиями, обзорами. Их часто позиционируют как шедевры, но их не может быть так много. Если уж они на что-то претендуют. И открыл – рутина, шаблонное изложение. По поводу шаблонности. Вы сказали, что у каждого свой путь, своя жизнь. У Ваших героев своя жизнь, они отталкиваются от какой-то реальности, а Вы позволяете писательской фантазии продолжить, улучшить, ухудшить, изменить жизнь и насколько?
Н. Сухинина: - Этого не стоит делать. Если человек, о ком я думаю, что он будет героем моей книжечки, зачем мне что-то доделывать. Они реальные люди, я это везде декларирую. Самая предпоследняя книжка «Вера, Надежда, Любовь и буфетчица Соня». Это повесть. Единственная книга, где герои вымышленные. Теперь у меня нет морального права сказать, что мои герои реальные люди. Уже есть книга, где мне захотелось поднять важную тему смерти, радости смерти. Раз мы себя называем православными, то мы должны в корне поменять наше отношение к смерти, а мы не торопимся это сделать, это неправильно. Мы можем жить очень по-разному, но умрем мы все, это то, что нас объединяет. Это самое главное дело нашей жизни. Мы даже слово это боимся сказать.
Н. Бульчук: - Может даже некоторые включат радиоприемники и остановят интервью на этом месте.
Н. Сухинина: - Надеюсь, не православные. Мы реально боимся, говорим, а вдруг что случится. М даже само слово боимся произнести. И я решила эту книжечку написать. Но я не могла же подобрать героев под тему, я их придумала, оставив тему. Повесть о Вере, Надежде, Любови – трех пожилых женщинах, которые оказались в одной больничной палате. Они тяжело больны и подозревают, что вряд ли они оттуда выйдут. Они чужие друг другу, ругаются, как обычно делают это люди в палате, и вот буфетчица Соня, которая возит эту свою тележку с кефиром. Она такая же. И вот они по очереди умирают. Каждая из них впитывает опыт смерти предыдущей женщины. Эстафета такая. Я боялась, как воспримут книгу. Боялась хулы, но не было её, а наоборот, хорошие отзывы, отклики.
Н. Бульчук: - Это настоящий православный реализм. Говорить о смерти нужно, нужно знать, что подлинно счастливые живут уж конечно не на нашей планете не в этой жизни. Настоящая счастливая жизнь наступит по ту сторону, но мы и здесь хотим прожить счастливо, не зная цвета боли, не сильно задумываться о том, что нас ждет завтра. Это пугает. Как сегодня отмечают критики литературные, превалирует такой жанр литератур как фэнтези, чего не бывало. Хочу спросить Вас как серьезного писателя, который размышляет о важных вопросах жизни и смерти, стояния, самостояния, поговорить об этом жанре. Как относиться к этому фэнтези, даже православному, которое тоже существует? Если кто-то мало знаком с терминологией, то поясню, что здесь придумывается всё, персонажи, святые, исторические персонажи вступают в придуманные диалоги… Что может дать такая литература? Люди ее поддержали, а стоит ли поддерживать или бороться?
Н. Сухинина: - Если она существует, значит, она имеет право на жизнь. У меня все проще. Я еще будучи читателем, не переносила фэнтези. Более того, я в детстве не переносила сказки. Не знаю, почему, но вымышленный мир прошел мимо меня. Мне всегда было интересно писать о том, что существует реально. Мне легче написать о том, что я знаю, видела, слышала. Фэнтези не мой жанр, я судить о нем не могу, потому что плохо понимаю. Я придумывать не умею. Я пыталась в книге «Вера, Надежда, Любовь», но это не фэнтези, но реальные люди, которых просто зовут по-другому. Но а мало ли у нас сейчас таких, кто мыкается по больницам, одиноких, брошенных, которые доживают свои дни в больнице, а самый близкий человек – медсестра, которая укол делает. Моя душа не принимала фэнтези на уровне читателя, а потом она не приняла это на уровне писателя. Я даже, если спросите, не назову ни одного писателя фэнтези. Это мой такой пробел.
Н. Бульчук: - А всё же желание потреблять такую литературу говорит о многом. Люди стремятся уйти от реальных проблем.
Н. Сухинина: - Люди вообще любят пожить в придуманном мире, мы все этим грешим. Те, кто уходит в фэнтези, не самодостаточны, чего-то недопоняли, недополучили, хотя вероятно я могу ошибаться.
Н. Бульчук: - Я с большим чувством зачарованности смотрю на толстые книги того же Толкиена, как они прекрасно изданы, в трех разных ипостасях, тремя переводчиками переработаны, но как только открываю – не могу это читать, невозможно продраться сквозь терминологию, имена. Меня часто укоряют, предлагают сделать усилие. А я не понимаю, зачем.
Н. Сухинина: - У меня то же самое. Я как из детства вычеркнула, так не читаю до сих пор. Кто меня может заставить? Что-то в этой жизни мы можем вбирать!?
Н. Бульчук: - Почти полвека Церковь получила свободу, а вместе со свободой литературу церковную, около церковную. Сложилось общество православных писателей, они стали воплощать свои произведения. Но до сих пор мы ломаем копья из-за того, что пытаемся понять, что такое православная литература. Это литература о православии? Хорошая благочестивая проза, где все-все выстроено по православным канонам? Или это нечто большее? Кто-то недавно мне сказал, что Мамин-Сибиряк – хороший православный писатель. Или Пришвин, или даже Бажов, прочитав биографию которого я даже ужаснулся, потому что он был активным революционером. А разве до 90 года у нас не было хорошей православной литературы? Я имею в виду советский период. Я бы не согласился. Какое Ваше мнение?
Н. Сухинина: - Православная литература все-таки богословская литература. Это труд богословов. А художественная не может делиться на православную или нет. Она может быть просто хорошей или плохой. Ценности высокие должен транслировать любой писатель. Меня называют православным писателем, но я смущаюсь, не совсем понимаю, что это такое. Всё здесь очень условно. Если литература подвигает человека проявлять какие-то чувства, значит, она православная.
Н. Бульчук: - А если там нет ни слова о православии?
Н. Сухинина: - А это очень хорошо. Я давно уже избегаю православной терминологии, потому что этим очень грешат люди. Вяжут, вяжут крючком все эти словеса. Зачем? Тема православного служения людям должна быть внутри, это не надо декларировать.
Н. Бульчук: - Сегодня появились молодые авторы, журналисты, которые пишут в жанрах ранее не ведомых. Жанр коротких заметок, дневников еще недавно не был нами освоен. Сегодня заметки публикуются, печатаются. Знаю даже священников, которые спустя 2-3 года деятельности в соцсетях уже публикуют наблюдения свои, размышления. Такая необязывающая творческая работа, которая совершается ежедневно, как бы сама по себе. Это творчество или что-то другое? Достоен ли такой жанр существовать в литературе?
Н. Сухинина: - Скажу о жанре дневников. Когда задумывалась моя книжечка «Аллилуйя. Письма близкому человеку», на нее было получено благословение духовника одного из монастырей. Он мне сказал писать духовный дневник. Я потом мозгами пораскинула и вернулась к нему и призналась, что не люблю жанр дневников, он лукавый. Человек, который делает дневниковые вещи, знает изначально, что это будут читать, и он невольно себя подрисовывает. Хорошо если себя и всё, а иногда и других корректирует. И он все-таки на пьедестале. У него есть эта нечестность. Это такое подглядывание в замочную скважину. И потом духовный дневник! Где я, а где духовность. И мы с батюшкой придумали такую форму, как письма близкому человеку. Я за это ухватилась, потому что мне эта форма дает искренне говорить с «близким человеком», чей образ собирательный, конечно же – это мои читатели. И дневник заменила я на письма, что было правильно, потому что себя я подстраховала. Письма – это честность, а дневник это немножечко даже способ поквитаться.
Н. Бульчук: - Помню недавнее наше интервью. В рассказывали о своем пути в журналистике, в православии. Рассказывали Вы и об общении со Святейшим патриархом Алексием II, Ваше вхождение в великий многоцветный мир православия тогда давно, когда Вы работали в печатных изданиях. Теперь Вы как-то иначе оцениваете этот мир? Или он такой же неведомый, огромный, таящий открытия для писателя. А может быть Вы в чем-то разочаровались, нашли другие пути для себя? А может быть и был какой-то кризис. Люди часто разочаровывались во многом, принимая православие. Они не подумали, что Бог должен иначе решить судьбу их, и вот они изменили свою жизнь. Как Вы это ощущаете спустя много лет?
Н. Сухинина: - Чем больше живу, тем меньше понимаю жизнь. У меня такой процесс странный, потому что раньше мне казалось, что старость – это обязательно мудрость. Сейчас я понимаю, что это не обязательно. Даже кажется, что многое из жизни своей я просто растеряла, подойдя к своему очередному юбилею. И сейчас очень много вопросов, а ответов мало. Мне надо многое пересмотреть, обдумать, и в этом я живу.
Н. Бульчук: - Посоветоваться есть с кем?
Н. Сухинина: - Наверное, есть, но вот это ощущение растерянности… Жизнь современная такая, что не грех и растеряться. Многое не сходится. Я продукт советской эпохи. В это другое время мне тяжело расстаться с моими обольщениями, настолько они уже мне родные, они в коже, с которой отдирать больно, а жить с этим неудобно. Простите за высокий слог, но мы живем в такое время, когда для каждого самое главное – честность. Это трудно, иногда невыносимо, но нужно иметь смелость смотреть на себя в зеркало.
Н. Бульчук: - Тем более этот термин сейчас уничтожен, ибо честно то, что мне выгодно.
Н. Сухинина: - Согласна. С этим не хочется жить. Поменять это – не знаю, как. Многие страницы истории, которую мы изучали, уже не видятся так, как раньше. Мучительно это всё. Я могла отговориться на Ваш вопрос, но опять же это будет нечестность, а я хочу дожить свою жизнь честным человеком. Это трудно очень! Даже не знаю, насколько у меня это получается.
Н. Бульчук: - Уместны слова одной из молитв последования «намерения вместо дел, Господи, прими». Если мы будем хотя бы намерение иметь к исполнению заповедей… Понятно, что никакую заповедь мы не умеем исполнить в полноте, но намерение уже важно. Иначе никто б не спасся. Спасибо, Наталья Евгеньевна, за эту честность, прежде всего перед самим собой и Богом. Это то, чего никто у нас отнять не может. Но это опасная черта сегодня, неудобная, потому что на удивление таких, кто стремиться неконфликтно, не раздумывая, что происходит, но лишь бы не выделяться из общей массы, таких всё больше. Это напоминает возврат. Мы знаем, что история развивается по спирали, мы много читали, прошли через многое. Столько было опубликовано дневников, воспоминаний, казалось бы – возврата нет, хотя бы в то страшное время, о котором писали наши великие правозащитники, заключенные. Читаю книгу «На других берегах». Книга одной политической заключенной, которая прошла 15 лет лагерей. Спустя эти страшные десятилетия они получает в прокуратуре справку о том, что дело закрыто за неимением состава преступления. Её это привело в восторг и в тупик одновременно. За неимением состава преступления было уничтожено более половины жизни человека. Но разве это было впустую? Люди боролись, выстояли, видимо перед Богом, это не впустую. Каждый наш маленький подвиг, стояние перед Богом, тоже не впустую?
Н. Сухинина: - Какие же силы нужны человеку, чтоб это пережить? Я даже не знаю, что сказать. Помоги, Господи, всем этим людям. Все мы родились садовниками и обязаны честно возделывать эту почву, чтоб предстать перед Богом честным. Где ты был? Не знаю, ничего не знаю, Господи, но старался быть честным человеком.
Н. Бульчук: - Сегодня в это время смешения добра и зла, греха и добродетели, смыслов, обезличивания, ковида этого, при котором люди стали разобщены, живут где-то счастливые? Мы ходим по Москве без масок, без кодов, без запугивания, радуемся, но ведь это все может измениться. Где же живут счастливые?
Н. Сухинина: - Думаю, счастливые те, у кого чистая совесть. Она обнажает близость к Богу. Если человек близок к Богу, то как он может сказать, что он напрасно прожил эту жизнь? Никогда! Такие люди есть. Но чистая совесть – огромный труд, не всегда благодарный, но, наверное, это задача каждого – стяжать чистую совесть.
Н. Бульчук: - Недавно прочитал слова нашего мученика протоиерея Павла Флоренского, нашего русского Леонардо в его малоизвестном трактате Иконостас. Он размышляет о том, что такое значит «так да просветиться свет Твой пред человеки». О чем этот Свет говорит? Флоренский говорит, что каждый праведник светит миру, даже внешне лицо его показывает, что жив Господь, Которого он проповедует своими делами. Вы хорошо сказали о чистой совести. Христос воскресе!
Добавить комментарий