26.09.2025 12:22:46
Слушать: https://radonezh.ru/radio/2025/08/30/19-00
Смотреть: https://rutube.ru/video/1ed66871885f269c5c8d1ff8cbe256ca/
Е.Никифоров: Здравствуйте, дорогие братья и сестры. У микрофона Евгений Никифоров и Борис Вадимович Межуев, доцент философского факультета МГУ – замечательный исследователь Соловьёва и многих других русских философов, американист, главный редактор портала «Русская истина». Сайт находится немного в замороженном состоянии, но там многое чего можно почитать. Сегодня поговорим о том, что меня несколько задело. Вы ввели в философский оборот понятие «контрпросвещение». Меня, конечно, это несколько шокировало. Это, наверное, имеет смысл, потому что восстание масс, начало которого констатировал Хосе Ортега-и-Гассет, знаменитый испанский философ, приобрело ныне просто чудовищные масштабы. И оно уже грозит почти полным разрушением культуры и цивилизации, созданной элитой. Хотя та же самая элита в свое время пыталась воплотить все лучшее, доброе и разумное, а сейчас сама же уничтожает то, что породила. Вот, о просвещении и контрпросвещении я хотел вас расспросить. Восстание масс, что это такое? Нашествие массовой культуры?
Б Межуев: Восстание масс и контрпросвещение, просвещение – немножко разные вещи. к теме восстания масс имеет отношение тема тёмного просвещения.
Е.Никифоров: Вот ещё поразительный термин противоречивый.
Б Межуев: Да, это термин, который сейчас приобрел особую популярность. Кстати говоря, все вот эти концепты просвещения – вроде бы спор, ведущийся уже несколько веков, и тем не менее в 20 веке он тоже приобрёл актуальность. Понятие темного просвещения как-то связалось с приходом Трампа в Соединённых Штатах. Вы вспомнили о моей американистической специализации. Так вот это оказалось соотнесено с появлением вокруг Трампа фигур неоднозначных, магнатов всяких в области большой цифры, так скажем. Самый известный – Питер Тиль. Илон Маск, безусловно, тоже, хотя его мы в первую очередь связываем со Старлинком, с чем-то космическим или спутниками. В большую цифру он пошел уже чуть позже, когда приобрел ранее называемый Twitter, сейчас – сеть X. Питер Тиль — создатель Paypal, если не ошибаюсь, стал патронировать оригинальных ярких людей. Питер Тиль стал венчурным инвестором, вкладывающим в разного рода интересные, яркие проекты. Он решил вложить деньги в промоушен некоторых сложных с точки зрения либеральной ортодоксии блогеров. Самый известный – Кертис Ярвин. У него сложный псевдоним. Сейчас он в основном публикуется уже под своей фамилией, но некоторое время назад публиковался под псевдонимом, страшно сказать, Магнус Могнбунд. Такое сложное название.
Е.Никифоров: Это как пароли, которые генерируются системой.
Б Межуев: Для нас это не очень приятная фигура. Он не религиозный человек, откровенно не религиозный человек, но последовательный антидемократ. Вот как раз тема восстания масс к нему больше имеет отношение. Он представляет группу людей, которая представляет, что вообще Америка стала отставать в области экономики, технологического развития. Никаких полётов тебе на Луну, никаких прорывных изобретений, только усовершенствование уже каких-то ранее осуществленных открытий. Претензии западной цивилизации на лидерство выглядят сейчас малообоснованными на фоне китайских. В чем причина такого несчастья? Демократия. Демократия, свобода и равенство. Ну, не знаю, как «братство», но, наверное, это тоже в кучу. Вот это восстание масс, о котором писал Ортега-и-Гассет в 30-е годы, которое и сейчас вызывает опасения. Слишком большое влияние масс на политику надо ограничить. Слишком большое влияние масс на принятие нужных решений. Нужно сделать государство похожим на частную корпорацию. Но этому мешают, как он говорит, либеральная такая установка, ортодоксия, религиозная по своему происхождению, даже можно сказать христианская по своему происхождению. Смысл заключается в том, что все люди равны. Все люди равны, все имеют право на принятие решений. Его нельзя назвать фашистом. Его любимая фигура — Фридрих II Гогенцоллерн, король прусский. Вот нужно сделать такой образ правления, похожий на камерализм, чтобы принимать решения в малых группах, как это, собственно, происходит в корпорациях. А не получать какую-то встречную реакцию, одобрение или не одобрение, во всяком случае, на юридическом уровне.
Е.Никифоров: Такая меритократия.
Б Межуев: Можно сказать. Если такое произойдет, то Америка рванет куда-то вперед. Вот это темное просвещение. К этому стали добавляться странные фигуры. Не очень мне пока понятна фигура британского философа, на которого Ярвин оказал влияние, – Ник Ланд, сейчас безумно популярный. По-моему, книжку даже сейчас переиздали у нас, диссертацию. Очень сейчас популярно в России. В России все темное, с запада идущее, всегда популярнее светлого, вынужден сказать. Между прочим, этот самый Питер Тиль продюсирует не только темное просвещение, но и светлое христианское, значит, постлиберализм тоже немножко поддерживает, несмотря на то, что сам является человеком едва ли религиозным, в том числе с его сексуальной ориентацией. Светлое вообще никого не интересует, интересует всех только темное. Сколько я ни бился, чтобы постлибералов американских у нас хотя бы перевели… никто не интересуется абсолютно – российская любовь ко всякой темной экзотике. Вот этот Ник Ланд большой поклонник французского философа Батая. И он, по-моему, если не сам ввел термин «темное просвещение», может быть, оно действительно принадлежит к Ярвину, не берусь сейчас судить, кто из них приоритет имеет, но он дал этому некое образное обоснование. Идея темного солнца – когда мы смотрим на солнце, видим тьму. И поэтому все то, что мы называем просвещением, то есть светом, – на самом деле не свет, а вот тьма — это и есть свет на самом деле. Когда мы смотрим на солнце, мы не видим непосредственно солнца, оно нам залепляет глаза, и мы видим тьму. Что-то в этом есть криптоэротическое, как я предполагаю, поскольку это Батай…. На самом деле смысл очень понятный. Термин «просвещение» здесь очень важен. Мы берем идеи срывания всех и всяческих масок, идеи глядеть на мир не боясь, но при этом отказываемся от либерально-ценностных установок, которые не дают нам возможности рвануть вперед. Когда-то Иммануил Валерстайн, социалистически мыслящий марксист, говорил, что когда-нибудь капитализм попытается оторваться от идей либерального просвещения, потому что он не будет давать им возможность рвануть вперед. «Темное просвещение» – это в точном смысле слова исполнение пророчества Валерстайна по этому поводу. Контрпросвещение я немножко поясню, потому что это не совсем то же самое. Само контрпросвещение и спор о нем сейчас очень популярны. Идет большая дискуссия, имеет ли этот термин смысл. Спор возник в историко-философских кругах. Популяризовал этот термин в 1973 году довольно известный, в том числе и в нашей стране, британский историк политической мысли Исаия Берлин, который был в России представителем Британии. Он в России родился, в Петербурге, потом уехал, стал большим человеком в политической жизни в Британии, да и в истории мысли действительно стал довольно влиятельным историком. Можно даже сказать, стал философом политическим. Он встречался с Анной Ахматовой, передавал ей привет от эмигрантов, за что ей потом влепили. В 1973 году он написал работу, где решил обозначить движение против господствующего рационалистического просвещения, против универсализма. Он выделил три фигуры. Немецкий философ Гамон, Гердер, немецкий философ, и Жозеф де Местер, естественно. Иррационализм, чувственность, ставка на стихию, отказ от универсальных принципов.
Е.Никифоров: Де Местер вообще оккультист.
Б Межуев: Мы сейчас поговорим о де Местере, – он самая интересная фигура в этой всей милой компании.
Е.Никифоров: Да, действительно.
Б Межуев: Вот, действительно, потому что все остальное... Он великий человек все-таки, начнем с этого, хотя в нем много чего было сложного. Мне кажется, термин потрясающий, яркий и очень такой насыщенный смысловым образом, а интерпретация слабоватая, мне кажется, у Берлина. Мне, конечно, негоже с ним спорить, он человек был выдающийся, но все-таки слабоватая интерпретация, потому что довольно быстро стали самого Берлина опровергать, и довольно влиятельные люди говорили, почему, собственно, Гербер — это контрпросвещение, почему не какая-то умеренная версия просвещения, да почему вы берете в качестве образца просвещение только французских энциклопедистов или атеистов. Есть же умеренная консервативная версия просвещения. Вот, в частности, мы видим Канта, Гердера, Лессинга. Это все люди не атеисты были, но протестанты, пытающиеся соединить разум и веру. И в России такие, разумеется, тоже были. В общем, началась большая дискуссия. Не буду вдаваться в детали, хотя это, может быть, одна из самых интересных тем для истории мысли. Но что-то здесь упускается, потому что привело это к дикому размытию термина. Есть сильное ценностное напряжение. Если берем самые полярные фигуры, не надо трогать всяких атеистов, материалистов, но возьмем Канта и Жозефа де Местера, две полярные фигуры. С одной стороны, Канта, автора замечательной статьи 1684 года «Что такое просвещение?» и Жозефа де Местера с его рассуждениями о Франции, работой о Папе, «Санкт-Петербургскими вечерами» и так далее. Между ними какое-то напряжение, которое не сводится к тому, что один – умеренная версия другого. Один – центрист, а другой – правый. Тут какая-то действительно серьезная контроверза. Я, грешным делом, попытался контроверзу описать, причем на материале русских мыслителей. Контроверсия действительно очень значительная. Различия проходят по очень интересному критерию, который до меня, извините за наглость, никто так четко не описал. Может быть, я заблуждаюсь, слишком много на себя беру, но различия происходят по очень простой причине. Кант в работе «Что такое просвещение?» говорит простую вещь: просвещение – выход человека из состояния несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. И это несовершеннолетие по собственной вине приводит к тому, что человек боится пользоваться собственным разумом, что он должен делать, когда, наконец, выйдет из этого состояния.
Е.Никифоров: Красиво сказано.
Б Межуев: Да. Возникает вопрос, а почему человек знает о том, что он вышел из состояния несовершеннолетия? Во-первых, о каком несовершеннолетии идет речь? Вряд ли о биологическом несовершеннолетии. То есть речь не идет о том, что мы с вами уже взрослые люди, и мы уже должны пользоваться собственным разумом, потому что мы уже не дети. Речь не о детстве, как мне кажется, в биологическом смысле слова, но о детстве в историческом смысле слова. Есть народы, еще находящиеся в состоянии исторического детства, которые вынуждены ориентироваться на внешние авторитеты, в том числе на авторитет Церкви, государства, врача… Кстати, Кант, врача упоминает почему-то. Он говорил, что нужно строить диету, гигиену. Кстати, ему самому это удалось. Прожил он для своего времени очень продолжительный срок. Так вот, есть люди, которые говорят, что человек уже в историческом смысле вышел из этого состояния несовершеннолетия, то есть стал исторически взрослым, имеет право на свободу, на пользование собственным разумом, на принятие политических решений, на обсуждение вопросов, касающихся социальной и общественной, и политической жизни. И есть мыслители, де Местер из них ярчайший пример, которые говорят, а с чего вы это взяли? С чего вы взяли, что человек вышел из этого состояния? Почему вы не думаете, что он еще ребенок опять же не в биологическом смысле слова, что человечество отягощено первородным грехом, и оно всегда будет находиться в состоянии детства. Человеку всегда будет необходим внешний авторитет. Ну, для де Местера это был римский Папа, без которого невозможно никакое общество.
Е.Никифоров: То есть он был католиком, христианином?
Б Межуев: Естественно! Когда Вы сказали про его оккультизм, то вероятно имели в виду, что в юности он был мартинистом, поклонником Сен-Мартена, видимо, масоном, действительно. Во всяком случае, несмотря на свой резко антипротестантский, фундаменталистский католицизм, он никогда особенно не отрекался от этого. К мартинизму и к масонству он относился спокойно. Более спокойно, чем католические мыслители XIX века, большей частью. В общем, без того напряжения, которое обычно в тот момент уже жило... Он считал, что в каких-то умеренных формах масонство и мартинизм имели смысл. Есть некая тема тайного знания, суперзнания, которое может быть посвящённым дано. Такая идея проходит у де Местера. Много интересных у него ходов, которые определили всю линию контрпросвещения. В «Санкт- Петербургских вечерах» он говорит, можем ли мы себе придумать что-то более совершенное, чем человеческий язык? Человеческий язык – продукт времени, ясно, что не продукт человеческого разума. Люди создают искусственные языки, но это все ужасно совершенно выглядит. А естественный язык – насколько совершенная конструкция. То есть здесь такая глубинная мудрость, и она более значительна, чем мудрость сегодняшнего века. И он действительно сказал, что, если вы хотите преодолеть революцию, то должны преодолеть просвещение. Вы не можете просто сказать, что революция – это плохо, потому что там какие-то отдельные радикалы, которые что-то не то делали с королем. Нет! Нужно просвещение, даже не французский энциклопедизм, а просвещение вплоть до Лютера, вплоть до реформации соскоблить, стереть всю эту историю нового времени и вытащить в центр европейского духовного развития римского Папы. Абсолютным последователем де Местера в России был Чаадаев. Чаадаев был его явным, можно даже сказать, плагиатором. Это грубо, конечно. В общем, это был человек, который всячески пытается подражать адептам.
Е.Никифоров: Он был криптокатоликом?
Б Межуев: Нет, он не был криптокатоликом в конфессиональном смысле этого слова. Он никогда не переходил в католическую Церковь и даже считал это ненужным и вредным. Он относился к католицизму как к социальному институту. Для него это было не религиозной догмой, а скорее такая идея возможности реализовать социальное христианство. На протяжении большей части своей жизни Чаадаев считал, что в России роль римского Папы может играть русский царь. Между прочим, это как-то мало кто замечает, но это так.
Е.Никифоров: Цезарь и папизм.
Б Межуев: Цезарь и папизм. Он не считал, что он должен быть главой Церкви, но главой реализации миссии христианской, христианского смысла в истории. Тут важно другое. Мы сейчас не будем говорить, кого он конкретно хотел куда отвезти. Смысл в том, что и Чаадаев, и Де Местер, и в какой-то степени Тютчев, вся линия мысли, которую можно назвать контрпросвещением, или, как я это называю, первым контрпросвещением, или первым контрмодерном, потому что потом будут другие волны, так вот они будут говорить о том, что человек еще не дозрел до свободы, до состояния взрослости, и ему нужна внешняя сила, чтобы его вести по истории, как Моисей вел еврейский народ 40 лет по пустыне. Так считал Чаадаев. Де Местер в миссию русского царя особо не верил, в том виде, в каком мы сейчас об этом говорим. Сейчас не будем про Чаадаева, чтобы не запутаться. Вот де Местер считал, что надо, чтобы римский Папа вел дальше, до конца истории, до прихода Антихриста. Никогда взрослости исторической ни один из народов, ни французский, ни русский, никто не обретет. Вот. Это мощная мысль. Она воспроизводится в истории много-много раз с очень разными аберрациями. Что тут важно? Главная ошибка Берлина и всех с ним – они связывают контрпросвещение только с традиционализмом. Несомненно, нынешний традиционализм Генона, Дугина – тоже вариант контрпросвещения. В чем смысл философии Рене Генона? Человеческое просвещение взяло на себя миссию критики какого-то мышления. А на самом деле нужно вернуться к примордиальной традиции. Это такая якобы традиция, которая существовала изначально в изначальном обществе, предположительно древних ариев, древних индоевропейцев. Смысл её заключается в том, что это было разделение на три или четыре варны, как обычно. Варна — это индийский термин. Слово «сословие» не совсем точно выражает смысл, как и «каста». Условно говоря, есть три варны — кшатрии, брахманы и вайши. Есть духовное сословие, сословие рыцарей или кшатриев, и есть сословие земледельцев, тех, кто занимался хозяйством, материальной жизнью. И есть еще шудры, некие изгнанные из общества, обслуживающий персонал. И вот изначальное общество индоевропейское строилось на этих трех варнах, и должна была быть правильная между ними иерархия. Вначале брахманы, они все определяют, это духовенство. Затем рыцари, которые живут своей жизнью, у них своя абсолютно нравственность, этика. И есть экономическое сословие, которое занимается сельскохозяйством. Вся проблема заключается в том, что в историю народов вторглись другие народы, у которых этого не было. Можно догадаться, какие.
Е.Никифоров: В Индии-то все сохранилось жестким образом.
Б Межуев: А в Европе, к сожалению, возникло гнусное новое время, вызванное именно тем, что произошел закат примордиальных смыслов, и наступила эпоха нового времени, отмеченная попыткой духовного универсализма. То есть наступило осевое время, вообще обычно это называется. Осевое время — это время появления религий, ориентированных ко всем людям. То есть не ориентированных к каждой касте, как в индуизме, где своя установка у всех варн, а этика, обращённая ко всем.
Е.Никифоров: Там все-таки, как в Британии, высокое англиканство и низкое. Лоу Чёрч и хай чёрч.
Б Межуев: Да, высокая Церковь и низкая. Будем говорить так, чтобы не сбиваться. И вот это плохо, это и есть наступление эпохи равенства. Вместе с кризисом этой примордиальной традиции наступает отход от трансцендентных каких-то основ. Одно сословие с Луной как-то связано, другое с Солнцем, третье – ещё с чем-то. Все это замешано на какой-то космогонии полуязыческой, уж точно не христианской. И вот, собственно, в этом и идея. Надо вернуться к древним основам, так сказать. Правда, тут возникают некие противоречия, потому что в традиционализме одни говорили, что нужно власть кшатриям дать. Был такой Юлиус Эвола. Его мнение, что всё нужно отдать кшатриям, потому что самое злое – это брахманы, то есть духовенство, которое на себя взяло слишком много. Вот де Местер зло как раз, плохой человек. Мы его не любим за это. Языческий империализм нужен, то есть власть языческого такого вождя… Короче говоря, это тоже контрпросвещение. Потому что ты зря думаешь, что ты дорос за какого-то совершеннолетия, что вся эта предыстория, которую ты отмёл, из которой попытался выпрыгнуть благодаря отчасти христианству, отчасти осевому времени, отчасти всякому новому времени, это все на самом-то деле... Продукт зла, метафизического исторического зла. А надо вернуться вот к изначальной глубинной примордиальной мудрости. Поэтому нынешние адепты традиционализма в России удивительным образом, закольцовываю разговор, как-то очень радостно прислушались к появлению «тёмного просвещения» в Америке. Они формально люди религиозные, исповедующие православие, христианство, даже в какой-то очень строгой церковной форме. А это вообще какие-то дикие нехристи, которые говорят, что христианство это пережиток вообще, который надо выбросить вместе с либерализмом. Тем не менее, они радостно приветствуют «тёмное просвещение», потому что видят, что здесь есть как раз понимание тупика, которого либерализм достиг. Это как некоторые марксисты воспринимали позитивно определенные духовно-кризисные явления эпохи декаданса. Они считали, что капитализм достиг своего предела. Поэтому традиционалисты к темному просвещению относятся не как к опасности, а как к некоторому шансу на изменение Запада. Пойдём дальше, тут ещё интереснее сюжет развивается.
То, что я говорю о традиционализме, это, условно скажем, второе контрпросвещение. В чем разница между первым и вторым контрпросвещением? Это мои авторские термины. Первое контрпросвещение антиреволюционно. Оно говорит, что революция – это просто зло, с которым надо бороться. Вот де Местер. Ставка просто на реакцию. Но реакция должна быть не просто там реставрация бурбонов, а надо сделать так, чтобы переформатировать западную цивилизацию и римскому Папе вернуть власть, которая у него была, может быть, только в XI веке. Иннокентий III там… или Григорий VII – самые такие великие папы. Вот надо вернуть туда. Второе контрпросвещение не антиреволюционное. Оно говорит, что на самом-то деле революция, может быть, и нужна, консервативная революция. В результате революционного очищения может появиться супервласть. На самом деле вся тема консервативной революции — это тема появления нового лидера из революционной волны, фюрера, если угодно. В некоторой степени, кстати говоря, это было и в России. Можно посмотреть, как линия русского контрпросвещения идет от несомненно контрреволюционного Чаадаева к революционному Мережковскому. Все они мечтали о новом Петре I. Чадаев все-таки верил, что Петром I будет кто-то из династии Романовых, а Мережковский и его группа разочаровались в династии Романовых и посчитали, что истинный революционный вождь родится в результате русской революции. Любопытным образом они сделали ставку на Керенского, но это выглядело очень смешно, конечно.
Е.Никифоров: Фигура не соответствующая. Как они, такие тонкие художники, писатели, элитарные люди, и увидеть возможности в ком? В Керенском? Поразительно.
Б Межуев: Все время у нас ассоциация с женским платьем, побегом. А вот Савенков, например, – более такая харизматическая фигура. Он им был даже ближе, чем Керенский. Где-то там они искали эсеровских вождей. Они хотели не демократии, но такой харизматической легитимности своего рода. Это все равно контрпросвещение, потому что мысль заключалась в том, что фюрер, появится, вождь. Кстати, среди поклонников Мережковского был Мюллер-Вандербрук, большой любитель Мережковского, переиздавал его в Германии. Так вот он был создателем термина «Третий рейх», как известно. Его книжка так называлась, еще до прихода Гитлера. Он верил, что вот будет новый рейх, но произойдет он из революции.
Е.Никифоров: А чем их тогда не устраивал Ленин? Уж более харизматичный…
Б Межуев: Это сложный вопрос. Действительно, чем их не устраивал Ленин? Ваш вопрос многим задавали. Чем не революционный вождь?! Если не считать, что Ленина на дух не воспринимали. Во-первых, все-таки интеллигентные люди, сталкивающиеся с реальными репрессиями... Это все красиво на бумаге, а когда начинают расстреливать заложников, начинается бешенство. Это первое. Второе — атеизм. Не случайно они Ленина антихристом считали. Полагали, что это пришло как раз не то. Вместо чаяного народного героя пришло такое демонстративно-атеистическое зло, которое подчинит Россию мертвящему ложному просвещению, атеистическому, чисто механическому, научному, крайне догматичному. Что-то такое было у них на самом деле. Они считали свою борьбу с большевизмом религиозной борьбой, хотя не с позиций монархических и белоэмигрантских в чистом виде, а с позиций настоящего истинного народного и религиозного какого-то направления. Хотя Вы правы, конечно, их позиция для Блока, Иванова-Разумника, многих русских поэтов более искренних и менее вовлеченных в политическую конъюнктуру, но более призванных смотреть на это контрпросвещение, на эту веру, что новый Петр из революции явится, их оппортунизм выглядел непоследовательно.
Е.Никифоров: В белом венчике.
Б Межуев: Да, в белом венчике, из революционной магмы выльется новая фигура, новый вождь, новый герой толпы, который поведет за собой народ, и мы опять будем побеждать всех. Вот это второе контрпросвещение. Но, понимаете, бывает еще и третье, и четвертое… Значит, первое контрпросвещение – новый вождь, новый пастырь, который поведет, как Моисей, придет из институций прошлого, царь или папа. Де Местер — яркий пример первого контрпросвещения. Второе контрпросвещение – это что-то из революционной волны, когда из народного лика, из океана народного возмущения явится фигура. Это и в Германии было, и в России. Консервативная революция в Германии, наши народническо-эсеровские поиски символистские, но довольно влиятельные. Третье контрпосвящение еще интереснее – из будущего придут эти люди. Из будущего, люди будущего. Откуда эти люди будущего могут появиться? На самом деле очень просто. Из более передовой цивилизации. Можно себе представить, что придут люди из более передовой цивилизации, скажем. «Умная нация покорит глупую». Придут более передовые фигуры.
Е.Никифоров: Ну что они думали? Гипербореи какие-то? Откуда это? На кого они хотя бы намекали?
Б Межуев: Ну, смотрите, вы же Ницше читали? Сверхлюди. Люди, прорвавшиеся в будущее.
Е.Никифоров: Сам Ницше сошел с ума?
Б Межуев: Сошел, но в надежде на вот такого рода фигуры, на человека из будущего, который придет и отменит это новое время, просвещение, представление о том, что мы уже достигли предела своего развития. В оккультизме это было. Теософское движение все на этом построено. Суть теософии Блавадской, а это все-таки основа оккультного всего, положение, что человек еще не достиг своего окончательного развития, что человек еще может развиваться. Более того, что были даже в прошлом какие-то люди более развитые, чем мы. Допотопные существа, расы какие-то. Мы не самая развитая еще раса, бывает более развитая. Тут много разной фантастики, я сейчас не буду рассказывать, важно другое. Важно сам концепт схватить, что из будущего придут какие-то фигуры, которые нас опять в это будущее вовлекут. Потом эта тема стала очень мощной для научной фантастики. И, между прочим, христианскому сознанию надо было ее как-то продумать. Отец Серафим Роуз очень мощно написал, мне очень понравилось, когда-то я читал, что научная фантастика — это такая квазирелигия. Это не просто жанр литературы. Отец Серафим со свойственной ему четкостью указал на то произведение, которое является знаковым для научной фантастики всего двадцатого века – «Конец детства» Артура Кларка. Знаете, когда я его прочел, понял, что до того на меня мало что производило такое сильное впечатление. Прочел я ее в 19-м году, недавно совсем. Кстати говоря, если кто не хочет читать, то может посмотреть экранизацию, неплохую, 2015-го года, где основная проблематика романа более-менее выражена. Она очень важна именно с христианской точки зрения, несмотря на то, что Кларк не просто был атеист, он высказывался как враг христианства.
Е.Никифоров: Как называется фильм?
Б Межуев: «Конец детства» 2015 года. Это парадигмальное произведение. Вы ничего не поймете в братьях Стругацких. Понять Стругацких, не зная этого произведения, сложно. Смысл в том, что прилетают инопланетяне, сверхправители, оверлордс. Они предотвращают ядерную войну между сверхдержавами. И устанавливают новый мировой порядок. Притом мы не видим их лица. Это новый мировой порядок, в чем-то довольно спокойный. Ничего страшного не происходит, народы мирятся между собой. Но есть некоторые ограничения. Первое важное ограничение – нельзя летать в космос. Люди не для звезд. А второе ограничение — люди не могут видеть лица этих сверхправителей. Там еще есть целый ряд ограничений, которые кажутся довольно малозначными, а потом выясняется, что они довольно существенные. Появляется такое альтернативное движение сопротивления, которое говорит о том, что абсолютная власть – плохо. Ссылаются на слова лорда Актона «всякая власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно». Антиглобализм какой-то!? Люди не видят, что это за невидимая сила, и начинают что-то с ней делать. После преодоления сопротивления сверхправители говорят, что сейчас человечество не готово нас увидеть. Через некоторое время мы покажем свой лик. После определённого времени они показывают свой лик, но за это время ослабевает религиозная культура. Это подчёркивается специально Кларком. Христианство начинает слабеть как система кодов каких-то, определенных опознаваемых точек. И они объявляются. И мы видим, что это, в общем, черти, такие рептилоиды, с рогами, с хвостом. Да, люди нас так изображали. Мы понимали, что покажись мы раньше, когда христианство сильное, тут же бы сказали, что это власть ада. Сейчас человечество уже более просвещенное. Оно понимает, что мы просто более развитая цивилизация. В общем, там много чего происходит. Потом выясняется, что они обманывают людей. На самом-то деле цель этих сверхправителей — уничтожение человечества. Удивительно, что это так написано, что ты даже не понимаешь вообще, с какой позиции сам автор пишет. У человечества там есть космическая эволюция, они забирают детей, и они уйдут в космическое сознание всепланетное. Притом там показано, куда их забирают, – это прям преисподняя просто, огонь горит, и черти летают. Дальше человечество гибнет, земля гибнет, дети уходят в этот коллективный разум. Серафим Роуз обличал это произведение как оккультизм своего рода, что не бесспорно. Непонятно, как к этому относиться. Христианский писатель Клайв Льюис начал переписку с Артуром Кларком, пытаясь понять, что, собственно, он хочет сказать… Ничего более великого больше Кларк не написал никогда! Все, что он писал потом, на порядке ниже. Кубрик тут же решил сделать с ним фильм, но он уже продал права на экранизацию, и поэтому Кубрик снял «Космическую Одиссею» 2001 года. Идея была снять именно конец детства. Произведение сыграло огромную роль. Приходят люди из будущего и требуют абсолютного доверия, мол, они куда-то выведут. Потом выясняется, что доверие основано на обмане, на самом деле люди, даже религиозные фанатики, которые там изображены, правы. Более того, у людей даже были какие-то возможности бороться с этими чертями. Были способности для борьбы, но это просто все блокировали, усыпили бдительность, навязали глобализм, так сказать, «Новый мировой порядок». Уверен, что все эти конспирологические теории о рептилоидах, все идут от романа Кларка, который оказался настолько сильным, что породил все конспирологические концепции. Это в целом представление о том, что придет кто-то из будущего, который приведет нас к лучшему, но по отношению к этим людям из будущего мы должны отказаться от наших представлений о свободе, о равенстве, о том, что мы можем понять, куда нас ведут, потому что мы участники еще того космического эволюционного процесса, который еще не завершился. Ну и, наконец, я считаю, есть четвертое контрпросвещение. Это как раз сегодняшний день – такая фигура из будущего пришла. И мы ее уже знаем. Она уже есть в нашем мире. Это искусственный интеллект. То есть искусственный интеллект — это и есть то самое существо, которое придет из будущего, потому что оно превосходит человека по объему запоминаемой информации, перерабатываемой информации. И нам надо довериться ему, что оно нас приведет к этому будущему, то есть отказаться от нашей способности ставить какие-то условия искусственному интеллекту, управлять им. Ну, это и есть трансгуманизм, идея технологической сингулярности – четвертое контрпросвещение, связанное с тем, что мы сейчас переживаем период, когда такое существо, или не существо, или сила реально появляется в нашем мире. Инопланетяне, слава Богу, не появились, но вот, как предсказал Ницше, сами породили это нечто. И это тоже довольно существенная и мощная идея. Чтобы немножко оттенить Кларка, все, наверное, видели другой замечательный сериал, который есть в китайской версии, есть и американской, есть и роман. Правда, я его не читал, только сериал смотрел, врать не буду. Это роман Лю Цысиня «Задача трех тел», по-моему, называется. Там тоже инопланетяне, но думаю, это метафора искусственного интеллекта. Человечество не способно решить свои собственные проблемы, и там показано меньшинство, которое воспринимается отрицательно. Это уже однозначно отрицательно, предатели человечества. И несмотря на то, что у них есть внутренние конфликты, некая своя правда, и они вызывают эту цивилизацию, которая должна прийти, освободить землю от тирании человечества и создать здесь более-менее экологический миропорядок без истребления животных видов и так далее. Основные герои произведения борются с этими людьми, а симпатии автора не на стороне предателей человечества. Так вот, это как бы четвертое контрпросвещение, связанное не с традиционализмом, а с ультрапрогрессизмом. Вот что я хочу сказать. Что контрпросвещение может быть связано не обязательно с апелляцией к прошлому, к традиционным ценностям, к нашей вере и авторитетам, идущим из прошлого. Часто сегодня оно связано с ультрапрогрессизмом, чем-то, идущим от будущего. Но требование точно такое же: признайте, что вы еще дети. Не случайно роман Кларка – «Конец детства», хотя Кларк проблематизирует всю эту ситуацию. Это новая ситуация и новое понимание идеи контрпросвещения. Оно требует, конечно, самоопределения западной цивилизации: куда она, с кем она? С темным просвещением, с контрпросвещением, с трансгуманизмом или с какой-то версией собственного просвещения. На масонской ложе Макрон сказал, как вы помните, масонам, что вы определитесь, с каким просвещением вы имеете дело. Обычно все хохмят по этому поводу. Но и для христианства, и для нас, для православной цивилизации это самоопределение. А мы-то с кем? Понятно, что мы вряд ли с глобализмом, но тем не менее, в этом споре мы вообще как смотрим на ситуацию? Во многом был прав Жозеф де Местер, только вместо римского Папы нам надо кого-нибудь другого – в принципе, так тоже можно думать. Константин Николаевич Леонтьев хотел так именно. Он не хотел римского папы, он был православный человек, но считал, плохо, что у нас нет своего папы. Он хотел вселенского патриарха наделить такими чертами.
Е.Никифоров: Сейчас нынешний Вселенский Патриарх это же что-то совершенно обратное тому, что они все ждали. Недавно на выступлении экологическом он признался, что верит в сияющую пустоту. Вселенский Патриарх!?
Б Межуев: Если мы сторонники идеи контрпосвещения и наделяем кого-то безусловным авторитетом, то должны верить в сияющую пустоту. Мы не имеем права критически сомневаться в суждении.
Е.Никифоров: Вовсю критикуются попытки всеобщего контроля, Большой брат там и так далее, искусственный интеллект, когда благодаря технологиям можно всех прослушать, всё увидеть… Люди, естественно, защищают свою личность, свободу и личное пространство. Дугин же говорит, а что вы защищаете на самом деле? То, что вы пытаетесь скрыть, гнусные мысли. В общем-то, идея какая-то, в общем даже привлекательная. Нечего там всякое творить. Но, простите меня, это же начало того, чтобы вообще ограничить свободы какие-то. То есть Дугин, на самом деле, это из тех людей, кто прямо-таки впечатлён и восхищается высшими этим «где-то там».
Б Межуев: Ну, Дугин, на мой взгляд, это стыдливый русский вариант Юлиуса Эвола. Он, на самом деле, хочет языческого империализма, хотя всячески будет изображать, что он не языческий, но только в российском его варианте. Он призывает наделить статусом исповедника представителя спецслужб.
Е.Никифоров: Обожествление такое.
Б Межуев: На исповеди, наверное, негоже скрывать мелкие грешки, которые, к сожалению, у всех нас есть. Обманы, соблазны, сны нехорошие. Но это не означает, что я хочу, чтобы действовал здесь какой-нибудь, неизвестно лучший ли меня в духовном плане, представитель российских органов, занимающихся безопасностью страны, а не моим спасением. Вопрос моего личного спасения его совершенно не занимает. И он должен быть наделен статусом священного лица, которое может с меня снять грехи.
Е.Никифоров: Судоплатова я недавно читал. Просто захватывающее чтение. Это известнейшие разведчики, контрразведчики сталинской эпохи. Поразительно откровенные мемуары, где он показывает всю чудовищную внутренность ЧК КГБ, дрязги бесконечные, поедание лучших, когда выходит на свет самое среднее, самое пошлое, самое предательское, самое безнравственное, никчемное, которое и его, в частности, тоже съело. Он в книге ничего не утверждает философского, не объясняет, как это могло произойти, как это могло случиться. Единственное, говорит, что диктатура с неизбежностью рождает ситуацию подозрительности, которая в конечном счете ведет к саморазрушению.
Б Межуев: Да, конечно. Вспомним еще раз фразу из «Конца детства» Актона: «Всякая власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно». В духовном же плане тоже развращает. Наделение духовными и судебными тем более атрибутами людей по роду деятельности занимающихся безопасностью ничего хорошего не несет.
Е.Никифоров: Хотя они замечательные, часто умные порядочные офицеры, старающиеся, и патриоты. Православные, опять-таки. Но они такие же, как мы. Ничуть не выше, ни ниже.
Б Межуев: Наша задача понять, кто мы в этом споре. Мы все-таки сторонники идеи христианского просвещения или мы сторонники идеи христианского контрпросвещения. Я сам, конечно, сторонник просвещения, которое называю «консервативным просвещением». Есть такой термин, и в западной историографии.
Е.Никифоров: Что это в двух словах?
Б Межуев: Это понимание того, что настоящее просвещение, то есть представление о взрослости, может быть основано на религиозных предпосылках.
Е.Никифоров: Свет Христов просвещает всех.
Б Межуев: Именно! Но это, понимаете, не так просто сказать. Это значит, что мы обладатели истины, в каком-то смысле.
Е.Никифоров: Мы должны сказать свободно, а не просто прочтя в книжке, сдавая катехизис.
Б Межуев: Жесткое условие! Мы не просто не можем передоверить кому-то функцию пастыря, пророка, который нас куда-то ведет, мы не имеем права это делать. Кстати говоря, это отчасти из Евангелия следует. В Евангелии ведь не сказано «ждите пророков», там сказано «бойтесь лже-пророков». Вот эти пророки все самозванцы в значительности. Иногда пророками мы называем наших великих писателей, но это метафора. Пророк, которому мы должны бесконечно, безусловно подчиниться и который нас приведет в чаемое будущее, ждите, что это будут черти.
Е.Никифоров: Как на Украине Шевченко, пророк. Поразительно, всюду, как Ленина, они цитируют его. Оказывается, Шевченко и в физике разбирался, химии. Его, как Сталина, обязательно нужно было цитировать в научных трудах, приводя его суждения. Я не верил сначала, но оказалось, правда! Осталось только удостовериться про вырытое Черное море…
Б Межуев: В этом плане Новый Завет ко многому обязывает. Он обязывает быть очень скептичными по отношению ко всем людям, которые куда-то нас зовут, обещая куда-то привести. И к трансгуманистам, безусловно, и ко всяким сторонникам технологической сингулярности, и, разумеется, к сторонникам темного просвещения, но и к тем людям, которые говорят, я сейчас вас на Армагеддон веду, ко всем этим армагеддонистам, понимаете. Более того, это наша обязанность как христиан! Наш долг! Долг оставаться очень бдительным, трезвенным. Если мы так поймем нашу задачу христианского просвещения, это будет, конечно, выдающимся нашим вкладом в дело православной цивилизации.
Е.Никифоров: Замечательно сказано. Больше нечего прибавить в сегодняшней нашей передаче. Думаю, очень интересно было бы поговорить и о столетии Стругацких, всей этой культуре фантастики мировой. Это же не просто развлечение, хотя все это и выродилось. Все вырождается, как у нас даже сейчас в России православие как развлечение. Инфотеймент есть такое понятие. Информация как развлечение подается. Так и вера, и даже православие вдруг становится поводом для развлечения. Сегодня вы действительно просветили нас на этот счет. Я очень признателен. Это шокирующее, конечно, парадоксальное, осюморон – темное просвещение. Восстание масс, контрпросвещение. Поразительные вещи! Мы этим терминам всегда доверяли, как вдруг – они совершенно обратным образом используются.
Б Межуев: Совершено верно! Термины, как и всякие, приближающие нас к реальности, имеют свойство переходить в свою противоположность.
Е.Никифоров: Блюдите яко опасно ходите! Читайте все, можно и Кларка, и Стругацких читать, но желательно перед этим все-таки помолиться. Или просто с утра не забыть помолиться. Молитвы не надо вычитывать, но хоть пару молитв с глубоким пониманием. Если мы это поймем, то это будет камертончик на целый день, совершеннейшее противоядие различным злым мыслям, помыслам или чувствам. А размышлять нужно, без этого невозможно. Спасибо! У нас в гостях был Борис Вадимович Межуев, замечательный философ, доцент кафедры истории русской философии.
Добавить комментарий