Нужны ли нам Три Святителя?

Праздник Трех Святителей привлекает внимание своей историей возникновения. Как известно, в XI веке в Константинополе случилось разделение, причем не по политическим убеждениям,  не по каким-то социальным требованиям, но по любви к богословской литературе. Спорщики явились горячими почитателями или Василия Великого, или Григория Богослова, или Иоанна Златоуста. Полемика достигла такого масштаба и накала, что была прекращена лишь Божьим вмешательством -  чудным видением митрополиту. Оказалось, что перед Богом все три угодника в равной чести.

На сегодня эта история удивительна даже одним только тем, что в основе спора, колеблющего столицу, лежали богословские книги. Чрезвычайная заинтересованность средневекового человека религиозными вопросами есть особенность, ушедшая навсегда. Сонный европеец в наши дни уже редко способен отличить православие от католицизма или христианство от буддизма, хотя может прекрасно разбираться в каком-нибудь международном маркетинге и в три минуты оседлает любой новый гаджет. Гораздо более живой в этом плане остается восток, но там сегодня религиозные взаимоотношения решаются уже с помощью баллистических  ракет.

В целом, времена великих богословских споров давно закончились, и никакой город в XXI веке уже не будет взбудоражен жаркой полемикой о количестве воль и природ во Христе, о единосущии и подобосущии, о воипостазировании и моноэнергизме. Зияющая пустота огромных , но безлюдных готических соборов Запада, процентное соотношение стоящих в воскресенье в храме и спящих дома русских людей неутешительно свидетельствуют о трагической переориентации духовных потребностей современного человека. Христос во веки Тот же – а мы, видать, все таки меняемся. Придя, найду ли веру на земле? – риторически вопрошал Сам Господь, предупреждая о будущем великом духовном оскудении человеческого сердца. Да, вера со всеми ее вопросами становится необходима все меньшему и меньшему количеству людей.

Но вернемся к празднику. Обращает внимание само качество материала, из за которого едва не перессорились константинопольцы. Жители Царьграда вчитались в эти книги настолько, что разобрались в мельчайших оттенках мысли великих богословов, и данные разности сделали предметом хвалы и споров. Кто читает так святителей сегодня? Златоуста, допустим, какими-то кусочками современный читатель сможет усвоить – но не более чем кусочками. А вот Василий и Григорий – это чтение такого уровня сложности, что на сегодняшний день  его может поднять или кандидат богословия, пишущий специальную работу, или редкий усердный  монах с горячей верой и фундаментальным образованием. Среднестатистическому православному подобные тексты в принципе не интересны, да и малодоступны в плане их трудности.

А ведь имена Василия, Григория, Иоанна звучат у нас на каждом всенощном бдении, во время литии, с обязательным озвучиванием их уникального титула: святые великие вселенские учители и святители. Никакие другие святые христианского мира не имеют подобного наименования. Очевидно, Церковь поставила их так высоко, и поминает их так часто, чтобы обратить наше внимание на все написанное и сделанное ими. Их книги и пример имеют вселенское значение для всей Церкви. Естественно, наше внимание к ним должно соответствовать их великому статусу.

Но на деле выходит странное – святители чтутся, но не читаются. Между тем, почтить память святого писателя – это значит не только пропеть ему величание, но и прочитать его книги. Тем более если речь о тех, кого Церковь почтила самыми высокими титулами.

 Да, Василия и Григория читать непросто. Труден язык, непривычны обороты.  Но здесь опять же одна из наших проблем: мы имеем крайне узкий культурный диапазон. Нам неизвестна и малоинтересна история древней мысли, почти закрытым для нас является мир древних языков. При культурном выходе из временного пространства в несколько десятилетий мы уже чувствуем себя неуютно. Каких- нибудь сто лет назад – и мы уже наверняка заблудимся среди акмеизма, символизма, футуризма и прочих дивных растений русского культурного поля начала XX века.  А если уж сделать шаг в средневековье – здесь дорожные указатели вообще исчезают, и под ногами полный мрак. Поэтому нам трудно читать тексты полуторатысячелетней давности, не зная законов их построений, особенностей стиля эпохи и проч. Мы попадаем в культурно чуждый нам мир.

Да, православный не обязан быть культурологом, в вере это вовсе не главное.  Но, вместе с тем, православие имеет огромный культурный охват. Находясь в Церкви, верующий ничего не поймет в ней, если не расширит и свой культурный диапазон. Ему придется вместить в себя хоть самое малое  знакомство с античностью и ее категориями мысли. Ему придется, оттолкнувшись от апостольского века, прийти к началу византийского богословия и формированию христианского искусства, разделяя постепенно взор на два различных истока – западную и восточную цивилизацию. Ему необходимо будет как-то понять и оценить для себя возникновение монашества. Ему предстоит познакомиться с историей Византии и приключениями ее духа, с Россией как преемницей византийского православного сознания с одной стороны, но и носительницей европейского мировоззрения с другой. Ему нужно будет понять природу и происхождение основных ересей, древних и новых. Все эти вопросы православному придется включить в круг своих размышлений, если он захочет не быть в Церкви иностранцем.

Но психология потребителя и тут влияет на нас – вместо того, чтоб расширить узкие створки своего культурного мирка, мы возмущаемся: «нам трудно! переведите нам богослужение, оно непонятно! дайте брошюру и не пугайте толстой книжкой – мы быстро устаем! не надо Василия, Григория, Иоанна – дайте современную журналистику, она читается легче!» Благословенная сложность церковного предания, имеющая целью воспитать человека для вечной жизни, отталкивается нами как досадная помеха, вносящая ненужное напряжение в нашу расслабленную жизнь. И уж конечно же, так до богословия каппадокийцев дойти вряд ли получиться…

***

Тем не менее, память Трех Святителей, вместе с дивной историей установления праздника, лично меня все же встряхивает. Я с тоской и радостью смотрю на увесистые книги великих учителей, стоящие на полке. С тоской – потому что больше половины не прочитано. С радостью – потому что больше половины не прочитано; значит,  впереди много ни с чем ни сравнимого наслаждения. Чтобы прочитать их, нужны всего две вещи – истинная вера и интерес к новым знаниям. И то, и другое должно быть у православного человека. И, наверное, сегодня они возможны только у него.