Об отделении правосудия от политики

Последние несколько дней СМИ и интернет обсуждают одно происшествие. Насколько можно понять, некий мальчик вел себя неблаговоспитанно по отношению к дворнику, дворник метнул в него лопату, попал в лицо и сломал челюсть. Такое бывает — бывают неблаговоспитанные отроки, бывают нерассчитанные удары, приводящие к более серьезным повреждениям, чем человек хотел — и это должно было стать предметом судебного разбирательства. Метать лопаты в детей, даже дурно воспитанных, нельзя, тем более нельзя ломать им челюсти. Состояние аффекта, вызванное поведением мальчика, можно считать смягчающим обстоятельством — но никак не освобождающим от ответственности.  Поэтому дворник должен быть наказан, с учетом всех обстоятельств, по закону, предусмотренному для таких случаев. Человек явно не является закоренелым злодеем, и тут следует обойтись без чрезмерной суровости — но оставлять это без наказания невозможно. Иначе метание лопат в невоспитанных отроков сделается популярным видом спорта.

Но в этом деле возникли дополнительные обстоятельства, которые придали всему делу другую окраску — и другое развитие. Дворник, Бахром Хурамов, оказался узбеком, а мальчик — русским. И тут, вместо спокойно рассмотрения обстоятельств дела, возникла буря — против дворника вознегодовали русские националисты, увидевшие очередное преступление «понаехавших тут», против мальчика — борцы за толерантность, которым, в образе 12-летнего мальчика, явился жуткий призрак русского фашизма, и земляки дворника.

Это не первое дело, в котором интересы правосудия — рассмотрения того, что произошло на самом деле и определения личной вины человека — оказываются под угрозой из-за политических и национальных страстей. Не очень давно дело Мирзаева обсуждалось не в контексте личной ответственности конкретного человека и обстоятельств конкретного дела — а в контексте общего раздражения на бесчинства понаехавших и вялость правоохранителей. Так и в этом случае на дворника — и на мальчика — оказались спроецированы убеждения, надежды и страхи, не имеющие отношения к этим двум людям.

Разговор о недостатках иммиграционной политики — а равно о межнациональных отношениях — надо вести отдельно от этой ситуации. Бахром Хурамов не отвечает за иммиграционную политику властей, и за их политику вообще. Он не отвечает за тех своих земляков, которые попали в криминальные сводки за различные тяжкие преступления. Он отвечает за свой личный поступок — он бросил лопату и сломал мальчику челюсть. Вот в этом он виноват. Предъявлять ему претензии за действия других людей — несправедливо и бессмысленно. С другой стороны — также бессмысленно взывать к толерантности и пугать «русским фашизмом». Более того, это крайне контрпродуктивно.

В сознании людей уже закрепилось представление о том, что «толерантность» - это искажение правосудия в пользу представителей национальных меньшинств. Многие полагают — в некоторые случаях обоснованно, в некоторых — нет, что за одно и то же преступление русского накажут по всей строгости закона, а вот к представителям, как язвительно пишут в блогах, «толерантных», национальностей будет проявлено большое снисхождение, в частности, потому, что за ними стоят их земляки, диаспоры, готовые проявить солидарность, настойчивость, и щедрость. Русские люди — не расисты, и они обеспокоены не наличием людей с другими оттенками кожи, а искажениями правосудия и неэффективной работой правоохранительной системы. Отвечать на понятное беспокойство граждан чем-нибудь вроде «уроков толерантности» бессмысленно. Еще хуже — когда события развиваются как будто специально для того, чтобы подтвердить схему «диаспора отмазывает своего».

Для поддержания национального мира необходимо нелицеприятное правосудие — а ему в равной степени препятствуют как воинствующий национализм, так и толерантность. Иммиграционная политика, вызывающая все большие нарекания, межнациональные отношения, положение и правовой статус иностранных рабочих — это политические проблемы, которые, несомненно, следует обсуждать. Но они не должны обсуждаться в суде. Суд должен заниматься установлением обстоятельств конкретных дел и меры ответственности конкретных лиц — не как представителей тех или иных общностей, но именно как конкретных лиц.