О двоеверии на Руси: дедушка Евфросинии Полоцкой

Несколько веков, начиная с эпохи князя Владимира Крестителя, христианство на Руси жило бок о бок с язычеством. Их сплетение в умах вчерашних идолопоклонников порождало причудливые формы двоеверия. В «Слове о полку Игореве» нарисован колоритный образ такого древнерусского двоевера – полоцкого князя Всеслава.

Проповедь новой веры на огромном пространстве Киевской Руси шла не столь быстро, как это иногда представляется сейчас. В городах с преобладающим славянским населением христианство охотно принимала княжеско-дружинная и купеческая верхушка. Но уже городское простонародье, хотя и крестилось, суть «греческой веры» понимало плохо – тут на христианизацию населения работал высокий авторитет князя. Вне же городов, на селе дело обстояло совсем худо. До просвещения смердов, будущих крестьян-христиан, дело еще долго не доходило, и села стояли без храмов. «Духовным окормлением» селян и городского черного люда занимались «богомерзкие» волхвы-кудесники, знахари, бабы-ворожеи.

В 988 г. потерпел сокрушительное поражение Перун, главный бог военно-придворного сословия – княжьей дружины. Но Велес, бог тех, кто «сидел на земле» и целиком зависел от природных явлений, «скотий бог», покровитель скотоводства, охоты, отчасти земледелия, уступать свои позиции не собирался. Весь север, северо-восток, северо-запад Киевской Руси – Новгородская, Ростовская, Полоцкая земли – находились под его влиянием еще и в XII столетии и принимать «пришлую» веру не хотели.

Древняя Полоцкая земля — ярчайший пример того, как язычество смешивалось с христианством и под его влиянием медленно вытеснялось из жизни. В XI столетии здесь более полувека правил князь Всеслав, то ли от современников, то ли от потомков получивший характерное прозвище – Чародей. «Слово о полку Игореве» отзывается о нем так: «Всеслав князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам ночью волком рыскал; из Киева до петухов, великому Хорсу (солнцу. – Авт.) путь перебегая, в Тьмутаракань добирался». Славу оборотня Всеслав получил еще при рождении: на голове младенца оказалось некое «язвено», которым заинтересовались придворные волхвы. Подобные знаки – остатки родильной рубашки или иные метины – на языческий лад трактовались однозначно: ребенок рожден от огненного Змея и быть ему оборотнем-волкодлаком. Эта молва достигла даже слуха киевского летописца-монаха, записавшего, что Всеслав рожден от волхвования.

            В XI в. Полоцкая земля была фактически независима от Киева, более того – враждебна ему. Враждебность и соперничество проявлялись в том числе в делах духовных. При отце Всеслава князе Брячиславе Полоцк был едва ли не оплотом языческой оппозиции на Руси. Волхвы чувствовали себя здесь вольготно, точа зуб на христианство. Позиции Велеса среди полочан были весьма сильны, и капища густо дымили жертвенным огнем. Но так было не всегда.

            Полоцкая земля – наследственное владение знаменитой Рогнеды, одной из языческих жен князя Владимира Крестителя. После крещения Киева Рогнеда постриглась в монашество, основала в Полоцком крае монастырь и, очевидно, занялась просветительской деятельностью. Ее сын Изяслав, живший с матерью, по характеристике летописца, был «смирен и милостив, любя и почитая священнический чин и иноческий, и прилежа почитанию Божественных писаний». Но ранняя смерть этого полоцкого князя, видимо, изменила ситуацию. Рогнедины благочестивые старания были забыты, к воспитанию малолетнего Брячислава Изяславича приложили руку местные волхвы. Они, вероятно, и взрастили его в ненависти к прочей крещеной Руси. Итогом стал кровопролитный поход Брячислава на Новгород и война с киевским князем Ярославом Мудрым.

Был ли крещен его сын Всеслав, неизвестно. Однако крещение младенцев в княжьих семьях тогда стало уже обязательным, и скорее всего, ребенка крестили. Что, впрочем, не мешало ему перенимать у волхвов их «мудрость». Единственное известное событие, произошедшее в начале его самостоятельного правления в Полоцке, говорит о Всеславе скорее как о христианине. Полоцкая земля стала епископией, в ее столице был возведен кафедральный собор Святой Софии – третий на Руси после киевского и новгородского. Немало говорят о настроениях Всеслава в те годы имена его старших сыновей: Роман и Глеб. Роман – крестильное имя князя-страстотерпца Бориса, вместе с братом Глебом канонизированного в 1020-х гг. стараниями Ярослава Мудрого. Более того, и следующие сыновья Всеслава носили имена Рогволод-Борис и Давыд (последнее – крестильное имя святого Глеба). Подобное демонстративное уважение к христианским святым естественно скорее для церковного человека, чем для князя-язычника.

Но после смерти Ярослава Мудрого Всеслав не сумел поладить с его сыновьями. В середине 1060-х гг. он повторил «подвиг» отца, захватив и  разорив Новгород. Кроме большого числа пленных полоцкое войско увезло с собой паникадила из собора Св. Софии и колокола со звонницы. По мнению историков, эти трофеи понадобились полоцкому князю для оснащения и украшения собственной Св. Софии (у которой к тому же было на один купол больше, чем в новгородской, – дух соперничества принимал и такие формы). Братья Ярославичи выступили против него большим войском и разбили полоцкую дружину. Сам Всеслав спасся бегством. Его умение ловко и внезапно убегать от врагов, о чем не раз упоминал летописец, также, очевидно, внесло лепту в создание образа князя-оборотня, рыскающего в ночи волком, «обгоняющего солнце».

Вскоре Ярославичи хитростью захватили Всеслава, и он больше года провел в заточении в Киеве. В 1068 г. Русь пережила нашествие степняков-половцев. Ярославичи были наголову разбиты кочевниками, их войско деморализовано. Этим воспользовалась квартировавшая в Киеве полоцкая дружина, чтобы освободить Всеслава. Опирались они при этом на киевский люд, играя на недовольстве киевлян своим князем Изяславом Ярославичем, его нежеланием вновь биться со степняками. Настроения горожан стали подогревать в своих целях и волхвы, связывавшие со Всеславом надежды на языческий реванш. В этом случае у Всеслава должна была быть уже устойчивая репутация скорее язычника, чем христианина. Это находит подтверждение в «Слове о полку Игореве»: у Всеслава «вещая душа». Вещий – тот, кто ведает, – ведун, волхв, чародей. В передаче автора «Слова…» тоже вещий Боян, легендарный песельник, «Велесов внук», так отозвался о Всеславе: «Ни хитрому, ни разумному, ни в гаданиях искусному суда божия не избегнуть». Всеслав гадал по птицам, предсказывал, видел, слышал и знал то, что обычному человеку не по силам, и в довершение всего слыл оборотнем. Выгоды от такого князя для сторонников старой веры в случае его вокняжения в Киеве казались очевидными.

Взбунтовавшийся городской люд прогнал князя Изяслава, вытащил Всеслава из темницы и провозгласил его киевским князем. Заодно был убит новгородский епископ Стефан, случившийся в это время в Киеве и, вероятно, пытавшийся противостоять мятежу.

Летопись заостряет внимание на том, что освобождение Всеслава произошло в день христианского праздника – Воздвижения креста. В уста князя книжник вкладывает слова благодарности кресту Господню: «Верил я в тебя, и ты избавил меня». Вряд ли это лишь благочестивый вымысел монаха-летописца, который немного ранее упомянул о рождении Всеслава от волхвования. Для таких слов должно было быть основание.

Но летопись ничего не говорит о княжении Всеслава в Киеве. Однако уже то, что он не замарал себя какими-либо языческими реформами (о них монах-книжник не преминул бы сказать), кое о чем свидетельствует.

Примерно в это же время в Новгороде также произошел мятеж. Некий волхв, обморочив горожан, поднял их против нового епископа и новгородского князя. Дело кончилось бы плохо, но князь Глеб повел себя решительно: лично зарубил волхва топором. Новгородцы опомнились и разошлись.

Еще один мятеж случился в те же неурожайные годы в Ростовской земле. Волхвы собрали толпу народа и ходили по селениям, творя самосуд – убивая женщин, обвиненных в колдовстве и в недороде. По некоторым версиям, именно тогда был убит язычниками и ростовский епископ – святитель Леонтий.

Каким образом эти мятежи связаны между собой, неизвестно. Ясно лишь, что это была серия эксцессов под языческим знаменем. И можно только гадать, не являлся ли этим знаменем, вольно или невольно, полоцкий Всеслав.

В Киеве он княжил недолго. Через семь месяцев Изяслав вернул себе свой княжеский стол и отнял у Всеслава Полоцк. Потом были несколько лет войны за этот город (Всеслав победил в ней), его новые кровавые набеги на Новгород, на Смоленск.

Лишь с 1080-х гг. неспокойная душа Всеслава, по-видимому, утихомирилась. С этого времени о нем уже ничего не слышно. Зато образ князя-чародея получил развитие в фольклоре и литературе: в «Слове о полку Игореве», написанном век спустя, и в былине «Волх Всеславьич», имеющей новгородские корни. В былине образ воинственного Всеслава за века претерпел изменения, в частности наложился на древний образ мифического князя Волха, тоже чародея и оборотня, обитавшего неподалеку от Новгорода, у озера Ильмень. Этот Волх, сын Змея, обращался «лютым зверем коркодилом» и пожирал тех, кто не хотел поклоняться ему как богу. Таким своеобразным способом новгородцы «отомстили» своему обидчику полоцкому князю. Впрочем, Волх Всеславьич выступает в былине как могучий богатырь, защитник своей земли от иноплеменников. Вероятно, изначальные, не дошедшие до нас варианты былины не столь симпатизировали этому князю.

И «Слово о полку Игореве», и былина согласны в одном: они представляют Всеслава исключительно язычником, отбрасывая все то, что касается его христианства. Возможно, все дело в древнем «пиаре», намеренно создававшем именно такой образ князя. Ведь и волхвы, ловившие простонародье на удочку «славной старины», должны были расписывать Всеслава самыми яркими языческими красками. И враги полоцкого князя вынуждены были живописать его «бесоугодным кудесником», ибо ничего более позорного в христианской стране и вообразить нельзя. Тот же вещий Боян, сам не чуждый ведовства, но живший при дворе черниговского князя, распевал на княжьих пирах песни-хулы против Всеслава – маленький фрагмент такой песни и дошел до нас в «Слове о полку Игореве».

Двоевер Всеслав Полоцкий, вероятно, не был счастлив в жизни: «Хоть и вещая душа была в отважном теле, но часто он беды терпел». Однако и как христианин он сделал немало. Ну хотя бы то, что сыновья его воспитывались в христианской вере. Некоторые из них, начав княжить, строили храмы, покровительствовали монастырям. И, думается, Господь был милостив к Всеславу. Иначе как дар Божий невозможно расценить появление в роду потомка, стяжавшего христианскую святость, – молитвенника пред Богом за весь свой род. Такой потомок был дарован Всеславу через поколение – у младшего его сына родилась дочь Предслава. Повзрослев, она постриглась в монахини, основала два монастыря, строила храмы, привлекла в иноческое звание многих своих родственников, выпросила у византийского императора для Руси почитаемую икону Богоматери, мирила наследников Всеслава в их княжьих распрях, а в конце жизни отправилась в Иерусалим и захотела отдать Богу душу на Святой Земле. Господь услышал ее просьбу и исполнил. Известна эта святая как Евфросиния Полоцкая – прославленная внучка Всеслава «Чародея».

Так в истории одного княжеского рода видится история совсем иного порядка – постепенной смены религиозных «вех» в Древней Руси.