Не надо лжесвидетельствовать!

Слушать: https://radonezh.ru/radio/2025/06/07/19-00
Смотреть: https://rutube.ru/video/52bb345b0eff1746b56cc1dad0739bd9/

Е. Никифоров: Здравствуйте, дорогие братья и сестры! С радостью представляю вам нашего обозревателя Дмитрия Олеговича Бабича, у которого есть особенность некоторой въедливости. Когда он что-то видит, он начинает сразу же анализировать, просматривать. Его всегда интересно слушать, потому что это всегда документированные высказывания, всегда есть цитаты, на которых он строит свои заключения. В этом смысле это всегда основательные суждения.

Д. Бабич: Как в советском союзе говорили - начётчик.

Е. Никифоров: Вы слишком себя занижаете. Все-таки аналитик, скорее всего. Итак, мы хотели поговорить об истории. В последнее время казалось, что, как мыслили древние, история – это совсем не наука, а муза. Это некое Клио, которая историкам диктовала свои рассказы. И чем лучше она диктовала, чем она была свободнее в своих высказываниях, тем эти историки оказывались в конечном счете более востребованы. Напомню, что в Древней Греции именно историки были вроде Мединского, да?

Д. Бабич: Геродот, Фукидид – первые историки.

Е. Никифоров: Они не просто писали истории для кого-то, для архивов каких-то. Это были очень популярные люди, которые ездили с гастролями по всей Элладе. Выступали они в крупнейших собраниях, собирая громадную публику. Люди с восхищением внимали их занимательным историческим рассказам, которые, конечно, не были выдуманы. Все было основано на каких-то реалиях, но вместе с тем это всегда было очень персонифицировано. Я хотел бы спросить вас, насколько церковная история подвержена конъюнктуре, субъективным суждениям, насколько она является искусством?

Д. Бабич: Можно сказать, что есть церковная история и есть христианский церковный взгляд на историю. Вы правильно сказали, что ещё в Древней Греции оказалось, что историки очень разные. Самые два знаменитых – Геродот, Фукидид. Геродот описывал свои путешествия, часто давая волю фантазии.

Е. Никифоров: Он всегда говорил «я не уверен, но говорят…»

Д. Бабич: Это было действительно популярно и привлекало большое количество публики. Фукидид – это другая трагическая судьба. Он же хотел быть генералом, но в первом же сражении ему не сопутствовала удача, стало ясно, что военной карьеры у него не будет. По-моему, даже его изгнали из города на какое-то время за военную неудачу, в которой он не был виноват. Военная фортуна, как известно, переменчива. И он решил, хорошо, я не буду генералом, это мне не суждено. Но я так точно опишу события этой Пелопоннесской войны, что будущие генералы будут у меня учиться. И его основное усилие было именно правдой, а не впечатлением, как у Геродота. Он реально находил свидетелей определённого боя, выяснял, куда пошли, как, почему. Цель была прагматическая – научить следующее поколение военных, как правильно себя вести, чтобы добиться победы. Мне кажется, здесь есть как раз и ключ к истории. Сейчас идёт спор сталинистов и монархистов. Иногда у меня складывается впечатление, что, споря о Ленине, например, эти две группы просто говорят о разных вещах. Ленинисты обращаются к образу, созданному поколениями небесталанных советских историков, писателей, поэтов. Дедушка – самый человечный человек. «Он к товарищу милел людскою лаской. Он к врагу вставал железа твёрже». Литературный образ становится реальностью. Как говорят, Чичикова никогда не было, но он более реален, чем многие реальные предприниматели, жившие в тот самый период. Так же и здесь. Оппоненты Ленина, его критики, говорят о реальном Ленине, который всё-таки оставил действительно след в истории, и который совсем не добрый дедушка. Не буду говорить о всех казнях, но достаточно напомнить о том, что Троцкий и Сталин, о которых мы впоследствии многое узнали, перед ним робели. Для них это был авторитет, на которого они не рисковали вообще посягнуть даже в мечтах. Вот какой это был человек. Но спор идёт о разных вещах. Одни говорят о реальном, с ужасом и с осуждением, другие – о созданной фигуре, которая во многом даже формировала этику советского периода и до сих пор формирует многих людей. В итоге они как те два мудреца, которые в тёмной комнате щупали слона. Один нащупал ногу и сказал, что слон похож на колонну, другой нащупал хвост и сказал, что слон похож на верёвку. Тем не менее, в этом споре, я скорее поддерживаю критиков. Полный отход от правды, как бы уже такой абсолютный полёт фантазии, это и есть лжесвидетельство, которое по Евангелию – грех. Тем более, что такой полёт фантазии заставляет людей закрывать глаза на многие известные факты. Историк может что-то не знать, но нельзя игнорировать какие-то вещи и говорить, что этого не было, и не упоминать об этом, хотя ты знаешь, что это было. Для историка это нарушение профессиональной этики. В этой связи мне бы хотелось поговорить о таком оспариваемом сейчас периоде, как 90-е годы – период для церковной истории, для русской, на самом деле, поворотный. Это второе крещение Руси, действительно. Мне очень тяжело слышать об этом периоде только плохое.

Е. Никифоров: Я-то не слежу за основными СМИ, да и вообще за всякими средствами массовой информации. Для меня удивительно слышать такое. Вы-то их анализируете, смотрите.

Д. Бабич: Я в них работаю.

Е. Никифоров: Так вот почему? Неужели это новое поколение? Что их не устраивает в этих людях?

Д. Бабич: Да, это новое поколение. И часто молодые люди этим занимаются. Они не пережили или пережили в детском возрасте переход от советской системы, ещё застойной, в царство свободы, может быть, бедной, тяжёлой, но всё-таки свободы, которая установилась в России в конце 80-х – начале 90-х. Они видят определённое упорядочение и узаконивание. Президент Путин называл это диктатурой закона. Они видели, как эти жёсткие законные рамки были установлены с использованием цифровых технологий, которые обмануть очень сложно. И они не представляют себе, что же это было до 90-х, до Горбачёва-Ельцина. Они думают, вероятно, что было хорошее, а потом плохое, а теперь опять хорошее. Всякие историки, типа Евгения Юрьевича Спицына, в этом всячески стараются именно эту точку зрения продвигать. Но это просто неправда. Мы-то с вами помним, в каких очень узких рамках существовал советский человек, особенно года до 89-го. Мы прекрасно понимаем, что оставаться нравственным человеком в тех условиях намного тяжелее, чем в те же 90-е.

Е. Никифоров: Многие фильмы, типа «Белое солнце пустыни», «Застава Ильича», классика нашего кино, лежали на полке целые десятилетия иногда. Фильмы Гайдая не пропускали. Невозможно было добиться того, чтобы они попали на экран. Это не все знают. Видят только сталинскую пропаганду, блистательную, конечно, нужно сказать. Вранье оголтелое. Фильм про кубанских казаков. Какие счастливые лица, счастье, просто райская жизнь. А то, что это крепостничество было, крепостное хозяйство от начала до конца – мечта и выдумка.

Д. Бабич: Я с Вами здесь согласен и хотел бы своё согласие проиллюстрировать словами покойного патриарха, блаженной памяти Алексея II. У меня в руках замечательная книга, которая издана сразу после лихих 90-х, – «Собиратель русской Церкви». Издана небольшим тиражом. Здесь его интервью как раз 90-х годов. И здесь не только про фильмы. Вот любимый персонаж нынешних сталинистов. Ас разведки, уничтоживший украинского националиста Коновальца, который хуже Бандеры был бы, если бы остался у власти. Мы узнали об этом в 90-е годы, когда появились его книги. В советское это время он был вынужден молчать в тряпочку. Писал что-то в ЖЗЛ про тех, кого сам был раз в 30 интереснее. Вот какая была ситуация.

Е. Никифоров: Да в тряпочку молчали маршалы. Рокоссовский в тряпочку, Жуков в тряпочку. Самоцензура громадная. У Рокоссовского в мемуарах 20% было вымарано.

Д. Бабич: Жуков очень взвешивает каждое слово. А Василевский своего отца-священника не видел 20 лет. Чтобы служить в РКК, рабоче-крестьянской красной армии, с 1926 года он порвал все отношения с отцом-священником. И Сталин, в виде особой милости, во время войны сказал, что знал о его отце. И ему было бы удобнее жить с сыном. А жил отец у его сестры нищей где-то в Поволжье. Ещё Сталин добавил, что они с Микояном тоже ходили к попам, хотели быть в иерархии, но попы их не приняли. «Анастас, я до сих пор не знаю почему». Такое актёрство. Нужно сказать, что актёрство некоторым злодеям очень свойственно, это отметил ещё Шекспир. Тема очернения прошлого стара как мир. «постсоветский» Шекспир очень плохо писал во всех этих своих драматических хрониках и про Ланкастеров, и про Йорков. А особенно про Ричарда III. Такой уж он у него злодей, горбун, негодяй. Почему? Потому что правили Тюдоры, – побочная ветвь, которая случайно пришла к власти из-за этой борьбы. И они были очень заинтересованы в том, чтобы предшественников изображать в мрачном духе. Иначе как оправдать их узурпацию? И вот у Шекспира Ричард III – ужасный негодяй, который губит двух детей, которые ему противостоят. Но при этом он о своём злодействии рассказывает прекрасной Анне и влюбляет её в себя через жалость. То есть он оказывается прекрасным актёром. Поэтому об этой роли многие мечтают. Так же и Сталин, – при всём его злодействе в актёрстве ему не откажешь. Вспомнить, как он звонил Алексею Толстому, который что-то там лишнее забрал, и сказал только одну фразу «Стыдно, граф!» и положил трубку. Это же откуда-то из театра. Так вот, Алексей II в этой книге вспоминает советские фильмы. Фильмы были же хорошие, ну что мы бросаемся из одной крайности в другую? Мы сейчас качнулись в обратную сторону, – с экрана трещат одни боевики. Журналист ему говорит, ладно уж, не сплошные боевики, наелись уже. Всё наносное уйдёт, уже уходит. Точно, говорит ему блаженнейшей памяти Алексей, уходит, но медленно. Вот я в выходной посмотрел по телевизору прекрасный фильм, «Вор» называется. Мальчик прекрасно играет, тема душевная. Меня эта картина тронула за живое. Говорят, мало снималось в 90-е годы кино, но то, которое снималось, было отличное. «Кавказский пленник» с молодым Сергеем Бодровым. Фильм «Вор», где фантастически играет молодой Владимир Машков, который реализовался в 90-е годы, несмотря на что. Прекрасно играет Екатерина Редникова. На самом деле этот «Вор», преступник, главный герой, который выдаёт себя за военного, это всё Сталин и есть. Сценарист потом рассказывал, что он этим и вдохновлялся. Герой же соблазняет этого мальчика. Он показывает ему, что вообще-то можно всё, можно быть преступником, и мальчик потрясён этим. Возвращаясь к нашей общей теме о 90-х годах… Вы вспомнили о том, что сейчас вообще хотят запретить, – сталинская пропаганда, которая была тотальной и напоминала Геббельсовскую. Сейчас нам вообще запрещают делать любые сравнения гитлеровского режима со сталинским. Идеологии действительно разные, и совершенно правильно, что их нельзя уравнивать. И преступление Гитлера – это, конечно, вещь абсолютно беспрецедентная. Но такое понятие как тоталитаризм, тотальное подавление несогласия… Тоталитарных идеологий, я уверен, было как минимум три, включая, безусловно, нынешнюю ультралиберальную, которую мы сейчас видим на Западе. Многие люди путаются и говорят, что в арабских странах женщин заставляют надевать паранджи, – это тоже тоталитаризм. Нет. Тоталитаризм – это попытка тотального контроля над душой человека. Ограничения в одежде, поведении, личной жизни были всегда в разных обществах. И это в каком-то смысле нормально. А тоталитаризм появился именно в 20 веке благодаря технике. Было открыто радио, появились потом и массовые газеты. Всё это обрушилось на людей, которые только что из села, которые привыкли воспринимать мир упрощённо, часто религиозно. Поэтому, кстати, все тоталитарные идеологи так ненавидят религию. Они же претендуют на то самое место в душе, которое до этого занимала религия. Поэтому так часто обожествляются вожди тоталитарных идеологий. Так вот, Алексей II на вопрос о похожести лагерей гитлеровских и сталинских, отвечает в книге, что в сталинских лагерях не бывал, но думает, что это одного поля ягоды. Отсюда и все их абсолютно тождественные по человеконенавистнической сути деяния. Патриарх знал, о чем говорил. Цитирую из этого интервью. «Я вместе с моим отцом посетил многие гитлеровские концлагеря. Отец, как священник, ездил и брал меня с собой. Словом Божиим, молитвами пытался облегчить страдания обречённых на гибель людей. Так вот, я наблюдал такие мучения, десятков, сотен невинных, что мне слезы застилали глаза. Мне трудно было понять, за что Господь ниспослал этим несчастным столь бесчеловечное страшное страдание». Алексей II не был в этом плане националистом. Сейчас у нас, знаете, идёт тенденция, что Россия никогда никому ничего плохого не делала, только добро. Патриарх был русским патриотом, российским, это правда. Его очень сильно ранило то, как в Эстонии относятся ко всему, что связано с Россией, её историей. Он говорил, что без русских, без России этот край захирел бы. Но войну советско-финскую, когда после какой-то очень странной перестрелки в Майниле советские войска в массовом порядке вошли на территорию Финляндии, он однозначно оценил. Всей братии Валаамской обители пришлось взять иконы, книги и перейти на территорию Финляндии.

Е. Никифоров: Отсюда новый Валаам.

Д. Бабич: Да, вот как об этом говорит Алексей. «Валаамской обители поначалу повезло. В декабре 1917 Финляндия вышла из состава бывшей Российской империи, захваченной большевиками. Финляндия вовремя обрела независимость. Валаамские острова оказались на ее территории, и святой обители удалось избежать печальной участи большинства русских монастырей, которые подверглись поруганию, варварскому разорению воинствующими безбожниками. Но началась Вторая мировая война, Германия напала на Польшу, а тут началась и Финская война. Советская авиация бомбила Святой остров. К счастью, храмы не были разрушены. Это кровопролитие по воле Божьей относительно скоро закончилось подписанием мирного договора. Останься они на Валааме (о братиях), их участью стало бы окончание дней в концентрационном лагере. А что это такое, вы представляете?» Вот так он говорил.

Е. Никифоров: То же о Пюхтицах можно сказать. Только благодаря тому, что они остались на территории Эстонии, спасло обитель. Хотя по отношению к патриарху по-хамски себя, в конечном счёте, повела, но это в наше уже время, – оскорбила его до глубины души. Он это переживал чрезвычайно, и этот перевод Эстонской Церкви в иное подчинение какое-то чудное совершенно, унижения, которые претерпел сам Святейший, но вместе с тем он очень любил Пюхтицы и считал, что именно благодаря тому, что монастырь остался на территории Эстонии, традиции русского женского монашества были сохранены. Именно оттуда он уже рекрутировал игумений для монастырей, которые открывались. Традиция-то была полностью прервана. Когда было взять живую традицию. Где?

Д. Бабич: И он отмечал, что эстонцев эксплуатировали не православные, не русские, а лютеране и католики, которые туда пришли раньше. Он предпринял огромные усилия и очень был благодарен немецким журналистам из ГДР. Тот самый Пюхтицкий монастырь он спас. Он пригласил туда журналистов, когда монастырь собрались уже сносить. Они написали восторженные статьи в прессу про чудесный памятник архитектуры. Эти статьи подали кому надо на стол… и ничего не случилось. А как он спас Александро-Невский собор, где служил, в Таллине? Он просто обратил внимание. В своё время гитлеровцы хотели взорвать этот собор, но не успели, слава Богу. И бац, эстонские секретари обкомов осеклись: как же так? Мы собираемся сделать то, что гитлеровцы не доделали.

Е. Никифоров: И здесь, мне кажется, не столько даже коммунистическая идеология, а уже зарождающийся национализм эстонский.

Д. Бабич: Конечно. И вот он говорит в интервью. В 1928 году, при той самой независимой Эстонии, новый тайфун яростных нападок на Александро-Невский собор едва не пошатнул его основание. Несколько парламентариев из коалиционных партий выдвинули на обсуждение закон о сносе собора как памятника русскому насилию. По их мнению, русское правительство, давая разрешение на постройку этого собора, преследовало прежде всего государственно-политические цели.

Е. Никифоров: Имперские.

Д. Бабич: Да. И тут помогла демократия? У нас ругают демократию. А были споры в парламенте, и обратили внимание на то, что в Польше националисты-поляки, это выражение самого патриарха, разрушили собор Александра Невского в Варшаве, а он был очень важной достопримечательностью, – лицом города. В итоге, опять же говорит в интервью патриарх Алексей, «мировая общественность, оскорблённая чудовищным невежеством польских и эстонских националистов, ударила в набат. На сторону православных верующих Эстонии единогласно встали делегаты конференции Международного союза мира и дружбы, которая как раз в это время проходила в Тарту. Своей резолюцией конференция заявила: «Мы испытываем глубокую боль от того, что эстонское большинство хочет принести в жертву религиозные чувства меньшинства своего населения». Кстати, помогали в спасении собора тогда левые оппозиционные партии в парламенте. Он был выше этих левых, правых… Сейчас чуть «левый» слышится, сразу мерещится Геннадий Андреевич Зюганов, который, конечно, вряд ли у него вызывал уважение. Но и левые тогда тоже помогли в том, чтобы не был разрушен собор. И множество других вещей, о которых стало возможно говорить в 90-е годы. Интересно, как патриарх предлагал бороться. Это очень интересно. Его упрекали в том, что он не борется с советской властью, а ведь она столько разрушила. Он ответил: проживая в Эстонии, мои родители много читали, старались не пропустить ни одной эмигрантской книжки или газеты. И мне врезался в память один такой эпизод, его обсуждали родители. Белогвардейский русский генерал заехал в Оптину пустынь к последнему настоятелю, чтобы получить благословение на создание за границей экспедиционного корпуса ополчения для освобождения России от большевиков. То есть был заброшен генерал. Так вот, оптинский старец сказал ему, что Бог благословит вашу эмиграцию, но все попытки силой оружия вернуть прежнюю власть будут бесполезны. Но, сказал старец, придёт время, вся коммунистическая система сама рухнет, как поверженный неземной силой могучий мачтовый лес. «Разве мог кто-то предположить, - пишет далее Алексей, - что ядерная сверхдержава с её, казалось бы, незыблемой идеологией, контролем над телевидением, отлаженной системой железного воспитания молодёжи, способна рухнуть в одночасье? Никто!» Его спросили, предполагал ли он в своих самых дерзновенных помыслах, что такое может случиться с советской властью, что он станет предстоятелем в некоммунистической стране? «Честно скажу, не предполагал». Вот как промыслительно, не через насилие, а через терпение, духовное воспитание людей меняется мир. Действительно меняется. На наших глазах это произошло. При этом скажу, что патриарх Алексей был за свободу, он говорил, что невозможна монархия в России, руководитель государства должен избираться. Мы уже в другую эпоху живём. Но он при этом был против, естественно, очернения имперского, монархического периода русской истории. Я, кстати, обратил бы ваше внимание, что сейчас даже иностранный агент Латынина, заметила, что на Западе очень хвалят февральскую революцию, наше нестроение постсоветское. Даже московское княжество с его убогими возможностями. Все хорошо. А вот имперскую Россию с флотом, академией наук, с говорящими по-немецки и по-французски императорами, – вот это они ненавидят. Потому что это было способно себя защищать. И вместе с собой защищать российский народ. Сегодня мы говорим об экономике, жалуемся – олигархи. А как вроде было хорошо, когда всё было общенародное. Мы, правда, помним, как общенародное выкидывалось на помойку, потому что никому было не нужно. И на это патриарх говорит такую вещь потрясающую. «Именно нужно открыть людям возможность избрать любое поприще для самостоятельной ответственной деятельности в интересах личности и общества». Это же и есть предпринимательство. Против несвободы протестовал патриарх Тихон, когда написал письмо властителям Советской России. Вы говорите о свободе, а не даёте людям ничего делать, они не могут нанять квартиру. А что же вы хотите, чтобы у вас была процветающая экономика? Рабы не делают процветающую экономику. Её делают те люди, которые именно, как говорил патриарх Алексей, способны избрать поприще для самостоятельной ответственной деятельности. Когда была создана радиостанция «Радонеж», вы же взяли на себя риск и ответственность. Вот так дела и делаются, а больше никак.

Е. Никифоров: Мы открыли сейчас большую эту книгу, богато иллюстрированную, и на одной из страниц во всю полосу громадная фотография, где Святейший Патриарх Алексий II выпускает голубей. Традиция, конечно. Но эту традицию возобновил «Радонеж». Этого не было всего. Наша задача была именно по крупицам собрать, издать хотя бы первые поздравительные открыточки «Христос Воскресе». Тогда воспроизводили оставшиеся тогда только у филокартистов редкие-редкие образцы этих открыточек, и рождественских, и пасхальных. То же самое касается и этого удивительного красивого обычая старинны, как писал Пушкин о выпуске птиц на Благовещение. Святейший Патриарх тогда с удовольствием восстановил этот обычай. Потому что в культуре-то он присутствует, но никто не знал смысла тех слов, которые, собственно, писал Пушкин. О чем Перов писал свою картину.

Д. Бабич: То, чего не удалось сделать через ополчение, внешнее вторжение и так далее, то есть вернуть в Россию, убрать коммунистическую идеологию, вернуть христианство, что белым не удалось, удалось сделать через культуру. Это же удивительная вещь. Нельзя было новые открытки делать. Тогда сначала мы старенькое что-то воспроизвели, как мило, посмотрите. Но ведь вообще новые отношения к культуре и победа над уродством постсоветским пришли через телевидение, кино. Просто было сделано несколько талантливых фильмов о гражданской войне, где чисто эстетически режиссёры показывали мундиры белогвардейцев, их манеру общаться друг с другом, человеческую, вежливую.

Е. Никифоров: Потом, как всегда, было достоинство офицера. Спина прямая одна чего стоила – выправка настоящего царского офицера.

Д. Бабич: Это стало ясно даже не очень образованным, не очень читающим людям. Читающим людям всё стало ясно, ещё когда они прочли «Белую гвардию» и «Мастер и Маргарита». Хорошо, были люди не читающие, которые смотрели хотя бы телевизор. Но любой человек с элементарным эстетическим чувством понимал, что это красивее, чем вот это. И красивое победило армии, ядерную державу.

Е. Никифоров: Тогда это было безусловное благо. Но то, что я вижу сейчас, это какое-то совершеннейшее извращение того, что мы тогда выпустили и чему дали свободу. Вот эти открытки поздравительные. То, что я получаю сейчас... В качестве поздравления на любые праздники. Недавно прислали открытку, знаете, такая смесь дешёвого американского протестантизма с улыбающимся Христом, Который всех вас любит. И тут же какие-то ужасные фейерверки вокруг блистают. И Христос всех благословляет. Кич. Сейчас накрывает Россию кошмарнейшая волна кича. Самое обидное, что это в церковной среде, которая является хранителем истины и хорошего вкуса.

Д. Бабич: Опять же, возвращаясь к 90-м годам и к блаженной памяти Патриарху Алексею – у него был прекрасный вкус. Как он выступал за все-таки особые права Православной Церкви в России? Он говорил так: «Нам говорят о свободе вероисповедания, о свободе религии. Это правильно. Но забывают о том, что покупка человеческих душ является грубейшим нарушением религиозной свободы. Между тем, сектанты из церкви Муна, Богородичного центра, Белого братства, сатанистов и прочих, это же тоталитарные религиозные организации, которые предлагают людям вместо религии фальсификат.» Мне всегда было интересно, почему некоторые люди безошибочно отличают секту, что-то плохое, от хорошего. А секты же есть в буддийской среде, в мусульманской. Секта всегда очень сильно всё упрощает, находит какого-то харизматического лидера, и имеет коммерческий характер. Вам предлагается в красивой упаковке сразу всё: и болезни все излечат, и богатым вас сделают, и очки не будете носить. Одно дело, когда действительно человек обращается через газету или по телевидению за помощью – дайте денежек спасти сына, дочку. Совсем другое, когда явные профессионалы снимают умирающих детей, которые плачут, ставят это на православные каналы в расчёте на то, чтоб разжалобить и выжать последние деньги может быть из какой-то женщины, которая просто не может видеть спокойно беду. Коммерция – здесь, призыв помощи – там.

Е. Никифоров: Это задача государственная! Никакая общественность, никакие частные пожертвования фундаментально не создадут финансовую базу для лечения этих обречённых, на самом деле, детей. И то, что из тебя вымогают, вытаскивают через твои чувства, эксплуатируют чувство милосердия, – это самое гадкое, что только может быть.

Д. Бабич: Здесь вступает в действие именно вкус, эстетическое чувство. Когда явно используется ребёнок в особом положении, уязвимый, это отличие от той ситуации, когда родители просят о помощи. То же самое с сектами. Коммерческое использование псевдорелигии и настоящая вера. Если подводить итог нашему разговору о 90-х… понимаете, там было всё. Пришли и новые искушения, и новые впечатления. Но это жизнь, понимаете? Это началась взрослая жизнь.

Е. Никифоров: Сужу по «Радонежу»: это было открытие жизни. Мы открыли православную жизнь для широких масс. Люди увидели, что есть настоящие священники, к которым можно обратиться, которых можно услышать просто. Мы впервые дали возможность высказываться на широкую аудиторию нашему священству, нашим проповедникам. Люди смогли свободно говорить и принципиально, не оглядываясь, потому что мы никогда не были коммерческой радиостанцией. Так и продолжаем. А что просим – это уже ответственность за то, чтобы сохранялась возможность свободного волеизъявления русских людей, чтобы не подыгрывать миру, чтобы не танцевать под его дудочку, чтобы не использовать технологии в церковной среде, вымогая нечестными манипулятивными приёмами деньги у наших слушателей. Братья и сёстры, просто вы являетесь ответственными за то, чтобы независимый голос нашей Церкви сохранялся в России. А другого нет, я прямо скажу. Есть другие хорошие радиостанции, но их церковными назвать всё-таки невозможно. Мы по уставу-то являемся религиозной организацией Русской Православной Церкви. Мы не АНО, не однако.

Д. Бабич: И не Монако.

Е. Никифоров: Верно, тем более не Монако. Это уже совершенно точно, и слава Богу. Но, собственно, я все уже сказал. Ответственность на вас, дорогие мои. Помогайте, как сможете. Действительно, участвуйте в жизни нашего православного эфирного братства. Такие интересные затронули темы сегодня, хотелось бы ещё что-нибудь узнать.

Д. Бабич: В этой книге есть сообщения о том, с кем встречался патриарх. Майклом Кентским, принцем британским, и не находил в этом ничего зазорного. Он никогда ничего плохого не говорил ни о какой стране, ни о какой национальности. Сейчас у нас чуть что – англосаксы, поляки. Слушайте, англосаксы, это, вообще говоря, название народов, которые жили на британских островах до вторжения Вильгельма Завоевателя. Это все равно, что про нас говорить, что мы бреговичи и кривичи. Патриарх никогда не ругался на Польшу, не говорил «ляхи». Ляхи, кстати, это просто племя славянское.

Е. Никифоров: Вы же говорили об этом: чем проще сознание, чем меньше образованность, тем легче, упростив общую ситуацию, просто ругаться. Это же опасно очень.

Д. Бабич: Самое главное это признак бессилия. Кто обычно занимается националистическими высказываниями? Человек, которому просто нечего больше предъявить, ему нечем гордиться, кроме того, что он родился на этом кусочке земли, где люди с одним с ним языком и внешностью составляют большинство. Ну, мы не такие люди. И патриарх Алексий был не такой человек. Ему было чем гордиться. Он чувствовал себя частью богатого исторически да в любом, каком хотите, плане – духовном, материальном, народа. И у него никаких комплексов не было. Поэтому он спокойно, вежливо общался со всеми. У него был отец Александр Киселёв, который служил с ним в Таллине и был вынужден в конце войны эмигрировать в США.

Е. Никифоров: Был духовником власовцев?

Д. Бабич: Да, кто посмел, негодяи. Эмигрировали!? Ну, по-разному случалось. Там же живые люди. И он с ними общался. При том, что, конечно же, к власовской армии, как и вся Русская Православная Церковь, он относился плохо. Нужно понять, что вопреки ожиданиям, кстати, Сталин не поддержал нацистскую оккупацию.

Е. Никифоров: А вы знаете, что я встречался с отцом Александром Киселёвым?

Д. Бабич: Не слышал. Это тема целой передачи.

Е. Никифоров: Нет, передача не получится, потому что это все-таки такой небольшой эпизод, но вместе с тем существенный. Когда он по благословению Святейшего патриарха вернулся в Москву из Америки, и с матушкой их поселили в Донском монастыре. Дали там квартиру, большую, просторную, по-советски убогую, но просторную старинную квартиру. И вот там вот я встречался с самым Александром и его матушкой. Это было ощущение святых людей, во-первых. Для меня это образ такой удивительной действительно святости православного священника. Я спросил его, в частности, о Власове. Батюшка, а что Вы могли бы сказать о Власове? Ты знаешь, я, пожалуй, ничего не могу сказать, за исключением того, что хотя мы с ним часто и много общались, он ни разу не причащался.

Д. Бабич: Ну, конечно.

Е. Никифоров: А это же главное свидетельство для православных, что такое генерал Власов. Для меня просто нет вопросов после этого.

Д. Бабич: Естественно, он и до войны никогда не служил в Белой армии, хотя была возможность. Он с самого начала был красным командиром, честным до тех пор, пока его жизни не стала угрожать опасность. Он просто не выбрал, где полегче, где поспокойнее, то есть у немцев. А почему Русская Православная Церковь не поддержала нацистскую оккупацию, вопреки ожиданиям большевиков? Так очень просто. Когда наши люди увидели, что гитлеровцы, нацисты уничтожают русский народ, Церковь, даже её зарубежная часть, не смогла это поддерживать, потому что понимала, если не будет русского народа, не будет и её. Никакие отечества за границей не дадут ей выжить. Ей, Церкви, нужен народ. А народ здесь. И те, кто его истребляют, те наши враги. Вот такая была логика.

Е. Никифоров: Ну что ж, вот это действительно точка, на которой можно было бы и закончить нашу сегодняшнюю программу. Спасибо большое за интереснейший рассказ из нашей истории, совсем недавней, казалось бы, в которой мы с вами принимали участие. Я принимал участие буквально с самых первых дней, можно сказать, интронизации Святейшего Алексея II, и был на приёме. Он был тогда очень открыт, потому что ничего не было в Церкви, никаких структур, общения никакого, коммуникации с народом не было. И он очень дорожил этими встречами. Я у него часто в кабинете был, не то чтобы советовал ему, но какие-то беседы мы проводили. Потом я смотрел, он принимал решения, близкие к тому, о чем мы с ним говорили. Это человек был очень открытый, очень глубокий, очень интересный. А как мы видим из этой книжки замечательной, человек прозорливый.

Д. Бабич: Он очень понимал, что произошло с Россией в XX веке, что будет происходить, что надо делать в этой связи, а самое главное – что не делать. А открытость чиновников… сейчас ругают 90-е годы, а чиновники-то тогда были намного более открыты, чем теперь. Намного легче было им дозвониться и встретиться. Ну, времена не выбирают, как говорят.

Е. Никифоров: Времена меняются. Так что и это пройдёт. И все, как сказано у Экклезиаста, – чистая правда. Я никогда не забуду и повторю еще раз нашим слушателям. Здесь у нас работал корреспондент, знаменитый журналист Зорин, к которому я по юности относился крайне скептически.

Д. Бабич: И, конечно, Боровик.

Е. Никифоров: Боровик, да. Мне казалось, Боже, ну какие завравшиеся люди… он поздно, где-то в 90-е преставился. Я попросил его интервью. До последнего ему здесь давали в нашем доме радиокабинет. Он аналитикой занимался, его уважали. Очень уважали как профессионала. И он дал очень пространное и содержательное интервью – он же международник все-таки был. Это же не пропагандист советской власти здесь внутри, который манипулировал общественным мнением. Нет, это человек, который отражал то, что происходит за границей, конечно же, сквозь призму того, что ждало от него советское правительство. И он мне уже по окончании интервью сказал кое-что. Женечка, ну, теперь-то вы понимаете, что все то, что я писал тогда, была чистая правда. И слушайте, не согласиться с этим невозможно! Он прозрел всю эту гадость, которая копилась уже тогда.

Д. Бабич: Я бы сказал, чистая, но не вся. Здесь ещё был ужас, да.

Е. Никифоров: Он же международник был… Поэтому совесть его в этом... Ну и потом он признался, что он был всегда криптохристианином, в этом отношении он тоже...

Д. Бабич: Молодец он.

Е. Никифоров: Да, было удивительно слушать. Сейчас только мы видим, что многие люди той эпохи оставались верны нашей духовной традиции и, конечно, не открывали её, потому что это было крайне опасно. Даже близким своим иногда не открывали. Итак, Дмитрий Олегович Бабич, журналист-международник был сегодня у нас в студии. Спасибо большое за напоминание о недавней совершенно истории, значимой, глубокой, поучительной.

Д. Бабич: Нам нужно не забывать о 90-х годах и брать из них хорошее. А плохое оставим в прошлом. Само уйдёт.