17.05.2021 11:18:25
Наталья Иртенина
В год 800-летия князя Александра Невского небезынтересно вспомнить фильм С. Эйзенштейна, посвященный этой исторической фигуре, и взглянуть на него не с точки зрения советского патриотизма, в рамках которого он был создан, а с точки зрения православно-церковной: посмотреть, в каких отношениях этот фильм с русской религиозной культурой и исторической действительностью.
Кинокартина «Александр Невский», вышедшая на экраны СССР в 1938 году, входит в фонд золотой классики советского и мирового кинематографа и доныне считается шедевром раннего киноискусства. Фильм до сих пор смотрят и им восхищаются — далеко не только специалисты в области кино, но самые обычные зрители. В этом можно убедиться, почитав комментарии к картине на YouTube. Восхищаются им, во-первых, как гениальным творением С. Эйзенштейна, часто противопоставляя его современным фильмам исторической тематики не в пользу последних. Во-вторых, как фильмом высокопатриотичным, возвышающим и укрепляющим народный дух, актуальным и в наши дни, произведением, которое нужно рекомендовать для подрастающего поколения и чуть ли не включить в программу обязательного просмотра для школьников.
Но насколько эти восторги оправданы с точки зрения русской православной культуры? Насколько эта художественная киноинтерпретация образа Александра Невского, его эпохи и событий, связанных с Ледовым побоищем, близка русскому духу?
Стоит напомнить исторический контекст, в котором создавался фильм. Всего три-четыре года прошло с того момента, когда о русской истории было разрешено говорить не в уничижительном тоне. До середины 1930-х годов любые позитивные отзывы о русской культуре, великой русской истории, созидательно-державной роли русского народа и даже просто интерес к этим темам записывались в разряд великорусского шовинизма. Русская тематика не просто подвергалась поношению, но была под запретом, а своих выразителей и исследователей могла привести на лагерные нары. Великие фигуры русской истории — правители, полководцы, святые оплевывались как представители «кроваво-феодального антинародного режима». Это было время тотального господства революционного интернационала, в котором ничему русскому нет места. Но к середине 1930-х советская партийная верхушка внезапно осознала, что за идеалы Интернационала русский народ, как и другие народы страны, биться в предстоящей войне не будет и для поднятия патриотического духа нужны другие лозунги и образы. Реабилитируются в первую очередь русские полководцы, включая князя Александра Невского, прославленного Церковью в лике святых еще в XVI веке. Разумеется, о том, чтобы представлять князя Александра советским гражданам, уже основательно позабывшим этого героя русской истории, — тем более что молодое поколение, выросшее в СССР, вовсе его не знало, — представлять Александра Невского как святого воителя, воина Христова, борца за православную Русь, советское руководство не собиралось. Стояла задача отделить личность князя от ореола его святости и церковного почитания. Эйзенштейн эту задачу превосходно выполнил. Его фильм — шедевр советского агитационно-пропагандистского искусства, каковым для советской власти, собственно, и являлось кино, по завету Ленина. Все в этом фильме — его живописно-монументальная эстетика, статичная, немногословно-афористичная фигура князя, прочие персонажи, подчеркнуто демократически трактованные, осовремененные вплоть до исторических нелепостей и пародийности, его лозунговость (рефрен «Вставайте, люди русские» и пр.), карикатурно-утрированные образы немцев — вся эта пафосная стилистика несет на себе исключительно агитационную нагрузку. И не в последнюю очередь в этом ряду следует упомянуть нарочитую антирелигиозную, антицерковную составляющую фильма.
Здесь опять же надо вернуться к историческому контексту 1937—1938 гг., когда шла работа над картиной. Это время Большого террора, в том числе против Церкви, когда были расстреляны и отправлены на верную смерть в лагеря около 1,5 сотен тысяч представителей духовенства и верующих мирян, во многих епархиях остались буквально единицы священнослужителей и совсем не осталось архиереев. Следственные дела на духовенство и мирян объединялись, как правило, в групповые, в рамках которых сотрудникам НКВД вольно́ было фантазировать на темы «церковно-фашистских, диверсионно-террористических, шпионско-вредительских организаций». Словосочетание «церковно-фашистский» в 1937—1938 годах было на слуху: этим клеймом пачкали духовенство и в местной печати, и в центральной прессе, издавали большими тиражами книги, где разоблачались козни «церковников» как пособников фашистского империализма. Создавая «фашистский» ореол у Русской Церкви, решали две задачи. Во-первых, глубже втаптывали в грязь Церковь, еще имевшую в толще народа какой-никакой духовный авторитет. Во-вторых, готовили население к мысли о том, что в предстоящей войне духовенство и верующие встанут на сторону врага, и поэтому советская власть справедливо вычищает заранее всех этих потенциальных коллаборантов-предателей, церковную «пятую колонну».
А теперь взглянем под этим углом зрения на содержание фильма, его сюжетные подробности и язык символов.
Один из двух предателей, помогающих Тевтонскому ордену завоевывать Русь, — вымышленный персонаж монах Ананий. Подчеркнуто уродливый, одетый в рванину, с повадками то ли холопа, то ли побитого пса. Его и в самом деле на протяжении фильма постоянно бьют, пинают, поносят — хотя о том, что он предатель, известно только зрителю, но не псковичам и новгородцам. Он — предатель априори, без ненужных для персонажей фильма доказательств. Князь Александр бросает монаху гневное: «Врешь, собака!» Представить подобное отношение к монашескому чину реального, исторического святого благоверного князя Александра Ярославича невозможно. Иными словами, монах-«фашист» — одна из наиболее ярких пропагандистских картинок фильма.
Другая не менее яркая картинка, много раз повторяющаяся, — агрессивно-угрожающие жесты немецкого орденского духовенства, когда они вздымают над собой наподобие оружия большие распятия, и вообще навязчивые мотивы «вражеского символа» — креста в видеоряде фильма. Так, в сцене казней псковичей мы видим частокол крестов и распятий. Пускай эти кресты латинские — но фильм адресовался главным образом молодому поколению, которому предстояло воевать и которое уже не понимало разницу между православием и католичеством. В сознании массового зрителя, некритично воспринимающего все, что ему навязывается этико-эстетической программой фильма, крест латинский ничем не отличается от крестов на русских храмах, тоже иногда мелькающих в кадре. Это символ одной и той же религии и знак беспощадной жестокости к врагам христианства, т. е., читай, к советским гражданам. В этом художественном приеме Эйзенштейн искусно соединил историческую правду — агрессию немецко-католических Орденов и их «дранг-нах-остен» — с лживой советской антирелигиозной пропагандой, богоборчеством, которое видит в Боге врага. Поскольку тевтонское войско в фильме символизирует нацистскую Германию, а нацисты христианство отнюдь не культивировали, эти навязчивые мотивы креста играют роль не столько немецкого маркера, сколько служат обозначением вообще «диверсантов в рясах», как в те годы называли духовенство.
Всяческое выпячивание в фильме тевтонско-римского агрессивно-захватнического христианства идет на фоне почти абсолютного отсутствия христианства православного, которое в исторической реальности было главной противостоящей ему силой. Отсутствует не только высшая церковная власть в лице новгородского епископа, что вообще нонсенс для исторической Руси (именно епископ возглавлял делегацию, призвавшую князя Александра воевать против немцев: в фильме эта сцена есть, но без владыки). Отсутствует и рядовое духовенство, которое благословляло бы русскую рать на битву. И наоборот, подробно показано торжественно-зловещее благословение немецкого войска тевтонскими священниками. Русских же во время битвы воодушевляют скоморохи с дуделками, что для православного зрителя вообще-то выглядит как дьявольская подмена смыслов, бесовская насмешка над тем, что в действительности дорого и значимо для православного воинства. Псковское духовенство появляется в фильме лишь на пять секунд на паперти собора в сцене встречи победившей русской рати. Как только князь Александр к ним приближается, духовные лица со своими иконами немедленно ретируются обратно в храм. Выглядит это комично-пародийно, вызывая в уме зрителя устойчивые словосочетания вроде «отсиделись в тылу», «выползли из нор». Кроме этой сцены в видеоряде фильма полностью отсутствуют образы иконографии, которые в реальности всегда сопровождали русские рати, — хоругви с ликами Христа, Богоматери, святых: их заменяют изображения львов и кентавров.
Все персонажи фильма до смешного старательно избегают слова «Бог» вплоть до искажения самых употребительных присловий: вместо «Слава Богу» героиня, нашедшая на поле брани двух раненых воевод, произносит странно-нелепое «Славьте!», а в ответ получает горделивое «Слава князю и всем нам слава». Да и сам князь Александр, призывая русских людей встать на защиту отчизны, впадает в несообразную лирику, взятую как будто из популярной советской песни тех лет: «За родные леса, поля, реки…» («Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек»). За это ли столетиями воевали русские люди? Они-то хорошо понимали, в отличие от советских правителей и пропагандистов, что без Истины православия, без храмов, священников и церковных таинств, без Христа и Богородицы не отстоят они ни свои реки, ни поля, ни прочие природные объекты, коими богата земля русская.
Фильм «Александр Невский» С. Эйзенштейна — киноотражение советского обезбоженного, выхолощенного патриотизма. Внутри сегодняшнего возрожденного русского православного дискурса это кино ну никак не может претендовать на статус произведения духовно-патриотической тематики, невзирая на то что центральный его образ — князь Александр Ярославич. В отношении христианства и Православной Церкви фильм вовсе не нейтральный, как может казаться, а активно антирелигиозный, антицерковный — с карикатурами на духовенство. Личность святого благоверного князя в нем искажена, вырвана из контекста его глубокой православной веры и святости.
Комментарии
01.06.2021 - 23:24 А для чего Александр Невский:
А для чего Александр Невский и Дмитрий Донской воевали?! Что бы нам в 21 ом веке сказали, что России нужны гастарбайтеры?!
Добавить комментарий