Перейти к основному содержанию

04:31 29.03.2024

Призвание

07.05.2020 20:29:20

ОТЕЦ

Сибирь. Алтайский край. Огни, маленькое село недалеко от китайской границы. Кругом поля километров сто можно проехать одними полями, и лишь вдали, на горизонте, горы. В Волчьем логу (сейчас он называется Юрасов лог) - небольшая изба крытая соломой, там живет семья: отец, мать и семеро ребятишек: старшей пятнадцать, младшему - мне - два. Мать, Екатерина Петровна, крестьянка; отец, Игнатий Иванович, бригадир в колхозе; дома занимался сапожным делом. Слыл человеком простым, но бывало, что принимал от Бога особые откровения.

Помню, рассказывала мать. Как-то они с отцом по своим семейным делам не могли найти общего языка. Кстати сказать, при посторонних отец никогда не подавал вида, что произошла ссора, никто об этом не знал. Нас, детей, не ругал, не бил, но один его взгляд заставлял мигом забраться на печку и сидеть там молчком, не шелохнувшись... Так вот, после раздора он сказал матери: «Не ругай меня, Катя, сегодня плакать будешь».

Было время сенокоса. Отец стоял на стогу, укладывал сено, мать со старшей дочерью Евдокией подавали. Вдруг увидели верхового, он галопом мчался к ним. Отец глубоко вздохнул, воткнул вилы в стог и сказал со скорбью: «Все, отработался. Это за мной...» Верховой подъехал, крикнул: «Игнат, тебе повестка! Срочно явиться в сельсовет. Война...»

Что начнется война, отец предчувствовал. Чистили с колхозниками силосную яму, и он вдруг сказал: «Через три дня, ребята, будет большая перемена жизни». Те засмеялись: «Тоже знахарь нашелся, все знает! Какая еще перемена?» «А вот увидите». И правда, стали забирать из колхоза шоферов, никто не мог понять, что случилось, в Огнях не было радио. И только через несколько дней объявили, что Германия пошла на нас войной.

Вот и пришлось матери плакать. Оставалась одна с семерыми, да в каких условиях! В ее разум это не вмещалось... Помогла только вера в Бога, вера, что Он ее не оставит.

ГОЛОДНОЕ ДЕТСТВО

Пришла похоронка. Сколько было пролито слез! Мать так плакала, что даже потеряла зрение; бельмо на глазу осталось на всю жизнь.

Началась тяжкая вдовья жизнь. Зима была в ту пору суровая, мать обматывала тряпками ноги, брала салазки, за день обходила три-четыре деревни и приносила несколько картошек, сколько удавалось выпросить. Котел был большой, деревенский, на всю семью; пару неочищенных картофелин натрет на терке, сварит и даст каждому по ложке только чтоб не умерли с голоду. О хлебе и мечтать было нечего, до 45го года я его в глаза не видел. Помню, опухал с голода, изо рта текла кровь. Когда весной выбрался на улицу, ноги не держали, хватался за стены и плакал. Чуть не умер, но Господь оставил жить, так Ему было угодно.

Весной, когда сходил снег, собирали в поле гнилую картошку, делали из нее «тошнотики». Варили крапиву, лебеду, от нее тоже опухали. Еще ходили на свалку, выкапывали от падали кости, варили их. Вот так жили...

В Алейске дали место для строительства землянки. А из чего строить? Ни одной палки не было, ни единой копейки... Достали лопаты, выкопали яму, покрыли ее пятью горбылями, засыпали ботвой, соломой и землей сверху вот и готово жилье, вползали туда на животе.

ХОЧУ СЛУЖИТЬ БОГУ

После войны у нас в Алейске открыли церковь, но первое время мать опасалась ходить; были разговоры, что там всякие новшества, обновленцы. Мы с Марией были некрещеные, но душа рвалась к своему Создателю, и мы частенько бегали в храм. Просили мать, чтобы крестила нас; она и сама хотела, но денег не было. Наконец, попросила батюшку, иеромонаха Пимена, и он крестил нас с Марией безплатно.

Церковь довольно далеко, на окраине, километра три-четыре от дома, и дорога плохая, через болото; я прибегал на службу по колено в грязи. Богослужение мне очень нравилось, я любил смотреть, как мальчики лет 1012ти в разноцветных стихарях прислуживали отцу Пимену. У меня уже возникло желание служить Богу, и как-то в конце обедни, когда отец Пимен давал крест, я подошел к нему: «Батюшка, мне хочется вон как те мальчики со свечой». Отец Пимен посмотрел на мои черные в засохшей грязи ноги, на рваную одежонку и спросил: «А лет то тебе сколько?» «Семь». «Маленький еще. Вот подрастешь, и Господь исполнит твое желание».

Так оно и было: это мое желание исполнилось через двадцать лет. В 65ом году я поступил в семинарию и три года «ходил со свечой» был иподиаконом у только что посвященного владыки Ювеналия, ныне митрополита Коломенского. Господь исполнил мое желание, я забыл о нем, а Он не забыл.

...Семилетним мальчонкой сидел я в Рождественскую ночь на ступеньках лестницы, ведущей на хоры. Таким чудным было праздничное богослужение, такая была в душе радость, такая любовь к Богу, что я дал Ему такой обет: «Вот вырасту и, что бы со мной ни случилось, буду верен Богу до самой смерти».

Шли годы, чего только не было в жизни, и я забыл, что давал такой обет, но Бога не оставлял, и Он никогда не оставлял меня: в самые трудные минуты я чувствовал Его помощь, покров и заступление.

ВРЕМЯ ИСПЫТАНИЙ

Испытания начались с самого детства. В первом классе хотели снять крестик, я не давался, тогда вызвали мать. Она сказала: «Будет большой его дело, носить или не носить, а пока маленький, крестика не снимет». У моей матери слово не расходилось с делом...

Начал работать, потом армия. И там крест был всегда со мной; перед сном, закрывшись одеялом, читал молитвы, осенял себя крестным знамением.

Так получилось, что еще до военной службы, а потом и в армии занялся боксом. Занятие спортом было в моей жизни, конечно, не случайным, через него Господь сохранял от многих страстей: спортсменам нельзя курить, пить, много есть, заниматься блудом.

После армии поступил на шахту лесогоном. Там бывало всякое. Ребята часто подшучивали, пытались натолкнуть на грех чтоб выругался или закурил папиросу. Протянут папиросу: «Ну-ка раскури!» Я зажигаю папиросу, не беря в рот, она тут же гаснет. «Дурень, затянуться же надо!» «Еще чего не хватало!» Так, слава Богу, за всю жизнь ни одной папиросы не выкурил.

Надо мной посмеивались: «Смотрите на него, в Бога верит!.. Ну-ка, богомолец, покажи нам Бога, где Он и какой. Ведь мы Его не видим». Как им объяснить? Я показал на высоковольтную линию: «А вы видите, как идут по проводникам электрические заряды?» «Нет...» «А магнитные и силовые линии видите? Можете увидеть, как весь мир заполнен радиоволнами, словами и мыслями человеческими? Нет... И ум свой не видите, и любовь не видите, какого она цвета, формы, да сколько всего в мире, чего мы не видим, не можем потрогать, а знаем, что оно есть...»

Время наступило для всех верующих особое хрущевское... Как-то мастер нашего участка принес газету «Шахтерская правда». Я просмотрел: во всю страницу «Благочинный самочинный». Это обо мне. Допустимо ли, писалось в газете, чтобы в наше время молодой человек разъезжал по монастырям, покупал крестики, иконы, занимался религиозной пропагандой, совращал молодежь... В конце было сказано, что с такими шарлатанами надо покончить как можно быстрее.

Я прочел, осенил себя крестным знамением: «Слава Богу за все!» А насчет того, чтобы покончить, так это не в ваших руках, а в Божиих...», то есть предал себя воле Божией и продолжал спокойно трудиться.

Решил съездить в Почаевскую лавру. Мать отговаривала: «Время тяжелое, на лавру особое гонение, даже приезжих часто забирают». Но была поддержка свыше: видел во сне Богоматерь, Она стояла во весь рост в черном одеянии и накрыла меня омофором. Это был знак, что молитвами Божией Матери буду храним; у нас в Прокопьевске и храм был в честь Покрова Божией Матери. Рассказал этот сон маме, она благословила: «Раз так, поезжай. Покров Царицы Небесной с тобою...»

Приехал в Почаев. Была зима. Из окна старой почты прекрасный вид лавры, я рисовал ее в записной книжке. Открылась дверь, вошел мужчина средних лет, потребовал документы. Как потом выяснилось, это был дружинник. Он повел меня в милицию, там навели справки, сообщили в соответствующие органы Прокопьевска; мол, такой-то, будучи молодым, постоянно посещает церковь, надо им особо заняться... Уже в Прокопьевске ко мне подошел церковный сторож Илья и предупредил: «Ты, Александр, сейчас в церковь не ходи, меня о тебе спрашивали. Интересуются...» «Хорошо», ответил я... и стал еще чаще ходить в церковь да еще привел Володю Коблюкова (он теперь священник) и нескольких девушек. Мною, будто опасным преступником, занялись органы госбезопасности, горком партии, горисполком и, конечно, атеистическая пресса. Четыре раза писали в газете, раз говорили по радио, и все одно и то же: молодой человек, только что из армии, ходит в церковь да еще других за собой тянет. Как только ни старались оторвать меня от Бога, от церкви! Но разве мог я послушаться их, разве мог я оставить церковь, когда еще в семь лет дал Богу обещание быть Ему верным до самой смерти!

Антирелигиозная кампания все ширилась. Мне даже выделили атеиста, он был наполовину китаец, окончил богословский факультет в Харбине, затем у нас институт, работал старшим инженером. Беседовал со мной часа четыре и, наконец, сказал с сожалением: «Тебя и пушкой не пробьешь, ничего не докажешь! Один у тебя выход в семинарию». «В семинарию? удивился я. У меня способностей нет, память плохая. Не смогу». «Ничего, сможешь! А кончишь, приедешь к нам в Северный поселок, построим тебе церковь, и будешь наших детей крестить». Через несколько лет я оказался там, но церкви не было, и он уже отказывался от своих слов.

Всего не расскажешь... Горком, горисполком не унимались.

Через некоторое время в городской газете появилась статья «Духовная забегаловка». После появления этой статьи к нам домой приехал сам председатель горисполкома. Мать встретила его, как полагается, напекла блинов, поставила на стол кагор. Он зашел в комнату, спросил ее: «Отче наш» знаете?» «Знаю». «Утренние и вечерние молитвы читаете?» «Читаю». «Ясно. Православные христиане». Потом осмотрел святой угол: «Нормально, никакой домашней церкви тут нет».

На кухонной двери я, и правда, написал мелом большими буквами «ЯКО С НАМИ БОГ». Однажды прибыла милиция на двери замок; посмотрели в окно, увидели надпись и назад.

К ПРЕПОДОБНОМУ СЕРГИЮ

Когда возвращался второй раз из Почаева, заехал в Загорск, там сказали: «Готовь документы». Обещали принять в семинарию!

А когда стоял в Троицком соборе у мощей преподобного Сергия, вдруг так захотелось быть на месте гробового иеромонаха! И тут же одернул себя: «Грешно ведь ставить себя на место священника...»

...Лето. Документы отосланы. Вместе с другом Володькой жду вызова из Загорска на вступительные экзамены. Наконец, вызов пришел. Иду к начальнику шахты, показываю. Он посмотрел, переглянулся с кем-то, дал прочитать. Все вокруг молчали. Начальник шахты сказал: «Для поступления в институт дают отпуска, а как в семинарию не знаю. Подождите, выясню». Потом ухмыльнулся: «Ладно, приходите завтра». «А что если, только уйду, он возьмет и позвонит кое-куда и сорвут поездку?» подумал я. Поехал домой. Тут же написал заявление на расчет. Володя тоже. Вместе отправились снова к начальнику шахты. Его уже на работе не было, поехали домой. Открыл сын-подросток; он спал. Зашли. Начальник поднялся: «Что вы хотите?» «Подпишите на расчет», и протянули заявления. Он, плохо соображал со сна, подписал, и мы тут же помчались домой, а утром получили деньги. В это время все опомнились; приехали из города, начальнику шахты всыпали: как же это так, двоих ребят отпустил в семинарию! Чуть с работы не выгнали: стыд и позор на всю область...

Перед отъездом друга Володьку все же вызвали, предложили сотрудничать, если поступит в семинарию. Даже пообещали достать билеты в Москву, тогда было очень трудно, очередь с трех ночи занимали. Володя отказался, они уговаривали, настаивали: «Да нам просто интересно знать, как там проводятся занятия, какие бывают события. Сообщали бы нам...» Не уговорили: звание христианина высокое, и пачкать его мы не собирались.

...Вот и кончилась шахтерская жизнь! Получили расчет, выписались, снялись с военного учета. Приехали на вокзал; знали, что с билетами трудно, но не волновались, надеялись на помощь Божию. Помолились, подошли к кассе ни одного человека! «Два билета до Москвы». «Пожалуйста».

Едем в Москву. Сижу в вагоне и думаю: ««Ну вот, рассчитался, выписался, с военного учета снялся... А вдруг не поступлю? Что тогда? Возвращаться?..» Потом задремал и вижу: Москва, Богоявленский собор. Служит патриарх Алексий, богослужение кончилось. Патриарх выходит, садится в машину, она трогается... «Да ведь я благословения у него не взял!» И я кидаюсь что было сил через площадь вслед за машиной. Вдруг она останавливается, открывается дверца... Я подбегаю, встаю рядом... Патриарх улыбается, протягивает мне руку, я целую ее... дверца закрывается, и машина уезжает. «Слава Богу, получил благословение!» Господь успокоил видением: теперь я был уверен, что поступлю.

А когда уже учился, наш класс привезли осенью в Богоявленский собор. Отгородили место у солеи, там мы, сорок человек, стояли и молились. Когда пропели «Отче наш», классный руководитель, архимандрит Матфей, сказал нам: «Теперь все проходите по одному в алтарь, взять благословение у Святейшего», и так как я стоял первым, то первым и вошел в алтарь. Святейший сидел в кресле, я быстро приблизился, поклонился: «Благословите!» Он улыбнулся, протянул руку, и я тут же вспомнил, как он во сне протягивал мне руку с такой же улыбкой.

Благословение Божие было: я студент МДС Московской духовной семинарии.

БОГ БЛАГОСЛОВЛЯЕТ МОНАШЕСТВО

Начались годы учебы. Рано утром братский молебен в Троицком соборе у мощей, собирается вся братия, семинаристы просят, чтобы Господь его молитвами дал разум для усвоения трудных богословских наук. Просил и я его помощи и переходил из класса в класс.

Время шло. Пора было определить свой путь; жениться или же... О монастыре я и не мечтал! Когда учился во втором классе, вместе с другом поехали в Горьковскую область, в деревню Пузо, к старице Евдокии, ныне уже покойной. С семи лет она полвека пролежала в постели парализованная, на одном боку; Господь через нее многим открывал Свою волю, и люди приходили к ней за советом, за духовной помощью. Ее преследовали, обычное в те времена явление и нам пришлось ждать до двух ночи, чтобы войти к ней. Меня она ни разу не видела, но только мы вошли, воскликнула: «О, Саша приехал! Заходи, заходи... Ну, как учеба?» «Да, слава Богу». «Мама жива?» «Жива». «И как ты думаешь жизнь свою устраивать? Монахом будешь или женишься?» «Не знаю. Как Бог благословит». Она улыбнулась, перекрестилась и сказала: «А Бог благословляет монашество».

В христианстве есть три рода подвига, к которым Господь особо призывает: юродство, пустынничество и монашество. Люди не сведущие обычно удивляются: что ж это будет, если все уйдут в монастырь, ведь род человеческий прекратится! А зачем всем уходить? Не все же могут быть, к примеру, художниками, музыкантами, поэтами, учеными, а у кого есть к этому призвание. К монашеству же призвание особое, от Бога, а кого Господь призывает, тому и помогает, дает силы, хранит...

8го октября, в день памяти преподобного Сергия, я уже был послушником в лавре.

САМОЕ ГЛАВНОЕ ПОСЛУШАНИЕ

Первое время в монастыре пономарил, помогал служащему иеромонаху отцу Ксенофонту. Помню такой случай. Я допустил какую-то ошибку, не помню, какую именно, и тут в алтарь вошел наместник. Заметив неполадки, спросил строго: «Кто это сделал?» «Простите, отец наместник, я виноват», ответил отец Ксенофонт: взял вину на себя, чтобы меня защитить. Наместник немного погудел и успокоился.

Послушание было разное: дежурил на проходной, раздавал масло у Преподобного, сидел в надкладезной часовенке, месяца четыре трудился на кухне.

Одного старичка в монастыре туристы как-то спросили: «А вы кем тут работаете?» «Послушником» ответил он. «А что это значит?» «Это значит, что я всех слушаюсь».

Да, такова работа послушника: слушаться старших из братии, не прекословить, не роптать, не раздражаться, не обижаться, одно только знать: «Простите» да «Благословите». Научишься этому, сможешь жить в монастыре.

Быть всегда во всем послушным такое желание и решение возникло у меня, когда еще учился в первом или втором классе. В монастыре оно еще больше окрепло.

Помнится, был уже иеромонахом и видел такой сон. Будто стою я в алтаре, совершаю проскомидию, поминаю о здравии и упокоении. Вдруг открывается дверь и в алтарь входит покойный профессор отец Марк Лозинский. Высокий, в подряснике, он проходит, набирает воды попить, и все это ясно, отчетливо, как наяву. Я сознаю, что он пришел из того мира, и сразу мелькает мысль: давай-ка спрошу его, как мне спастись. Он поворачивается, проходит к престолу, делает два земных поклона, я за ним. «Отец Марк, говорю, скажи, как мне спастись?» Он молчит, и я снова спрашиваю: «Отец Марк, как мне спастись?» Ясно, четко вижу: на престоле крест, Евангелие... Он прикладывается к престолу, оборачивается ко мне и говорит: «Все труды твои это ничто. Самое главное послушание. Будешь слушаться своего духовного отца и спасешься».

Духовного отца послал мне Сам Господь. Когда поступил в семинарию, сказали: у каждого должен быть духовный отец. Кто же будет у меня? Помолился и решил так: пойду на исповедь, кого первого увижу, тот и будет. Стал спускаться под Успенский собор навстречу игумен. Значит, он...

Духовник воспитывал строго, учил послушанию, смирению, отсекал всякие привязанности и пристрастия. Как-то подарили мне золотой крестик с цепочкой, очень красивый, привезли из-за границы. Я показал его духовнику. «Нравится?» «Очень!» «Ну, тогда отдай его... отцу Макарию».

6-го декабря, в день памяти Александра Невского, первого моего небесного Покровителя, семерым послушникам, мне в том числе, совершили постриг. В день памяти свт. Николая патриарх Грузинский Ефрем II рукоположил меня в сан иеродиакона. Диакон из меня был плохой: слишком тихий голос. Еще дома, когда собирался в семинарию, мать говорила: «Да ведь у тебя и голоса-то совсем нет, кто тебя в храме услышит!» Проповеди, однако, говорил... С таким голосом в диаконах долго не держат, и уже в день памяти св. Апостола Иоанна Богослова владыка Новгородский Сергий, ныне покойный, рукоположил меня в сан иеромонаха.

По монастырскому обычаю 40 дней служил, потом дали послушание исповедь. В обычные дни исповедовал под Успенским собором в Церкви Всех Святых, а ночью под праздники и воскресные дни в храме, где совершались богослужения.

Надо сказать, что исповедь самое трудное и ответственное послушание в монастыре. Физическая нагрузка огромная, часто с утра до позднего вечера не выходил из храма. Особенно перед праздником Преподобного: придешь в храм полпятого утра и уйдешь в час ночи. Однажды после такой недели лег в час ночи и проснулся в час дня, на том же боку. Отоспался! А духовник и тут смиряет. Исповедуешь, бывало, всю ночь, уже утро, начинается ранняя литургия, а люди все стоят на исповедь; думаешь хотя бы на часок прилечь, да не тут-то было, уже зовут: «Иди под Успенский, помогать». Это значит снова исповедь, до двух дня. Что делать, идешь, а духовник показывает на очередь и говорит громко, строго: «Ты посмотри, сколько народу ждет! Сто человек это сто рабочих часов, а ты все спишь!» Простите, батюшка», и снова принимаешься исповедовать.

РАЗНЫЕ ВСТРЕЧИ

Исповедовал в Троице-Сергиевой лавре семь с лишним лет, и за это время множество было разных встреч и впечатлений, о которых знает один только Господь.

Самое дорогое это поисповедовать бабушку, которая вот-вот расстанется с этим миром. Грехи, что совершала в молодости, уже не повторяются, сил уже нет; поисповедуешь, и она отходит, очистившись... Другое дело молодежь, тут грехи без конца одни и те же, да еще какие...

В первую же ночь, как стал исповедовать, подошла ко мне Люба, девушка лет 17ти, и покаялась, что шесть раз, причастившись, выбрасывала Тело Христово. Я пришел в ужас, стал объяснять ей, что это тягчайший грех богоубийства, и после длинного наставления предупредил: «Причащаться тебе нельзя, пока не станешь христианкой». Однако, через некоторое время она снова появилась, и с тем же: в седьмой раз выбросила Святые Дары! И спокойненько так рассказывает: «Мы с ребятами гуляли в Сокольниках, проходили мимо храма, на гитаре играли, пели, ну я и зашла, как раз причащали, и я причастилась, а во рту стало очень горько, вот и выплюнула...» «Ты находишься под запретом, тебе нельзя причащаться! Господь накажет тебя за этот страшный грех, войдет в тебя дьявол, злой дух...» «Не войдет!» сказала она самоуверенно. «Вот увидишь!» Прошло какое-то время, и она приходит уже бесноватая. Много лет миновало, а она так и не исцелилась.

Был другой случай. Одна женщина исповедовалась, рассказала много смертных, страшных грехов и попросила епитимию, но я не знал, что наложить на нее за тяжкие грехи, и сказал: «Господь Сам даст тебе епитимию». «Какую?» «Ну, к примеру, будешь переходить дорогу, и машина собьет, или на работе рука попадет в станок, или заболеешь раком...» Месяца через два-три появляется с забинтованной рукой: «Все исполнилось, батюшка. На работе станком два пальца отхватило, и признали рак. Но теперь я знаю, что это мне епитимия от Господа, и стараюсь терпеть, надеюсь на милость Божию».

...В 1975 году защитил кандидатскую работу на тему: «Баптизм в России, его история и разбор вероучения» (много позже ее издали под названием «Православие и протестантизм»). Выбор темы был неслучаен: в процессе работы приходилось не только изучать книги, разбирающие учение одной из самых распространенной в мире сект, но и беседовать с баптистами, учиться отвечать на многие сложные вопросы. Все это очень пригодилось мне, да и в будущем, думаю, еще пригодится. Студенты академии поначалу не одобрили выбор темы: «Зачем тебе это надо? Что здесь интересного?» А потом оказалось, что все интересно, потому что тема требовала углубленных знаний Священного Писания. На переменах все отдыхают, а мне не давали прохода, забрасывали вопросами. И потом, когда работа была уже написана, произошла интересная вещь.

Приехал я из Троице-Сергией Лавры в Москву на одну квартиру. Мне позвонить надо, а там телефона нет. Сказали, что телефон-автомат внизу. Взял я две копеечки и позвонил к знакомой. Набираю цифры и вдруг щелк! Слышу какой-то разговор. Думаю, куда я попал? Разговаривают двое мужчин, и, видать, молодые. Один из них и говорит:

 Слушай, в Троице-Сергиевой лавре иеромонах Амвросий написал работу о баптизме, и начинает эту книгу разбирать, критиковать. Я слушал-слушал, а потом и говорю: Ребята, что-то вы не туда поехали. Неверно трактуете.

Спрашивают: А ты кто такой?  Я иеромонах Амвросий.  А как ты сюда попал? По Промыслу Божьему.

Вот чудо! Ведь в Москве несколько миллионов телефонов, и надо же было мне вклиниться именно в этот разговор и именно тогда, когда они назвали мое имя! Может, чуть раньше или позже, я бы и не понял, о чем речь.

* * *

В Почаевской лавре я прожил 5 лет. Это самое прекрасное время в моей жизни: бурное, с радостями и искушениями.

Послушание ежедневная исповедь, иногда служба и экскурсии по 23 в день. Каждая экскурсия по часу и более, в группах по 60 человек. Говорил о Боге, о вере, о потустороннем мире, о рае и аде.

День начинался в 8 утра исповедью, собирались сотни людей. Сначала говорил проповедь, потом исповедовал каждого человека в отдельности. После исповеди экскурсия, с 4 вечера опять проповедь и исповедь... Так было изо дня в день...

Тысячи человек прошли передо мной за это время. Люди приезжали каяться отовсюду: из России, Белоруссии, Восточной Украины. С Западной Украины каялись единицы, никто не видел и не знал своих грехов.

В Почаевской лавре святыни великие. В Успенском соборе хранятся чудотворная икона «Почаевская» и отпечаток стопы Божией Матери. Под Успенским собором находится Пещерная церковь, в ней мощи преподобного Иова, игумена Почаевского. Каждый день там совершается ранняя литургия. В этой пещере подвизался Преподобный. Раз в неделю вкушал пищу, а когда молился, выходил благодатный огонь, и не только пещера, но и все вокруг освещалось. Прожил он 101 год. Его нетленные мощи покоятся в серебряной гробнице, каждый может к ним приложиться, и всем, кто приходит поклониться Преподобному, надевают на голову его шапочку.

Почаевская лавра святыня великая, но велики там и искушения. Было время, униаты притесняли, потом атеисты, коммунисты, а сейчас опять католики и униаты.

В 1960 году секретарем лавры был архимандрит Алипий. Как-то обратилась к нему одна женщина (она работала в милиции уборщицей) и говорит: «Я зашла в кабинет, чтобы сделать уборку, и услышала, что готовится закрытие лавры. А план таков: каждого монаха вызывать с паспортом и выписывать». О.Алипий поблагодарил ее и спрятал домовую книгу подальше. Власти позвонили наместнику, потребовали секретаря с домовой книгой. О.Алипий пошел. Приходит. «Принесли домовую книгу?» «Нет». «Идите, принесите». Ждали его, ждали... Звонят опять: «Пусть о.Алипий принесет домовую книгу».

Наместник опять посылает о.Алипия. Тот приходит в милицию без книги. Стоит, молчит. На него давай кричать, угрожать. Он повернулся лицом к стене и видел по тени, как размахивали руками. Потом стали толкать в спину, но не били. Опять отправили: иди за книгой. Он опять не приходит. Тогда они все поняли... И когда в тот же день о.Алипий выходил из просфорни, в коридоре увидел милицейский наряд человек 200, на каждого монаха по 23 милиционера!

Увидели о.Алипия взять его! Завели в келию: «Вы сейчас же должны уехать из Лавры домой, устраивайтесь работать, как все граждане, хватит лодыря гонять».

Насильно вытащили монахов из келий, погрузили иноков в машины. Об этом узнал местный народ, паломники, они легли на дороге и готовы были умереть, но не пропустить машины. Власти вызвали пожарных, те разогнали народ водой из шлангов, и монахов увезли. Привезли в г. Хмельницк, высадили: «Берите билеты до дома»... Стоит о.Алипий, не знает, что делать. Вдруг к нему подходит паренек: «Батюшка, что Вы стоите? Билет трудно взять? Вам куда?» «... В Почаев». Так и вернулся о.Алипий в Лавру. Многие тогда вернулись, как милиция поразъехалась. Правда, многим из них пришлось по году и в тюрьме отсидеть за нарушение паспортного режима, но лавру отстояли. Архимандрит Алипий (ныне покойный), монах Нестор и другие из братии были стойкими, Матерь Божия помогала.

5 августа праздник «Почаевской» Божией Матери. В лавру съезжается до 30 тысяч человек. Пройдешь по лавре везде народ. Смотришь группа паломников у стены: кто-то сидит, играет на баяне, а вокруг него кто слепой, кто без ног. Играют и поют духовные песнопения. Многие плачут... А то соберутся одни слепые, жалостно запоют...

Для кого этот день праздник, а для монашествующих подвиг. На исповедь стоят тысячи, как начнешь в 5 утра исповедовать, так до 11 вечера. Спрашиваю: «Какие у тебя грехи?» «Грехив нема». Начнешь подсказывать, называть грехи. «Нет, нет, нет». И такие «святые» одна за другой идут. Приходится отправлять без исповеди (хотя бы и весь день в очереди стояли): «Вспомнишь грехи, подойдешь». Вот для таких «православных» и решили составить книжечку об исповеди, подсказать, как и в чем каяться, как готовиться к исповеди, причащению.

* * *

Время шло, началась перестройка, в стране стали открывать храмы и монастыри. Преображенский собор, где я тогда служил, маленький, народу море, пришло время открывать Свято-Введенский храм.

21 марта 1989 года четыре женщины члены православной общины (Лариса Холина, Маргарита Пеленкова, Валерия Савченко и Галина Ящуковская) объявили голодовку, требуя законной передачи храма верующим. Их уговаривали, ругали: «Прекратите голодать. Есть другие средства». Но другие средства были уже все исчерпаны: целый год безпрерывного хождения по инстанциям, сбор подписей, наконец, плакатная манифестация. И на все это один ответ: «Храм вы не получите, и не надейтесь». Хотя Совет Министров СССР зарегистрировал общину, имея ввиду передачу ей освобождающегося здания Введенской церкви, еще в 1988 году.

Женщины расположились у кинотеатра «Современник», взяли стульчики, сели около остановки. Написали большой плакат: «Не едим и не пьем до открытия «Красной Церкви» и готовы умереть на Родине Первых Советов».

Первая ночь была спокойная. Только плакат сорвали. А к утру был готов уже новый плакат. Центр города, поток народа, трамваи, троллейбусы, машины, начальство едет на работу, и все это у них на глазах... К вечеру подошла милицейская машина, насильно всех посадили и увезли к Введенскому храму: «Вот вы голодаете за него, тут и сидите». Женщины на паперти разложили доски и под открытым мартовским небом голодали 17 дней.

Народ вокруг храма толпился сотнями, а то и тысячами, постоянно проходили митинги. Женщины четвертые сутки не едят... Постоянно информация по радио и в газетах. Приезжали начальствующие, спрашивали: «Голодаете? Голодайте!» Разные речи и настроения были в народе, много было сочувствующих, но были и такие, кто говорил, что женщины по ночам и воду пьют, и колбасу едят. Приехали американские советологи, увидели толпы у «Красного храма»: «В чем дело? Почему голодают?» Им объяснили. Утром, в 6 часов пришлось им через забор перелезать и брать у каждой женщины интервью... Прошло 6 дней сухой голодовки. Женщинам стало хуже, особенно двум отказывало сердце. Начали пить воду и на плакате заклеили место «не пьем». Сочувствующих прибавилось, собирали подписи, целые общие тетради, длинные хартии и все за открытие храма. Приходили баптисты, пели. Студенты-художники написали плакаты: «Красную Церковь» верующим, коммунистов в Красную книгу!» В поддержку голодающих выступили газеты «Труд», «Аргументы и факты», «Московские новости», журнал «Огонек». Писали и в местных газетах, но о другом, больше верующих осуждали...

Не оставили в покое и о.Амвросия. У дома на Ремизной, где я жил, собралась демонстрация, комсомольские лидеры привели людей с одной из фабрик, человек 100. Стучали в окна, звонили, требовали Амвросия. Вижу: люди распаленные, надо их пыл немного охладить и поговорить спокойно. Как это сделать? А у меня в гостях был в то время Даниил из Москвы. Взял он фотоаппарат, магнитофон, открыл ворота и вышел к ним. Все закричали: «Вот он, отец Амвросий, мы его узнали... Прекратите голодовку, что Вы делаете?» Даниил магнитофон включил, все записывает, снимает, люди стушевались, поутихли. Видя такое дело, вышел и я, с улыбкой поздоровался: «Я Амвросий». Все так и ахнули: «Как, еще один Амвросий?» Поговорили. Только эта группа отошла, другая тут как тут, а потом газетчики, радио, пришлось дать интервью: ну, что от меня зависит, начальство одним росчерком пера может все вопросы решить...

1 апреля в 4 часа утра подошла к храму «Скорая помощь» и женщин силой увезли в реанимацию. Пришел я в тот день на службу в Преображенский собор, звонят из больницы: голодающие хотят исповедаться, причаститься. Приезжаю к ним: в палате 5 человек, четверо наших и одна чужая, в белом халате, ни на шаг не отходит. Прошу ее: отойдите, им надо поисповедаться (исповедь дело тайное, не для чужих ушей), а она не уходит, говорит: «Не могу». Тут я и понял, что она не из медперсонала. Пришлось голодающим исповедоваться вслух, публично. Причастил, и их перевели в другую палату на 6 человек. Несколько дней приезжал я к ним, исповедовал и причащал... А голодовка все продолжалась. Им в это время каждый день приносили еду мясное блюдо, но для голодающего это смерть, вкусишь тут же заворот кишок. Но это мало кого интересовало.

В новой палате, куда их перевели, я поинтересовался: «Девчонки, что-то у вас много проводов. Для чего они?» «А мы и не знаем». Поисповедал я их и решил узнать: куда же ведут эти провода, и пошел по ним. И привели они меня в кабинет главврача. Захожу, вижу: главврач и двое парней в белых халатах, поздоровались. Сразу понял, что это за «врачи», но спрашиваю: «Вы врачи?» «Да». «У меня к вам вопросы будут». «Пожалуйста». «Какая разница между невропатологом и психиатром?» Они сразу раскраснелись: «Что, экзамены нам устраивать пришли?» «Да нет, просто мне все интересно знать. Если бы вы меня в храме увидели, то вправе были бы спросить: чем отличается православие от католицизма, вот и я вас спрашиваю»... Два часа с ними беседу вел, и они за это время никуда не выходили: ни к больным, ни на прием, и в медицине знаний никаких не выказали. А через несколько дней они появились у меня дома уже без белых халатов. Я их спросил: «Где-то я вас видел». «Да мало ли». А потом вспомнил, что в кабинете больницы, сказал им об этом, а они просят: «Вы уж постарайтесь об этом не говорить».

Семнадцатый день голодовки. В больнице собралось городское начальство, фотокорреспонденты, были представители из Москвы; они дали обещание, что храм будет передан верующим. И вот, когда это обещание было получено, женщины голодать перестали. На свежем воздухе голодать им было легче, а в палате окна закрыты, кроме них там и другие люди, и у всех женщин началась сердечная недостаточность. Начали выходить из голода. Дело это непростое. Первая цель вызвать у голодающего слюноотделение. Для этого разжевывают лук, но не глотают, потом прополаскивают уста и выпивают стакан морковного сока. Так утром, в обед и вечером. На второй день утром сок, в обед овощной отвар; на третий день овощной отвар и протертое яблоко... И 17 дней не должно быть ни капли соли... Ничего, все вышли из голодовки без вреда.

Еще год хождений по инстанциям, и в Великую Субботу, перед Пасхой 1990 года мы получили ключи от храма. Первая служба была на паперти под звездным небом. Народу было множество, особенно молодежи. Все стояли с зажженными свечами. А потом начался ремонт. Весь храм был застроен стеллажами в 5 этажей для хранения архива. В алтарях были капитальные кирпичные стены и перекрытия в 3 этажа, которые нужно было убрать. В алтаре Святителя Николая, на месте Престола, где приносилась Всемирная Жертва отхожее место. Вот, за две недели руками верующих храм был освобожден. Приходили работать бабушки, студенты, школьники. Жалкое было зрелище: стены все в огромных дырах следы от вбитых бревен, храм весь израненный, как после артобстрела, окна выбиты, крыша течет (вместо кровли из жести брезент, покрашенный зеленой краской). Но главным было начать службу Богу, начать проповедь, потому что народ изголодался за 70 лет и жаждал духовной пищи слова Божия. Первое время проповеди говорили и в начале, и в конце службы. А по воскресным дням вечером пели Акафист Божией Матери нараспев всем народом, а потом священники выходили на амвон, и им письменно и устно задавали вопросы о вере и о спасении души, на которые тут же давались ответы. Эта традиция сохраняется и поныне...

Дорогие братья и сестры! Мы существуем исключительно на ваши пожертвования. Поддержите нас! Перевод картой:

Другие способы платежа:      

Комментарии

07.05.2020 - 23:23 :

Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего новопреставленного архимандрита Амвросия, и прости ему вся согрешения вольная и невольная, и даруй ему Царствие Твое.

10.05.2020 - 21:00 :

Утрата невосполнимая...
Царствие Небесное отцу Амвросию...
Как я благодарна Господу, что Он сподобил знать батюшку, быть у него на исповеди, слушать его проповеди, читать его книги, наполняться духом веры, духом покаяния...
Что остается сейчас? Молитва...
Упокой, Господи, душу усопшего раба и служителя Твоего...

11.05.2020 - 19:23 :

Хотелось бы периодически на радио Радонеж слушать записи бесед с о.Амвросием. Ему удавалось говорить просто о сложном. И очень доходчиво.

17.05.2020 - 07:27 :

Царствие Небесное дорогому Батюшке Амвросию!Он живой .Он с Богом. И предлагаю 21.00 на его месте чтоб вели передачу на радио Радонеж его чада -,духовные наследники .Чтоб его опыт духовной жизни передавался из поколения в поколение без остановки, сколько Бог благословит для спасения всего мира !

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и абзацы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Простите, это проверка, что вы человек, а не робот.
9 + 0 =
Solve this simple math problem and enter the result. E.g. for 1+3, enter 4.
Рейтинг@Mail.ru Яндекс тИЦКаталог Православное Христианство.Ру Электронное периодическое издание «Радонеж.ру» Свидетельство о регистрации от 12.02.2009 Эл № ФС 77-35297 выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций. Копирование материалов сайта возможно только с указанием адреса источника 2016 © «Радонеж.ру» Адрес: 115326, г. Москва, ул. Пятницкая, д. 25 Тел.: (495) 772 79 61, тел./факс: (495) 959 44 45 E-mail: [email protected]

Дорогие братья и сестры, радио и газета «Радонеж» существуют исключительно благодаря вашей поддержке! Помощь

-
+