Лето Господне, а не год обезьяны

Приближается Новый Год, праздник, с которым у многих из нас связаны теплые воспоминания детства. В советские годы Новый Год оставался, пожалуй, единственным неидеологизированным праздником — праздником, который продолжал нести на себе какой-то далекий отсвет Рождества.

Даже для принудительно секуляризированного сознания советского (и постсоветского человека) Новый Год сохранял какой-то оттенок чудесности и сакральности. Как сказал поэт,

Последний час декабря, замри на миг,

Пускай летят за моря любовь и мир,

И все надежды наши

Пусть сбудутся однажды

В последний час декабря

Понятно, что в секулярном мировоззрении не было места священному — было ясно, что Новый год это чисто условная дата, которая ничего в реальности не меняет и менять не может. Но сердце продолжало желать чуда. Я помню, как в детстве в Первом Января было что-то глубоко печальное — то ожидание Чуда и Тайны, которым был полон последний час декабря, не сбылось. Ветер гоняет никому не нужные конфетти по пустым улицам. 

Люди нуждаются в новогоднем чуде. Практически во всех культурах существуют обычаи, отмечающие наступление Нового года. Они могут быть очень разными, как разным может и быть и конкретный день праздника — но так или иначе люди выделяют начало годового цикла.

Эти обычаи часто символизируют расставание со старым и надежду на новое. Как пишет известный религиовед Мирча Элиаде, «для религиозного человека древних цивилизаций Мир обновляется ежегодно. Иначе говоря, с наступлением каждого нового года он вновь обретает исходную «святость», которая была свойственна ему, когда он вышел из рук Создателя. Год понимался как замкнутый круг, он имел начало и конец, но одновременно и ту особенность, что он мог «возрождаться» в форме Нового Года. С каждым Новым Годом наступает «новое», «чистое», «святое» (еще не изношенное) время».

Поэтому понятно появившееся в постсоветское время желание ре-сакрализировать Новый Год, придать ему то мистическое измерение, которое он имеет в других культурах. Отсюда и готовность воспринять «звериную» разметку лет — то у нас был год не то лошади, не то свиньи, а теперь будет год обезьяны. Эта разметка пришла к нам из Китая, и первоначально имела астрологическое значение.

Для древнего Китая, как и для всех аграрных обществ, огромное значение имел сельскохозяйственный календарь. Правильный день сева или уборки означал жизнь или голодную смерть. Естественным календарем был небосвод — и люди консультировались со звездами относительно сельскохозяйственных работ. Потом возникала (как она возникала и в других культурах) естественная, и при этом полностью ошибочная мысль о том, что другие важные события — свадьбы, сделки, военные походы — следует соотносить с обращением небесных сфер. Так росла и развивалась астрология — с ворохом сопутствующих суеверий.

Люди всегда легко впадали в легкие (или тяжелые) формы того, что врачи называют «неврозом навязчивых состояний» когда человек, например, тщательно избегает наступать на трещины в полу, или совершает все более сложные ритуалы при еде или укладывании в постель, повторяет бессмысленные слоги или фразы — и ужасно встревожен, когда ему кажется, что он что-то сделал не так.

Когда на это накладываются верования относительно «благоприятных» и «неблагоприятных» расположении светил, суеверия поражают массы людей, и разрабатываются сложные ритуалы, знаменующие, в частности, наступление нового года. Их отличие от веселых карнавалов том, что люди испытывают страх что-то сделать не так — одеться в одежду не того цвета, не совершить положенных телодвижений или еще как-то навлечь на себя беды и несчастья.

Суеверия легко вползают в сознание — особенно, когда оно свободно от веры. Время от времени я вижу в социальных сетях, например, изображение индуистской богини Лакшми, которое — если его перепостить — приносит финансовую удачу. Понятно, что люди, размещающие это на своих страницах — отнюдь не индуисты. Они обычные религиозно индифферентные телезрители. Но они готовы принять надежду, что Лакшми им поможет привлечь копеечку.

Новогодние ритуалы, связанные с китайским календарем, у нас растут на той же почве — невротического и суеверного желания уменьшить свои страхи при помощи тех или иных обрядов. Но за ними может стоять и более благородный, хотя и почти стертый порыв — желание увидеть в Новом Годе какой-то священный смысл, та жажда обновления, которая присутствовала в древних культурах.

И эту жажду обновления нам стоит признать и пойти ей навстречу. Мы хотим чуда и тайны, преображения и новой жизни — и у нас есть, где все это искать. Бог даровал нам неиссякающий источник обновления — Господа нашего Иисуса Христа. Христос действительно может изменить нашу жизнь, благодать Божия может ввести нас в свет того подлинного чуда и подлинной тайны, по которой томится наше сердце.

Новый год связан с другим Праздником — Рождеством Господа. Именно Рождество делает его действительно новым — не просто отметкой, что мы пробежали еще один круг, а вратами в новую жизнь. Наступает Лето Господне; было бы трагической ошибкой променять его на год обезьяны.