ЖИТИЕ ВЛАДИМИРА МАЛЫШЕВА

По берегу Волги на фоне шатровой церкви едет телега. Правит лошадьми красноармеец в «буденовке». На груде старинных книг в кожаных переплетах сидит другой красноармеец. Навстречу им идет молодой человек с вещевым мешком за плечами. Поравнявшись с телегой, он останавливается, смотрит на сваленные  книги, разворачивается и идет рядом с телегой.

- Здорово, ребята. Где столько добра набрали?

- Где набрали, там уж нет. Ступай себе, - недовольно отвечает возница.

- Уж не в Семеновском ли?

- Тебе-то что…

- Да я туда иду вот за такими книгами.

- Ну, так тебя мы и определим вместе с книжками как контру.

Красноармеец натягивает вожжи. Его приятель спрыгивает с телеги:

- Покажь документы. Дружков твоих в район отправили. И тебя захватим.

Молодой человек улыбается, достает из нагрудного кармана удостоверение и бумагу с гербовой печатью.

Военный читает бумагу, оглядывает с недоверием потрепанный паджак и латаные штаны задержанного.

- Что-то ты не больно похож на ученого.

Вот так приблизительно началась беседа Владимира Ивановича Малышева с чекистами, разгромившими старообрядческую общину. Результатом этой беседы было то, что все конфискованные книги оказались не в топке местной котельной, а в Ленинградской библиотеке Академии Наук.

Это была первая поездка студента Малышева по старообрядческим местам Поволжья. Потом будут десятки экспедиций, но уже не студента, а известного ученого – собирателя древних рукописей по поморским деревням Русского Севера: по Печоре, Северной Двине, по Карелии, русским селам Прибалтики, Сибири. Итог этой собирательной деятельности – 12 тысяч рукописей, хранящихся в созданном им древлехранилище Института Русской Литературы (Пушкинского Дома). 7 тысяч было собрано самим Владимиром Ивановичем или совместно с учениками.

Владимир Иванович Малышев, чей столетний юбилей мы отмечаем в этом году – уникальный ученый. Выбор собственного пути в науке - изучение древнерусской литературы и поиск уцелевших рукописных книг он  сделал в самое неподходящее время – тогда, когда взрывали церкви, расстреливали и сажали в тюрьмы священников и простых верующих, когда сжигали иконы, богослужебные книги, уничтожали все, что напоминало о Боге.

В самый разгар богоборческой активности Малышев стал изучать древние рукописи. Практически все рукописные книги были пронизаны православным пониманием  и исторических событий, и уклада, и хозяйственной деятельности. Даже в метеорологических записях авторы воспринимали погоду как «тварь Божию». (В Уставе Кирилло-Белозерского монастыря записано: «Аще кто похулит погоду – тварь Божию, сорок ден сухо да яст»).

Для древнерусской культуры не только конец тридцатых годов был трудным временем, но и пятидесятые, и шестидесятые, когда Хрущев обещал показать по телевизору последнего попа, тоже было время не из простых. И тем не менее В.И.Малышеву удавалось выбивать средства на археографические экспедиции.

Он прошел по печорским селам, которые еще с дореволюционных времен были объявлены видными учеными «бесперспективными», и привез оттуда сотни ценнейших книг.

Когда спросили одну из старушек, почему Ончукову не только не отдали, но и не показали никаких книг, она ответила: «Ончуков барином приехал с градоначальником, а Владимир Иванович пришел, как свой».

Он действительно был своим и для поморских стариков, и для столичных академиков. Еще будучи студентом первого курса, он сумел подружиться с академиком Орловым. Когда после войны капитан Малышев вернулся с фронта без всяких надежд получить работу в Пушкинском доме, академик Орлов написал на его прошении: «Принять как незаменимого сотрудника».

На этого незаменимого сотрудника часто писали доносы: «коммунист Малышев якшается со старообрядцами». Но ему всегда удавалось убедить начальство в том, что сохранение памятников древне-русской культуры является важнымпатриотическим делом, что каждая спасенная рукопись служит укреплению фундамента национальной культуры.

От злобных наветов его защищали писатели Л.Леонов, Ираклий Андроников, академик Лихачев.

В Риге он обнаружил рукопись «Слова о Погибели Земли Русской».

Находка Малышева была настоящей сенсацией, долго будоражившей научный мир.

В науке он был практиком и считал себя «рабочей лошадкой»: не ценил шумного успеха и лавров. Его коллеги, не сделавшие и сотой доли того, что было сделано им, защищали на собранном им материале докторские диссертации, а он постоянно откладывал диссертацию, занимаясь собиранием рукописей, изучением их и описанием. 

Свидетельством его огромного вклада в науку были быстро заполнявшиеся шкафы и полки древлехранилища.

В нем была простота и подлинность, отсутствие всякой позы и кичливости. Став доктором наук, он оставался таким же скромным и непритязательным, каким пришел в Ленинград из провинциального городка Наровчата.

Он совершенно не обращал внимания на одежду. Носил галоши и ходил в одном и том же костюме. Лишь незадолго до его кончины коллеги с трудом уговорили его сшить новое пальто. В старом он отходил более двадцати лет. Но, когда, устав от постоянных разговоров о его гардеробе, Владимир Иванович уступил и явился на работу в новом пальто, сотрудники не могли удержаться от смеха – так нелеп он был в плохо скроенном, до пят, негнущемся сооружении из толстенного драпа.

Он всю жизнь был холост, жил с сестрой и приемной матерью, а когда она скончалась, был безутешен и рыдал как младенец. А было ему за пятьдесят.

Он прошел две войны – финскую и германскую. Был несколько раз ранен. Участвовал в кровопролитных боях на Невском пятачке.

Со студенческой поры он мечтал отыскать автограф Жития протопопа Аввакума. И эта мечта сбылась. Иван Никифорович Заволоко отдал ему заветную рукопись. Но было это уже в конце шестидесятых.

История дружбы Малышева с Заволоко удивительна. И.Н.Заволоко был известным собирателем древностей, издателем старообрядческого журнала и руководителем хора.

Он жил в Латвии, принадлежал к старообрядческой Грибенщиковской общине. (Это огромный центр с великолепной библиотекой рукописных и старопечатных книг, древних икон и утвари).

Когда в Латвию вошли советские войска, его со многими другими старообрядцами посадили в один из самых страшных лагерей ГУЛАГа – Няндомский..

Владимир Иванович, узнав адрес, отослал ему две продуктовые посылки, чем спас его от голодной смерти.

Для коммуниста и капитана Красной армии это был самоубийственный поступок. Ведь Заволоко был посажен, как враг народа. Он безвинно отсидел все двадцать лет, не прося помилования. И первое, что сделал, выйдя на свободу, послал письмо  Владимиру Ивановичу. Малышев уговорил его вновь заняться собиранием рукописных книг, взял его на съезд славистов.

Вскоре Заволоко стал одним из самых видных собирателей. Его богатейшая коллекция теперь находится в древлехранилище Пушкинского Дома. Передавал он ее по частям через сотрудника и ближайшего ученика Малышева Г.В.Маркелова.

Старики, знавшие Малышева, зачастую не спешили расставаться со своими сокровищами, поскольку знали, что если отдадут все сразу, то больше Малышева не увидят. А им так по сердцу были беседы с ним.

Многих своих знакомых он сделал друзьями на всю жизнь. Он помнил имена их детей и внуков, привозил гостинцы, необходимые в хозяйстве вещи, которые можно было достать только в Москве или Питере, заказывал очки, доставал редкие лекарства.

Его знало областное и районное начальство, капитаны и матросы кораблей и катеров, летчики местной авиации, лесники и рыбаки. Его приезд воспринимали, как праздник многие люди. О его экспедиции сообщали по радио и в местных газетах.

Эти малотиражные газеты он никогда не оставлял без внимания. Всегда писал для них статьи.

Первую поездку на Мезень и в Пустозерск – бывшую столицу Печорского края – где был сожжен в срубе мятежный протопоп Аввакум, он совершил за свой счет. Начальство и слышать не хотело о финансировании этой экспедиции. Ему пришлось работать по ночам грузчиком. Вернулся он из этой экспедиции с тридцатью рукописями.

Это было настоящим открытием рукописно-книжного мира Русского Севера, как феномена культуры и кладезя книжности. Впоследствии, отсюда каждая экспедиция возвращалась с богатым уловом. 

Собирательская деятельность Владимира Ивановича была сопряжена со многими трудностями. Некоторые села Печорского края удалены друг от друга на десятки километров при полном отсутствии регулярного сообщения. Приходилось договариваться с владельцами моторных лодок, лошадей, оленей. Однажды он вместе с будущим академиком А.М.Панченко собирался прыгать с парашютом, чтобы попасть в глухое селение.

Малышев совершал рискованные поступки и в военное время. В 1945 году он вызвался сопровождать в Сибирь демобилизованных солдат. Эту воинскую командировку он превратил в научную. Владимир Иванович сумел разыскать и описать хранившиеся в разных местах рукописные книги. Только чудом он избежал трибунала, так как мог надолго засесть в Тобольске из-за разлива рек. Время было строгое, и его могли счесть за дезертира.

Он был совершенно не похож на своих коллег, особенно на Д.С.Лихачева. Дмитрий Сергеевич был джентльменом с хорошими манерами, всегда корректным и выдержанным. Малышев был мужиком, ворвавшимся в академические стены, с невиданной для филологического мира энергией, прямотой, самозабвенным и бескорыстным служением.

И Дмитрий Сергеевич, при абсолютной противоположности характера, после кончины Малышева благословил организацию ежегодных научных Малышевских чтений. Он неоднократно выступал на них. В своих докладах он неизменно отмечал выдающийся вклад Владимира Ивановича в науку и культурное наследие России.

Малышев воспитал многих ученых. Его ученики продолжили его дело. Собрания древних рукописей появились в Новосибирске,  Сыктывкаре, Петрозаводске, Екатеринбурге и других городах.

В 2008 году возобновились прерванные на целых 20 лет археографические экспедиции на Русский Север.

Недавно я побывал в древлехранилище, носящем имя В.И.Малышева. Мне показали находки последней экспедиции на Северную Двину. Конечно, трудно рассчитывать на то, что северный источник не иссякнет в ближайшее время. Многие годы по селам Русского Севера разъезжают на джипах добры молодцы, скупая не только иконы, старинные книги, расписные прялки и предметы национальной одежды. В пустующих избах выламывают даже стены с росписями и коньки с крыш. Удивительно что при этом участникам экспедиции удалось кое-что найти: и рукописи, и документы. Как ни странно, но до сих пор живы носительницы фольклора. Фольклористы записали множество песен: и старинных, и недавнего революционно-колхозного прошлого.

Удивительный дух царит в древлехранилище. Над дверью в кабинет В.И.Малышева висит его портрет. В шкафах и на стеллажах старинные книги в кожаных переплетах. Некоторые с бронзовыми застежками, с искусным тиснением. На витринах раскрыты, так называемые, лицевые рукописные книги. Мы видим прекрасные миниатюры на золотом фоне. Они, как житийные клейма на иконах повествуют о жизни изображенного святого. Узорочье заглавных литер и разнообразный орнамент, исполнены христианской символики.

Здесь хранятся подлинные рукописи текстов, ставших хрестоматийными, и редкие тексты, знакомые лишь специалистам. В древлехранилище проводится и научная работа (сюда приезжают ученые со всех концов света), и просветительская: сюда часто приходят студенты, школьники и все, кому дорого наше культурное наследие. Можно здесь встретить и ученых богословов – ведь некоторые рукописи хранятся только здесь.

Теперь даже трудно представить, что всего этого богатейшего собрания могло бы и не быть, если бы не Владимир Иванович Малышев. Вся его деятельность по спасению усиленно отвергавшейся древнерусской культуры была настояшим подвигом, меру которого благодарные потомки, слава Богу, оценили.