Шило в мешке: запретить упоминать?

Как сообщает официальный пресс-центр Московской городской Думы, ее депутаты приняли постановление «О проекте федерального закона «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации», в котором, в частности, "запрещается распространять сведения о национальной, расовой и религиозной принадлежности лиц, вовлеченных в преступление"

С какой целью вводится эта поправка? Очевидно, ее авторы хотят как лучше, и имеют самые благие намерения. Они не хотят, чтобы упоминания о том, что преступление совершили, скажем, некие тархистанцы, приводили к враждебности к тархистанцам вообще — в том числе тем, из них, которые ни в чем не виноваты. Они не хотят, чтобы экстремисты использовали эту информацию в пропагандистких целях. Они не хотят, чтобы на людей того или иного происхождения в общественном сознании навешивался ярлык преступников. Эти цели понятны и вполне оправданы; вопрос в том, можно ли их достичь таким образом. Скорее всего, нет; хуже того, попытки ограничить обсуждение проблемы могут привести только к ее обострению.

Как давно писалось в какой-то шутливой инструкции по тому, как раскрутить рок-группу, "добейтесь, чтобы группу запретили". Хотите, чтобы граждане при всякой возможности обсуждали белую обезьяну - торжественно запретите им говорить о белой обезьяне. Идеальный способ обострить какую-либо тему - наложить запрет на ее обсуждение в СМИ. При этом реально закрыть доступ к соответствующей информации будет все равно невозможно — на каждый роток не накинешь платок, на каждый компьютер, подключенный к сети Интернет — тем более. Да и для сотрудников СМИ не составит затруднения прибегнуть к эзоповому языку, и сообщить читателям информацию, которую они хотят знать, формально не нарушая запрета. Люди, обеспокоенные своей безопасностью, будут интересоваться деталями — а в условиях рынка этот интерес обязательно будет удовлетворен. Можно запретить людям знать какие-то интересующие их вещи в условиях диктатуры с тотальным контролем над любыми источниками информации, да и тут будут протечки. Но в нынешних условиях это неосуществимо. Попытки запрета приведут только к трем результатам — во-первых, обострению интереса к теме, во-вторых, росту недоверия к властям ("а власти скрывают"), а в третьих — к утрате всяких рычагов контроля над соответствующей  информацией.

В самом деле, попытки скрыть от людей важную для них информацию сразу и неизбежно вызовут подозрения — в том числе и совершенно незаслуженные; быть скрытным — верный способ навлечь на себя самые тяжкие обвинения. Пространство, оставленное запретом на достоверную информацию, будет заполнено  слухами — можно не сомневаться, самими недоброжелательными по отношению к властям и самыми паническими по отношению к состоянию дел  с этнической преступностью.

Когда СМИ, законно зарегистрированные, обладающие определенной репутацией (и дорожащие ей) , публикуют определенную информацию за подписями своих сотрудников, эту информацию можно проверить, официально опровергнуть, если она неверна, предъявить какие-то претензии, если она оказалась ложной. Когда СМИ публиковать такие данные запретят, люди будут обращаться к анонимной информации в интернете — которую невозможно проверить и невозможно опровергнуть в СМИ (потому что при этом неизбежно пришлось бы упоминать то, что запрещено). Фактически, у нас нет выбора — узнают люди или не узнают о национальности и вероисповедании преступников. У нас есть выбор относительно того, откуда они о ней узнают —  из проверяемых и открытых источников или из источников анонимных и непроверяемых, где подлинные сведения будут панически преувеличены и смешаны со слухами.

Но есть и более принципиальные возражения. Этническая преступность — то есть преступность, эксплуатирующая этническую солидарность меньшинств перед лицом большинства, как и коррупция в правоохранительных органах, которая часто оказывается с ней связана, реально существует. Люди не перестанут сталкиваться с этой преступностью и страдать от нее из-за того, что СМИ запретят об этом говорить. Гнев – как против самих преступников, так и против властей, не оказывающих им должного отпора, никуда не денется, если проблему запретить обсуждать открыто; более того, он только примет более опасные и разрушительные формы. Мощным источником этнической и социальной напряженности являются не разговоры об этнической преступности, а сама эта преступность. Бороться с разговорами о проблеме и думать, что проблема от этого исчезнет (или хотя бы смягчится) было бы очевидной ошибкой.

Проблемы этнической преступности надо открыто обсуждать и открыто решать — и чем более открыто это будет делаться, тем большее доверие люди будут испытывать к власти.