СЕМЬ ПОЛОСАТЫХ КОШЕК

ПЕРЕКЛИЧКА

Кто пытался днем,  в центре Москвы, поймать такси-тот знает, что это задача непростая. Машины летят, не останавливаясь. Выйти на проезжую часть – опасно, а семафорить с тротуара можно хоть до второго пришествия – нормальный водитель по сторонам глазеть не станет. Анна Петровна, прихожанка недавно восстановленного храма, где обычно исповедовалась и причащалась, об этом знала. Но делать было нечего – пришлось все-таки встать у края тротуара и застыть с поднятой рукой, наподобие статуи Ильича.  Дело было в том, что Анна Петровна страдала шаткостью походки и пользоваться коммунальным транспортом не могла.  По воскресеньям и праздникам ее подвозила в храм девушка-волонтер. Но добираться обратно  ей приходилось уже самой. Она всегда ждала именно такси, потому что избегала так  называемых «бомбил» - неизвестно, куда завезут, а потом выпутывайся, как знаешь.

Только что закончился веселый, шумный день. Служили, пели, затем, собравшись в трапезной, слушали гостей-диаконов, которые порадовали собравшихся раскатами великолепных своих голосов, толклись, обмениваясь новостями. И вот «кончен бал, погасли свечи» - невесело усмехнулась Анна. Надо было, из этого тепла и веселья, из этого любовного внимания выбираться и ехать в Замок Людоеда, как она про себя называла свой дом. Он был и оставался таковым, невзирая на все ее усилия и молитвы.

Вспомнив об этом, она вздохнула, пожала плечами и мысленно отодвинула этот Замок от себя: в ее распоряжении были еще два часа свободы. День клонился к вечеру, подмораживало, прошел час - и Анна взгрустнула: «Господи Иисусе, Никола-Угодник!- взмолилась она мысленно.- Помогите, не замерзать же здесь!» И в это самое мгновение возле тротуара затормозила серая «Тойота». Кто помог ей – Сам Царь Небесный или Его верный помощник – она, разумеется,  знать не могла. Но факт был налицо.

Водитель, на вид лет 30, темноглазый,  с модной короткой бородкой открыл дверь. «Не кавказец ли?» - шевельнулось опасение у женщины. Но, увидев на панели под ветровым стеклом маленький складень, успокоилась: «Православный, свой!». И безбоязненно села в машину.

- Куда едем?

Она назвала адрес на юго-западе столицы, объяснила, как ехать. И серая «Тойота» легко влилась в поток разноцветных экипажей, ровно катившийся по широкому проспекту.

- А у нас сегодня был праздник в храме,- радостно сообщила она.- Память Архидиакона Стефана. Наш батюшка – именинник. Поздравляли все.  Народу – полон храм.  Букеты, подарки. Многолетие пели …

- Да, да, - неожиданно оживленно отозвался водитель, –первый христианский мученик!

- И подумать только, что будущий апостол Павел…

-…Называвшийся тогда Савлом, - подхватил человек за рулем.

-…Стерег одежду фарисеев,…

-…Побивавших несчастного  камнями…

-…А он видел в это время Господа на небе…

-…Воззвал к Нему…

-…И тем вызвал у фарисеев еще большую ярость…

Их голоса перекликались и звенели в замкнутом пространстве машины. «Тойота» летела как птица  по проспекту, в двойном обрамлении вечерних огней. И радовалось, и ликовало сердце женщины, и забыла она о своих годах, инвалидности, злых сожителях, которые ждали ее дома и готовы были встретить проклятиями…..Она поверила в этот момент, что так же легко пронесется сквозь когорту своих мучителей, поднимется и взовъется над ними. И они рассыплются в прах.

Тем временем разговор перешел к древним святыням, к Афону – земле Богородицы, и оказалось, что водитель   неоднократно побывал на Афоне, что там постоянно творятся чудеса, и вообще это «другая реальность».

- А остаться не хотелось?-  полюбопытствовала пассажирка.

- Как можно? У меня трое детей,- сообщил водитель. – Вот, вырастут – посмотрим….           

- Большие?

- Два мальчика, 14 и 16 лет.  Школьники. Учу автоделу понемногу. Девочке – пять, она с матерью.

-Время сейчас трудное для молодежи. Ориентиры утрачены, - задумчиво проговорила Анна Петровна.

- Ничего!  Главное – иметь веру. Вспомните, как все начиналось, - он снова загорелся, будто это «все» было только вчера. – Жгли на кострах, бросали львам на съедение …

- Да, да… А Новомученики? А Царь?

Едут и беседуют два праведника, и звенят голоса, уходят к звездам. 

- Приехали. Выходите, я вам помогу.  С Богом! Вот, возьмите визитку. Может, когда-нибудь…

- Спаси, Господи. Ангела - хранителя вам.

Вышла, вдохнула свежий воздух.  Дома, серые громады, стоят вокруг. Снег искрится. Тишина.

 

СЕМЬ ПОЛОСАТЫХ КОШЕК

Каждое утро Евгения Петровна, пенсионерка, хроническая больная, поднимаясь  с постели, подходила к окну.  Жила она на втором этаже, и пространство под окнами было ей хорошо видно.

Летом ее взору    открывался газон, заросший сорняками, зимой- вытоптанный снег. В межсезонье- серая каменистая земля. Но и эти незамысловатые пейзажи становились почвой для ее причудливых фантазий.

Пожилой даме рисовались таинственные джунгли, бушующее море, по которому она плывет на старинном галеоне, просторы колосящихся полей, автобаны, по которым она летит как птица, сидя за рулем роскошного «Шевроле» или «Кадиллака». А впереди громоздятся утесы, простираются роскошные пляжи океанского побережья, блистают бриллиантовыми россыпями огней мегаполисы. Все ветры, все стихии востока и запада врывались в тесную, заставленную потертой мебелью комнатушку, стены раздвигались, и воцарялся простор. «Я живу!» - повторяла она. Много ли человеку надо? Ей было достаточно. И хотя ее фантазии были скопированы с рекламных клипов, прокручиваемых   в голубом эфире, она вполне могла бы заявить о себе: «Я видела весь мир». По правде говоря, так же могли бы думать  о себе сотни тысяч здоровых мужчин и женщин, по вечерам цепенеющих у домашних экранов  - окон в призрачную вселенную.  А предложи им кто-нибудь  разрушить морок и увидеть мир наяву – они разразились бы яростными протестами: занятость, семейные проблемы,  дороговизна и т.д.

Евгении спешить было некуда. И никто ее не окружал. Она плыла себе по просторам  радужных грез, редко включая источник  оных – видавший виды потертый телевизор. Ей и так было хорошо, а электричество надо было экономить.

Между тем под окном шла своя жизнь. На занесенном снегом и вытоптанном  газоне в беспорядке были разбросаны миски с водой,  плошки, крышки от картонных коробок. Всюду рассыпан «Вискас». Кормовую базу для бездомных кошек создали сердобольные жильцы.    Дважды в день приходили немолодые мужчины и женщины, приносили еду, наливали в миски воду, подкрашенную молоком, сыпали корм.    Кошки сбегались со всех сторон.  Садились,  подобрав лапки, на снег или черствую землю   и аккуратно кушали. Еды всегда хватало всем. Драться за горсть «Вискаса» здесь было не принято.

Евгения  смотрела сверху на кошек и вздыхала. Она  физически ощущала их упругие тела, напружиненные ноги, готовые в любой момент унести от нападения извечного врага- оскаленного, злобно рычащего пса, видела загадочные зеленые, серые, темно-карие глаза. Ей казалось, что под ее пальцами лоснится бархатистая кошачья шкурка. Пятнистые, полосатые, черепаховые….Теплые,  живые. Ей хотелось взять в руки каждую.  В этот момент она  забывала о дальних странах, о диких лесах, саваннах и каменных джунглях Европы и Америки. Но ненадолго. Повздыхав, усаживалась у телевизора  или открывала  дамский роман, принесенный консьержкой. В мутном безразличии таяли воспоминания о том, как толклись, скакали,  свивались в клубок    молодые и сильные животные. «Должно же когда-нибудь все это закончиться?» - не раз вопрошала она себя, глядя в окно. Жизнь тянулась  как надоевший кинофильм. Надо было выйти из зрительного зала на свежий воздух, но она привыкла, да и сил уже не было - все съела долгая болезнь. Попросить Вышние силы об изменении своей жизни ей не приходило в голову. Нет, против Бога и Церкви она ничего не имела. Просто все это было от нее страшно далеко и непонятно.

 Приходящая помощница из управления соцзащиты готовила обед, убирала квартиру, стирала в машинке белье. Евгения знала только, что зовут ее Полина и живет она одна. Евгения, кандидат педагогических наук, считала работницу женщиной недалекой и жизнью ее не интересовалась. О чем им было говорить?  Долгие месяцы вынужденной изоляции выработали у Евгении стойкое убеждение, что она – самый  несчастный человек на свете что перед  нею все виноваты, и ей все  обязаны. Полина тоже числилась  среди виноватых - была здорова и могла ходить и  ездить куда хотела. Не проходило дня, чтобы больная не попрекнула этим несчастную. Та терпела, чем еще более утверждала Евгению во мнении, что ее помощница  тупа и недалека.

Жизнь обеих, казалось, замерла на мертвой точке. И длилась бы так дальше, если не одно обстоятельство. Полина была верующей, ходила в церковь, исповедовалась и причащалась. Изо дня в день, порой-по ночам она горячо молилась за свою больную и других подопечных, чтобы эти люди нашли путь к Богу.  Всевышний принимал молитвы - Полина, в святом крещении Пелагея, чувствовала это. Но внешне не менялось ничего. Однако капля, как известно, точит камень. И в один прекрасный день Повелитель земли и неба счел, что Евгения прошла испытательный срок, и ей можно двигаться дальше.

На Пасху Пелагея принесла Евгении кулич и несколько крашеных яиц. Раньше она никогда не делала этого. Больная  недовольно скривилась, но взяла. Только спросила: А что это значит? И заметила: Вот, все делают, а наверняка не знают, для чего. Дикари, язычники!

Пелагея сразу поняла, что собеседница поет с чужого голоса.

- Да кто вас этому научил?  -  воскликнула она.- За этим стоят древние предания. Церковь дает нам образцы высочайшей духовной культуры. Кулич - это освященный праздничный хлеб. Яйцо-символ жизни. Мария Магдалина вручила его со словами:  «Христос воскрес!» римскому императору Тиберию. Тот не верил в Воскресение Христа и сказал, что скорее белое яйцо   покраснеет, чем он поверит в эту легенду. И оно стало ярко-красным. Император был посрамлен.

- Ну-у-у.-скептически протянула больная. – А куличи пекутся - ну и что же? Древние славяне всегда пекли их как символ плодородия.

- Да, но Церковь кропит их святой водой. И есть другие виды хлебов, которые выпекаются для церковной службы.

- «Примите, ядите, сие есть Тело Мое»… Пелагея внезапно поняла, что момент настал. Решила, что надо начинать с главного, и не ошиблась. Сразу же стала излагать подопечной Священную историю.  Собеседница слушала ее сначала недоверчиво. Потом  -  с любопытством. Потом- с интересом. Повествование перевалило за второй час. Оно  приковало все внимание Евгении-прежде ей никогда не приходилось слышать ничего подобного, тем более – размышлять над услышанным. У нее захватывало дух. Когда дошло до  Тайной Вечери, Евгения в изумлении застыла:

- Как?! Он знал, что Иуда предаст Его? И не помешал этому?

А потом  задала, как ей показалось, умный вопрос:

- Неужели других альтернатив не было? И Ему надо было умереть такой страшной смертью? Это же боль какая!

А когда слушала рассказ о страданиях Богородицы, стоящей  у креста - прослезилась:

- Бедненькая! На ручках носила Маленького- и вот….

Пелагея поспешила ее  успокоить:

- Он воскреснет!

- Но они же не знали! - к собеседнице откуда-то пришло понимание событий.

- Знали. Но им трудно было поверить. Потому что никогда такого не было.

- А пророки? А Лазарь Четверодневный?

Пелагея чуть не упала со стула. Подопечная, оказывается, времени зря не теряла. И все запомнила накрепко. Сама же Евгения испытывала странное чувство - будто все, что рассказывала Пелагея, было ей давно известно. Будто великий Божий Закон, подобно затонувшему кораблю, долгие годы лежал в глубине ее сознания и теперь медленно поднимался на поверхность. Это было страшно, потому что непонятно.

- Ну, мне пора, - труженица поднялась, завязывая платок.- Приду послезавтра.

- Обязательно приходи. И книжку принеси. А как молиться - расскажешь?

- Расскажу, конечно. Отдыхайте. Лекарство не забудьте принять.

- Да, вот, - Евгения  протянула помощнице несколько купюр, - купи кошкам корм, а то после весенних гулянок  котята пойдут, мамочкам  питаться надо.

Оставшись одна, Евгения прислушалась к себе. Ощущение было непривычным. Вот она выслушала тяжелую, печальную историю, старую, как мир. Лучший из людей, Сын Божий, был замучен и распят. Но в душе, тем не менее, росло и ширилось огромное, никогда прежде неиспытанное счастье. Росло и заполняло всю ее до отказа, вытесняя многолетние обиды, окаменевшее уныние, тупое равнодушие к жизни. Ей стало легко, свежо и молодо. Она не знала, что делать с собой.

Подумав, встала, улыбаясь, покружила по комнате. Оделась и вышла из квартиры. Спустилась по лестнице, растворила дверь подъезда. Весна, рванувшаяся к ней навстречу, оглушила и ослепила ее. Стоя на крыльце, жадно вдохнула воздух, наполненный ароматами. Сошла, с непривычки, чуть покачиваясь, со ступенек вниз. И замерла.

Со двора к ней кинулись семь полосатых кошек. Окружили и принялись тереться о ее ноги, ласкаться и мурлыкать. Тут  она вспомнила, что за день ни разу не включила телевизор. Да и зачем он нужен ей теперь?

 

ОБРЕТЕНИЕ ХОЗЯИНА

Незамысловатую, но трогательную эту историю мне поведали в одном из городков Среднего Нечерноземья, куда меня привела командировка по заданию редакции.

Работала я в то время в небольшой, но любопытной столичной газете, пользовавшейся  популярностью на церковных приходах. «Коньком» её были душещипательные истории, случавшиеся как 100 лет назад, так и в наше время. Соблюдая точный пространственно-временной баланс, главреду удавалось поддерживать интерес подписчиков к изданию, которое в другое время могло бы обанкротиться. Но душещипательные истории надо было брать откуда-то - не всё же придумывать их самим!

Итак, всё началось на окраине крохотного городка. Здесь, вдоль берега обезводевшей речушки Гультяйки (прозванной так из-за привычки ежегодно менять свое русло), выстроились: психоневрологический интернат, дом престарелых, мусоросжигательный завод и заведение, куда после отлова направляли бродячих собак. Назвать его питомником язык ни у кого не поворачивался: здесь несчастных псов не столько питали, сколько морили. Днём и ночью над окрестностями раскатывался жуткий многоголосый вой. Над зарослями кустарника, лопухов и крапивы стояло облако гари, откуда за чахлую листву сыпались чёрные хлопья. Воздух был насыщен смрадом от гниющих куч мусора. Лицезрение нескольких облезлых зданий также оптимизма не добавляло. Вероятно, чтобы утешить прохожих чья-то шаловливая рука разрисовала стены жуткими граффити.

Места эти были заповедным раем  для бомжей, влюблённых и любителей уединения. Среди последних был веснушчатый и прыщавый подросток Серёжа по кличке Серый - худой, длинный, застенчивый и плохо одетый. В семье не было денег, зато был папаша, который по субботам напивался и нещадно избивал жену и сына. С утра до вечера соседки судачили, за что этой невидной, неумной и плохо одетой женщине такое счастье - два мужика в доме! Скандалы и драки, по их мнению, были сущие пустяки по сравнению с этим щедрым даром судьбы.

Серёжа скандалов не любил и часто удалялся на берег Гультяйки. Здесь он учил уроки или читал какой-нибудь затрёпанный детектив. Пока однажды весной не услышал посреди воя и лая пронзительный визг. Юноша бросился к клеткам питомника. И увидел, что одна из них открыта, а внутри огромный неуклюжий мужик в ватнике избивает и пинает ногами  крупную худую собаку с хвостом-метёлкой. Цвет её шерсти распознать из-за грязи  было невозможно. Зато глаза, зелено-карие, были широко раскрыты и пронзительно чисты.

«Борзая», - сообразил Серёжа, который отлично изучил все породы, изо дня в день посещая несчастных.

- Отойди, - сказал он негромко мужику. - Я выкуплю эту собаку.

- Не положено, - прохрипел тот. – Ты не хозяин. Её привел другой.

Вместо ответа юноша потряс пятисотрублёвкой.

- Ну, ладно, - промычал собеседник. - Забирай своего кабысдоха. Вот тут распишись, - он подсунул какую-то ведомость. Серёжа чиркнул неразборчивую подпись и взял в руки поводок.  Собака радостно рванулась к выходу из клетки.

- Рядом! - скомандовал юноша и повёл пса так уверенно, как будто делал это каждый день. Но в душе у него росла тревога. Поддавшись порыву сострадания, он не подумал, что будет дальше. Куда он приведёт животное? Домой - и думать нечего.

«Боже, вразуми, подскажи, что делать?» - мысленно воззвал он, как его учили соседские старушки. В обычное время ему и в голову не пришло бы молиться. Среди окружавших его людей это считалось недостойным и смешным занятием.

«А вдруг, и в самом деле что-то там есть?» - подумал он и сам испугался своей мысли. За сомнения в Его существовании Неведомый Бог мог строго наказать.

- Ты не сердись, - попросил он Бога. - Нас не учили. И в церковь я не хожу. А то дразнить будут. Помоги, пожалуйста. А то собаки и разные животные развелись - и что с ними делать?

Убивать нельзя - это Серёжа знал твёрдо. Надо ждать, пока животное умрёт само. А до той поры кормить и держать в тепле. Этому тоже не учили, но кто бы стал спорить?  Если Бог есть, то зачем-то создал же Он этих животных?

Серёжа привязал пса к стволу кустарника, сел на брошенную кем-то дощечку и стал думать. Пес сначала вертелся вокруг парня, старался лизнуть его в лицо.  Затем упокоился и лёг у его ног.

В поисках выхода Серёжа стал перебирать в уме всех знакомых и соседей. И вдруг подпрыгнул:

- Сараи!

Решение словно спустилось с неба. А может, так и было?

На задах барачных строений, где жил Сережа, стояли старые сараи, куда сваливалось барахло. Серёжина семья, как и все прочие, тоже владела таким помещением. Но не пользовались им. Местом хранения домашней утвари стал гараж для купленных по дешёвке «Жигулей».

Освободить сарай от хлама, устроить там лежбище и кормушку – дел на пару часов. С родителями трудностей не будет - отец ещё в прошлом году отдал сарай Серёже - мастери, мол, что хочешь.

Уже вечером Сережа входил в обустроенное жильё своего питомца с миской овсянки. Вымытый и расчёсанный пёс выглядел красавцем. Его жемчужно-серая шерсть отливала серебром.

- Назовём Валдаем, - сказал непривычно трезвый отец, который был родом из Торжка. - Красивое имя. Хороший, воспитанный. Похолодает - в дом возьмём. Пусть сторожит.