Ракитянские агапы

Отец Николай Германский - настоятель Никольского храма в селе Ракитное Белгородской области. В этом храме служил известный старец отец Серафим Тяпочкин. О таком приходе мечтают многие. А отец Николай и мечтать не смел. Служил он в Курской области. Белгородская тогда  входила в состав единой Курско-Белгородской епархии. И вот владыка вызывает его к себе и объявляет, что переводит его в Ракитное. Отец Николай от изумления дара речи решился. Накануне он читал Иоанна Дамаскина и услыхал голос: «Это твой последний год в этом месте». Отец Николай говорит, что как только он услыхал о Ракитном, почувствовал, что попал в отеческие объятия. Вот только не понял, кто его обнял: то ли батюшка Серафим, то ли сам Христос. Вернулся он на приход, зашел в свою комнату и первое, что увидел – фотографию отца Серафима. Десять лет смотрел он на эту фотографию. А тут,  будто выражение лица батюшки изменилось. Смотрит он еще более ласково и загадочно улыбается. Поблагодарил его отец Николай и стал ждать приказа о переводе. Время идет, а приказа все нет. Вот уж и Великий Пост прошел. И вдруг, 8-го мая, в канун дня рождения отца Николая, звонит владыка и говорит: «Поезжай в Ракитное».

Шутка ли быть священником на приходе, где подвизался старец, которого знает весь православный мир России! Отец Николай скоро убедился в том, что не только память о батюшке Серафиме жива, но и сам он жив и продолжает помогать всем, кто к нему обращается. Поклониться ему и попросить его помощи приезжает еще больше народу, чем при его жизни. Иногда к его могиле трудно подойти – столько съезжается богомольцев и его духовных чад. Как тут жить под прицелом и своих прихожан, и паломников, но главное – при ощущении постоянного присутствия самого отца Серафима! Но, коль взялся за гуж, то тяни его.

Отец Николай признается: «служить так, как служил отец Серафим, у меня вряд ли получится – нет таких даров и дерзновения, но по немощи стараемся делать, то, что можем и что нам по силам». Он усыновил пятерых сироток. Построил для них дом. Проводит постоянные катехизические беседы с молодежью и пожилыми людьми. Проводит ежегодные Серафимовские чтения, на которые приглашает столичных богослов, писателей, режиссеров, создающих фильмы и передачи православной тематики. Устраивает для молодежи встречи с преуспевающими деловыми людьми. Но приглашает только тех, кто живет по заповедям и с помощью Божией старается справляться с соблазнами, которые имеют обыкновение расти вместе с ростом богатства. Много чего старается сделать отец Николай. Часто идеи возникают во время агапы – братской трапезы, которую он по примеру отца Серафима устраивает после каждой литургии. Мне несколько раз посчастливилось быть приглашенным на такую трапезу любви. Атмосфера на ней и вправду любовная. Даже когда за столом оказываются люди, испытывающие неприязнь друг к другу из-за старых обид, видно, как во время интересных бесед они увлекаются в общий братский настрой, и как постепенно уходит напряжение, в котором они поначалу пребывали. Да и как тут помнить старые обиды, когда заходит разговор о вечности и о спасении души... Говорят, что отцу Серафиму однажды во время братской трапезы удалось помирить недругов с вековым стажем вражды. Их прадеды рассорились еще в Гражданскую войну, да так, что и детям, и правнукам ненависть по наследству досталась.

Отец Николай тоже старается, чтобы все решалось миром, и чтобы никто не поминал старых обид. А темы за столом бывают самые неожиданные. И о хозяйственных делах, о необходимых закупках, и о здоровье детей, и о помощи соседке, лишившейся мужа. Тут же обсуждаются с иконописцем вопросы о написании новой иконы, а затем вдруг московский гость –священник и миссионер - начинает доказывать необходимость срочной проповеди Православия среди шотландцев. Этот батюшка уже побывал во многих странах, вел какие-то дела с Русской Зарубежной Церковью, а теперь все его помыслы устремились к северу от «туманного Альбиона». Для Ракитного эта проблема, конечно, не очень актуальная, но ничего – слушают со вниманием. Потом гость из Воронежа начинает рассказ о хрущевских безобразиях – ему приходится восстанавливать церковь, разоренную этим пламенным бойцом с невидимым ангельским фронтом. Еще один участник беседы подхватывает тему и начинает ругать коммунистов, и тут в беседу вступает Николай Николаевич. (Отец Николай называет его «премудрым Соломоном»)

- Позвольте, я вот тоже коммунистом был. И даже парторгом и председателем колхоза. Церквей я не ломал, а строить – строил. Приезжайте, посмотрите, какой у нас в селе нынче храм. Меня многие за это ругают. Говорят, что я лицемер –был парторг, а теперь Богу молюсь. А я вот, когда в партию вступал, считал, что я для нашего колхоза что-то вроде священника. Мне же с людьми надо было работать. И советом помочь, и действенную помощь оказать тем, кто в беду попадал – кормильца лишился или болезнь кого подкосила. Старикам одиноким уход оказывал. И деньжат подбрасывал, и продуктами помогал. И воспитательной работой занимался. Когда мужики из семьи уходили, многих вернул. Пьяниц урезонивал. Забот было полно. Я так себе представлял работу парторга: я в ответе за моральное и материальное состояние моих колхозников. А сколько приходилось мирить людей. Все же не ангелы. Чуть что – поссорились. Вот два родных брата разругались из-за межи. «Это ты на мой участок залез. – Нет, это мое. А ты вон там, за сараем, прихватил моей землицы». И ни в какую не уступают. Убить друг друга готовы. Я уж и так предлагал: в одном месте одному уступить, а зато в другом получить столько же. Ни в какую!  Ни одного, ни другого не устраивает. Надоело мне с ними возиться. Говорю: «Значит так, у обоих участки отбираю и нарезаю вам новые за деревней. Одному – в одном конце, другому – в  противоположном. Годами не будете видеть друг друга. А ваши участки засажу рапсом».

- Ой, нет, - кричат – только не это.

А у них хозяйства были в самом лучшем месте. И земля черная. И сады, и огороды превосходные. .

- Тогда миритесь, И чтобы я о ваших ссорах больше не слышал

Помирились как миленькие. А так дело для одного из них плохо бы кончилось… И таких историй полно. Постоянно приходилось улаживать всякие распри. Бабы пойдут на уборку свеклы – уже мне звонят – переругались. Еду. «В чем дело?» Требуют, чтобы навел справедливость. У одной легкая борозда – мало сорняка, а у другой – вся заросла. А длина борозды у всех одинаковая. Им за пройденный ряд платят. Одна быстро пройдет, а другая – возится. А на следующих бороздах ситуация меняется. Теперь уже другая недовольна. Как их успокоить? Не будешь же с линейкой бегать и замерять у кого на каком месте да насколько сложней ряд. Вот бабы гудят, ругаются, грозятся работу бросить. Что с ними делать? А ведь народ-то они хороший. И все работящие. Ну, вот нашло на них, и никак не успокоить. Тогда я шоферу моему шепчу: «Сгоняй Миш за баяном». А бабоньки-то эти прекрасные певуньи. Так любят песни петь! Я им и говорю: «У меня на все про все полчаса. Я еду в область на важное совещание. Давайте, пока отдохнем, подумаем, как этой беде помочь. А ты, Мишка, давай, играй». А Мишка у меня - первый гармонист и песенник на весь район. Как заиграл, да запел, а скандалистки-то разом и подхватили. Одну песню спели, он вторую еще душевнее, а потом позадористей. И пошел у них хор имени Пятницкого. Смотрю, одна слезу смахнула, за ней другая. А Мишка мой наяривает. Девки кивают друг дружке: «Давай, Маня, ты вступай». Все затихли, а Маня старается. Потом Мишке заказы дают: «Эту сыграй». Он играет.

- Ну, - говорю, - все. Мне пора. Прощайте.

А они как расхохочутся: «Ну, Николаич, спасибо. Уважил».

Смотрю, возвращаются к своим бороздам. Веселые, вдохновенные. За работу принялись да с песней. Но уже без Мишки. Мишка баранку крутит - меня везет. Вот, а ты говоришь: «Коммунисты». Я верующих никогда не обижал. С детства знал, что это добрые и надежные люди. У нас соседка была – старушка. Ей дочь пирожков напечет, а она – к нам с пирогами. Мы бедно жили – не до пирогов.

Так я вкус  ее пирогов до сих пор помню. И поминаю ее за упокой. Кто знает, может, благодаря ей,  и я сам верующим стал.

А что до политики, то я так скажу: если человек в руководстве злой, только о себе думает  и людей не любит, то хоть при коммунистах, хоть при монархистах,  хоть при демократах, никакого проку с него не будет. Все завалит, и никакого житья народу не будет. Да чего мне вам об этом говорить. Вы же все знаете Евангелие. Возлюби ближнего, как себя самого. Вот и будем стараться.

Все дружно сказали «Аминь!». Николай Николаевич заспешил. Дел у него немало. Откланялся и еще раз пригласил заехать к нему посмотреть на храм.

После его замечательного монолога никто не отважился начать новую тему.

- Одно слово – Соломон, - улыбнулся отец Николай.