«Библейский олень» святого Михаила

Призваны не потому, что святые,
но святы, потому что призваны.
                                      Блаж. Августин

Ни один произнесённый, воспроизведённый на бумаге, "вывешенный" в рунете публичный текст не обходится без цитат. Ничего странного или дурного в цитировании нет, более того, в нашей письменной традиции последних десятилетий опус подобного жанра без ссылки-цитаты какой-то "неполный" и вызывает если не подозрение, то недоверие. Сам текст эти цитаты зачастую разваливают из-за своей "случайности" или двусмысленности, затуманивая ясное и конкретное, превращая в лозунги. К сожалению, это произошло и со словами из Евангелия: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя" (Ин. 15, 13), – которые воспроизводят, когда речь заходит о наших святых князьях, от первых страстотерпцев до Императора Николая II.

В этом году исполняется 695 лет со дня убийства – не казни, не кончины, не "завершения жизненного пути", а именно, по всем деталям, подлого и жестокого убийства в Орде Великого Князя Тверского Михаила Ярославича. Ближе к 5 декабря начнут появляться публикации на эту (особенно в последние 25 лет) не остывающую тему. Стали "подзабываться" новомученики, а судьба  святого князя всё так же остаётся объектом интеллектуальных раздоров. Имена, даты, военные термины, политические концепции авторов статей, кинофильмов, театральных постановок – приблизительно одни и те же. Выводы различные, за исключением одного: никто не оспаривает святости Михаила Ярославича. Святым его признали уже в 1340 году, то есть за 200 лет до Макарьевских Соборов, по причине многочисленных чудес и за что-то ещё такое неуловимое, совершенно понятное средневековому тверитянину и ускользающее от современного взгляда. Святой нимб не оспаривается никем, но и вразумительного объяснения ни от кого толком не получить. И дело это не нынешнее. Ещё в 1822 году Кондратий Рылеев сочинил незамысловатый по форме, наивный, а с теологической точки зрения, совершенно бессмысленный стих:

Князь скончался жертвой мщенья,
С той поры он всюду чтим.
Михаила за мученье
Церковь празднует своим.
                                     ("Дума")

Его может процитировать учитель, воспроизвести политик или припомнить на проповеди священник. В 95% случаев никто ничего не заметит, поскольку авторитет Церкви в этом вопросе несомненен, а выше упоминавшиеся дискуссии относительно государственной успешности князя продолжаются.

Существует – и в последние годы не умаляется – большой историографический соблазн идеализации прошлого Церкви, особенно в той её части, что касается церковно-государственных взаимоотношений и их объективного отражения в агиографии русских святых. Здесь немало натяжек, неточностей и досадных ошибок.

Если бы меня попросили провести один-единственный урок-проповедь о св. Михаиле в классе школьников, более или менее с тверской историей знакомых, я бы проигнорировал лозунги, патриотические обороты речи ("отечестволюбец", например), призывы "чтить", "не забывать", оставив единственный – понять, то есть вникнуть  в суть того, что сокрыто за облаком кадильного дыма и монументально-скульптурной символикой. Будет неплохо, если школьник поймёт, что св. князь был "человеком Книги", не учёным монахом-переписчиком, не толкователем, но христианином, из Св. Писания знавшим: все войны и сражения начинаются по воле Божией (в том числе и Бортеньевская сеча) и касаются не только людей, но Церкви, которая есть тень, земная ипостась небесной (Августин). И события реальной жизни церковных людей находят свою символическую предысторию в Священном Писании и Преданиях, в т.ч. Ветхого Завета.
В этом месте "урока" можно открыть книгу пророка Аввакума (7 в. до Рождества Христова), чтобы прочитать отрывок, рассказывающий о халдеях, врагах Божьего народа, людях порочных, обречённых наказанию. Аввакум видел: "Народ жестокий и необузданный, который ходит по широтам земли, чтобы завладеть не принадлежащим ему селением. Он страшен и грозен… быстрее барсов кони его… издалека приходят всадники его… весь он идёт для грабежа… забирает пленников как песок… и князья служат ему посмешищем… сила его – бог (идол) его" (Аввак. 1:6-11). Но далее "народ" этот будет повержен, а "праведный своей верой жив будет" (Авв. 2:4). Под "праведным" Писание и св. Михаил, читавший-слушавший перед смертью другую ветхозаветную Книгу – Псалтирь, – подразумевает не столько доброго, благочестивого человека, но того, кто верит в Промысел Божий, обетование святым. – Князь это просто знал. Ещё он понимал, что праведники оправдываются через веру, ту, что засвидетельствована делами, подвигами, жертвами – то есть исповеданием, подражанием Христу, "положением души". Для него, как для любого средневекового христианина, была очевидна истина: Библия не отвлечённый исторический рассказ, а Слово Божие, обращённое к человеку, "образу Божию". Он верил и поступил согласно очевидным урокам веры.
Конечно, книга пророка Аввакума не про русское Средневековье и его войны – она про вечное. Хотя если халдеев заменить на татаро-монголов, то несложно поразиться не только большому количеству детальных совпадений, но и общей тональности повествования. Промысел Божий, жертва людей и человеческая жестокость комментируются её автором. Зачем сражаться за рубежи своей родины? – Дабы, понятно, сохранить её целостность, богатство и обитателей, но ещё и для того, чтобы – это, собственно, библейский взгляд – в границах её защищаемого пространства люди искали и находили Бога. Русский народ возник внутри христианства, Православия, и если бы не Владимирово Крещение, так бы и жили в Волговерховье кривичи, радимичи, да весь, да меря... А не прими Михаил решения "положить душу", не "возжелай" он выбрать смерть, история могла бы сложиться другим образом. Произошло иначе, поскольку желание святого вырастает из Замысла Божьего (!). Но совершается всё при проявлении человеческой воли.
Далее, обратившись уже к "Житию", следует подчеркнуть слова самого князя, какими их сохранил агиограф. Святой, осознавая масштабы разразившейся катастрофы, сокрушается: "ради (из-за) моих грехов умножились междоусобицы", – и это не фигура речи, не псевдоблагочестивый оборот, а суждение "человека Книги", понимающего, что за грехи поставленного Богом правителя страдает народ и бушуют войны. Он принимает решение: "…если доведётся умереть, пусть прольётся кровь моя за них". Вот это "если" – евангельское эхо Голгофы, моления о Чаше, с тем же завершением: "Но да будет воля Твоя", – различаемым в отказе от побега.
"Пусть христианам (в Твери) будет хоть немного покоя".
Русская пословица "хоть с краюшку, но в раюшку" к Михаилу Ярославичу отношения не имеет. Святой князь, не терзаемый  сомнениями, имел дар веры в собственное спасение. А как человек буквально понимавший слова Спасителя: "Будьте святы, как и Я свят" (1-е Петра, 1:15-16), – не просто проходил земной путь, но, совершая  служение воина, защитника, принял решение проявить ту любовь, "больше которой нет". Ведь дело в том, что любовь, как она раскрывается в Писании, совсем не чувство, а состояние воли, чувством лишь сопровождающееся. Образно говоря, князь шествовал спокойно меж тьмой и тьмою,  навстречу Господу, с достоинством и скорбью. В его «печаловании» сочеталось смирение христианина и выдержка мудрого правителя.
Тверитяне XIV века понимали, что он мог просто откупиться, бежать, словчить, заключив какой-нибудь паритетный союз. Его бы оправдали рассуждениями о "царском пути", икономии и политической гибкости. Но князь пожертвовал положением, богатством, безопасностью близких ради того народа, который в вверенных ему рубежах существовал.  Его почитать святым и благоверным  начали не по "политическим соображениям", а поскольку видели "явленность благодати Божьей".  Он принял решение принести в жертву собственную жизнь, и явное присутствие Бога в исторической судьбе Михаила, в том числе посмертной, уже через чудеса продолжившееся, проявилось недвусмысленно. Тверитяне стали очевидцами, как в том, кого они знали правителем, храмостроителем, судьёй, – властное, временное уступило вечному и благому. Чудо раскрывается тогда, когда становишься свидетелем христианского поступка, совершаемого естественным образом человеком, ощущающим своё сверхъестественное предназначение. И Великий Князь, небесный покровитель Твери, её Вечный Гражданин, такой же тверитянин, как и мы с вами, с той лишь разницей, что он знал – ему открылось – нечто отличное от того, что различали его современники и слабо понимаем мы. За соперником-москвичом Юрием и оккупантом-ордынцем Кавгадыем он различал черты врага, того самого халдея из аввакумова пророчества, и принял волевое решение  исполнения закона евангельской любви.
Для полноценного, нелицеприятного постижения всех исторических обстоятельств гибели Михаила Ярославича современному тверитянину приходится прикладывать определённые историографические усилия и проявлять выдержку, поскольку большое количество научных и публицистических ятаганов заброшено в полемику вокруг его великокняжеской роли на Северо-Востоке Руси, значения Бортеньевской битвы и противостояния с Москвой. Если наши потомки раскопают нынешнюю Советскую улицу и обнаружат остатки "мемориала тверских воинских побед" с четырьмя барельефами, то наверняка придут в недоумение от того его фрагмента, что посвящён св. Михаилу. Точнее – надписи, сообщающей: "В 1317 г. войско князя Михаила Тверского победило в Бортеньевском сражении противников (!)Твери". Три другие барельефа надписаны корректно и честно. Один говорит про ополчение князя Скопина-Шуйского, собиравшемся против польско-литовских захватчиков, второй посвящён антинаполеоновской компании, третий – освобождению города от немецко-фашистских оккупантов. А тут "противники"! (Землетрясение, пожар, наводнение, мор – тоже далеко не друзья.) Задача несколько облегчится, если для сравнения сопоставят надпись из Бортеньевского мемориала. Она рассказывает, что противники святого князя были "ордынцы". Но вот дальше историографические поиски могут затянуться и усложниться, благодаря исключительно нашему нерешительному маневрированию между политическими реалиями нынешних дней. Честно говоря, то, что обнаружат потомки при раскопках, будет тоже "цитатой", не менее сложной для понимания, чем та, которая обсуждалась выше. Кого "победил" святой князь и связана ли его святость с победой, спрашивают уже и сейчас, а что случится через допустимое столетие, представить совершенно непросто.
Каждый урок обычно имеет "выводы", "вопросы" и пожелания к "домашней работе". Тверской школьник вполне может обладать некоторыми базовыми положениями церковно-исторического содержания. Выводы он сделает сам, вопросы задаст, если сочтёт необходимым; а касательно "домашних заданий" рассуждать не рискну.
Первое. Бортеньево – это одна из величайших побед русского, в его тверском изводе, оружия, произошедшая в 1-й половине XIV века. Победа (по Ключевскому) над "крупным ордынско-мордовско-московским (у Ключевского – "русским") войском Юрия. От "противников" Василий Осипович содрогнулся бы. Победа совершилась, потому как "Бог помог князю" (Летопись). "Смерть грозила Твери со всех сторон. Михаил решил пожертвовать собой, дабы спасти город и родную землю" (Ключевский).
Второе. Бортеньевская сеча произошла после трёх месяцев грабежей и разорения, учинённых москвичами и ордынцами. Терпение, а не "героический авантюризм" (Борисов) Михаила закончилось к декабрю 1317 г., то есть "полнота времён" (Гал.4.4)  для князя исполнилась, и он вывел воинов против нарушивших обещание мира Юрия и Кавгадыя в бортьеньевское поле.
Третье. В Орде, накануне гибели (произошедшей так же от руки москвича – Романца), князь читал св. Псалтирь. Отречения от Христа не требовалось. К мученичеству он не призывался. Ордынцы и убивать-то его, собственно, не спешили – это было "чисто русское предательство". Сорок первый Псалом, знакомый Михаилу Ярославичу по молитвенному правилу, и  богослужебному опыту, – мог вдохновить князя на принятие решения о "положении души" не в меньшей степени, чем политические или "отечестволюбские" мотивы. В нём рассказывается про оленя, "желающего (стремящегося) на источники вод", и говорится о душе человека, которая так же "желает" к Богу. Эта метафора, прозрачная для средневекового христианина, раскрывается в следующих комментариях: олень убивает и проглатывает ядовитую змею, отчего в его чреве начинается нестерпимое жжение, и он мчится к горному водному источнику утолить жажду, погасить внутренний жар, нейтрализовать яд. Так же душа человека стремится к Богу. И св. князь отдал свою – не только по причине жалости к соотечественникам-тверитянам, а поскольку его молитва, обращение к Господу требовало не только "слова", но и "дела веры", которым стало добровольное заклание в Орде. 

Вопрос для школьников может быть следующий: кто та змея, попранная оленем?