Правь, явь, навь и постмодернизм

На днях в сети мне пришлось еще раз столкнуться с энтузиастами неоязычества, которые уверяли, что за спиной у русского народа — многотысячелетняя языческая история, и само слово «православие» украдено христианами у язычников, а, «на самом деле», оно означат «славить правь».

Что такое «правь»? Это мир светлых богов, один из трех ярусов мира. Есть еще «навь» — подземный мир, и «явь», где живут люди. Откуда взялись эти слова?

Короткий розыск показывает, что из «Влесовой книги» — текста, который был впервые опубликован в 1950-х годах русскими эмигрантами Юрием Миролюбовым и Александром Куренковым (под псевдонимом Ал. Кур) в эмигрантском журнале «Жар-птица», издававшемся в Сан-Франциско. Текст, по утверждению Миролюбова, был с списан им с деревянных дощечек, созданных примерно в IX веке, некоторое время хранившихся у художника Фёдора Изенбека. Сами «дощьки» были драматическим образом утрачены во время войны (это немного напоминает историю с «Золотыми листами» книги Мормона, которые тоже навсегда изчезли).

Подробный разбор «Влесовой книги» (в частности, увлекательную лекцию выдающегося лингвиста А.Зализняка) легко найти в сети. Мнения профессиональных славистов в отношении этого текста вполне совпадают — это ни в коем случае не текст IX века. Более того, язык «книги» — это вообще не какой-либо реальный язык. Это малоосмысленная хаотическая смесь из разных славянских языков, которой автор (вероятно, сам Миролюбов), пытался придать аромат седой, таинственной древности. При этом знаниями, необходимыми для создания сколько-нибудь правдоподобной фальсификации, он не обладал, и получилось то, что получилось.
Однако уничтожающая реакция «официальной науки» не мешает мифологии «книги» пойти в массы, и стать одним из составляющий той атмосферы, которой дышат (и в которой живут) современные неоязычники.

Вопрос о том, что побуждает людей держаться уже давно и несомненно разоблаченной фальшивки, не просто любопытен — он по-настоящему важен.

Конечно, бодрые «научные атеисты» заявят, что все религиозные тексты кто-нибудь да придумал, и православные, посмеиваясь над язычниками, находятся не в лучшем положении. Однако, если мы проявим хотя бы немного любопытства, мы убедимся, что это не так.

Новый Завет — это точно не подделка, сфальсифицированная через тысячу лет после предполагаемой даты создания. Этот сборник текстов уже столетиями подвергается самому тщательному и придирчивому рассмотрению, в том числе со стороны неверующих ученых, которые настроены к христианской вере отнюдь не дружелюбно. Они пришли к выводу, что, по крайней мере, большинство текстов, вошедших в Новый Завет, созданы при жизни первого-второго поколения учеников Иисуса. Неверующие ученые-новозаветники (такие, как Барт Эрманн или Герд Людеманн) признают, что Иисус, несомненно, существовал как историческое лицо, Он был распят римлянами, после чего Его ученики пережили некий опыт, убедивший их в том, что Он воскрес. Конечно, неверующие исследователи отказываются признавать реальность самого Воскресения, предпочитая верить в одновременные массовые галлюцинации. (Не очень жизнеспособная идея, если посмотреть подробно)

Но историческую канву событий они вполне подтверждают. Так что отнести Новый Завет в ту же категорию, что «Влесову Книгу» или «Книгу Мормона» просто невозможно.

Конечно, желающие могут цепляться к житиям святых, усматривая в них неисторические детали — но это уже не так важно, православная вера стоит не на них, а на Воскресении Христовом.

Язвительную фразу Марка Твена «иметь дар веры — значить верить в то, что как тебе точно известно, является неправдой» никак нельзя отнести к новозаветному возвещению о Воскресении.

Но вот к вере в «Влесову Книгу» она относится вполне.

Парадокс неоязычества в том, что претендуя на седую древность, оно предполагает очень недавнее, постмодернистское отношение к реальности.

Модернизм атаковал христианскую веру отрицая ее истинность — «науки ясный свет доказал, что Бога нет». Для модернизма истина имела значение; какие-нибудь яростные атеисты вроде Ричарда Докинза — его последние рыцари.

Для постмодерниста истина вообще неважна. Смысл верований не в том, что он открывают нам истину — а в том, что они полезны или приятны в том или ином отношении.

Как-то я смотрел документальный сериал ВВС «Вокруг света за 80 религий». Ведущий — бывший англиканский священник — ездил по разным странам, посещал разные общины, и, ничтоже сумняшеся, принимал участие в различных религиозных обрядах. Принимал Крещение от эфиопских христиан, языческое посвящение — от британских викканок, и вызывал духов вместе в африканскими шаманами. Конечно, христианин посмотрит на это с недоумением — как такое возможно? И с неодобрением — это просто неправда и лукавство принимать участие в религиозных обрядах как турист, не разделяя верований общины. Но постмодернист не поймет, в чем проблема.

Религия – это в принципе область игры и фантазии. Она лежит в той же области, что и искусство — вы не требуете от сюжета оперы ничего похожего на «истинность», чтобы наслаждаться мастерством исполнителей. Христос умер и воскрес? Красивая легенда. Духи предков вселяются в танцоров, извивающихся в ритуальных масках?

Тоже красивая легенда. Если игра помогает людям жить, переносить трудности и ладить друг с другом — какой смысл возражать против нее?

В этом контексте от «Влесовой Книги» и не требуется истинности, все скучные доводы историков и лингвистов просто не имеют отношения к делу.

Кто запретит нам играть в «древних славян»? Да хоть в инопланетян!

Постмодернизм исходит из подразумеваемого атеизма. Любые верования относительно сверхъестественных существ или загробной жизни являются одинаково ложными. Спорить о том, где истина — это просто пустая трата сил. Каждый волен играть в ту игру, которая ему больше нравится. В конце концов, мы все просто умрем, и нас не будет, никакого (радостного или пугающего) открытия истины по исходе души из тела нам не предстоит. Нет никакой души.

Древних язычников надо было убеждать, что они поклоняются ложным богам. Современный человек воспитан в убеждении, что это не проблема.

Мифы очень важны — но их важность не имеет отношения к их истинности. Они важны психологически, социально и политически. Как говорил Альфред Розенберг, «миф творит себе факты».

Конечно, существует и постмодернистское отношение к Православию. Православная вера и Церковь людям очень важна и нужна — для того, чтобы поддерживать национальную идентичность, укреплять нацию в ее противостоянии с другими нациями, обеспечивать ее набором символов и ритуалов — но вот вопрос о том, реален ли Бог и вечное спасение, выносится за скобки. Люди исходят из того, что речь идет о мифах — но мифах, которые нам пригодятся для решения каких-то важных посюсторонних задач.

Но по своей природе Православие есть провозглашение истины — мир действительно сотворен триединым Богом, Христос действительно воскрес из мертвых, верных действительно ожидает вечная жизнь. Мы верим в это, потому что это истина. Таково реальное положение дел.

Неоязычество с самого начала носит характер постмодернистской игры — оно не истинно и не беспокоится об этом.

Перед тем, как увещевать людей оставить ложных богов, нам предстоит решить другую задачу — убедить их, что истина имеет значение. Древним язычникам это было очевидно; современным — нет.