03.02.2025 16:07:29
Сергей Львович Худиев

Уполномоченная про Правам Человека Татьяна Москалькова рассказала о том, что военные ВСУ в Курской области, вели себя по-разному — некоторые из них «делились последним».
По ее словам, вернувшиеся из плена россияне и жители Курской области, насильно вывезенные на Украину, говорят разное.
«[Они рассказывали и о том], как украинские военнослужащие приносили им еду и делились последним. Мы не должны расчеловечиваться и видеть в них только „империю зла“. [Украинцы] разные. И как они спасали от наемников, с которыми они пришли, потому что у тех нет ничего святого», — сказала она.
Москалькова отметила, что украинские военные — православные, поэтому «надо побороться, за их душу и духовность».
На фоне общей тенденции видеть только зло и вопиющие преступления, ее слова прозвучали несколько неожиданно — но они очень важны, особенно в связи с тем, что военные действия приближаются концу, и поражение Зеленского становится все более очевидным.
Мы оказываемся перед необходимостью думать, что делать дальше.
В молитве, которая сейчас читается в каждом российском храме, призывается помощь Божия против тех, кто «чает разделить и погубить единый народ» Святой Руси.
И важно подумать о том, что могло бы исцелить разделение — или, хотя бы, не усугублять его.
Во время военных действий совершаются как преднамеренные военные преступления, так и происходит случайная гибель гражданских — например, в результате промахов или падения сбитых ракет на жилые кварталы.
При этом общественное мнение в сражающихся странах обычно распространяет военные преступления на всех солдат противника (или даже на всех жителей неприятельской страны) — мол, все они такие — а гибель гражданских склонна объявлять чем-то совершенно намеренным.
Сообщение о том, что люди ведут себя по-разному, в рядах враждебной армии есть как законченные мерзавцы, так и те, кто сохраняет человеческий облик, воспринимается как неожиданное.
Между тем, это нельзя назвать чем-то новым.
Крестоносцы вполне могли признавать своего наиболее опасного противника — султана Саладина — благородным человеком.
В дневниках офицеров 1812 года, например, довольно обычным было отношение к противнику по принципу «я честный человек и сражаюсь за своего государя, неприятель — честный человек и сражается за своего государя». Для военной аристократии той эпохи было само собой разумеющимся, что у них есть обязательства по отношению к своему монарху, которые они не могут обойти — и это побуждало их признавать, что и неприятельские офицеры следуют своему долгу, с ними можно сражаться, но при этом нет оснований считать их всех негодяями.
Враг и негодяй — это разные категории, и для людей того времени было вполне очевидно, что человек, в которого ты вонзаешь шпагу, вовсе не обязательно злодей и разбойник, над которым ты совершаешь заслуженную казнь, а просто так бывает — честные люди, верные своему долгу, могут убивать друг друга на войне. Убитого врага можно было с честью похоронить, с пленным по-дружески выпить вина.
Конечно, это не делало войны того времени изящными рыцарскими турнирами — никоим образом. Но это задавало идеал, и было не так мало людей, которые всерьез ему следовали. Этот аристократический взгляд на вещи может в наши дни показаться непонятным и странным.
Начиная где-то с Первой Мировой войны появился такой феномен, как массовая пропаганда, изображающая всех воинов противника гнусной ордой садистов и убийц, абсолютным злом, подлежащим тотальному стиранию с лица земли.
Это было нужно, чтобы мотивировать обычных обывателей — крестьян, ремесленников, фабричных рабочих — поставленных под ружье, сражаться и убивать.
Аристократ не нуждался в пропаганде и расчеловечивании противника — он воин из рода воинов, такова его профессия, она идет в увязке с его высоким социальным положением, он пользуется благами своего статуса в обмен на готовность, по первому повелению своего государя, сложить свою голову на поле брани. Для него противник — вовсе не «орк» и не «унтерменш», он сражается не из чувства тщательно и искусственно разогретой ненависти, а из чувства долга.
Конечно, эта аристократическая культура — дело прошлого. Но кое-чему у офицеров 1812 года стоит поучиться — в частности, отношению к противнику.
Враг — не обязательно негодяй. Негодяи среди врагов, разумеется, есть, и те, кто совершал военные преступления, должны быть найдены и, после надлежащего расследования, должным образом наказаны.
Но военных преступников стоит отделять от противника вообще — тех, кто сражается, потому что искренне поверил, что в этом состоит их долг, или тех, кто был «бусифицирован» насильно.
Разогревать слепую, неразличающую ненависть, «все они такие», значило бы помогать как раз тем, кто «чает разделить и погубить». Людям, которые в это трагическое время стреляли друг в друга, еще предстоит жить по соседству — и мы, ни как русские, ни как православные, не можем быть заинтересованы в сохранении ненависти.
Добавить комментарий