18.12.2024 17:18:31
Дмитрий Глебович Рар
Слушать: https://radonezh.ru/radio/2024/11/01/22-03
Николай Бульчук: С огромной радостью я приветствую в студии Дмитрия Глебовича Рара, Председателя Князь-Владимирского братства в Германии, потомка белых эмигрантов. Устами современников, наследников прошлого нашей великой России, мы восстанавливаем ту Россию, которую мы все некогда имели и которую потеряли. Которую, по милости Божией, надеемся обрести.
Мне бы хотелось, Дмитрий Глебович, чтобы вы немного рассказали о своей генеалогии, о своем «древе» фамильном, о родословной. Священник Павел Флоренский, «Леонардо да Винчи XX века», придавал роду и генеалогии огромное значение. Он свидетельствовал об это в своих многочисленных работах…
Дмитрий Рар: Здравствуйте, мне очень приятно беседовать здесь с вами. Мой отец, Глеб Александрович Рар, родился в эмигрантской семье. Его отец, Александр Александрович Рар, происходил из московского купечества. Наши корни, собственно, в Лифляндии, в сегодняшней Эстонии. Из Ревеля, из острова Эзель они происходят, из Аренсбурга.
С XIX века наша ветвь Раров находилась в Москве. Эта купеческая семья потом породнилась с купеческим родом Юдиных (это был древний род в Москве).
После революции мой дедушка, Александр Александрович Рар, как офицер, оказался в больнице. Большевики его арестовали и поместили в первый концлагерь в Москве – в бывший Андрониковский монастырь. Но потом отпустили, и в итоге в 1924 году выселили Раров (как классовых врагов, потому что тогда еще просто от них избавлялись, не сразу расстреливали). Если у семьи были какие-то связи с другими государствами, то их туда высылали. А поскольку корни были в Эстонии, то семью туда и выслали.
Но Рары потом переехали в Латвию, где папа вырос в городе Либаве (по-латышски Лиепая) в очень церковной и верующей семье.
Будучи в эмиграции, наша семья всегда связывала Церковь с Россией. Они хотели сохранить Святую Русь, Россию в себе, и находили ее при Церкви. Это для них было очень важно и поэтому, где бы они ни жили, они всегда старались вливаться в местную приходскую жизнь.
Когда большевики вступили в Прибалтику в 1940 году, то Рары, благодаря немецко-звучащей фамилии, смогли уехать в Германию на последнем немецком корабле, где работала старая русская эмиграция. Там была организация НТС (Национально-трудовой союз, потом он стал Народно-трудовым союзом). И во время войны Германии с Советским Союзом эта организация искала «третий путь». То есть, конечно, они были против большевиков, но, естественно, против и внешнего агрессора и против его диктатора – Гитлера. Так что НТС искал этот «третий путь», чтобы бороться с обоими диктаторами. Сначала, может быть, с помощью немецкой оккупации в России – создать там ячейки, свергнуть большевиков, а потом уж избавиться от немецких оккупантов. Но и среди немцев искали союзников. В частности, НТС имел очень большое влияние на создание Русской освободительной армии (Русского освободительного движения);
Николай Бульчук: Мне кажется, этот период истории является для русских эмигрантов особенно болезненным. Потому что надо было примкнуть к какой-то линии, а это было самым тяжелым. Фашисты, однозначно, являлись врагами советской власти, но ведь они не были и союзниками в восстановлении старой исторической России. И когда сегодня поднимают тему генерала Власова, я, по-человечески, до сих пор (это мое личное мнение, я его никому не навязываю) считаю, что судить за те страшные годы мы не можем никого!
Дмитрий Рар: Совершенно верно. Я очень глубоко интересуюсь историей, считаю, что надо помнить то сложное время. То есть, надо как-то вдуматься в то, что происходило в этих людях в тот момент. То есть, давайте представим: на вашу страну напал внешний враг. Но в вашей стране все плохо: там царствует власть, которая еще хуже, чем нацисты! Я бы сказал, что большевистская власть – это самая худшая власть для России в истории человечества! Если вспомнить все, что они сделали с нашим народом… Наверное, нету ни одной семьи, которая не пострадала от большевистской советской власти. Пострадала и Церковь, она чуть не была уничтожена! В 1940 году, перед началом германо-советской войны, в России почти не осталось православных храмов. А сколько их было до этого!..
Итак, Церковь была в плену.
Конечно, когда Германия напала, переживание было сильное, но не скрываю, что многие из эмигрантов надеялись, что это приведет к какому-то освобождению России. Не забудем, что во многих местах в России немецких солдат встречали хлебом и солью.
Николай Бульчук: Кстати сказать, они в некоторых местах открывали храмы?
Дмитрий Рар: Да. Кроме того, немцы сразу же открывали храмы на оккупированных территориях – они не препятствовали Церкви, они не преследовали православную веру.
Даже была так называемая «Локотская республика», это показывает, что немцы были готовы дать даже какое-то самоуправление русским. «Лакотская республика» была свободной от немецкой оккупации территорией, громадной территорией в районе Рязани и Орла. Там русские навели сразу порядок, сами боролись с партизанщиной. И немцы сказали: «Ладно, нам главное, чтобы там были тишина и покой». Там действовал русский дореволюционный рубль, там был порядок, немецкой оккупации там вообще не было.
Но, конечно, Сталин направил все силы на то, чтобы эти формы русской государственности уничтожить…
Мой отец примкнул тогда к НТС. И в 1944 году, когда нацисты поняли, что без помощи русских уже не обойтись (иначе Германия точно проиграет войну), хотели создать какую-то русскую армию из коллаборационистов. Но они хотели и прервать связь эмигрантов между собой и влияние эмигрантов на это русское освободительное движение.
Николай Бульчук: Разумеется, немцы не были заинтересованы в возрождении России.
Дмитрий Рар: Абсолютно нет, но хочу в пользу немцев сказать, что очень многие немецкие генералы и офицеры понимали, что происходит на самом деле. По старой традиции, они еще хорошо относились к России, некоторые даже любили ее. И говорили даже руководству, что «если мы не придем как освободители, то мы эту войну проиграем». Нужно было придти, чтобы «освободить русский народ». Но, конечно, нацисты не хотели это слушать, поскольку идеология нацизма – расистская, и славяне считались людьми второго сорта. Поэтому, конечно, ни о каком «освобождении России» Гитлер не хотел и думать. Но надо прямо сказать, что он был не самым далеким человеком по уму. И только в 1944 году, когда нацисты были вынуждены все-таки призвать к оружию и русских добровольцев, решили, что для того, чтобы не было влияния эмигрантов, всех членов НТС просто арестовать. И вот, мой отец в 23 года был арестован и отправлен в концлагерь. Он прошел несколько немецких концлагерей, последним был Дахау, откуда его 29 апреля 1945 года американцы освободили. Он уже болел тифом и чуть не умер.
В концлагере его очень спасала вера. Когда эсэсовцы еще в концлагере отобрали у него нательный крест, один соузник сделал ему простой металлический крест, он его носил в концлагере, всегда молился. Особенно хочу припомнить случай, когда из Бухенвальда этапировали пленных в Дахау. Людям уже нечего было есть, боялись, что умрут. Если кто-то слишком далеко отходил от поезда, когда он останавливался, то его могли просто застрелить, думая, что он убежит… И был даже случай, когда моего отца чуть не расстреляли, но он как-то чудом уцелел. Так что он всегда верил, что вера в Бога его спасла!
Итак, это был сложный период: были немцы, которые понимали, что с русскими надо дружить и сотрудничать, другие же – считали как раз наоборот.
Таких случаев было много – сколько русских погибло в немецких концлагерях! Трагичное время. Но закончилось оно тоже не радостно: конечно, нацизм был побежден, но Европа была разделена между американцами и большевиками. Что дальше происходило в Восточной Европе, я тут описывать, я думаю, не должен. На Западе хотя бы была демократия, где властвовали американцы.
Николай Бульчук: А как американцы относились к победившей в войне против фашизма Советской России и «советской» же Церкви, которая осталась там, на Родине?
Дмитрий Рар: С одной стороны, конечно, как русский человек, каждый, наверное, был рад видеть, как русские солдаты вступили в Берлин – то есть, доделали то дело, которое не было завершено в Первую мировую войну. Но, с другой стороны, конечно, никто не мог радоваться, что коммунизм, большевизм победили и торжествуют. Хотя русский народ своей кровью победил внешнего врага, он сам оказался вне свободы, он опять же оказался в рабстве! Конечно, во время войны было какое-то послабление: храмы частично открывались, разрешили какую-то свободу веры. Но это длилось не так уж долго: а позже вновь начались преследования за веру. То есть, Церковь в Советском Союзе все равно свободной не была…
Николай Бульчук: Это понимали на Западе, да?
Дмитрий Рар: Конечно, понимали. Вместе с тем, был некий «советский патриотизм» в самом 1945 году. Действительно, была такая тенденция у некоторых – вернуться на Родину. Ну, люди же правда переживали: они тосковали по Родине, хотели вернуться. И тут была такая надежда. И НКВД, конечно, это поощрял и уверял этих людей: «вам все прощено, давайте, теперь возвращайтесь и помогите нам строить заново страну после разрухи!»
На это многие пошли, но опять-таки: или они были расстреляны, либо посажены в концлагеря, и некоторые – да, под контролем, под надзором могли там какую-то жизнь проводить.
Ну, например, Вертинский вернулся, он уже никому не был опасен, но должен был по определенным правилам жить в Советском Союзе.
Николай Бульчук: Но Бунин, например, остался и не стал возвращаться. Он не был очарован этими призывами вернуться.
Дмитрий Рар: Конечно, большинство не захотело вернуться, потому что, конечно, не доверяло советской власти, которая всегда врала, всегда лгала и обманывала народ. Так что, они понимали, с кем имеют дело и, естественно, никак не хотели возвращаться.
В Манчжурии, например, у людей просто не было выбора: она была оккупирована советской властью, вероломно напав на Японию (с которой был договор о ненападении). И все это так быстро произошло в августе 1945 года, что у людей даже не было возможности бежать. Поэтому там большинство людей вернулось в Советский Союз. А сколько эмигрантов было захвачено в Праге или в Белграде, например! Вот, генеральный секретарь нашего Свято-Владимирского братства Николай Иванович Глобачев был арестован в Берлине, отправлен потом в концлагеря и скончался впоследствии в Мордовии. Так что – нет, конечно, советской власти не верили.
Но надо сказать, что не все эмигранты были политически активны. В частности, в Западном Берлине даже, когда Красная Армия ушла и западные союзники заняли свои оккупационные сектора – все равно все храмы почти перешли под Московскую Патриархию. Это был дух времени, тогда считали это правильным.
Николай Бульчук: Им же ничего не мешало, там, в Берлине.
Димитрий Рар: Да, именно. То есть, ходить в храмы Московской Патриархии хорошо, если сам живешь на свободе, все в порядке. Но, конечно, Зарубежная Церковь в целом оставалась на крайне антисоветских позициях и не могла объединяться с Церковь на Родине. Не потому, что не хотели. Все чувствовали, что мы – одна Церковь, один народ. Но Церковь же была несвободной на Родине и вынуждена была говорить (даже в 60-е годы, при хрущевских гонениях) что преследования Церкви в России, в Советском Союзе, нету. Конечно, это все понятно и все можно объяснить, но свободная часть Русской Церкви не могла административно подчиняться этому церковному руководству.
Да, понимали, что это – на грани каноничности. Потому что, конечно, каноничность и единство Православной Церкви – это важно, но какую-то связь всегда по разным каналам поддерживали. И я думаю, Церковь на Родине тоже понимала нашу позицию, Зарубежной Церкви. И понимала, что «игра играется, мы будем друг друга критиковать, но все равно мы знаем, что мы – одно и то же».
Николай Бульчук: Но надо и отдать должное: никаких прещений от Московской Патриархии по отношению к Зарубежной Церкви в эти годы тоже не было, правда?
Дмитрий Рар: Нам, детям, тогда было сказано, что причащаться в храмах Московской Патриархии, лучше не надо. Но когда я сегодня на это смотрю, то не очень вижу причину, потому что все же причастие есть причастие, а Русская Церковь есть Русская Церковь.
Николай Бульчук: А кто возглавлял тогда Зарубежную Церковь?
Дмитрий Рар: Когда я был маленьким, у нас был владыка Филарет (Вознесенский) Первоиерархом Русской Зарубежной Церкви, потом владыка Виталий (Устинов). При котором как раз и пала советская власть.
И тут начались трения в самой эмиграции, потому что Зарубежная Церковь всегда себя рассматривала как часть единой Русской Церкви, которая временно, пользуясь свободой, ссылаясь на Указы Патриарха Тихона, говорит правду о положении Русской Церкви и русского народа. Но когда в 1991 году пала советская власть, многие старые эмигранты, в том числе, мой отец Глеб Рар, протопресвитер Александр Киселев в Нью-Йорке – теперь выступали за объединение с Русской Православной Церковью на Родине, чтобы помочь ей тоже заново отстроить Церковь в России, возродить Россию, сделать ее опять православной страной.
Но руководство Зарубежной Церкви в целом было против, они еще не доверяли вот этой церковной власти на Родине. И что самое страшное (мой отец это очень критиковал) начали открывать приходы Зарубежной Церкви в самой России, на канонической территории Московской Патриархии!
Николай Бульчук: Это уже прозелитизм…
Дмитрий Рар: Да. Но, думая о том времени, я могу в чем-то понять людей. Но это – уже против правил. Это мы как бы ударили в спину собственной нашей Церкви на Родине.
Николай Бульчук: А мне кажется, это произошло потому, что все-таки владыка Виталий, несмотря на его колоссальные заслуги церковные – проповеднические и богословские – отчасти был человеком политизированным.
Дмитрий Рар: Да, это неудивительно, потому что в эмиграции все были «отчасти политизированы», Потому что, если смотреть на духовное развитие России, на духовный путь России, то советская власть – это сатанинская, диавольская власть, безбожная власть. Поэтому, если вы ее терпеть не можете, против нее боретесь, становитесь вы при этом политизированным или нет? Ну, я не могу себе представить православного человека, который одобрял бы эту безбожную власть. Поэтому, конечно, все были настроены против советской власти – кто больше, кто меньше. В частности, владыка Виталий видел в этом духовную сторону развития России.
Николай Бульчук: Знаете, о чем я сейчас подумал? Это ведь вообще каламбур: Русская Православная Церковь, которая признает советскую власть в России! Как эти организмы могут вообще сосуществовать! А ведь власть требовала (и проверяла исполнение ее требования) «молиться за власть»! Чистая диавольщина!
Дмитрий Рар: Но все это было вынужденным образом. И ведь митрополит Сергий (Страгородский) некогда спас Церковь. Конечно, у нас ходили разговоры о «сергианстве», о том, что от этого нужно отказаться, нельзя заставлять людей сотрудничать с безбожной советской властью, нельзя заставлять людей еще за нее молиться. Но надо понять, что этим он вообще хотел спасти само существования Церкви. Если бы он этого не сделал, возможно, всех бы поголовно арестовали и посадили. И что-то вроде обновленческой Церкви здесь было бы создано – очень послушная структура, но это уже не была бы Православная Церковь!
Николай Бульчук: Но князь Жевахов считает по-другому: мы не дали возможности Господу явить в самый последний, казалось бы, момент некое чудо. Конечно, это было бы, наверное, очень рискованным и самонадеянным. Хотя и сегодня есть люди, которые разделяют нас на «сергианцев» и их противников.
Дмитрий Рар: Я понимаю обе точки зрения. Я тоже с материнским молоком получил этот антикоммунизм, антисоветский дух. Я настроен очень против советской власти: я считаю – так меня воспитали – что все, что советская власть делала и говорила, незаконным. Кстати, я не признаю и орфографию новую, нехорошую, она очень странная.
Николай Бульчук: Мы немножко отвлеклись, Дмитрий Глебович, я бы вас хотел спросить вот о чем. Давайте вспомним, например, историю хотя бы Троице-Сергиевой Лавры. 500 лет обитель переживала различные иноземные набеги, разорения – но она стояла и выстояла. И это не воспринималось русскими людьми как-то иррационально, что ли. Да, такова история: отражали иноземные атаки, вновь возрождалась жизнь и в Государстве, и в Церкви. Воссоздавались храмы, монастыри, дома отстраивались, богослужения совершались. Но здесь – в 1917 году – произошло нечто совсем другое! Какая-то диавольская случилась замена, что ли. Уничтожили саму душу народа! Как это произошло? Почему это могло случиться? Когда закрыли большевики Лавру и осквернили мощи Преподобного Сергия, воспрепятствовать этому никто не смог! Хотя, казалось бы, русские люди, на своей земле, допустили эту – по сути, свою – человеческую власть!.. Ну, как сегодня можно спорить о том, не пришла ли она к нам инфернальным образом? Ведь чистая диавольщина!
Дмитрий Рар: Да, многие люди задумывались и задумываются о смысле всего этого: как же получилось, что в нашей стране царствовала такая власть! Очень страшно для меня, что в наше время еще находятся люди, которые ее прославляют, которые находят что-то положительное в ней. Даже восстанавливаются памятники Джугашвили! Это же просто уму непостижимо! То есть, мы начинаем хвалить тех, кто наш народ порабощали, преследовали…
Николай Бульчук: …Уничтожали!
Дмитрий Рар: Да, и уничтожали! Уничтожали и нашу Церковь, и вообще всю русскую культуру. С самого начала большевистская власть хотела уничтожить, во-первых, единство русского народа. Кто создал украинский и белорусский народы? Это австрийцы, конечно, уже долго готовили, но в итоге это деяние совершила советская власть, которая еще в 1923 году провела насильственную украинизацию по всей так называемой «Украине» и тем самым создала этот так называемый «народ». Мы – один народ!
Дальше были даже тенденции отменить кириллицу, перейти на латинский шрифт. Календарь отменили, орфографию поменяли. То есть, везде боролись с русским самосознанием, с русской культурой, и, конечно, главное – с Православием. Потому что на этом зиждется русская культура. Я думаю, без православной веры русской культуры не существует! Мы же не можем вернуться к язычеству, которое было до Владимира.
Так что – да, с этим советская власть с самого начала боролась и хотела уничтожить вообще русский народ.
Николай Бульчук: Но ведь, вспомним, она замахивалась и на весь мир по сути…
Дмитрий Рар: Правильно! Поэтому так и боялись советскую власть, и никто не радовался революции в России. Сами немцы, которые послали нам Ульянова в пломбированном вагоне и давали ему миллионы, чтобы он совершил революцию. И они потом не радовались этому. Да они и сами получили потом за это…
Но вообще тогда был такой страх революции, что это и привело к тому, что много авторитарных режимов в Европе тогда и возникло: в Румынии, в Венгрии, даже в Германии. В частности, потому, что была угроза со стороны большевизма.
Николай Бульчук: Но давайте вернемся к вашему отцу…
Дмитрий Рар: После освобождения из концлагеря он опять примкнул к Русской Церкви (тогда уже в Гамбурге, они в беженском лагере жили). Позже он стал иподиаконом, служил все время в церкви. В частности, он участвовал в строительстве нашего нового храма святителя Николая во Франкфурте (семья тогда, в 60-е годы, уже жила там), папа был в строительном комитете этой церкви. Она была освящена в 1967 году.
Так же папа вещал на Россию – он был журналистом. По линии НТС его отправили сперва на Формозу (или Тайвань, как мы сегодня говорим), где была радиостанция «Свободная Россия». Он вещал на Дальний Восток. Позже из Токио (Япония) он также вещал.
У НТС была своя радиостанция в Германии, которая социалистами потом была запрещена, в начале 1970-х годов.
Но папа нашел новое применение на американском Радио «Свобода» (Radio Liberty). Он вещал из Мюнхена, политикой там не занимался, а вел религиозные передачи. В частности, «Россия вчера и сегодня…», «Не хлебом единым…»
В 1990-е годы папа стал уже ездить в Россию. Когда пала советская власть, это уже стало возможным. Мои родители участвовали в Первом конгрессе соотечественников в августе 1991 года в Москве. Тогда, уже в первый день Конгресса, на улицах Москвы уже стояли танки. Все, конечно, очень переживали…
Николай Бульчук: Я вспоминаю речь владыки Василия (Родзянко) в те дни: «Только съехались соотечественники в Россию, как началась снова революция…» Но вот, мы с вами сегодня встретились в Доме радио и тоже пережили некую подобную ситуацию, не в таком масштабе, конечно: внезапно была объявлена учебная эвакуация сотрудников…
Дмитрий Рар: В России все время что-то происходит, но надо себе представить тех эмигрантов, которые приехали после стольких лет отсутствия на Родине, а тут танки. И они боялись, что уже не выедут из страны. Но потом, когда ГКЧП проиграл, на улицах вывесили российские флаги, они были уже вдохновлены надеждой, что, действительно, начинается освобождение России.
Николай Бульчук: Мы помним эти дни, эти моменты. Помним эти жертвы, и помним ситуацию, когда некий свободный ветер как бы повеял над Россией. На ваш взгляд, по большому счету, не было ли все это некоей инсценировкой? И если так, для чего все это было устроено? Или же у России тогда на самом деле был шанс стать свободной?
Дмитрий Рар: Я думаю, что исторический шанс у России в этот момент был. Но, конечно, этим руководили совсем другие силы. Это не было спонтанным народным восстанием – тут действительно разные силы действовали. ГКЧП хотел сохранить единство страны. Хотя я и против Советского Союза и советской власти, но тысячу лет русской кровью мы собирали эти земли! А тут руководители отдельных республик хотели придти к власти…
Ельцин, который до этого был убежденным коммунистом (он снес Ипатьевский дом в Екатеринбурге) решил сыграть важную роль. Все тогда надеялись, что он поможет ввести демократию и освободить Россию. Это и было сделано, кстати: в 90-е годы Россия была довольно либеральным государством. В первые годы вообще можно было в архивы заходить (позже они были закрыты). Итак, такая либеральная фаза была – фактически все-таки демократия. Но страшно было, что это было использовано руководителями этих республик. Ельцин, Кравчук и Шушкевич в Беловежской пуще просто решили предательским образом разделить страну. Это было и против Конституции, да вообще против исторической правды и логики вообще. И нужно ли было это делать? Я тоже не уверен…
Николай Бульчук: А кто мог тогда всему этому противостоять?
Дмитрий Рар: Не было такой силы, насколько я знаю; На самом деле, они (Ельцын, Кравчук и Шушкевич) даже тогда боялись, что их могут арестовать, поэтому очень быстро и разъехались. Но на самом деле страна была разделена, Россия осталась только как Российская Федерация (в границах Брест-Литовского мира). Я все-таки думаю, что этим самым руководили какие-то силы, которые хотели расчленить народ. Если еще смотреть на американское влияние в это время в России (можно, конечно, допустить, что американцы воспользовались тогда «свободой», которая была в то время в России, приехали сюда), но все-таки я думаю, что русские интересы особенно не защищались, преимущественно в начале 1990-х годов.
Николай Бульчук: А что такое русские интересы?
Дмитрий Рар: Думаю, в интересах России было бы не только сохранение какого-то государственного порядка (что тоже важно, разумеется), но особенно – духовное возрождение. Как я уже говорил, без православной веры русский народ – не русский народ, и наша культура – не русская. А вот это пока, мне кажется, отсутствует.
То есть, не отсутствует полностью: кое-где что-то есть. Храмы открываются, есть церковный народ… Но – ходишь по Москве (вообще. ездишь по России) – идешь то по Комсомольскому проспекту, то по Ленинскому проспекту, мимо памятника этого чудовищного Ульянову… Я спрашиваю людей, «Вам это не мешает?» - «Да ладно, это же наша история!» Ну, тогда давайте ставить памятники Наполеону и Гитлеру – ведь это тоже «история»! Они тоже были в России…
Так нельзя, потому что памятники имеют определенное значение. Памятник – либо для прославления какого-то человека, либо он должен напоминать о чем-то страшном, но тогда форма памятника это и высказывает. А тут – эти памятники стоят так, как они стояли в советское время, как-будто они поставлены герою или хорошему человеку!
Улицы названы именами убийц и террористов! Ну, конечно, можно где-то оставить в память прошедшей истории одну-другую улицу, но вообще оставлять улицы, площади – с названиями убийц, массовых убийц, врагов русского народа и России в целом – я читаю, что не тот знак мы подаем! А особенно – очень отрицательно влияем на молодежь…
Мы уже с начала 90-х годов два поколения потеряли! Потому что не убрали памятники, не отказались от нашего страшного прошлого! Пока стоит этот мавзолей с лежащей мумией главного врага России в центре Москвы, у людей будет в подсознании мысль, что все это не так страшно! Что это «всего лишь часть нашей истории». «от этого отказываться не надо». А вот и нет, нужно отказаться! Если мы духовно хотим возродить Россию, тогда мы должны признать советскую власть безбожной, врагом Церкви и от нее отречься! И стараться всем вместе вернуться к подлинной духовной традиционной православной России… Я не говорю, что сейчас надо восстановить монархию – да всем понятно, что наш народ не готов к этому, к сожалению! Когда будет готов, может быть, мы заслужим и царя, но пока этого нет, условий нет. Но все-таки мы должны вернуться назад и искать преемственность от законной дореволюционной России, а не от незаконного Советского Союза.
Николай Бульчук: Я постоянно слышу упреки в свой адрес за настойчивые напоминания о том, что в Кремле до сих пор на башнях красуются масонские звезды… Но если так вдуматься: древний священный Кремль, символ России, ее сердце… Про Ленина и мавзолей вы сказали уже, но ведь и звезды на месте до сих пор, и соборы только по редким праздникам открывают для богослужений, и монастыри не восстанавливают в Кремле… Мы тридцать с лишним лет говорим о том, что «необходимо вернуть исторические названия и все, что связано с русской историей», «вернуть преемственность поколений», но воз и ныне там! И какие оправдания этому бездействию мы слышим? «Ну, сейчас не до этого, это не так важно, это совершенно несущественно, у нас есть серьезные задачи, которые мы должны решать…» Решим серьезные проблемы, а уж тогда «вернемся к символам»? Но ведь символы подспудно оказывают влияние на нас?
Дмитрий Рар: Полностью с вами согласен! И если тридцать пять лет говорят, что «нам сейчас не до этого» - тогда, простите, а когда нам будет «до этого»? Сколько поколений в России должны еще расти под советским влиянием, чтобы мы поняли, что, наконец, нам нужно взяться за воспитание детей?!
Я занимаюсь с самого детства скаутским движением, В Германии, в Европе мы это пропагандируем. У нас дети из разных стран Европы, мы проводим палаточный лагерь в Германии и стараемся воспитать детей в русском духе, в православном духе. Конечно, политикой там мы не занимаемся, но все же я стараюсь именно показать, что период советской власти в России был, действительно, страшным безбожным временем, когда царствовала богоборческая власть. Чтобы в сознании детей формировалась мысль, что нужно быть на стороне подлинной России, свободной России. И от всего советского нужно отказаться, потому что оно – ложное. Как мне один епископ говорил, «если диавол даже говорит правду, он все равно лжет!» Так что советской власти верить ни в чем нельзя, даже если она, может быть, в чем-то где-то правду и говорила!
Мы должны стремиться к духовному возрождению России, но я се6йчас не вижу, чтобы оно особенно быстро развивалось.
Опять-таки, сейчас геополитическое положение России очень сложное, и у России много проблем сегодня, но даже сегодня, я уверен, очень бы помогло, если бы к духовности вернулись.
Я вспоминаю историю Порт-Артурской Божией Матери: икона была уже написана, но по какой-то глупости, по техническим соображениям ее вовремя не доставили в Порт-Артур, чтобы спасти город. И вот, пала наша крепость на Дальнем Востоке!
Так и сейчас: да, идет война, страшные переживания, мне жалко людей по обе стороны фронта. Естественно, все это – один народ. Но мы сейчас должны укреплять Церковь, укреплять веру, молиться. Я думаю, что сейчас молитва – самое лучшее средство для достижения мира!
И если у нас, в Российской Федерации, Церковь, слава Богу, сплоченная, то, что творится сейчас на Украине с Церковью – это просто кошмар! Я даже не думал, что власти могут дойти до такого – чтобы законную Церковь прямо запретят, будут изгонять из храмов, избивать священников и епископов, сажать их в тюрьмы и создавать совершенно незаконную какую-то структуру, которая себя называет «церковью»! То, что этому способствуют еще и другие церковные власти в Константинополе и другие державы – это, конечно, печально… Но мы, православные, должны здесь сохранять единство.
Но кто я такой? Разумеется, решать, как это делать правильно и регулировать, должны люди совсем другого статуса. И они же должны призывать всех к единству.
Николай Бульчук: А в Европе говорят об этом? И вообще – как европейцы воспринимают сегодня исторический раскол в Православии? По сути говоря, такого в истории Православной Церкви не было в течение многих столетий. Чтобы Вселенский Патриарх своим решением, по сути говорят, сам организовал раскол! И не просто раскол, а приведший, собственно, и к войне…
Дмитрий Рар: Конечно, он будет отвечать за свои действия, но не будем забывать, что Вселенский Патриарх Константинопольский – тоже не свободный человек. Ему говоря, что ему делать. В Турции он поставлен в очень узкие рамки. Вспомним, что в 70-е годы там даже закрыли семинарию на Принцевых островах… По сути, это человек, который даже не говорит по совести то, что он должен говорить. Да и действовать соответственным образом. Но все равно это большая ответственность, и он привел на самом деле Церковь к расколу. И создавать такую незаконную, неканоничную структуру – это грешно, это не приведет ни к чему хорошему!
Николай Бульчук: Помню, как в 90-е годы в Россию приезжали многие наши эмигранты, привозили с собой учебные пособия по организации скаутского движения, краткие учебники истории России, чтобы молодежь представляла себе «откуда пошла есть Русская Земля» и что собой представляла историческая Россия. Наверняка, эта святыня русской государственности и русского Православия согрела сердца многим и многим людям, которые волею судеб оказались выброшенными с родной земли. И поэтому вокруг Церкви и происходило объединение большинства эмигрантов в России, в частности. Все чувствовали, что Россия станет правопреемницей России дореволюционной. Но этого не произошло.
И сегодня, организуя учебный процесс в школах и других учебных заведениях, помимо новых предметов как Закон Божий и Основы православной культуры, хорошо было бы ввести еще, например, движение разведчиков (как это было в дореволюционной России). Почему бы не пионерские организации возрождать сегодня, а наши, русские, старинные?
Дмитрий Рар: Молодежные организации без идеологии создавать не имеет смысла, потому что детям нужно давать какие-то ценности. Должна быть цель, к которой мы стремимся. Поэтому русские молодежные национальные организации должны быть именно русскими (или хотя бы российскими), со своей идеологией. Идеология у русских скаутов проста: «за веру, за Бога, за Россию». И одно без другого невозможно: мы не можем за Россию – без веры бороться. Если только за веру – тогда мы не русские. Можно, конечно, быть просто православным человеком, не связанным с национальностью.
С 1989 и 1990 годов эмигранты возвращались, возрождали скаутское движение в России, правильно делали.
Я сам участвовал в этом возрождении – с 1992 по 1994 годы жил в Москве и участвовал в скаутском движении. Я считаю это очень важным делом.
Сегодня в России есть разные скаутское организации: есть «Витязи», «Соколы», есть и местные организации, которые не имеют этой традиции. А скаутская организация имеет традицию – причем именно от дореволюционной России.
Скаутская организация в России была создана в 1909 году, есть тут традиция.
Когда слышишь о том, что новые организации создаются, то я говорю, что заново велосипед изобретать не нужно. У нас есть испытанный метод воспитания, образования детей и молодежи. И давайте этому следовать. Это не политическая организация, но идеология у нее – «Россия и Православие».
Еще до падения советской власти в России у нас в эмиграции в скаутской организации был целый курс, который назывался «Смысл борьбы с коммунизмом». Имелось в виду: смысл борьбы с безбожной властью. Его обязательно нужно было проходить, чтобы определенные степени получать в скаутской организации. Я считаю. что подобное что-то (может быть, под другим названием) нужно было бы опять ввести для преподавания в школах Российской Федерации.
Например, в Германии с самого младшего возраста детям внушают, каким плохим был национал-социализм. С этим даже перебарщивают порой… Что-то подобное в России, я считаю, нужно сделать, чтобы разобраться с нашим прошлым, с историей XX века. Потом каждый может делать свои выводы, но это все нужно открыто обсуждать. Не запрещать какие-то другие мнения, но людям в целом дать возможность понять, насколько страшна была эта власть и что она делала с нашим народом. Ведь Александр Солженицын говорил, что от советского ига русский народ избавится гораздо позже, чем от татарского ига». Этот процесс будет гораздо более длительным.
Николай Бульчук: И он прав – потому что была поражена именно душа!
Дмитрий Рар: Потому что из русского человека сделали «хомо совьетикус», человек стал мыслить совершенно иначе, у него отобрали культуры мышления. Высший слой русского народа вырезали, среднее сословие уничтожили или смирили. То есть, из нашего народа сделали народ рабов; кроме того, еще после Великого Террора 1937 года все жили под страхом. То есть, никто не знал даже, что можно говорить. Я понимаю, что при Брежневе было уже не так страшно, потом еще меньше, но страх этот все равно остался. В мышлении, в менталитете народа мы этот страх все еще наблюдаем!
Когда эмигранты встречаются с соотечественниками в России, мы чувствуем разницу в мышлении: эмигранты мыслят более свободно, более либерально, они не боятся, а тут есть остатки этого советского прошлого!
Николай Бульчук: Да есть не просто остатки – есть Коммунистическая фракция в Государственной Думе…
Дмитрий Рар: Как я уже говорил, нужно уважать любое мнение. Пусть и это мнение будет представлено. Если найдутся люди, которые это поддерживают, пусть! Запрещать это – неправильный путь, тогда люди все равно будут искать другие возможности…
Николай Бульчук: Надо просвещать людей и побеждать в дискуссии. Не нужно запрещать какую-то партию: пусть те, которые думают, что взрывать храмы и загонять людей в колхозы – это было хорошо. Но если так думать, то пусть верят в то, что земля плоская. Но вы же не посадите в тюрьму человека за это! Запрещать – нет, но – просвещать! В таком случае, если условия будут свободными для просвещения, тогда Россия возродится. Потому что правда восторжествует.
Николай Бульчук: А можете поделиться детскими воспоминаниями? Как вы там жили, как ходили в церковь, как папа работал на Радио «Свобода»? Ведь многие известные пастыри просвещали светом христианства Россию оттуда, из свободного мира, как раз в это время – митрополит Антоний Сурожский, протопресвитер Александр Шмеман, например. С кем ваш папа тогда встречался?
Дмитрий Рар: Я думаю, папа знал всех важных людей в Церкви – не только в Зарубежной Церкви, но и Западно-европейском экзархате. Ездил с докладами по всему миру, выступал и в Северной Америке, и во Франции, и в Австралии. Особенно много ездил по всему миру в год Тысячелетия Крещения Руси. Да, он знал отца Александра Шмемана, он знал почти всех архиереев, был, в общем авторитетом в Русской Зарубежной Церкви Заграницей.
Так же мой дядя, отец Кирилл Фотиев был священником, учился на Сергиевском подворье в Париже, потом служил в Американской Православной Церкви и позже работал на Радио «Свобода» в Мюнхене.
Так же мой брат, отец Михаил, стал священником. Правда, уже в Московской Патриархии, служит в Веймаре и Берлине, в Восточной Германии. Муж моей старшей сестры, отец Николай Забелич, настоятель Русской Церкви Московской Патриархии в Мюнхене, а двоюродный брат отец Василий Орехов – в Брюсселе, тоже священник. Так что у нас полно священников, мы Церковью всегда жили. И какая-то связь с архиереями даже – это всегда было нормально. С детства помню, что всегда у нас какие-то архиереи останавливались в гостях… Когда-то зашел разговор даже о том (митрополит Филарет, Первоиерарх Зарубежной Церкви, был у нас под Франкфуртом в гостях), не стать ли моему отцу священником. И предлагали даже сразу произвести его в сан протоиерея. Но потом обсуждали, что, наверное, не найдется ни одного прихода, который мог бы содержать такого многодетного священника (с шестью детьми).И поставили моего отца в сан иподиакона.
Николай Бульчук: А желание такое у него было?
Дмитрий Рар: Мысль такая была, но он решил, что так, в прежнем сане, он сможет лучше послужить Церкви. Конечно, к служению священника должно быть призвание, но такая мысль у моего отца все-таки была, он размышлял об этом. Главное же – служить Церкви.
Господи, я тоже думал в молодости поступить в Джорданвилль, чтобы стать впоследствии священником. Но тут меня опередил мой брат Михаил, и я подумал, что одного священника хватит в семье!
Николай Бульчук: Как сейчас проходит ваша жизнь в Германии? Как простые немцы относятся к России. И вот, в связи с этими событиями, которые нас невольно разделили (я имею в виду Россию и Европу), нам кажется отсюда, что на Россию ополчился весь мир, н кто ее не понимает… Есть ли какие-то здравые мысли у европейцев по поводу того, что сегодня происходит в связи с нашей специальной военной операцией?
Дмитрий Рар: Европа тоже разделена, европейское общество тоже разделено. Конечно, СМИ на Западе представляют все в очень одностороннем порядке…
Николай Бульчук: Опять Россия – «Империя зла»?..
Дмитрий Рар: Можно так сказать. Может, не все так выражаются, но однозначно считают, что Российская Федерация «как агрессор напала на соседнюю страну». Как-будто без причины и необъяснимо…
Николай Бульчук: А с какой целью?
Дмитрий Рар: О целях опять-таки по-разному рассуждают, но создают мнение, что «это только начало», что потом «русские войска пойдут дальше». Даже задаются такими вопросами: «А кто будет следующим – Молдова, Прибалтика, Польша?..» То есть, доходят не только до глупости, но до сумасшествия. А то, что есть предыстория у этого конфликта, об этом молчат.
Но, опять-таки, в Европе сейчас очень много собственных проблем, Европа сейчас переживает такое отчуждение. То есть, некоторые политики (явно какой-то план за этим стоит) поощряют приезд в Европу сотен и тысяч чужеземцев из Африки, Ближнего Востока или Афганистана. И тем самым поощряют смешение народов и национальностей, исчезновение вообще культур европейских и наций европейских. Они исчезают. А если еще учитывать то, что средняя белая европейская женщина рождает одного ребенка, турчанка – уже пять, а женщина из Африки – 10 может родить. Так что вы можете себе представить, как будет выглядеть общество в Германии, во Франции, вообще, в Западной Европе через одно-два поколения!
Николай Бульчук: Ну, во Франции уже выглядит…
Дмитрий Рар: В некоторых городах Германии, Франции, Англии – уже так выглядит!
Поэтому есть люди, которые уже просыпаются, при всей толерантности европейской, при всем либерализме люди начинают понимать, что «что-то идет не туда, нужно сейчас изменить курс, чтобы в последний момент спасти Европу». Эти люди, в частности, понимают, что нам не всегда говорят правду, что явно «играют» с европейскими народами, что тут какой-то план. И поэтому тоже не очень верят тому, что говорят о России. И они стараются переспрашивать, пересматривать, исследовать, что же в самом деле происходит.
Я повторяю, что история не бывает однозначной, и данный конфликт тоже не «черно-белый», но эти партии новые, которые возникают сейчас в Европе (например «Альтернатива для Германии» в ФРГ, движение Мари Ле Пен во Франции). И хотя эти партии маленькие, но они указывают на то, что должно что-то меняться. И они предупреждают, что на Западе сейчас слишком превалирует настроение к войне. То есть, есть люди, которые явно ликуют, что где-то идет война, они готовятся к большой войне. Они говорят, что нужно нам защищаться и т.д. Эти маленькие партии угнетают, не приглашают на телевидение, на ток-шоу и вообще стараются ограничить. Если на выборах они попадают в земельный или в Парламент на государственном уровне, их изолируют, не хотят с ними иметь дела, потому что они говорят неудобные вещи.
Николай Бульчук: То есть, существует какое-то «определяющее» лобби? Оно американское?
Дмитрий Рар: В любом случае, про-американское. Понимаете ли, кто дает деньги, тот заказывает музыку. СМИ, по крайней мере, в Германии, очень зависят от правящих элит.
Я откровенно скажу, что в Германии многие политики сами признавались о том, что страна с 8 мая 1945 года не является свободным суверенным государством. Германия вынуждена делать то, что ей говорит «старший брат». Поэтому политика в Германии не свободна.
Франция и Англия – это другое дело, но, правда, и они во многом зависят. Но Европа-то традиционно всегда была против России направлена. Была русофобия, она отразилась в Крымскую войну в то время (в XIX веке почти вся Европа была против нас).
Правда, в Германии другая ситуация, потому что в XIX веке после освободительных войн, после победы над Наполеоном все-таки немцев воспитывали в любви к России, которую считали освободительницей. И традиционно в Германии это осталось: то есть, консервативные немцы будут хорошо относиться к России.
Николай Бульчук: Но у нас не только политические корни дружественные, у нас общие и генеалогические корни… Сам Государь и Августейшая Семья последнего Императора России имеет большой процент немецкой крови?
Дмитрий Рар: И Александр I, и Павел I своих дочерей выдавали замуж за немецких князей. То есть, конечно, эти династические связи были очень крепкими. Но, простите, после революции в России это уже сто лет не играет никакой роли… Сегодня на это никто не обращает внимания.
Но я говорю, что в Европе есть силы наиболее здравомыслящие (они исчезают) и такие, которые выполняют все, что им говорят; то есть, они предают интересы и Европы, и своего собственного народа и государства.
Николай Бульчук: Очень краткие вопросы напоследок: расскажите, чем вы сегодня живете?
Дмитрий Рар: В своей общественной деятельности я занимаюсь дальше русским делом, активно занимаюсь в Русском скаутском движении, а также возглавляю Свято-Князь-Владимирское братство, самое старое русское общество в Германии. Мы сохраняем старые дореволюционные русские храмы. Ну, мы все, братия и сестры, активны в своих православных приходах.
Николай Бульчук: Местное население реагирует как-то, вливается?
Дмитрий Рар: Конечно. У Зарубежной Церкви было активно Миссионерское движение, поэтому много у нас и немцев православных, французов православных. Но большинство, с конца 90-х годов, это люди из бывшего Советского Союза. Это русские прихожане или украинские беженцы. В Люксембурге это больше половины приходов.
Николай Бульчук: Говорят, что в Германии (и вообще в Европе) сейчас чуть ли не засилье ЛГБТ, различных гендерных отклонений и т.д. Сказывается это на вашей деятельности? Вам не чинят препятствий?
Дмитрий Рар: Нет, пока еще нет. Конечно, на высоком политическом уровне вы должны соблюдать определенную «корректную линию»…
Николай Бульчук: Толерантность…
Дмитрий Рар: Да, толерантность. Но это более, чем толерантность, потому что толерантно относятся к ненормальным явлениям, а к нормальным – относятся нетолерантно. Так что я в этом не вижу толерантности.
Николай Бульчук: Какие у вас ближайшие планы, Дмитрий Глебович?
Дмитрий Рар: У меня большие финансовые трудности во Владимирском братстве. Из-за повышения цен на энергоснабжение сейчас очень трудно содержать наши храмы. Они не принадлежат епархии Германской, а вот именно нашему частному обществу, поэтому я сам должен смотреть, откуда взять деньги. Это моя большая головная боль, надеюсь на какое-то чудо и милость Божию! Верю, что в этом Господь мне поможет.
Николай Бульчук: Благодарю вас за теплое и открытое интервью, и скажу, что «ветер свободы», о котором мы сегодня вспоминали в нашей беседе, он вновь повеял над нами. Ценным является общение с человеком, который несет в себе идею возрождения Святой Руси и продолжает это святое дело в молодых поколениях. Надеюсь на помощь Божию и нам, в России, и вам, в Германии. Я слышал, что у вас есть желание в будущем связать свою судьбу с Россией?
Дмитрий Рар: Да, мне осталось пять лет до пенсии и, поскольку дедушки и бабушки всегда хотели вернуться в Россию (позже родители хотели, но по старческим причинам уже не смогли), я хочу завершить семейный круг и «за них» вернуться в Россию. Я всегда в это верил, нас в этом воспитывали, поэтому – да, наверное, как выйду на пенсию, поищу себе какое-то место в Москве или под Москвой. Отец всегда говорил: «Москва – это наш дом, где бы мы ни жили».
Николай Бульчук: Москва и Россия – это наш общий дом! Благодарю от всего сердца!
Комментарии
19.12.2024 - 07:38 Власть в советской России:
Власть в советской России хуже чем нацистская - это уже слышали. Давайте не будем так, особенно на радио Радонеж! И можно еще сравнить Карбышева с Власовым, тогда как?
Добавить комментарий