Аборты и ОМС: перестать оплачивать убийство своего будущего

Главный внештатный специалист по репродуктивному здоровью женщин Минздрава России Наталия Долгушина заявила, что «Из ОМС аборты выводить нельзя, это повысит материнскую смертность, мы проходили такой опыт уже в нашей гордой советской России... В настоящее время такая инициатива опасна для нашего общества»

Вопрос о финаснировании абортов из программы обязательного медицинского срахования (ОМС) имеет несколько измерений — в частности, прагматически-государственное, этическое и религиозное.

Но рассмотрим, сначала, главный аргумент сторонников абортов за счет налогоплательщиков — то, что отсутствие доступа к бесплатным абортам побудит женщин прибегать к помощи подпольных абортмахеров, что вызовет увеличение женской смертности.

Какие данные могли бы служить для обоснования такого предположения?

Вывод абортов из ОМС не сделает их недоступными; он сделает их только платными. Предполагаемые подпольные абортмахеры явно не будут оказывать свои услуги даром. Напротив, они захотят брать дополнительные деньги за риск, которому они подвергаются. Что же заставит женщин, ищущих аборта, отвергать легальные платные аборты ради нелегальных?

Мы еще могли бы — если проводить такую аналогию — выступать против сухого закона, высказывая опасения, что люди начнут травиться подпольным суррогатным алкоголем. Но этот довод никак нельзя было бы выдвинуть в пользу государственного субсидирования выпивки.

Но приводит ли даже практически полный запрет на аборты к увеличению женской смертности? Статистические данные показывают, что это не так. Например, мы можем обратить внимание на такой показатель, как смертность беременных - в России 17 смертей на сто тысяч, в США - 19, в Польше - 2. При этом в Польше крайне строгое антиабортное законодательство. В Ирландии, до разрешения абортов, в 2017 году, показатель материнской смертности равнялся 5, и постоянно снижался.

Правда, после 2018 года запрет на аборты в Ирландии был отменен; сообщается, что в стране было совершено ровно 6666 абортов. Круглость цифры побуждает заподозрить некоторые приписки и очковтирательтво — и задуматься о том, что же творится в голове у людей, которым хочется представить именно такие цифры. Но, так или иначе, даже практически полный запрет на аборты (как в Польше) вовсе не приводил к высокой материнской смертности.

Конечно, остается довод, который не принято произносить вслух — от социального расизма. Предполагается, что неблагополучная часть населения склонна бесконтрольно размножаться, и дети этой категории граждан являются постоянным источником проблем. Это напоминает довод, который — несколько стыдливо — выдвигают американские сторонники абортов: легальные аборты приводят к снижению преступности. Меньше неблагополучных бедняков (в США это, главным образом, чернокожие), меньше социальных проблем.

Но решать социальные проблемы путем депопуляции проблемных групп населения — а попутно и всех остальных — это примерно как решать проблему головной боли при помощи гильотины.

Если посмотреть на ситуацию с чисто государственно-прагматической точки зрения, то обезлюживание страны — это очень серьезная проблема. Повышение пенсионного возраста, которое было несколько лет назад воспринято с такой горечью, есть неизбежный результат того, что дети, которые должны были родиться 20-30 лет назад и сделаться работниками и налогоплательщиками, были зарезаны еще в утробе, и теперь содержать постаревшее население просто некому. Дальше ситуация будет становиться только хуже.

Частичное возмещение абортных потерь за счет иммиграции связано со своими затруднениями — возникает ситуация, когда коренное население плавно вытесняется народами, которые больше ценят семью и чадородие. К каким конфликтам это может привести в будущем, ответственные государственные мужи должны задумываться уже сейчас.

Они и задумываются — отсюда усилия по поощрению рождаемости, которые никак не сочетаются с продолжением финансирования абортов.

То, что государство оплачивает — то есть, фактически, поощряет — аборты, является определенного рода посланием как для медицинских работников, так и для общества в целом — ребенок нежелателен, от него лучше избавиться. Материнство — это плохо. Общество, государство и медицина смотрит на деторождение скорее косо.

Это, еще советское, пренебрежение к жизни, накладывается на современный импортный антинатализм — мощную идеологию, которая смотрит на чадородие как на преступление против планеты, итак уже отягощенной чрезмерным населением.

Государству, наконец, стоит определиться с теми взглядами, которых оно придерживается, и теми целями, которые оно перед собою ставит.

С прагматической точки зрения, финансировать уничтожение новых граждан еще в утробе, и, в то же время, бороться с депопуляцией, различными методами поощряя родительство, есть абсурд. Тут важно не какие произносятся слова, а куда реально уходят деньги.

В конце концов, средства, выделяемые на здравоохранение, неизбежно ограничены. Чтобы потратить их на аборты, нужно не потратить их на что-то еще — на какую-то деятельность, связанную с сохранением жизней.

Но кроме чисто прагматического, у этого вопроса есть и более глубокое мировоззренческое и нравственное измерение. Обладает ли человеческая жизнь ценностью? Признаем ли мы, как общество, что человек имеет право на жизнь на всех ее этапах — от внутриутробного периода до глубокой старости?

В основании медицинской профессии как таковой лежит представление о ценности человеческой жизни. Каждая жизнь достойна быть прожитой. Каждая жизнь драгоценна. Каждая жизнь стоит того, чтобы за нее бороться.

Аборты — тем более, оплачиваемые за счет государства — являются громогласным отрицанием этих ценностей.

Даже если мы говорим о ценностях чисто гуманистических. Но если мы говорим о себе как о православных людях, эти ценности обретают свое подлинное обоснование.

Представление об уникальной ценности каждого человека, хотя его могут придерживаться и неверующие люди, коренится в вере в Творца, который создает каждого из людей по образу Божию, и лично, индивидуально призывает его к бытию. Как говорит псалмопевец, «Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был во глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни, для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было» (Пс.138:15,16)

Конечно, эта вера взывает огромные трудности в падшем мире, где ценность человеческой жизни постоянно девальвируется, и люди все время находят что-то гораздо более желанное, важное и ценное, чем жизнь ближнего. Любовь — хотя бы в форме признания того, что ближний имеет право на существование — требует подвига веры. Всерьез принимать учение Церкви о ценности жизни от зачатия до естественной смерти — значит войти в острый конфликт с миром сим и его ценностями, выступить против мощного давления среды.

Но это значит иметь веру — и предпочитать любовь Божию ледяному холоду этого мира.

Но даже если человек остается неверующим, у него есть достаточно оснований поддержать прекращение такого абсурда, как уничтожение самых юных жителей страны за ее же счет — и вывести, наконец, аборты из ОМС.