Программа "Обо всем".

Е.Н.: - Я бы хотел, чтобы мы повторили формат, который у нас наметился – обозрение тех ярких событий и явлений, которые обратили Ваше внимание. Вот из того, что произошло за последние, скажем, 10 дней, пока вы не были на Радонеже, что наиболее вам показалось интересным?

 Прот. Андрей Ткачев: - Ну, интересно двухдневная живая очередь за айфонами.

Е.Н.: - Как? Серьезно такое было?

 Прот. Андрей Ткачев: - Да. Люди записывались в живую очередь. То раньше мы все это в американских хрониках смотрели, как распродажные дни, то есть люди голодные собираются в большом количестве у дверей супермаркета, потом ждут часа икс, открываются двери и они, значит, ломятся, как бизоны на водопой, за тем, что там выбрасывают: или по дешевке обычные продукты, или же какие-нибудь новинки.

Е.Н.: - Стадный срабатывает эффект и люди просто бросаются скупать что угодно?

 Прот. Андрей Ткачев: - Ну да. Как-то так. Ну вот, у нас за айфонами, за айфоном новой модели стояли люди, записывались, ночевали на улице, выстаивали длинные очереди, потом, значит, в одном из магазинов приехали чечены на двадцати машинах, всех растолкали и зашли в магазин первыми, выкупили все айфоны вообще до одного. Вообще обнаглели, страшно обижались на них. Вот, но я к чему это все в общем-то. Во-первых, никто нигде никого не осуждал и не высмеивал длинные очереди за железякой. За дорогой железякой, которая через два месяца будет стоить процентов на 25 дешевле. То есть нужно, вот, выложить вот все эти деньги свои, выбросить, наверное, тяжко заработанные деньги.

Е.Н.: - А там что-то особенное? 

 Прот. Андрей Ткачев: - Ну какая-то функция новая, там может быть, какой-то там рингтон новый, там, еще какие-то вещи. Ну в общем, это не так важно. Важно что, например, когда стояли очереди к Чудотворцу Николаю, то желающих посудачить про очередь к Чудотворцу Николаю было очень много. Конечно, снобы высоколобые, неверующие ни во что или такие же высоколобые снобы, вроде бы верующие с нами в одного и того же Господа, подпинывали эту очередь, так словесно, очень активно. «Вот, зачем они стоят. Да что мало кругом мощей? Да вообще кому это надо?», - значит. «И, вообще, если вы хотели – поехали бы в Бари. А вообще, у нас здесь много икон с частицами», - такое и так далее. Было разных много всяких доводов и поупражнялись люди, так словесно поупражнялись в пинании чужой веры, чужих усилий. Приезжали, так сказать, с разных городов, с регионов, люди стояли, в общем. И волонтерское движение обеспечивало там и водичку, и зонтики, и в случае дождя, там, укрытие в автобусах. В общем, все было хорошо сделано, но это была тема, чтобы посмеяться, так сказать, «ну, ха-ха-ха, стоят, понимаешь, и не жалко, и не лень. Стоят». И, вот, тут, значит, стоят. Стоят не бедные люди, потому что дорого стоит эта дурацкая цацка, вот, стоят сутками, ночуют, записываются в очередь, трепетно переживают, чтобы хватило. Вот, и молчок насчет этого, никто не удосужился как-то выразить свое отношение к этому вопросу, потому что это же дикость. Общество потребления в своих крайних формах доходит до самых диких вещей. Это одна из таких диких карикатур, диких таких зарисовок на общество потребления и при этом, то ли никто не заметил, то ли все заметили, но всем это нравится, то ли многим не нравится, но не комильфо критиковать общество потребления. В его, так сказать, странных формах.

Е.Н.: -Видимо потому, что эти критики сами и принадлежат к этому обществу.

 Прот. Андрей Ткачев: - Возможно. Да. Креаклы, наверное, там, собственно, в очередях-то и стояли, собственно, делали социальный срез. Может, у них там было, о чем поговорить? Потому что наверняка у людей, у которых нет мозгов, всегда найдутся общие темы для разговора. Особенно в очереди за айфоном. Это очень интересный срез, такой социальный срез. Там наверняка не было работяг, там не было гастарбайтеров, там не было пенсионеров, там не было заслуженных деятелей искусств, наверняка там не было людей, которые оставили здоровье на тяжелом производстве, там наверняка не было солдат и офицеров. В общем там очень многих людей не было и там кто-то был. Мне интересно, это факт, он, конечно, очень заинтересовал, мы его обсуждали с товарищем одним. И вот было, так сказать, с удивлением замечено, что это одна из тех очередей, которые можно смело ругать, понимаете? То есть смело, по крайней мере, если не ругать, то критиковать и диагностировать состояние общества по таким вот явлениям. Но не диагностируют. Это, в общем-то, привлекло мое внимание. Заговор молчания среди людей, которые очень любят свободу.

Е.Н.: - А почему все-таки, как бы вы описали тип человека, который в этой очереди стоит? Как кажется, произошел какой-то перелом вот этом году. Таких вот не было у нас раньше очередей.

 Прот. Андрей Ткачев: - Не было.

Е.Н.: - А вдруг вот случилось и у нас.

 Прот. Андрей Ткачев: - Ну да. Это подражательное явление, очевидно. Это американский тип поведения. Я думаю, что в Европе вряд ли такое есть. Во-первых, европейцы прижимистые. Они очень экономные. Они не тратят деньги даром. И если у них работает, например, там модель шестая, он седьмую покупать не будет. Они хвалятся этим, может быть, это тоже не очень хорошо. Но, тем не менее, хвалятся. Они когда, говорят, что когда мы с утра умываемся, мы набираем в умывальник воду и затыкаем, так сказать, пробкой умывальную раковину.

Е.Н.: - И нашу расточительность водную они не понимают.

 Прот. Андрей Ткачев: - Да. Если к ним прийти в гости и принять душ, то они будут скрипеть зубами на кухне, значит, сколько можно воды лить горячей. За это платить все надо. То есть у них очень трепетное отношение к горящей конфорке, к набираемой ванне. Потому душевые кругом. Набрать ванну – это роскошь. В одной и той же воде два человека не помоются из естественных брезгливости. Муж после жены тоже мыться не будет. Они в этом смысле брезгливые и жадные.

Е.Н.: - Вы верно говорите. Моя хорошая знакомая, родилась она и выросла во Франции, человек западной культуры, по работе поехала поработать в Америку, в Нью-Йорк. Но чуть больше года там она прожила, (все нормально, прекрасная работа, прекрасная зарплата), но с людьми говорить просто не о чем, они говорят только о вещах, о вещах, о вещах. Вечером они договариваются, что они пойдут в какой ресторан ужинать, поужинав, они договариваются, где они в следующий раз поужинают. И вот вокруг все у этого – еды и потребления каких-то продуктов. Вот вся и жизнь. А она не выдержала и уехала в Европу. Потому что там просто, ну такое, безвоздушное пространство. Думаю, что нам все-таки повезло, что мы ближе к Востоку.

 Прот. Андрей Ткачев: - Я сразу вспомнил: есть такое уникальное кино – «Гранд буф» - «Большая жратва»…  Это фильм, по-моему, где-то годов 80-х. Это вообще такая едкая очень, такая черная, страшная сатира на общество потребления. Там четыре всадника Апокалипсиса в кавычках, четыре мужика, довольно успешных: пилот международных линий (Марчелло Мастроянни), Пикколли известный французский актер, они какие-то менеджеры, какие-то там профессора...решаются умереть от обжорства. Они снимают дорогой особняк в центре Парижа, во дворе которого растет какое-то дерево, под которым Расин сиживал, сочиняя что-то. И они заказывают себе огромное количество еды, куда им подвозят постоянно, все больше, больше, больше. Рафинированной еды, эксклюзивной: это вот намажьте на это, это протомить нужно в подсолнечном масле столько-то, потом сбрызнуть этим... Сначала не понятно, почему так много едят? Их тошнит от этой еды, они рвут и опять едят, опять им что-то привозят, там они все это готовят и едят. И только к концу фильма становится понятно, что они хотят таким образом самоубиться. Что это у них такой способ, так сказать, изысканного ухода из жизни, патрицианский  какой-то. Будем есть пока не сдохнем. Они все умирают на самом деле. Действительно, умирают, по-разному. Один хочет уехать и замерзает в машине, заглохшей. Другой от отравления пищевого умирает, третий еще что-то там. С ними за компанию оказывается одна женщина, преподавательница литературы, которая водит детей как раз под тот самый дуб, где Расин сиживал. Она принимает участие в этой жрачке с удовольствием большим. И остается жива. Она жрет все подряд, вместе с ними, очень весело делит ложе то с одним, то с другим. Они потихоньку умирают, а она остается жива. Вот как после ядерной войны тараканы останутся живы, голуби и одуванчики. Вот живучая такая натура оказалась, но это показывает, как медленное самоубийство людей, которые не отказывают себе ни в чем. То есть они как бы доходят до каких-то крайних абсурдных вещей. И они только и разговаривают о еде: «А вот вы ели те трюфеля, которые вот не эти, что здесь растут, а вот те, на юге Франции. Да, ели. А с чем вы их ели? Вы с медом их ели? Нет, ну что вы. С медом мы не ели. Мы ели…» - и вот они об этом все время говорят, а машины подъезжают и подъезжают, выгружаются новые балыки, новые какие-то  банки с икрой, а они все едят, едят и потихоньку умирают.

Е.Н.: - Но вот любопытно, что это не большое преувеличение на самом деле.- Потому что во Франции есть специальные отели при некоторых ресторанах. Не ресторан при отеле, заметьте Приезжают на неделю покушать. Может не умирать, конечно. В фильмережиссердовел до абсурда и показал, что это на самом деле духовно означает.

 Прот. Андрей Ткачев: - Ну и у нас телевизионные передачи про «поесть». Кухонные новости, кухня народов мира, и путешествия куда-нибудь кого-нибудь всегда про что там можно есть, сколько это стоит. Это какая-то гастрономия нездоровая. Но и мы мягко приблизились к кинематографу, собственно не желая того. Общество потребления. На этой неделе у нас еще продолжается эти самые, вихри враждебные веют над нами – людей за разврат выгоняют из борделя. Есть такая шутка, то есть человек настолько нагрешил, что его из борделя выгнали за разврат. Это уже все Харви Вайнштейны и целый каскад секс-скандалов с людьми, которые по определению работают в известной сфере, которую можно характеризовать самими хлесткими эпитетами.

Е.Н.: - Вот этот парадокс Голливуда :одной стороны – они были одним из инструментов, двигателем, локомотивом вот этой гей-идеологии...

 Прот. Андрей Ткачев: - Нет. Просто развращения мира.

Е.Н.: - Конечно же. Даже, я помню, я был поражен, когда вице-президент Байден приезжал в Голливуд, встречался с продюсерами. Причем это было какое-то странное сообщество продюсеров-евреев. И вот именно их он сердечно благодарил за внедрение во всем мире вот этой гей-идеологии.

 Прот. Андрей Ткачев: - Когда-то я читал рассказы Драйзера и там один из этих рассказов был про актрису немого кино. Когда звук появился в кинематографе, это ж был революционный сдвиг в сознании, в индустрии и многие немые актеры не нашли себя. Ну, Чаплин себя с трудом нашел, хотя и он не нашел, по сути. Он сыграл в несколько звуковых фильмов и сказал, что нет, не то. И многие другие. Они играли до сих пор мимикой, они играли жестом, а тут надо было заговорить и не все это смогли. В общем такой рассказ про одну из актрис, которая не нашла себя в звуковом кино, хотя была звездой на аллее славы Голливуда. Рассказ о о том, как она в нищете в нью-йоркской квартире закончила свою жизнь, открывши конфорки с газом удушилась. А в период ее славы Драйзер говорит, что был на их попойках, на их этих всяких вечеринках, где были продюсеры, актрисы и актеры и думал, что все оргии Древнего Востока, о которых можно прочесть в учебниках истории про Вавилон, про Грецию, про Рим периода упадка, про вот эти все Нероновы оргии. Я думал, говорит, все это осталось в истории, но ничего подобного. Я вдруг увидел, что это Содом и Гоморра, как бы одетые в бальные платья по моде 30-х годов американской жизни. Вот это вот, так сказать, эпоха джаза, эпоха самых длинных, самых сияющих автомобилей. Эпоха золотого дождя, льющегося на всех прям с потолка. То ли дело молодые люди, там женщины, в разных сочетаниях: один с одной , или два с одной  или три с тремя удалялись в такие специальные комнаты, откуда выходили, с какой-то блуждающей улыбкой, на полусогнутых ногах,  и тут их место занимали другие. 30-е годы, пуританское Америка, где такие актрисы, как Мадонна, нынешняя, или Мэрилин Монро, они всю жизнь скрывали от родителей, чем они занимаются. Родившись в провинциальных городках, они всю жизнь до старости скрывали, если насколько это возможно было, до смерти своих родителей, чем они вообще занимаются, потому что это было бы для всех понятно, подноготная всего этого. Вообще, допустим, мемуары Мэрилин – это какая-то жуть. Это просто женщина как бы работала в публичном доме, по сути, половину своей жизни, до появления настоящей известности. Когда стала всемирно известной она сказала: теперь я буду спать только с тем, с кем захочу, наконец-то. Когда меня все узнали, я стала получать бешеные гонорары. Она хуже сказала, она сказала так, как говорят эти уличные женщины, жуткую фразу.  И вот этот мир Голливуда вдруг заговорил про разврат. Просто скандалы за скандалами.  Отворачиваются от человека, попавшего в скандал. Они тут же от него отворачиваются. Они прожили с ним 15, 20, 40 лет – творческих успехов, заработали Оскары всякие и так далее. Они ему руки не подают, хотя они наверняка участвовали с ним в том же самом. И знали всю подноготную, и больше знали, они вдруг перестают ему руки подавать, отворачиваются, публично критикуют его и вообще вытаскивают из нафталина истории, бывшие 30 лет назад. Это вообще кошмар какой-то. Вот это лицемерие, ханжество и лицемерие, которых свет не видывал. Надо иметь  какую-то псарню специальную, чтобы у собак брать глаза напрокат. Знаете, есть такая украинская пословица: " У какого пса ты взял глаза напрокат? То есть - как ты не краснеешь, не моргаешь? То есть вот нагло врешь и не моргаешь. По-русски говорится "врать на голубом глазу", а по-украински " у пса очи позычаты", то есть отдолжить.

Е.Н.: -Здесь еще подходит другая поговорка: Вспомнила бабка як девкой была. Естественно было бы, , вспоминать, что ты когда-то кому-то была еще мила, тебя любили. А здесь, оставшись одна, как правило, эти девицы, они одиноки, семьи нет, детей нет – старая, злобная старуха, которой ничего не остается как злится.

 Прот. Андрей Ткачев: - Ну и заказ, конечно. Какой-то заказ, какие-то деньги. Запад вообще очень корыстен. Он без денег ничего не делает. Если нужно бизнес отжать, тут же цепная реакция. Сразу поднимается грязное белье наверх. И тут же новый фигурант– это сейчас британский министр вооруженных сил, военный министр, подает в отставку потому, что 15 или 20 лет назад он тоже там ущипнул какую-то секретаршу, оказывается. Пошла цепная реакция какая-то. Блудливый, развратный до корня Запад, как бы действительно, с глазами, взятыми напрокат, кричит о целомудрии. Это просто какой-то кошмар. Это как раз иллюстрация того, как антихрист будет ратовать за целомудрие. Антихрист очень добродетельный будет на словах. Взята будет всемирная политическая фигура, воспитанная на таком густом лицемерии, что он будет смело кричать о поруганной девственности. «Мы не позволим!» Вечером того же дня он будет насиловать девочек в загородной вилле, где-нибудь там купленных на невольничьем рынке. Но утром он будет выступать перед всемирным телевидением за права женщины на свое тело. Прочь закон от нашего тела. Были такие лозунги в 70-х годах и в 60-х годах в европейских первых феминистических демонстрациях. Так что меня, конечно, это очень поражает. Это некая новая мораль нового времени. То есть ты грешишь как проклятый, как падший ангел, но по сигналу и по щелчку ты отворачиваешься от того, кого поймали, кого назначили виноватым, топишь его публично и жарко выступаешь.

Е.Н.: - Да много таких вещей, которые не поддаются, во-первых, пониманию, а во-вторых, как-то очень странно обсуждаются. Вот с этим известным миллиардером, полковником Захарченко, у которого по квартирам были стопками разложены миллиарды, десятки миллиардов, если не сотни. И до сих пор, вот уже сколько времени прошло, так никто и не может сказать, где деньги взял? Откуда они?

 Прот. Андрей Ткачев: - На Украине Ляшко недавно спросили, где деньги взял? Он говорит: «три раза выиграл в лотерею». Представляете? Три раза человек выиграл в лотерею счастливый билет. Заполнил билет на миллион гривен и выиграл. Еще раз заполнил – и еще выиграл.

Е.Н.: - Ну Ляшко – это уж такой бесстыдный человек…

 Прот. Андрей Ткачев: - Значит, по сути, двери раскрыты для людей, у которых совершенно нет совести. Совершенно. Которые способны делать все, что угодно и рассказывать о других, делающих тоже самое, с гневным пафосом. Или какой-нибудь Ющенко: «Эти руки ничего не крали». Вот эта эпоха, это не наши придумали. То есть наши это просто быстро скопировали, потому что они так быстро обучаемые.  Под нашми я имею в виду сейчас всех на постсоветском пространстве. То есть украинцы ведь тоже наши. Они как-то быстро всасывают в себя этот яд. Всеми порами. И вот это собственно картина современной морали. Это очень знаковые вещи. Очень знаковые вещи.

 А между тем в обществе существуют запрос на справедливость. Вот сейчас столетие революции и прочее и так далее. Ведь тема обсуждается по большей части одна и та же как бы. Именно запрос на социальную справедливость. Вот коктейль Молотова, который можно зажечь и бросить. То есть люди, имеющие влияние на общественную и политическую жизнь и имеющие инстинкт самосохранения и здравый разум, они должны сами разыгрывать эту карту социальной справедливости. Причем может разыгрывать как можно удачней и как можно публичней. Для того чтобы это не стало оружием в других руках, людей которые не спят. Советская власть пошла по головам именно на очень хорошо читаемых лозунгах. У них была абсолютная беспринципность? То есть они могли все пообещать. Все, что хочешь ради власти. Но они знали, что надо обещать. Зная, что они это не выполнят. Прекрасно знали, что хочет народ, вот, и совершенно простые такие вот, на стрелу подобные, быстро летящие, быстро поражающие фразы они выкидывали.

Е.Н.: - Землю – крестьянам …

Прот. Андрей Ткачев: - Да. Да. Земля – крестьянам. Конец войне.

Е.Н.: - Заводы – рабочим.

Прот. Андрей Ткачев: - Заводы – рабочим.

Е.Н.: -Да. Да. А вот это да. Вот Советы – да. Советы хоть выполнимо: Вся власть – советам.  Но Советы кого, чего?

Прот. Андрей Ткачев: - Помню митрополит Вениамин Федченков, Царство ему Небесное, пишет: красная армия воюет с белой, повстанцы, плюс там разные зеленые, желтые, еще махновщина всех сортов на юге России. Вот говорит, белые выбили красных. Там же города ходили из рук в руки. Там допустим, какой-нибудь Мариуполь или Екатеринослав. Белые выбили красных, ну и что? На следующее утро висит прокламация по всему городу, расклеены, о новом порядке. Что там комиссарам сдавать, так сказать, оружие, ставить на регистрацию, явиться там-то, записаться. В общем, целый ряд мероприятий, требующих упорядочивания жизни при белой власти. Красным бандитам конец, теперь все будет по-новому. И написано все это мелким подчерком на огромном листе бумаги, но много их там, расклеено по столбам, по стенам. Митрополит говорит, я интеллигентный человек, всю жизнь с книжками провел, прочел только треть. Устал. Мелким подчерком сложными словами, говорит, на простыне написано. Через неделю красные выбили белых. Прокламации тоже. Только четыре предложения или два предложения. Большими буквами на большом куске бумаги слепой прочитает: «Явиться всем в комендатуру до 19.00 завтрашнего дня. За невыполнение – расстрел». Точка. И простой мужик говорил: «Наша власть». Простая, жестокая, но наша. Все ясно простому человеку, понимаете. Купить человека на простоту, на ясность как бы. Крикнуть, зажечь: там все воры, например, да? Все ли, не все ли, воры ли, не воры – поди потом разберись. А вот тебе дали вилы и сказали: вперед. И побежал в толпе. В толпе личность теряет свои багажи. Включается в некий общий поток, бежит, уже забывая о том, что у нее высшее образование. Так что столетие революции – оно тоже поднимает перед нами целую кучу таких вот, нерешенных вопросов.. Меня еще знаете, что поражает в этой столетней годовщине. Меня однажды поразило, что Путин собирает аудиторию граждан раз в год и говорит с ними по три, четыре, пять, семь часов. Там с кого-то снимают стружку, кто-то начинает шевелиться в регионах, конечно, массив вопросов как-то просеивается, шлифуется, понятно. Но, тем не менее, там и социалка, и внешняя политика, и личная жизнь, и малороссы, и молодежи, и жилищного строительства – ну все. У него лидер общается с государством, с народом. У покойного государя императора, святого Николая, у него при всем желании не было ни одного такого механизма. Он вообще народ не видел, он только на богомольи его видел. Приезжал в Саров – видел людей. А кого он вообще видел в своей жизни? Только фрейлин видел, министров, капиталистов, которые с докладом приходили, решали какие-то вопросы концессионные, про железные дороги, почему-то еще. Он только видел окружающее плотное кольцо, окружающих его людей, из которых половина его не любила. Терпеть не могла. А люди? А люди слышали царя? Нет. Каким образом? А у нас не было органа донесения живых слов от живого царя. У него не было ни органа печати, у которого бы он, например, без лишних слов там: мы там такие-то и такие-то и перечисление титулов пошло на полстраницы. Вот без этого всего, допустим: «Дорогие русские люди,  я сегодня хотел бы вам сказать, то-то и то-то и то-то» - вот такого не было. Вопрос информации. По людским мозгам ездил кто хочешь, любая газетенка, любая прокламация, любой проповедник, любой прокламатор.

 Такое грубое пренебрежение вообще вопросом информации. Никто из окружения царя не подсказал ему. Ведь смотрите, что делали потом все остальные успешные правители, Рузвельт при непопулярных мерах правительства у него были диалоги у камина: «Дорогие мои соотечественники, мы вступаем в серьезную полосу того-то, того-то. Я хочу вам сказать то-то и то-то. Он каждую неделю выступал с радиообращениями перед государством, когда нужно было затягивать пояса, вступать в войну или еще что-нибудь такое. Тоже самое делал, например, Вацлав Гавел, когда разделялась Чехословакия на Чехию и Словакию. Могло быть с кровью – а нет. Очень цивилизованно разделились. Он каждую неделю выступал с телеобращениями. Говорит: мы вступили в полосу перемен. Это уже политики новейшего времени, которые знали цену информации. А у нас ведь не было этого. У нас информация была вся в руках кого хочешь, только не правительства и не благонамеренных, так сказать, людей, которые понимали, что страна движется в неуправляемом положении в неизвестное будущее.

И большевики говорили с народом очень просто, очень ясными, простыми словами, не подтверждая никак свою мысль. Выбрасывая ее как мэм. Вбрасывая ее в сознание, она там непереваренная  болтыхалась. А потом возникает ощущение, что это вроде я подумал. На самом деле мысли, этого процесса, не было никакого. Просто человеку показалось, что он подумал, и он потом сам это же теперь может сказать.

Е.Н.: - Да.

Прот. Андрей Ткачев: - Но большевики-то, мне кажется, их успех такого рода был связан с тем, что это безбожная и бесстыжая сила была, циничная.

Е.Н.: - Ну да.

Прот. Андрей Ткачев: - Те же царские чиновники. Они-то воспитанные люди думали: Ну как-то вот неприлично манипулировать людьми, неприлична демагогия, это же нельзя. Ну все-таки нужно разъяснить, так сказать…

Е.Н.: - Они верили в человеческое достоинство, они ожидали от человека аналитических усилий и движения навстречу. Как вот вообще демократия, она стоит ведь на чем? На доверии к дискуссии. На том, что я уверен, что мы договоримся. Что мы если будем говорить, то поймем друг друга. И что лучшая мысль победит. Демократия верит в эту чушь. Она верит, что лучшие мысли побеждают и что, если вы, например, добровольно заблуждаетесь, а я обладая истиной, значит, смогу еще вас убедить, то вы легко на мою сторону встанете. То есть демократия оперирует какими-то не настоящими людьми. Она как будто не замечает того, что люди могут быть обидчивы, злонамеренны, злобны, мстительны. Уперты, в конце концов, глупы беспросветно. Она представляет себе людей некими светло думающими личностями, которых можно переубедить. На самом деле таких людей нету. Если они есть, то их очень мало. Пушкин в поэме, кажется, «Цыганах», писал: «Зачем стадам дары свободы.  Их нужно резать или стричь". Вот большевики резали и стригли, рассуждая о свободе, они резали и стригли. Они имели смелость вести себя с людьми так, как они людей понимали. Они были очень невысокой мысли о людях.

Прот. Андрей Ткачев: - И чего вообще беречь людей. Тогда было не в тренде как бы так. Бабы нарожают. У нас была еще такая глупая шутка. Вот, кстати говоря, она работала. Потому что, когда у людей в голове все в порядке, рожают и пять, и шесть, и семь. При той детской смертности, тогдашней, да? При том уровне жизни простого крестьянина. Ведь жизнь-то тяжелая, пусть даже урожайный год, пусть неурожайный год, пусть есть корова, нет коровы – а жизнь тяжелая в любом случае. Труд, труд и труд. Рожали много, потому что в мозгах все было в порядке. И раньше на этой шутке можно было выехать. Бабы еще нарожают. А сейчас уже никак. Уже на этой шутке не поедешь. Потому что не рожают уже. Один, два и то еле-еле. А чтоб семь-восемь, да чтоб из них три-четыре не выжили. Вот это непереносимо уже для человека современного. А тогда – да. Какой-то был такой: да, подумаешь! Шапками закидаем. Бабы нарожают. И большевики очень так по-простому к человеку подошли, слишком по-простому. В этом была какая-то мерзейшая мощь. Как у Льюиса есть роман, он бесовскую силу называет «мерзейшей мощью». Она облипает, обволакивает, она проникает в сознание. Она оставляет по себе какой-то неизгладимый след, какой-то запах в воздухе. Ты не можешь от нее никуда деться, и ты постепенно ломаешься под нее. Смотришь – тут сломал, тут сломал, тут замолчал, тут замолчал. Как-то люди гнутся под нее. И ты постепенно, она овладевает людьми. Это очень какая-то жестокая вещь. Нам сейчас гораздо легче. Вообще, когда я, что-нибудь мне случается читать о 19 веке, начале 20 века, я вообще понимаю с ужасом, что нам сейчас гораздо легче. В том смысле, что у нас гораздо меньше иллюзий. Умнейшие люди 19 века, как говорили? Например, Чехов. Он искренно верил, что овладение паром, электричеством, железные дороги, гигиена, всеобщая грамотность, все эти аптечки-библиотечки, над которыми он сам смеялся в своих произведениях, но, тем не менее, – это все есть подлинный гуманизм, приближающий всемирное счастье. Что вот невыносимая грязь крестьянской деревни, полведра водки на праздник, битые бабы, значит, сопливые дети, значит, вот это все это вечная такая допотопная грязь, беспролазная, как бы и есть, в общем-то синоним кошмарного прошлого, а будущее должно быть лучше. И если оно будет лучше, то не из-за мудрости, смирения, милосердия, прощения и жертвенности – нет. А из-за пара, электричества, железных дорог, шоссейных дорог, центрального водопровода, канализации и всеобщей грамотности, позволяющей читать газеты. Он так считал. Он верил в это. И я иногда даже жалею, что они не дожили, например, даже до первой русской революции 1905 года. Вот интересно было бы в глаза Чехову посмотреть, например, чтобы он вот то, что он описывал всех этих, вот это вот тяжелая, безвоздушная жизнь российской провинции. Скучные люди, скучные интересы, там, самые лучшие из них пытаются вырваться, но как муха в мед влипают и никуда не могут вылететь. Дышать нечем. И он еще там, «Человек в футляре», значит, там «Люди в овраге», там значит, какой-то беспросвет такой. А вот буквально через годика полтора после его смерти - как грянуло.

Е.Н.: - Князь Львов уже в эмиграции, он был человеком очень умным, тонким, каялся чрезвычайно. Говорит: «Господи, почему мы это сотворили? Зачем мы это сделали?». Никто не предполагал, что упадет и упадет так больно, так низко, так подло и вдруг появится громадное количество негодяев отменных и воспользуются…

Прот. Андрей Ткачев: - Из всех щелей. Да. Из всех щелей. Пассионарный элемент такой.

Е.Н.: - Раньше не было видно их. Полиция стояла, магазины работали, рынки тоже и как-то был порядок. И вдруг полный хаос. Полный беспорядок.

Прот. Андрей Ткачев: - Лихой человек. До этого, Победоносцев говорит:  огромное, дикое поле, по которому ходит лихой человек. Это предсмертные слова о России Победоносцева. Он уже, так сказать, в гроб сходя, благословил, что называется. Говорит, что вся Россия – это дикое поле, по которому ходит лихой человек. А лихие люди как раз вылезли из всех щелей. И именно благодаря этому расшатыванию основ и устоев, болтологии этой вечной. Этим вечным обещаниям близкого счастья. Плюс война, конечно. Озлобила мужика, оторвала его от земли. И вооружила. То есть ожесточила, вооружила, то есть они насмотрелись крови…

Е.Н.: - Ну как сейчас опасность на Украине. Да?

Прот. Андрей Ткачев: - Да.

Е.Н.: - Когда в стране неконтролируемая масса оружия, самого жестокого.

Прот. Андрей Ткачев: - Любого оружия.

Е.Н.: - Да. Не просто ножик какой-то перочинный. А вполне такое себе огнестрельное оружие и масса людей, которые прошли сквозь кровь. Война - это всегда жестокость. Я честно говорю, с ужасом думаю, что может быть дальше на Украине.

Прот. Андрей Ткачев: - Ой. Там много вариантов может. Но все варианты нехорошие. Вы вот видите по терактам, например, которые проходят недавно в Техасской церкви? 27 человек застрелил человек одним махом. Еще 25 ранил, буквально вчера или позавчера было. Это все на поверку оказываются люди, служившие в вооруженных силах, выполнявшие какие-то спецоперации. То есть, как они поехали мозгами где-то, так потом их уволили из армии или они уволились. А оружие же доступно в Штатах. Кто-то где-то уже ходит какой-то мыслью, ходит и ходит, покупает и присматривается, потом вдруг заходит и совершает такое что-то дикое. А просто служил человек.

Е.Н.: - Ну как этот известный фильм по реальным событиям в Одессе – «Ликвидация». Мне, на самом деле, еще бабушка рассказывала о том, что, действительно в Одессе как она, говорила: «Это ж были банды ветеранов». Как-то не складывается у нас.  Ветеран - заслуженный человек. А это были банды ветеранов! Людей, которые познали меру жестокости. У которых человеческая жизнь мало что значит.

Прот. Андрей Ткачев: - Ну, кстати, к украинской теме – там же непрекращающаяся полоса убийств заказных постоянных. Взорвали, застрелили, зарезали, убили и там кирпичом разбили голову, значит, опять – взорвали, расстреляли. То там же говорят, что это реформа полиции посодействовала этой вещи. Потому что на волне антикоррупционной риторики, болтовни, повыгоняли всех специалистов. То есть, начиная с участковых, которые держали базу по району. Кто наркотик продает, кто откинулся, из тюрьмы пришел, кто, где у кого – они все знают. У них информаторы, осведомители. То есть нарабатывается десятилетиями. Их всех – пух – повыгоняли с работы. Потом набрали каких-то, селфи-полицию такую. Веселую, в американских кепках. Итак, начиная со следователи, оперативника и так далее, так далее. И эти изгнанные люди, из системы изгнанные люди – они массово могут идти в криминал. Чем отличается бандит от милиционера? Да, в общем, психологический типаж один и тот же. Они все думают одинаково. То есть для того, чтоб бандитом быть нужно иметь бандитские мозги.. Понимать его, надо чуять его. Вообще-то серьезный бандит и серьезный следак – это вообще люди одной весовой категории. Два боксера в одной весовой категории. Это чемпионский поединок. Поэтому в системе, когда они работают, они освящают свои дела государственными интересами. Это единственный плюс, который у них есть. Потому что в остальном во всем – это просто матерый хищник, ищущий матерого хищника. Если этого матерого хищника вырвать из системы, снять с него погоны, дать ему пинка, сказать: пшел вон отсюда, без пенсии. Ты работал при преступной власти. Как делали и февралисты, между прочим. Когда февраль совершился, они же так поступили со всеми спецслужбами. Они упразднили контрразведку. Всю агентурную сеть нашу в Западной Европе они просто прикрыли, расшифровали ее, раскрыли, перестали финансировать. Они выпустили из тюрем всех уголовников вместе с политическими. Февралисты. Они же подняли, криминализировали всю страну. Закрывайте этажи - нынче будут грабежи. Это еще при феврале началось. То есть вот также поступили и на Украине, собственно, они хороших людей, специалистов, превратили во врагов системы.

Е.Н.: -Сейчас мы, о чем бы не говорили, все равно съезжаем на эту революционную тему. Как это все создавалось. Сейчас поднимаются новые документы, возникают новые имена, личности. Ну, мы знали же, что был Ленин, был Сталин. Троцкий - это был человек полузапретный почему-то. Но оказывается, что за Троцким-то стояли еще какие-то люди, очень любопытные.

Прот. Андрей Ткачев: - Да. За Троцким длительное пребывание за рубежом и в Штатах и в Западной Европе и его филологическая гениальность, он же говорил свободно очень на многих языках. Талантливый, плодовитый журналист и публицист и размышлитель, скажем. Не скажем – мыслитель, но размышлитель.  И, конечно,  Александр Парвус. Он не такой уж неизвестный, но про него все еще в полный голос не заговорили. Сейчас экранизация вышла – «Демоны революции». Да, действительно, это те евреи, которые вошли в русскую революцию, это ведь тоже был плод царской политики в отношении малых народов, в частности евреев. Это зона оседлости, запрет на участие в политических партиях, ценз на поступление в высшие учебные заведения. Богатые-то обходили, но богатых евреев было очень мало. 90 с лишним процентов жили в ужасающей бедности. В этих маленьких городках, так называемых штетл,  которыми была наводнена Галиция, Волынь, Смоленская область и так далее. И они оттуда. Парвус оттуда. Парвус – это выходец из маленького еврейского городка Российской империи. На всю жизнь набравшийся ненависти к Российской империи и хотевший ее разрушения всеми способами и средствами. Это был авантюрист. Это был человек, который смело шел за деньгами, смело брал и смело тратил. Он был готов на все. Энергии в нем было, как в великом махинаторе, в великом комбинаторе. Это были Остапы Бендеры. Они вышли из грязи, из неоткуда, окружили себя красивыми женщинами, политическими связями. Они вошли в доверие к банкирам, они затевали самые дерзкие предприятия политического и околополитического характера. Действительно, они финансировали любые провокации. Вот у нас был такой Борис Абрамович Березовский. Это же гений. Это же гений интриги. Вообще-то математик по образованию. Это умнейшая голова. Чрезвычайно умная голова, чрезвычайно дерзкий характер, то есть он смельчак. Дерзновенный смельчак. Умница и злой гений. То есть – это Мефистофель какой-то, понимаете? Таким же Мефистофелем был по характеру Парвус. То есть он снабжал, по сути, он предложил и генштабу немецкому гениальную и простую идею. То есть война истощила как Гогенцоллернов с этими с Габсбургами, так и Романовых. То есть вот обе империи дышали на ладан. В обеих империях были революции. Крушение монархии у них тоже последовало сразу после этого.

Е.Н.: - После победы.

Прот. Андрей Ткачев: - Да. Они победили в войне и тут же рухнули. И он предложил, да, предложил превращение империалистической в гражданскую в России и для этой цели он избрал самую циничную партию и самых беспринципных людей. Потому что все остальные социал-демократы в период войны стали патриотами. Социал-демократы выступали за интернационал, за всемирное братство рабочих пока не грянули первые выстрелы войны. А потом французы стали за Францию, немцы за Германию, бельгийцы за Бельгию, американцы за Америку, итальянцы за Италию. И только русские социал-демократы объявили превращение империалистической войны в гражданскую – возжелали проигрыша собственной стране. Единственные. Вот вам «облико морале». «Руссо политико облико морале». Он на них поставил, чтобы они бузили внутри страны. Также логика проста, говорит: первая революция была связана с поражением в войне 5-го года, но это была война локальная и далекая. Дальний Восток непонятно где. И она была меньшая по масштабам, безусловно. Она не столько крови забрала у русского человека. Хотя, когда наши подписали капитуляцию Японии, ведь курсистки-гимназистки посылали друг другу поздравительные открытки. А некоторые либерально настроенные попы служили благодарственные молебны. Проигрышу русского оружия! То есть степень расшатанности мозгов была вообще удивительная.

Е.Н.: - А почему священство-то, пастыри народа Божия?  Ведь у них-то должно было больше быть понимания?

Прот. Андрей Ткачев: - Оно и было больше, потому что, в общем-то, Церковь вывела из своих недр тысячи несломленных и несогнувшихся людей: мучеников, исповедников, новомученников. Но, безусловно, были всякие люди и, конечно, городское духовенство, более привыкшее к комфорту, более привыкшее к шелковым рясам и к посещению салонов, оно тоже не могло не болеть болезнями читающего, интеллигентного, образованного общества. У нас же не только был Иоанн Кронштадский, у нас был поп Гапон. Это ж тоже была фигура. У нас была группа тридцати двух питерских обновленцев, не помню, сколько там точно было. И из них были пламенные мечтатели и фантазеры, а были просто циничные приспособленцы, были просто осведомители и доносчики. То есть всякое такое было. Так что Парвус, в общем, нашел для себя интересную среду. Первая революция была связана с неудачами в войне с японцами. Здесь гораздо больше крови, все под носом, страна шатается, люди хотят мира, крестьяне хотят домой. И нам будет легче делать революцию, значит.. Кстати, интересно, что Парвусн дожил до Гитлера. Он мирно жил в Германии до гитлеровских времен и дожил до антиеврейской политики 3-го рейха и умер в ужасе от надвигающейся катастрофы над еврейским народом. То есть он жил в страхе и ужасе от того, что ожидает Германию и евреев в Германии.

Е.Н.: - Он предчувствовал это.

Прот. Андрей Ткачев: - Он предчувствовал, он видел, кто приходит к власти, чем это закончится. Он прекрасно понимал, с кем они имеют дело. Он ничего хорошего не ждал ни для себя, ни для других, кто носит еврейские фамилии и имеет еврейское происхождение. Но в его лице это прекрасный образец для гитлеровской пропаганды. Потому что он пройдоха, беспринципный, жадный, хитрый, любящий роскошь и власть, продающий всех всем, изменяющий всем напропалую ради прочих интересов. То есть если б гитлеровцы захотели, им не пришлось бы придумывать таких евреев, чтобы выставить: гляньте какие! Конечно, нужно от них избавляться. Они являют угрозу всем. Они разрушили Россию, они разрушают нашу страну, они разрушают все. Такой же был посыл. Парвус подходил как никто. Как впоследствии Борис Абрамович, покойный, как, например, Коломойский на Украине. Это энергичный, умнейший, бессовестнейший, опаснейший человек, который опасен всем, кто с ним связывается. Вот такой типаж. Кстати, гитлеровская пропаганда его в общем-то тиражировала. Говорит: вот с кем мы боремся: мировая закулиса, для которой нет родной земли, нет родины. Для них всякая родина, где они живут – это лишь питательная среда, для того чтобы нажраться и уничтожить все, что вокруг тебя. Так они их представляли. У Фейхтвангера есть книжка «Еврей Зюсс», где тот же механизм описывается на материале раздробленных немецких княжеств, когда их там было штук триста, до Наполеона еще. И там описывается молодой еврей Зюсс, который является денежным мешком для разных герцогов и баронов. Он сменяет одних министров, ставит других. Он подкупает ,подмазывает, или совершает перевороты дворцовые, маленькие, крошечные. В крошечных княжествах, чтобы ставить себе угодных людей. То есть он любит роскошь. Он любит кареты, женщин, вино, дорогую одежду и так далее. У него есть учитель – маленький незаметный еврей старенький, которого можно на улице принять за нищего. Этот еврей еще выше, чем Зюсс, но его никто не знает. И он говорит Зюссу: перестань вести себя, как ты ведешь. Тебя убьют. Тебя слишком видно. Ты слишком дешево живешь. Ты хочешь, чтобы тебя все знали. Ты хочешь искриться. Фантанить, так сказать, фейерверки устраивать. Нельзя так. Смотри на меня. Я меняю королей, но меня на улице мальчишки закидывают камнями. Это не страшно. Мне это не страшно. Я знаю, кто я. А вот ты будешь наказан за любовь к роскоши и за наглость. И за тебя накажут, говорит, таких, как мы. Всех остальных наших. Потому что ты возбуждаешь ненависть не только к себе лично, но ко всему нашему народу. Это очень интересная тема. На ней вырастала гитлеровская пропаганда. На ней и сегодня стоит юдофобия. Вся юдофобия мира стоит на таких примерах и ее пытается размазать по лицу всего еврейского народа, что очень опасно для любого государства. Опасно. Это опасная идеология. Она не правдива. Она не хороша. Но она живучая благодаря вот таким вот Парвусам, Березовским, Коломойским.  Про этих уже все ясно, потому что все уже было. Все описано. Все задокументировано. Так что, конечно, и у нашей революции, русской революции были совершенно конкретные корни международного вражеского капитала, и еврейский гений, злой еврейский гений здесь тоже свою играл и дал пищу для того, чтобы потом говорить о русской революции, как о еврейской революции.

Е.Н.: -Многое сейчас проявляется, многое можно просто проговорить честно, последовательно, опираясь на факты, но еще есть не проговоренная тема. Это старообрядцы наши, которые также ненавидели Россию, хотя вот в народном сознании, русского народа, старообрядцы – это хранители устоев. Вот это те, которые зарабатывали честным трудом, которые, так сказать, хранили традицию, уж не знаю какую – народную, опять-таки. Но это глубоко не так.

Прот. Андрей Ткачев: - Ну не так хотя бы потому, что они очень разные, их очень много. Они не сцементированы изнутри ничем, поэтому у них есть нечто от совершенно изуверских вещей, ведь скажем, – скопцы – они ведь тоже идентифицируются как старообрядцы. Они в части молитвенной, придерживаются старообрядческой практики. Там двуперстие, там хода противосолонь, или посолонь там. Эти все двойное аллилуйя. Скопцы – ну это совершенно изуверское явление. Ну и все дальнейшие толки, которые отбивались. Беспоповцы, например, там, где не было духовенства, там были совершенно странные формы жизни. Нетовцы крайние,  бессмертники, например, были такие. Они считали, что человек умирает только потому, что верит в смерть. Только он перестанет верить в смерть, будет верить, что он будет жить вечно, так же он и будет жить вечно. Такие, совершенно фантастические теории, которые вообще рождались в головах простейших мужиков. Вообще простых мужиков. Там были и хлысты печально известные. Поэтому старообрядцы, если хранят что-либо, то хранят только в той самой своей ядровой, консервативной части, которая является поповской, которая вечно страдала без иерархии и хотела получить иерархию любыми способами. Это Белокриницкая иерархия. Они себе восстановили кое-как. Вот эти люди понимали, что церковность должна быть здоровой. Все остальные – они просто вышли изпод контроля. Они расползлись в разные стороны, занимаясь догматическим творчеством и какими-то аскетическими практиками.

Е.Н.: - Но в целом старообрядчество очень негативно относилось к монархии, к царской власти. Они же спонсировали, практически, всех революционеров.

Прот. Андрей Ткачев: - Савва Морозов. Пожалуйста. Да.

Е.Н.: - Один из…

Прот. Андрей Ткачев: - Один из. Да. А конец какой ужасный, да? То есть в конце концов все это смерти стоит. Самой нехорошей смерти. Значит, они ненавидели, конечно, дом Романовых, монархию в ее современном виде. Хотели ее разрушения. Очевидно, не последнюю здесь роль играла просто человеческая месть, потому что эсхатология старообрядчества была настроена на скорый конец света еще тогда, еще при Никоне, то есть эсхатологически они были готовы к тому, что антихрист придет очень быстро, очень скоро. Он как бы вот задержался, так сказать. Здесь такой момент мести. Вы нас тогда, а мы, чтобы вам сейчас было то, что было когда-то нам. То есть это пример длинного мышления. Для них очень яркими были все события, связанные с 17 веком. 16-17 век для них были перед глазами. Потому что обычный человек, невключенный в такую историческую общность – он мыслит очень куцыми временными рамками. Он мыслит категориями своего детства, своей юности. А так чтоб думать за триста лет назад и помнить то, что было триста-четыреста лет назад как сегодня будто было. Это надо принадлежать к какой-то религиозной общине. Как те же евреи – они же думают категориями тысячелетней давности также свежо и ярко. Египет – это не сегодняшний Египет. Это тот Египет, в котором они были в рабстве. Манна такая же очевидная как хлеб на столе. То есть они мыслят длинными категориями. И старообрядцы также мыслили. Поэтому они очевидно хотели, чтобы Бог отмщения и воздал детям тех, кто совершил над ними тогда-то то-то и то-то. Они не были, безусловно, просто пострадавшей стороной, потому что протопоп Аввакум, говорил: дайте мне только топор, я вам покажу, как со щепоточниками, с никонианами повести себя. Они были караемы, они были ссылаемы, они были биты, были мучаемы. Жестоко и зачастую несправедливо, неадекватно вине. То есть очевидна неадекватность. Но если бы они были на месте карающей стороны, они вели бы себя точно также жестоко.

Е.Н.: - Если не хуже…

Прот. Андрей Ткачев: - Если не хуже. Если не хуже. Да. Совершенно верно. Поэтому, конечно, советская власть собирала всех обиженных царским режимом. В том числе, то есть поднимался, действительно, и еврейский тут вопрос, поднимался и женский вопрос, поднимались вопросы окраин, национальные окраины тоже были заинтересованы для получения личной свободы в крушении централизованного государства. Поднималась и карта старообрядчества. Но очень быстро советская власть показала, что Бог ее не интересует никак. Никакой. Никакие представления о Боге ее не интересуют в принципе. Ни магометанские, ни старообрядческие, ни новообрядческие – все это ей нужно было лишь как попутчики. Это тоже был цинизм советской власти.

Е.Н.: - Но как Клинтон. Там же тоже и неоконсерваторы, демократическая партия. Ставка-то у них предвыборная была именно на меньшинства. Вот, на всех обиженных.

 Обиженные всех стран. Пролетарий – это же тоже обиженный. Проле – по-латыни – это наследство, это дети, потомство. И пролетарий – это человек, который не способен ни на что больше, кроме как плодить потомство. В точном смысле слова пролетарием является человек, способный только к воспроизводству себе подобных путем полового соития. Это единственный его талант. То есть это просто плодящийся самец. Пролетарий. Это не патриот, не специалист, ни техник, ни искусный…

Прот. Андрей Ткачев: - Уже Ленин ясно писал, черным по белому: у пролетариата нет родины.

Е.Н.: - Да. Совершенно верно.

Прот. Андрей Ткачев: - Поэтому им можно манипулировать как машиной.

- Соответственно, нет исторической памяти, соответственно, нечего беречь. Как у римлян была такая пословица «за камни алтарей и за отеческие могилы». То есть за что воюют римляне, те самые республиканцы которые Карфаген уничтожили. Они воевали за камни алтарей и за огонь на родных могилах. Если нету родины, то нет родных могил, нет камней священного алтаря, то есть нет ничего. Поэт говорит: два чувства равно близких нам, в них обретает сердце пищу. Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам. А если нет ни отеческих гробов, ни родных пепелищ, ни алтаря, любезного сердцу, тогда, действительно, ты опасный человек. Я вот боюсь, как бы ни вырастали новые поколения людей, у которых нет родины и флага, нету ни пепелища родного, ни алтарных камней, ни отеческих гробов. А что есть? Есть только очередь за айфоном. Я думаю, как бы вот это новое поколение без родных людей, квазипролетариев, пролетариев не по достатку карманных денег, а по состоянию ума, то есть безродные люди. Как бы это новое поколение не было новой гремучей смесью для того, чтобы враги их заливали в бутылки для Молотова.

  
 Беседа директора радиостанции Е.К. Никифорова с протоиереем Андреем Ткачёвым. Обозрение общественной и религиозной жизни.
 
Эфир от 08.11.2017 19:00