И.С. Шмелев и его время

Слушать: https://radonezh.ru/radio/2023/08/17/20-03

Иван Сергеевич Шмелев родился 3 октября 1873 года в Замоскворечье. Он был студентом третьего курса юридического факультета Московского университета, когда вышла его первая книга: «На скалах Валаама. За гранью мира. Путевые очерки». По словам Ивана Ильина, Шмелев в своих произведениях показывает, «как стонет и ноет русская душа…».

А. Арендаренко:  Доброго дня! Рада приветствовать нашего гостя. Евгения Александровна Коршунова, д.ф.н., ведущий научный сотрудник Дома русского зарубежья им. Солженицына, автор одноименной монографии, исследует творчество И. Шмелева в контексте литературного процесса ХХ века, а также культурных тенденций эпохи. Я очень рада, что так молодеют наши доктора наук. Наши молодые ученые занимаются нашей русской культурой при всём, что труд это малооплачиваемый. Все это из любви, на творческом порыве и во славу Божию. Сегодня мы встретились по важному поводу. Иван Шмелев так недооценен в нашем отечестве. А ведь личность его уникальна, творчество актуально. В октябре этого года мы будем отмечать 150-летие. Дом русского зарубежья озаботился этим, разработал целую программу.

Е. Коршунова: Здравствуйте! Радостно встретиться по такому поводу! Мы долго ждали этой даты, в которую Шмелев возвращается так, как сам того и желал. Вернулось его наследие. Мы можем теперь работать с архивами Ивана Сергеевича. Дом русского зарубежья стал в некотором смысле центром изучения этой темы. А 3-4 октября совместно с Институтом мировой литературы РАН будет проведена научная конференция. Приглашаем всех присоединиться к нашему научному собранию. В преддверие конференции будет открыта выставка, посвященная столетию выхода в свет одного из самых важных произведений автора Солнце мертвых. Праздник 150-летия будет праздновать и наш многострадальный Крым. Единственный в мире дом-музей писателя находится в Алуште. Открыт он был 30 лет назад. Открыта будет и выставка, посвящённая прототипам Солнца мертвых, о чем писала Лия Попова в своей книге. Алуштинский материал был положен в основу выставки.   

А. Арендаренко:  В нашем эфире эта книга звучит. Слушаешь, читаешь – тяжело, кровь стынет, как говорится. Но есть научный аспект изучения, и всем, кто тоскует по советским временам, нужно читать и перечитывать, назидаться.

Е. Коршунова: Те, оговорки, которые есть в тексте Шмелева – время придёт, прочтется. Вот прошло сто лет, мы теперь читаем. Трагедии сегодняшнего дня заставляют нас снова обратиться к «Солнцу мертвых». Уроки истории нам должны что-то дать осмыслить. Читается этот текст сейчас совершенно по-новому. Центр изучения Шмелева и библиотека его находятся во Владимире, там музей, где сохранены многие артефакты, Евангелие. Он там одно время работал и жил. К юбилею выйдет монография, которую я рецензировала, труд Елены Шестаковой, посвящённый исследованию образной модели природы в произведениях Шмелева до октябрьского периода. Владимир – третий центр изучения Шмелева.

Отдельно хочется сказать, что, увы, на государственном уровне празднования пока не получаются. Мешает этому клеветническая антирусская кампания, которая обвиняет Ивана Сергеевича Шмелева в связи с фашистами и поддержкой нацистского режима, выдергивая цитаты из его переписки. Лично знаю, что это размещено в свободной энциклопедии Википедия. Там представлена информация, что Шмелев связан с нацистами. Клевета! Шмелев нас возвращает к России скорбной, воскрешает ткань святой Руси в своих произведениях. И кампания против Шмелева приобретает такой размах сегодня…

А. Арендаренко:  А между тем установить истину совсем не трудно. Легко поднять его переписку. Я читала его переписку, видно, как он переживал. Поначалу он действительно думал, что это карающий меч большевизма, но он быстро понял, что всё не так. Это тоже замалчивать нельзя.

Е. Коршунова: Верно. Молчать нельзя. Он не покидал оккупированный Париж. Есть много фактов, которые опровергают обвинения и подтверждают их.

А. Арендаренко:  Он вспоминал о том молебне, куда его позвали самые близкие друзья, а сами не пришли. Выходит, если человек проходил мимо кражи, то он тоже крал. Нельзя же так передергивать историю.

Е. Коршунова: Вчера намеренно пересмотрела Википедию. Обрывки, вырванные из контекста. Кампания против Шмелева идет. Но вопреки этому, Господь с нами, идет и работа в Доме русского зарубежья. Русско-христианская гуманитарная академия им. Достоевского поддержала наше исследование, мы получили грант. Творчество Ивана Шмелева, как феномен российской культуры, рецепции, интерпретации, влияние, как основной результат работы – издания двухтомника «Иван Шмелев: Pro et contra». Еще и издается монография: «Иван Сергеевич Шмелев и его время». Его время – все, что связывает писателя с литературным, культурным процессом эпохи. Существуют тесные литературные связи Шмелева  с Серебряным веком, а также с реалистами. Шмелев же вышел из горьковского объединения знаний, путевку в жизнь дает ему Горький, который прочитал его повесть «Под горами».

А. Арендаренко:  Такой путь интересный. Предлагаю сделать цикл передач. Ведь как в капле воды в нем отразилось движение многих мыслящих людей.

Е. Коршунова: Путь Шмелева очень интересен. Он начинал как реалист. И писал в воспоминаниях «страшно выходить под ручку с Уклейкиным, но я вышел, и меня не убили». Он как реалист пробовал себя. «Человек из ресторана» еще не исследован до конца. Реалистические моменты, тип маленького человека – всё это продолжает исследоваться. С одной моей дипломницей мы изучали именно эту тему. Нашли там такие глубины, проявленную такую экзистенцию главного героя, такие модернистские элементы – там можно много рассматривать. Такой идет там поток сознания главного героя…

А. Арендаренко:  Не надо смотреть только на сюжет, не надо вешать ярлыки – там все гораздо сложнее.

Е. Коршунова: Конечно. Потому Шмелев и поворачивает в к неореализму, модернизму в целом. Я его рассматриваю как писателя-модерниста. Это не исключает определения его как писателя, метод которого можно определить как духовный или христианский  реализм. По его собственному слову, он хотел создать новую эстетику, обожить искусство, показать его религиозные истоки. Это не совсем утверждено в литературоведении. Не все разделяют точку зрения о том, что существует этот духовный реализм, но он связан не со стадиальным развитием  литературы (периодами реализм, романтизм и так далее), а с другими принципами изображения человека, пространственно-временной организацией произведения, которая показывает иную точку отсчета, что духовный реализм – восприятие событий с точки зрения вечности. Это не только проявляется в нашей вере, взглядах на вещи, но в определенных художественных средствах, которые эту поэтику репрезентируют в тексте. Это целое направление. Шмелев именно потому и говорит о новой эстетике. В своей книге я показываю, как эта эстетика создавалась, какие формы для этого выбирались, какие средства, рассматриваю его связи с модернизмом, неореалистические тенденции и корни горьковские, от которых он пришел. Не хватает книги моей раздела «Шмелев и Горький». В этом аспекте можно было рассмотреть «Человека из ресторана». Надеюсь, это дело будущего. Всё же некоторые итоги в книге я подвожу. Произведение «Солнце мертвых» переведено на все европейские языки. По слову Ивана Лукаша, критика, который максимально приблизился к раскрытию тайны «Солнца мертвых», книга - о смерти русской земли, человека. Но и о любви, и о воскресении, потому что танатос в художественном мире Шмелева всегда пронизан стрелами любви. Он показывает, что в конце поет дрозд, отцветают белые фиалки. Само время весны настраивает на выход, Шмелев показывает, что надежда есть на наше воскресение, нашей земли. В книге я касаюсь его системы танатологических мотивов, которые выстраиваются в систему элементов. Это не до конца сделано, но зато можно смело говорить о фигурах умолчания Шмелева, что остались лишь тона, «о Сережечке я лишь намеками, в тонах говорил». У него в эпопее есть 8 элементов, где он намекает на трагедию сына, но никогда прямо об этом не говорит.

А. Арендаренко:  Кровоточащая рана… В то время как раз трагедия только-только произошла, гибель сына..

Е. Коршунова: Это тоже дало импульс эпопее. Но Шмелев человек порядочный, не привык выливать личное, в прозе по крайней мере это было для него невозможно. Я попыталась раскрыть эти его импульсы. Обратилась к записной книжке Шмелева, которая называется «Записи. Крым – Россия – Берлин». Я как раз печатаю в книге Шмелев и его время рассказ об этих трех снах автора. Последнюю открытку сын прислал в декабре-январе. В эти дни он как раз умирает в Феодосии в подвалах. Сны Шмелева о Сереже совпадают с тем, что происходит на самом деле. Сердце отца чувствовало трагедию сына. Связь у них была очень тесная.

29 января. Видел во сне Сережу. Он пришел, я его целовал. И еще видел несколько дней спустя. Он будто после дальней дороги лежал в чистом белье после ванны, кажется, говорил, что две недели тому был в Англии, даже сказал несколько слов по-английски.

5 февраля 1921 г. Выехали в Симферополь. Накануне сон: Сережа перевозил нас на особом аэроплане... высадил нас в Москве у часов Университета. Стрелка показывала без четверти семь вечера.

25.11 Берлин. Под этот день сон. Часовня. Мальчик похожий на Сережу. Ребенок.

Париж. Днем. Видел во сне: старая пожилая русская женщина, похожая на служившую у д-ра Коноплева. Будто комната с накрытым столом, гости. И вот, женщина с лицом, как бы взволнованно-напряженным, таящим в себе что-то, что она сейчас торжественно-радостно сообщит. Я жду в волнении. И она говорит с тем же взволнованным и бледным лицом:

- А ведь, ваш сын, ваш Сережа - жив!

- Жив?! - Я сдерживаюсь, как бы от радости - и боли, что это окажется ложью. Зову - Оля! Кажется пришла Оля.

Женщина говорит:

- Мне сообщили, в письме написано, - служит - ? - или находится на гауптвахте!

Далее не помню. Она была в чистом ситцевом платье - светло-голубого цвета.

А лицо бледное, очень мертвенно бледное.

 Днем 25. IV. 23.

Видел сон: я сильно подавлен - во сне это. И вот я вижу - в какой-то комнате - молодой человек, очень похожий на Сережечку, но бородка юности чуть рыжевата.

Всматриваюсь - он! Сережа! И я кричу, бросаюсь к нему, целую. Кричу, стараясь и себя убедить: "Оля! ведь это же он! Он с нами, а мы этого точно не видим: это же Сережечка, с нами, а мы этому до сих пор не придавали значения, не ценили! - И он как-то мило, смущенно дает себя ласкать, - что сказал он, не помню. Костюм его как будто сероватый гимназический.

Сказал как будто что-то: ну, вот, папа... видишь...

17-го мая 1923 г.

 Видел Сережечку... где-то в большой комнате у столба.

Он... лицо немного болезненное. Ему необходимо идти куда-то, куда-то его требуют.

Он смотрит на меня, как бы прося глазами, но как всегда, скромный, деликатно говорит, чуть слышна просьба:

- Ну, папочка, ведь у меня 39 градусов одна десятая.

Повторил два раза. Я его, кажется, целую, или с великой жалостью держу за плечи.

Он, кажется, в ночной сорочке. Я смотрю - шейка голая, желтоватая, и с левой стороны от меня, на шейке немного загорелой, - желтоватой, - мазок кровяной. И его глаза, милые, кроткие глаза...

 А. Арендаренко:  Они долго верили, что всё-таки произойдет чудо, и он окажется жив…

Е. Коршунова: Я бы назвала эти его сны притчами. Тут образ белой рубахи, часовни, женщина в голубом. Сны явно многое говорили отцу. И только один сон – он жив, он с нами. Это выраженная тоска отца, желание его воскресить в памяти Сережу. В пространстве сна происходят их встречи. Они связаны с первым сном, который открывает эту эпопею. Шмелев намекает на эти сновидения: приснился мне сон о том, кого я с великой мукой ищу. Вот как раз эта великая мука передавалась в этом сне. Духовный символизм этот задал тон эпопее Шмелева. И вот эти фрагменты важны. Полет, аэроплан. Это ключ, импульс. Перед нами трагедия, происходящая с Россией. Он уподобляет ее драме, где актеры – мы, хор – горы, земля. Он говорит, что трагедия происходит не только на уровне государственном, социальном. Стонет земля! Он стон этой земли передает.

А. Арендаренко:  Где-то читала, что Шмелев сам поражался тому, как он мог это написать и не умереть. Настолько это было потрясение выше его сил. Господь его явно укреплял перед таким важным делом. А как они это пережили… Страдания нечеловеческие.

Е. Коршунова: Нечеловеческие, да. Крым был подметен этой железной метлой и образ Бабы-Яги, подметающей Крым в эпопее Шмелева, очень ярок.

А. Арендаренко:  Такая щедрая земля, как можно было довести ее до такого ужасающего голода. Просто вселенский масштаб трагедии.

Е. Коршунова: Он говорит, что всё это напоминал греческую трагедию, в которой люди – это только хор, а настоящие герои – горы, небо, солнце, море, сама земля-матушка. В этом ракурсе я и рассматриваю его произведение. Тут и крымское солнце смеется в мертвых глазах, море съедено, выпито, выбито, иссякло. Превращается в пустыню профессорский уголок, у дач глаза выбиты. Повествователь по вечерам хочет забыться, не смотреть в пустыню. Автор отмечает, что мы уже все лишние. Смещение временных планов важно. Там на этом особом смещении, переплетении настоящего и прошлого, когда прошлое как-то замещает настоящее, мы лишние. Эта тонкая грань умирания. Она ярко и удачно изображается Шмелевым. Он смог передать процесс умирания земли, природы, человека. Все уже гибнущее.

А. Арендаренко:  Притом что это рукотворная трагедия, не какой-то смерч. Человек сам устроил своими руками.

Е. Коршунова: В завершающих главах образ танатоса настолько углубляется и приобретает общероссийский масштаб, становится моделью гибели не только уголка профессорского , но и Крыма, России – а по лесистым взгорьям разметаны человеческие жизни… Знаю, что земля напиталась кровью, и вино выйдет терпким и не даст радостного забытья. Страшное вписала в себя серая стена Куш-Каи, видная недалеко. Время придет — прочтется… Этот исторический катаклизм повторяется в какой-то форме. Мы снова болеем за Крым, наблюдаем, поддерживаем его в своем праве быть,  становимся участниками трагедии, нового исторического выбора.

А. Арендаренко:  Верно потому, что не покаялись, урок не извлекли тогда? Мы за Господа решать не можем, но ясно, что это гнев Божий – все попущено нам снова.

Е. Коршунова: Испытания – всегда возврат к ситуации выбора и борьбы. Он происходит потому, что, по словам Серафима саровского, не постилась Россия по средам и пятницам. Он считал, что слом исторический оттого, что пренебрежение нашими духовными корнями и устремленностью от них, поруганием святынь. Это внутреннее наше, зависит от нас самих. И теперь приходится делать новый выбор, в новых условиях. Причины всех исторических катаклизмов всегда духовные. Первая глава моего исследования – как раз наше историческое сегодня - Солнце мертвых, сто лет спустя, обращение к малоисследованному. Вторая глава моего исследования посвящена московскому тексту произведений Шмелева. Это особая тема. Я показываю, как изображается пореволюционная Москва, современная писателю, а также на более широком фоне сравнивают и с Москвой Дурылина, и в Москвой Бунина в «Чистом понедельнике», как она показана. И далее анализируется широкий литературный контекст. Третья глава называется Иван Сергеевич Шмелев и другие. Это притяжение Чехова, его традиций, диалог с Блоком и шире – с литературой Серебряного века. Почему так случилось, постмодернистские элементы, приемы построения оглавления романа «Пути небесные». Я все главные произведения Шмелева затрагиваю. «Лето Господне», «Пути небесные», очерки, рассказы.

Сегодня хочется сказать о такой стороне творчества Шмелева, как интермедиальные компоненты его наследия. То, что очень мало рассматривалось исследователями. Речь о том, что есть Шмелев в культуре  и искусстве 20 века. В его творчестве широко отразились дискуссии об иконе 1910 годов, который начал еще Флоренский в своем труде «Обратная перспектива». Вообще когда происходит заново открытие иконы в 20 веке, когда черные доски открываются, нас зовут сформировать новый взгляд на мир, но тщетно – слом все равно происходит. Шмелев в повести своей «Неупиваемая чаша» ставит вопрос об отношении человека к возрожденческой традиции. Судьба иконописца Илии Шаронова нестандартна, но в чем-то традиционна. Увлечение возрожденческими традициями влекло героя в Италию, страну свободную, где он почувствовал волю. И он свои навыки обучения показывает на создании портрета барышни Анастасии Ляпуновой. Прекрасный портрет в итоговый отрезок ее жизни, когда она говорит, что нужно детям надо оставить для памяти, потому что она была больна. Не любовалась она своей красотой. Личностно она более готова к переходу в иной мир, созревает духовно, она просит Илью написать ее в черном. Он пишет, пользуясь своими навыками, полученными в Италии. Но на этом не останавливается. Его это вдохновляет написать икону Неупиваемая чаша, которую он до поры скрывает от всех. Перед смертью призывает духовника Сергия, он открывает всем этот образ, который он пишет. Архиепископ устанавливает, что Младенца нужно дописать… Рассказывается всем известная история из метрик монастыря в Серпухове о том, как исцеляется пьяница Мартын Кораблев перед этой иконой, она становится чудотворной, ее переносят в Собор. История Шмелева придумана, а чудо исцеления Мартына Кораблева – факт документальный. Здесь ведется дискуссия литературоведами: можно ли считать чувство к земной женщине источником вдохновения, не кощунственно ли это. Думаю, что коль уж икона стала чудотворной, этот факт слияния с соборной традицией говорит о том, что Сама Богородица благословляет это.

А. Арендаренко:  Он же не писал, как Врубель тот же, и другие, которые своих возлюбленных, Господи помилуй, писали в образах святых. Он этого не сделал.

Е. Коршунова: Верно вы заметили. У него такие ошибки были ранее. Он своего учителя изобразил на иконочке. Это жизнеподобие было невозможно, но есть примеры иконографические, в которых иногда допускалось портретное сходство, но это не канонично. Тут как раз ошибки этой художник избегает. Портрет – это портрет, а икона – это икона.

А. Арендаренко:  Она не из страсти родилась, скорее наоборот.

Е. Коршунова: От бесстрастия. Он описывает, как искушения в себе поборол, ожег это в себе. Я переборол вечное, чтобы создать над вечное. Я проводила лекцию об иконе Неупиваемая чаша. Некоторые литературоведы считают это соединение неуместным. А мне кажется, что здесь как раз разведено живописное и иконописное. Проблема отношения к традиции возрождения четко и интересно определена. В книге своей я рассматриваю связи этих искусств, потому что визуальный язык для Шмелева очень важен. В его творчестве выделяется эта визуальная доминанта, это стиль Шмелева. Его кредо искать в гримасах жизни укрытую красоту. Оно во многом осуществляется с помощью визуального языка.

А. Арендаренко:  Это очень христианское чувство. Мы нарушили грехом гармонию, но красота все равно есть, ее надо уметь видеть духовными очами.

Е. Коршунова: Эту красоту он показывает так интересно. У него есть иконописные приемы в изображении живых людей. Это видно в анализе его главного произведения «Лето Господне». Он говорит про Горкина, который напоминает Сергия Радонежского. Происходит обожение, вот она новая эстетика. Шмелев показывает, насколько духовно высок для мальчика был этот учитель. Для мальчика он уже святой. А почему Сергия Радонежского Горкин напоминает? А потому, что маленького Ванечку водили в Лавру, он этот образ часто видел. То, что ему было знакомо – он переносил на жизнь. Горкин как раз много сделал для воспитания Ванечки. Сейчас новая литературоведческая традиция – анализировать, а существовал ли Горкин.  

А. Арендаренко:  Нечего и дискутировать – в нем просто чувствуется живой человек. Мне радостно, что Вы тоже считаете главным произведением «Лето Господне». И сам он такую меру ставил высокую, такие возлагал надежды. Я старательно читала Шмелева, но «Лето Господне» – как первая любовь.

Е. Коршунова: Я тоже считаю Лето Господне вершиной творчества Шмелева. Роман «Пути небесные» я очень люблю, тоже ему посвящала немало страниц, но его увлечение Владимиром Соловьевым, эстетикой той… Мне не близки его увлечения мистическими прозрениями, в которых он несколько отходит от художественной правды.

А. Арендаренко:  Может быть, он его так долго писал как раз потому, что фальшь не давала таланту выплеснуться в полной мере. Он ведь долго романа не касался. Пишут, что были причины. Но если просится из души, это сел и написал – не ел и не пил, как говорил сам Шмелев.

Е. Коршунова: Тут важно, что во время написания «Лета Господня» музой Шмелева была его супруга Ольга Александровна, а во время написания «Путей небесных» ее уже не было, а пыталась ее заменить Бредиус-Субботина Ольга Александровна, но это был виртуальный роман в письмах, больше нужный Шмелеву. Ему требовалась духовная связь. Он считал, что ее послали ему в утешение. Поэтому уход в прелесть, умозрительность такую.

А. Арендаренко:  Дареньку он уж так любил, но вышла она какая-то не совсем живая.

Е. Коршунова: У него много там художественных неудач. Думаю, это связано с личной  трагедией, Ольга Александровна не могла полностью заменить жену Шмелева. Нельзя переоценить того, что сделала для писателя его супруга. Она умела быть женой писателя, в этом ее заслуга.

А. Арендаренко:  И поклон ей от всей русской литературы – так писал сам Шмелев. Кстати, у Ивана Сергеевича была и поэзия?

Е. Коршунова: Многие стихи его публиковались, а также поэмы. Шмелев рассуждает о своей прозе, называет ее певучей. Это здесь раскрывается. Прочитаю вам намогильное стихотворение. Запись Олечке.

Крест голубцом, и у Креста – береза.
И другом присланная роза.
Могилка, – мягкая, как и душа ея.
Вся – высшая любовь. По ней печаль моя…
Самоотверженно она меня хранила.
И мой нелегкий труд России подарила.

Заслуга Ольги Александровны неоценима. Она  была не только муза, но и создавала писателю быт. У них долго не было дома, когда Шмелевы долго жили зарубежном. Условия были непростыми, но она умела создавать пространство для творчества, которое писателю было необходимо.

А. Арендаренко:  Она на смертном ложе беспокоилась: «Покормите Ваню, Ваня ничего сегодня не ел». Какая степень жертвенности.

Е. Коршунова: Она была весьма образована, но многим своим пожертвовала, чтобы послужить мужу. Она ценила его дар, а себя ставила на второе место.

А. Арендаренко:  Она могла бы карьеру сделать с её-то возможностями. Но это была любовь с юных лет, она на алтарь любви этой принесла все.

Е. Коршунова: Она умирает 22 июня 1936 года. Сколько телеграмм пришло! Шмелеву выражали соболезнования. Ее любили, ценили ее роль в жизни Шмелева. А он память о ней сохранил, пусть и частично в лице другой Ольги Александровны.

А. Арендаренко:  О каких еще произведениях Вы пишете в книге своей?

Е. Коршунова: Еще упоминается «Трапезондский коньяк». Это период Первой мировой. Шуточный случай, мелодрама. Офицер Грач нечаянно женился на красивой мусульманке. Стоит прочитать. Шмелеву этот сюжет был подсказан, как сюжет для фильма, его об этом просили. Он отказался, работая на д Путями. Жертва была принесена. Деньги обещали большие, компания просила – он отказался. Спустя два года написал рассказ, а потом и сценарий в надежде на экранизацию. И я в книге исследую традиции визуального языка, поэтики, как они проявились.  

А. Арендаренко:  Он опасался всех этих сценариев, но был очень любопытен – как же можно переложить. Творческий был у него интерес. Но приоритеты расставлял точно.

Е. Коршунова: Он был увлечен Путями, всегда правильно расставлял приоритеты, никогда не соблазнялся заработками, его нельзя было привлечь на неверный путь.

А. Арендаренко:  Он свое творчество рассматривал как служение.

Е. Коршунова: Да, он слушал зову души, берег призвание, ощущал себя как труженика.

А. Арендаренко:  Все здоровье положил, если уж честно.

Е. Коршунова: Творчество ему помогало существовать. Сначала ему помогал Бунин, потом Шмелев активно печатался, издавался, но всегда вел скромное существование. В 1931-32 годах Шмелева выдвигали на Нобелевскую премию, но ее отдавали другим.

А. Арендаренко:  Думаю, мы все знаем, почему. Да простят меня все знающие филологи, но он был более достоин премии, чем Бунин.

Е. Коршунова: Не менее достоин по крайней мере. Но факторы сыграли другие, хотя и время было другое. Главная награда писателя – читатель и то испытание временем, которое проходит каждый настоящий художник. Испытания временем работы Шмелева прошли, они вернулись в Россию. Вернулся и сам Шмелев, и Ольга Александровна.

А. Арендаренко:  В буквальном смысле. Одна монахиня, игуменья Варвара, ее уже нет в живых, меня просила всегда приносить цветы на могилку Шмелевых в Донской, от неё в знак благодарности за лето Господне, за Горкина.

Е. Коршунова: А то, что он умирает в монастыре Покрова Божией Матери? Она принимает его и спасает. Свою миссию писателя он выполнил. Творчество его сохранилось, передано нам, и мы можем знакомиться с его творчеством. Хотя не существует полного научного собрания сочинений Шмелева, это задача насущная, которую нужно решать. Архивы надо обрабатывать, публиковать. Кроме того – научное комментирование – проблема номер один. Есть специалисты, почитатели, но даже к 150-летию не сделали приношения по финансовым, политическим причинам… Раньше это мог бы сделать институт мировой литературы, но скончалась Лидия Алексеевна Спиридонова, которая проводила шмелевские чтения. Так что она посодействовать уже не может. Думаю, надежда на Дом русского зарубежья, но нужны специалисты.

А. Арендаренко:  Дом русского зарубежья обращен все же больше к творчеству эмигрантов, зарубежной нашей диаспоры, а Шмелев для нас не эмигрант.

Е. Коршунова: Правильно. Есть же его дооктябрьское творчество. Это должно быть под эгидой института, который занимается созданием и изданием собраний сочинений.

А. Арендаренко:  Будем надеяться, что это дело будущего. Примите это как долго, ваше поколение должно это пронести и осуществить. Иван Сергеевич Шмелев об этом мечтал и заслужил это.

Е. Коршунова: Пора собирать силы для этого. Несмотря на то, что на государственном уровне мы это не проводим, но сделано много, всё, что возможно.

А. Арендаренко:  Приходите к нам на «Радонеж». Будем напоминать России, что у нее есть такие имена как Иван Сергеевич Шмелев, на творчестве которого я воцерковлялась, будучи весьма зрелым человеком в 90-е. Я 4 года училась в университете на филологии, уж потом перевелась на журналистику. С благодарностью вспоминаю своих преподавателей, кроме одного, с которым мы изучали советскую литературу. Панферова и других, но даже имени Шмелева не произносили. А в 90-х Иван Сергеевич вернулся своими книгами, а потом и на кладбище. А теперь и архивы есть, трудись - не хочу. Но если у государства патриотизм пока только на словах, то есть энтузиасты, читатели и почитатели. Помоги Господи нам всем!