Путь из украинской тюрьмы в Россию

Слушать: https://radonezh.ru/2023/05/29/yan-taksyur-put-iz-ukrainskoy-tyurmy-v-rossiyu
Смотреть: https://www.youtube.com/watch?v=z4F-w5YfM9A

С.Комаров: Хочу поделиться большой почти пасхальной радостью. Известный киевский писатель, церковный апологет, телеведущий, автор портала «Радонеж» Ян Ильич Таксюр, который был арестован СБУ более года назад и приговорен к 12 годам лишения свободы, здесь в нашей студии. Произошло чудо по великой милости Господа нашего Иисуса Христа, благодаря молитвам тысяч людей, неимоверным усилиям Святейшего Патриарха Кирилла, Бориса Кочевникова, Евгения Викторовича Пригожина, других, Ян Ильич был включен в список на обмен и обменен позапрошлой ночью, прибыл в Москву и пришел поговорить с нами. Ян Ильич, здравствуйте! Я всегда рад гостям нашей студии, но сегодня радость особенная – я вижу человека, которого увидеть уже не чаял. Этот год мы молились и переживали, но подтачивала сердце мысль, что можем и не увидеться. Сделаю признание, я не раз вспоминал наши киевские разговоры, советы по литературе, реплики о жизни, рассказы, и было мне горько, что не умеем мы ценить, что сегодня есть. Вы для меня и для тысяч других драгоценный человек, мы очень рады!

Я.Таксюр: Спасибо!

С.Комаров: Начнем с эмоций. Что Вы чувствуете в первый день в Москве?

Я.Таксюр: Радость и благодарность. Я сегодня был в храме Христа Спасителя и еще в храме мученика Уара. Где бы не был – все время хотелось благодарить Того, Кого просил об освобождении, и Его Пречистую Матерь, святых, к которым я обращался, к св. Николаю, Анастасии Узорешительнице, Иоанну Шанхайскому. В камере я ему много молился. И конечно, апостолам – они все так или иначе были узниками. Мне все время хочется благодарить! Нельзя забыть и тех, кто здесь за меня молился. Моя дочь занималась всей рутинной работой, пока я был в СИЗО. Она мне потом показала списки людей, которые пересылали деньги. Знаете, до слез… Люди по 40-50 гривен присылали, это небольшие совсем деньги, но присылали их тысячи человек. У меня во время обыска забрали все. Ничего не осталось, даже того, что накопил на старость. Все до копейки забрали. А Господь через жертвователей вернул мне в пять раз больше. Этих денег хватило, чтобы сделать операцию, нанять адвокатов, просто жить, и деньги эти не закончились… Поэтому сейчас меня переполняет благодарность.

С.Комаров: Как произошел обмен? Это была неожиданность?

Я.Таксюр: Нет, конечно. К обмену мы шли долго. Я низко кланяюсь нашему патриарху. Получится, сделаю это лично. С моего письма началось. Я отсидел полгода в Лукьяновской тюрьме. Так как у меня онкология, судья пошла навстречу и разрешила меня обследовать. Я оказался дома, под залогом с тем, чтобы лечь в больницу. При этом судить меня продолжали, одно заседание проводили даже в палате. Отдельная тема. И в больнице я написал патриарху письмо. Кто я, что я, попросил его помощи. Он благословил. Спасибо всем, Святейший быстро получил мое письмо. Он дал благословение, а дальше включились те, о которых я уже говорил. Мы долго ждали. Говорили, что обменяют в октябре, потом ноябре, а в итоге вышло – в мае. Вы знаете, поскольку были одним из тех, кто держал меня в курсе. Ваши письма, Сергей, я всегда ждал, это было для меня очень важно. Финальная стадия тоже любопытная – до последнего я не понимал толком ничего, потому что всю эту кухню я просто не знаю, договаривались военные, разведка. Я даже людей этих не знаю. Сообщили, что вроде все решено. 23 мая я был в суде. В очередной раз мне рассказывали, что я изменник, подрывал государственную Церковь – ПЦУ. Не отрицаю – подрывал. И 23-го я вышел с судебного заседания, и мне по телефону объявляют, что через два дня будет обмен. Все так и получилось, хоть и с невероятными нервами.

С.Комаров: Что Вам инкриминировали?

Я.Таксюр: Государственную измену. Это тяжелейшая статья, равная по сроку убийству. В качестве аргументов были приведены мои стихи и публикации в РФ за 2016-18 годы. Мои старые фельетоны, про которые я и забыл уже. Искали повод, потому что настоящий повод был другой. А именно: заказ ПЦУ. ПЦУ это фальшь церковь, которая создана Варфоломеем и Порошенко, которых с их Томосом я, как мог, обличал и критиковал. Руководство СБУ связано с ними. Мне потом сообщили, что это именно оттуда ветер дует – мне просто хотели закрыть рот. А мои публикации им были известны давно, по сути, когда я читал свое дело, то понял, что следили они с 2020 года и собирали материалы. Но вскрыли тогда, когда наступило время - после 24 февраля. Я побыл на свободе еще, и пришли домой с обыском и арестом.

С.Комаров: Когда происходил обмен – Вас повезли в сторону Луганска?

Я.Таксюр: Последний день под арестом – среда 24 мая. Судью вызывают срочно на заседание. Приезжают сразу два прокурора. Мой адвокат говорит, что меня сегодня забирают, надо быстрее проводить все процедуры, выносить приговор. Они спрашивают, признаю ли я все? Я соглашаюсь – во всем виноват. Подрывал, ПЦУ не признавал. Судья удалилась на совещание, но за мной уже пришла машина. Только на следующий день я узнал, что мне дали 12 лет. Забрали меня, отвезли до Днепропетровска. Отношение было очень лояльное. После Днепропетровска ситуация поменялась. Я приобрел статус военнопленного, а с такими там не церемонятся. Приехали за мной военные. Я уж привык к тому, что все в масках. И мне надели маску, угрожали. До самого обмена я проходил в маске, ничего не видел. Один раз ударился головой то ли о БТР, то ли об автобус. Теперь уже смешно, а в тот момент – никогда я так часто не читал «Да воскреснет Бог» и 90-й псалом. Пока с ними долго ехал в маске, вокруг шакальи крики, брань, но будто какая-то сила их останавливала, я не придумываю, а я «Живый в помощи» повторяю. Долго везли, доехали до Луганской области. Там еще снова куда-то в темноте везли. Я ничего не видел, чувствовал только тела рядом, мальчики какие-то похоже были, которых тоже везли на обмен. Я к ним был пристегнут. В моем возрасте такое немного тяжеловато переносить, в какой-то момент даже сердце почувствовал свое, но с Божией помощью выдержал. С момента, как мне сняли маску, я понял, что все – передали. Я понял, что уже рядом военные, но какие-то другие. Дальше уже пришлось проехаться через Артемовск, Бахмут. Этот город сейчас – сталкеровская зона. Проехали на тягаче, на броне. Это при том, что я в пиджачке, из суда же прямо. Потом встретился с сыном, которого не видел три города, с Борисом Вячеславовичем Корчевниковым, увидел родных. И с тех пор я на свободе.

С.Комаров: Какие были условия в тюрьме?

Я.Таксюр: Первые два дня я сидел в секретной тюрьме СБУ. Мрачное место. Меня там не били. Потом в камерах, где сидели политические, я был один, кого не били. Все остальные были быты. В СИЗО условия зависят от того, в какой ты камере. Я был в нескольких разных камерах. Там практикуется такой изыск. Вот прижился ты в камере какой-то, приняли тебя, пошло мирно все. Обычно по вторникам в 21.00 все ждали команду, что такой-то с вещами. И идешь, не знаешь куда. Оказывается, тебя переводят в другую камеру. А корпусов там много, и старые есть, времен Екатерины корпуса есть – куда угодно могли перевести. Отношение персонала было непонятное. Я был арестован одним из первых, и как со мной поступать, они не знали, хотя судя по взглядам, они с радостью бы меня четвертовали. Не думаю, что они жалели пожилого человека – гуманизмом там не пахло. Видимо, установка какая-то была дана. Я был ценный кадр. За покалеченного просто могли много не дать. Уверен, причина была подобная. Но при любой возможности, когда меня стали возить в суд, мальчишки, которые мне во внуки годятся, срочники, которых поставили суд обслуживать, зная, что ведут по 111 статье, старались железной дверью прихлопнуть, давай, дедушка, поскорее. Когда стали привыкать, то стало все зависеть только от того, в какой камере ты оказываешься. Сейчас в камере 238 на моей койке находится мой друг Дмитрий Скворцов. Как получилось так? Он тоже писал на православную тематику, публицист, долго скрывался, как-то выследили его жену и спустя год после моего ареста и его посадили. Сейчас он там. Я назову тех, кто сейчас в заключении. Братья Кононовичи больше полутора лет в заключении. Их преследуют по смехотворному обвинению в попытке свержения государственной власти. Они люди бывалые, в суде сами себя умеют защищать. Судье они задавали вопрос, как вдвоем можно свергнуть власть. А показать подельников никто не смог. Когда речь идет о заказе, то никакие такие аргументы не слушаются. Если бы суд захотел реагировать на те нарушения, которые были при аресте (у меня были какие-то мальчики-девочки, представившиеся представителями ООН). Когда я им рассказал, как меня арестовывали, они побелели. Сказали, что составят доклад, но будет ли реакция на него – вопрос. Но все же они выразили беспокойство. Братья Кононовичи были поддержаны компартией России, а также левыми силами Европарламента, и вот им заменили заключение на домашний арест с ношением браслета. В таком же положении находится митрополит Феодосий Черкасский, мой дорогой близкий человек. Один из немногих иерархов, которые не боятся говорить правду даже перед угрозой ареста. Сидит с браслетом владыка Павел, наместник Киево-Печерской Лавры. У него диабет в крайней стадии. А сам браслет даже – болезненная вещь. На меня хотели надеть, но я лег на операцию, и не стали надевать.

С.Комаров: А Дмитрий Джангиров?

Я.Таксюр: Про него ничего сказать не могу. Знаю, что сидит Елена Петровна Бережная, в том же СИЗО, в женском корпусе. Она мама погибшей Ирины Бережной, депутата Верховной Рады. Меня заботит, что с ними будет, как им помочь. Я переполнен различными историями. Со времени ареста – тысячи разговоров ночами в СИЗО, люди изливают душу, люди отбывают наказание – большие сроки за ужасные преступления. Скажу по впечатлениям души – год богатейший, я за него благодарен. Я сидел в криминальной камере. Там 20 человек. Условия не для моего возраста. Но мы в разговорах проводили по многу часов. Я благодарен Богу, что все это было. Там было тяжело это сказать, сейчас, конечно, легче.

С.Комаров: Предпринимала ли УПЦ попытки Вас освободить?

Я.Таксюр: Персонифицировано УПЦ заявление по мне не делала. Но были иерархи, которые выступили публично в мою поддержку. Это тот же митрополит Черкасский Феодосий, митрополит Запорожский и Мелитопольский Лука. Постоянно меня поддерживали. Была материальная поддержка от управления владыки Антония, управляющего делами. Официального заявления Церкви не было. Даже не хочется обсуждать почему, все одни догадки.

С.Комаров: Раз мы заговорили о родной для нас УПЦ – сегодня годовщина Собора в Феофании. Ровно год назад был этот собор, по поводу которого много мнений. Вы как только прибывший из Украины расскажите, что думаете о соборе, какие настроения среди мирян и духовенства?

Я.Таксюр: Это вопрос обширный. 27 мая я сидел в спец корпусе, внешняя информация ко мне не поступала, про Феофанию я ничего не знал. Со мной в камере сидел известный в Киеве доктор, реаниматор, кандидат наук, который получил условный срок. Православный человек, мы вместе молились, читали правило. Вдруг мы видим, что среди тех, кто идет на прогулку, человек в подряснике, пожилой весьма. Из разных окон ему кричали, но он подошел почему-то именно к нашему окну, мы что-то спросили о патриархе. Он сказал, что мы патриарха больше не поминаем, потому что он потерял наше доверие. Мы с доктором переглянулись – мы-то чада Русской Церкви и ее автономной части УПЦ. Мы поняли, что это какой-то не тот товарищ… и нам не по пути. И понятно стало, что произошло. До меня стали доходить слухи, что на моем родном приходе на меня написали жалобу, что было собрание, решали, поминать патриарха или нет. Понятно было, что идет какая-то суета. Когда я вышел, то сразу стал задавать вопрос: кто мы? Какой у нас статус? Я знаю только три: поместная Церковь, автономная и экзархат. Мы кто? А мы вроде ни в том, ни в том состоянии. Я-то понял, что на грани того, что наши таинства будут недействительны, причащаться мы не сможем, а священники снимут епитрахиль, и ясно, куда все идет. Так вот решение в Феофании – это изначально уродливая попытка неотмирную Церковь вписать в мирской политический и идеологический формат. Разве Церковь может заискивать перед политиками? Здесь речь о личном спокойствии и благополучии. Была ли Феофания права? Я маленькое чадо Церкви, и мне ничего такого не показалось. Я вырос в рабочем квартале Киева. Если ты тем, кто тебя хочет бить или обижать, хочешь подыгрывать, тебя просто растопчут. Молчи, терпи или дай сдачи, но не протягивай им конфетку - плевали они на нее, вот чисто земная уголовная логика, которая привнесена была в решение церковного сообщества. Она не дала никакого результата, потому что Церковь на грани крушения.

С.Комаров: Какое мнение других? Насколько люди там разделились там?

Я.Таксюр: Большинство, кажется мне, тех, кто молчит. И мы не знаем, как они думают. Громче те, кто Феофанию поддерживает. Они громче иногда до стыда. Уже явились доносчики, которые сдают родную Церковь, указывают перстом «возьмите этого или того». При таком поведении их не низвергают из сана. Человек в духовном сане указывает СБУ на такого же священника, и спокойно остается нашим священником, служит Литургию, он канонический священник. Такие заметнее, хотя их мало, но кричат. А есть те, кто продолжает поминать Святейшего на свой страх и риск. Знаю храмы, где один священник не поминает, а 6 поминают. Такое тоже бывает.

С.Комаров: Украинские верующие почитают блаженнейшего митрополита Онуфрия. Во многом согласие с Феофанией это следствие безоговорочного доверия митрополиту, который почитается как святой или старец. Почему он пошел на такой шаг? Помните времена, когда мы горячо защищали владыку, писали апологетические статьи?

Я.Таксюр: Помню, писал. Некоторые шаги его мне нравились, я относился сочувственно к нему. Но человек меняется. Я пытался себя убедить в том, что на него оказывают такое давление, какое я не могу и представить. Я знаю, что такое давление, но чем могут монаху насолить? Мне могут сказать, что жену убьют. Кстати, угрозы жене – самое первое, что я услышал при аресте. Первым делом они расставили акценты. Но монаху что терять? Право молиться в каком-нибудь соборе? Дело ж не в бревнах, а в ребрах. Главное Христа не потерять. Хоть в катакомбах молиться, а только бы не пойти на соглашение с теми, с кем нельзя. Угроза смерти? Ну и что – все равно нужно умирать. Я думаю, что могу об этом говорить – мне тоже угрожали, что поставят к стенке. Я узнал, что то такое – у стены с закрытыми глазами. Но ничего, слабый, молишься Христу, и Бог помогает. Думал я совсем о другом, думал, чтобы только все произошло поскорее и при этом никого не предать и не опозориться, чтобы поношения и бесчестья не принять. Интересно было – меня с русскими пленными освобождали и привезли в СИЗО вместе с ними. И перед этим нам сделали такое аутодафе небольшое. Пообещали нас за город вывезти и … Мы кучей легли, штабелями, на мне оказался мальчишка какой-то, потряхивало его… Молитву на исход души я не помнил наизусть, поэтому стал просто благодарить Христа за все, за хорошую жизнь – все принимаю от Тебя, Господи. А потом последовала команда выйти по трое, встать к стенке. А потом появились звуки, которые у меня зародили сомнение, что будут стрелять. Просто куда-то привезли, чтобы просто напугать. Минут 40 я готовился к смерти.

Я не знаю ничего, но в окружении блаженнейшего верх взяли автокефалисты, для которых Украина важнее Христа. Знаю батюшку родом с Волыни, который говорит: для них Украина понад усе – превыше всего, даже Христа. А что это такое? Идолопоклонство, а не христианство.

С.Комаров: Сейчас УПЦ загоняют в угол, пытаются заставить ПЦУ слиться с этой структурой. Как дальше будут развиваться события?

Я.Таксюр: Это наши политологи любят прогнозировать, только с какой же физиономией они потом являются людям, когда все происходит ровно наоборот? Предрекать не могу. Возможный вариант такой: часть епископата и клира сольются с ПЦУ, причем, что до формы – то ПЦУ предлагает одну форму, а УПЦ – другую. Уже торги идут о слиянии. Значит, эти люди перестанут быть православными христианами. Это предатели. Вторая часть и тоже значительная не признает слияния с ПЦУ. Уверен, что она будет значительная по числу и сохранит верность Московскому патриархату. Будут просить либо ставропигии, либо другую форму. Вероятно, уйдут в катакомбы. Сценарий возможный, но на него могут повлиять многие факторы, в том числе военные.

С.Комаров: Вы сегодня сделали заявление. «Вы знаете, когда был обмен, я смотрел на тех молодых мальчишек, с которыми меня меняли, на тех, которые возвращались. Вы знаете, у меня в сердце была одна только мысль: что сделать, чтобы примирить этих людей, которых, и тех, и других, я люблю? Я думаю об этом давно. Думаю постоянно. Столько наворочено всякой лжи, столько злобы. Мне кажется, человеческими усилиями это не разрешаемо… Я думаю, примирить людей может только Христос. Только Христос и молитва к Нему. Ибо Христос − Сам Любовь…». Как это может практически произойти? Опуская политические темы, скажу, что происходит трагедия, которую патриарх Кирилл не раз называл братоубийственной междоусобной бранью. В эту воронку нас затягивает все больше.

Я.Таксюр: Я считаю самым практическим деланием, какое только может быть, молитву и покаяние. Покаяние народа – самое деятельное средство. Когда приходит осознание, что совершено зло, и от него отказываются, его гнушаются, это называется покаянием, то есть полной внутренней переменой. И Господь видит эту перемену, и ради этих чад Он может в один день сделать то, чего нам и не мнилось. Ждал я, просил, долго, а обменяли меня в один день. Выходит, что нужны перемены в душах не только простых людей, но и руководства. Мера гнева Божия может быть остановлена по просьбе чад: «Отец, прости». Господь видит, что каешься, прощает, и находятся тогда люди, посылаются те, кто начинают говорить то, что нужно. Молитва нужна и покаяние. Как только мы скажем Отцу нашему, что были неправы, что неправильно поступаем, попросим о помощи – Господь будет помогать.

С.Комаров: Какие Ваши планы?

Я.Таксюр: Я год и два месяца почти ничего не писал. Как на духу – не знаю. Я не писать приехал. Свой стастус я вижу как свидетеля. Я свидетель. Я хочу свидетельствовать. У Христа я выпросил свидетельство о положении любимого мною народа Руси, любимой Церкви, о положении той части населения, о которой не знают здесь. К сожалению, там не знают, что здесь, не знают полностью. Разговаривал я с прекрасными ребятами, но они ничего не знали. Люди живут своей жизнью – их не надо осуждать. Просто без преодоления клише, прорваться к сердцам сложно. Попытался в эту точки бить. Давайте оставим клише, ярлыки, иначе будем уничтожать друг друга. Правды не хватает, хотя она говорится, но гордыня мешает признать эту правду. Напасть, национальная катастрофа. Бог гордым противится. Покуда не будет смирения: я был дураком, ничего не знаю, Господи, вразуми – пока так не будет в сердце, ничего не будет. Сроков ничего не знаю, пока только могу молиться. Нужен мир душам, будет мир и фактический.

С.Комаров: Книгу собираетесь написать о том, что пережили?

Я.Таксюр: Я нахожусь в сомнениях, нужна ли книга такая кому-то? Только на Бога полагаюсь. Мысли есть, наброски. Из черновиков своих ничего вытащить не успел, потому что уезжал в форс-мажорных обстоятельствах. В сердце и голове – много, но писать или нет? На Бога уповаю. Куда поставит, там и буду. Вы сегодня позвонили, связались со мной – я сразу готов приехать, свидетельствовать. Со «Спаса» звонили, спрашивали, когда смогу поговорить, потому что думают, что устал, наверное. Но свидетельствовать я не устал. Я и приехал для этого. Когда думалось об освобождении, то представлял, куда могут отправить. В Улан-Удэ, где был солдатом в 70-е? Пожалуйста. В Тмутаракань, где служил, где холодина страшная, поедешь? С удовольствием. Свобода мне важна, хочу свободно молиться, говорить, что считаю важным. Поэтому Москва или не Москва – все равно.

С.Комаров: Когда Вы были последний раз в Москве? Как Вам нынешняя Москва?

Я.Таксюр: В Москву я езжу всю жизнь, много хорошего с ней связано еще с юности – это мой город. Родился я в 52-м. Сюда я приезжал по пути из Хабаровска в Киев. Везде моя родина – такое ощущение у меня навсегда. В начале 90-х работал с Останкино, несколькими каналами. Последний раз был в Москве перед событиями 2014 года.

С.Комаров: А Киев продолжает быть родным? Насколько он изменился?

Я.Таксюр: Конечно! Когда меня ГУРы (Главное управление разведки) везли меня менять, то они как раз проехали по моим родным местам, где мальчишками бегали с гитарами, вдоль Днепра. Киев я люблю так, как описать нельзя. Раньше были ведь и всякие творческие командировки, поездки. Поезд к Киеву когда подъезжает, я уже начинаю волноваться. При виде вагоноремонтного завода у меня уже сердце колотится, как на свидании с возлюбленной. И когда везли на обмен, я понимал, что вероятно, уезжаю на годы. Внешне Киев изменился - сейчас в нем живет крайне мало людей. Я к такому безлюдью не привык. Многие уехали. Люблю Киев, буду любить всегда. Сподобит Господь – вернусь. Сколько времени в Лавре прожито? Агапит огромную роль в моей жизни играл и играет. Св. Лука Крымский. Киев - моя родина, мамина могила там.

С.Комаров: Внутренне насколько Киев изменился? Увидим ли мы тот прежний город еще?

Я.Таксюр: Вы увидите точно. Про себя не знаю. В Киеве сейчас отключены все телеканалы, кроме одного.

С.Комаров: Партия одна, канал один.

Я.Таксюр: Точно. И говорят они там одно и то же. В тюрьме у меня на карантине койка была возле телевизора. Пытки такие дополнительные: там либо новости, либо попса страшная. Я еще себя чувствовал плохо, боли были, терпеть надо, а они тут кричат, поют, говорят. Тараканы по подушке бегают. Мини ад такой. Виталий Наумов, гражданин России, старообрядец, был моим собеседником в заключении. Тараканы скачут, а мы о Боге разговариваем, думаем, что вот обязательно нам нужно преодолеть непонимание. Он мне недавно прислал письмо о том, что его тоже обменяли. Истрия его такая. Он книжный график, оформлял духовные книги. Вина его в том только, что он, российский гражданин, женился на киевлянке. А в феврале-марте тогда брали всех россиян подряд, кто не успел уехать. Арестовали и быстренько придумали ему статью. Осудили потом все равно, хотя и вырваться он сумел. Был обменян. Вот прошел через такие обстоятельства.

В карантине ко мне подсаживался протестант, стал меня прямо там обращать. Я поблагодарил, сказал, что православный христианин и сам ему могу много интересного рассказать. Он меня не узнал сначала, хотя я там довольно узнаваем, так как много книг написал на украинском. В общем, он удивился, но стал слушать. И вот я его спрашиваю, а где ваше причастие, где ваши таинства. Слушал, внимал. И долго потом разговаривали вечерами и ночами. Такая насыщенная жизнь, хоть и тюрьма.

С.Комаров: Есть ли надежда вытащить тех, кого Вы упоминали? Что для этого нужно делать?

Я.Таксюр: Надеюсь, Церковь своих не оставит. Те православные, которые захотят уехать, а многие захотят, таких Церковь не оставит. Нужно обращаться.

С.Комаров: Ян Ильич, спасибо за разговор. Дай Бог Вам укрепляться духовно и телесно, продолжать творческий путь. Ждем от Вас новых книг, эфиров, замыслов. Прежде всего желаем, чтобы здесь Вам было тихо, спокойно, мирно. Вы это заслужили. Всего доброго!