13.08.2025 11:53:16
Николай Петрович Бурляев
Н. Бульчук: Дорогие друзья, с огромной радостью я приветствую в студии Николая Петровича Бурляева, советского и российского актера, режиссера, сценариста, депутата Государственной Думы, нашего дорогого друга и, как оказалось, выдающегося писателя, и я бы сказал, писателя-хрониста. Передо мной лежит книга «Близнецы», своего рода хроника. Я не читал еще текст, но немножечко вдохновился кратким описанием, с которым ознакомился в интернете. С большим удовольствием прочту эту книгу, которая рассказывает о близком друге Николая Петровича, с которым он давно-давно знаком и прошел практически всю жизнь – Никите Сергеевиче Михалкове. Николай Петрович, расскажите об этом не известном для нас жанре Вашей деятельности. И, конечно, ответьте, когда Вам удаётся писать, пребывая на таком ответственном посту в Государственной Думе.
Н. Бурляев: Во-первых, пишу я уже очень давно. Начал я писать в детстве, отрочестве, из-за удовлетворения амбиций и попытки понять, а можешь ли ты это делать. И когда вдруг запели мои друзья Гена Шпаликов, Володя Высоцкий, Окуджава… Я думал, а я тут чего? Надо попробовать. И писать начал именно из-за этого – попробовать. И вообще у меня с 13 лет, когда я попал в кино, появилось желание стать таким, как Андрей Кончаловский, мой первый режиссёр, который просто самый главный в группе. Вообще режиссёр… один он всё знает. Он истина в последней инстанции, всеми руководит. Вот бы стать таким, неосознанно думал я, и пошел к цели стать режиссером.
Н. Бульчук: Про Кончаловского вы так думали интуитивно?
Н. Бурляев: Нет, просто я видел, как он работает потрясающе, и захотел так же работать, как он. Предпосылок не было. Но, однако, эта идея заразила. И я к ней пошел через годы. Параллельно ещё я захотел стать писателем, потому что уже начал писать поэзию. Прозы не было пока. И вот в 79-м году, когда мне было уже 33 года, решил, надо попробовать прозу написать. В прозе я делал сценарии свои. И просто как-то для себя написал исповедальное нечто. Повесть назвал «Близнецы». О двух братьях. Чисто философски и авторски мне пришла идея через двух братьев единоутробных показать абсолютно два разных пути. Один – ввысь к просветлению, к гармонии, к Господу Богу, другой – в преисподнюю.
Н. Бульчук: То есть Вы сознательно одного брата опустили?
Н. Бурляев: Да, мне это понадобилось чисто драматургически, потому что ведь в каждом человеке, как говорил Достоевский, дьявол с Богом борется, и поле битвы сердца людей. Это правда. Именно об этом идёт речь. Каин и Авель, Моцарт и Сальери – вот эти мифы – основа моей книги. Она охватывает время практически от начала войны 1940 года до 1980-х годов – почти 40 с чем-то лет нашего советского бытия. Повесть я окончил в 79-м. Не знаю, что я написал, я же для себя писал, но отдал прочитать своему коллеге, с которым тогда работали над общим фильмом. Он был автор сценария, поэтических текстов. Отдал он это крупнейшему русскому писателю Юрию Нагибину. И вдруг он мне звонит, чего вообще не было раньше в жизни нашей. Он не многословный человек – два-три предложения услышать уже хорошо. А тут он в течение получаса мне рассказывал о книге «Близнецы». Такое, чему я просто отказывался верить. Он сказал, что родился новый русский писатель, что он ничего подобного не читал ни в русской, ни в зарубежной литературе... Я был ошеломлен и не поверил ему! И на 31 год положил это в стол.
Н. Бульчук: Тем более мы должны для слушателей заметить с большим восклицательным знаком, что в то время, в 80-е годы, в Советском Союзе, чтение, литература и книги были востребованы совсем не так, как сегодня. Совершалась так называемая читательская революция. Люди читали очень много! И уж точно умели отличить хорошего писателя, выдающегося писателя. Да и плохие не пробивались, наверное.
Н. Бурляев: Не знаю.
Н. Бульчук: Не публиковались?
Н. Бурляев: У меня вообще был иной подход. Я писал все, писал в стол абсолютно все, что я делал.
Н. Бульчук: А почему? Вы не пробовали где-то на площадках?
Н. Бурляев: Дело в том, что я хотел стать писателем, но понимал, что такое звание русского писателя. Когда у нас предтечи, там, Державин, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов… И ты еще хочешь туда встроиться. Имеешь это право? И я долго не знал, как я могу... Это сейчас я уже член Союза писателей, издана восьмая моя книга. А в 2012 году я готовил мой трёхтомник и решил туда поместить вот эту повесть в первом варианте. Я её чуть-чуть доработал, потому что всё же 31 год прошёл, и что-то я уже мог дополнить. Издал. Прошло ещё 12 лет, и сейчас, в 2025 году, я решил издать эту книгу. Еще раз переработал, дописал, домыслил, дочувствовал то, что не мог написать в 79-м...
Н. Бульчук: То есть книга как бы устоялась.
Н. Бурляев: Да, я не мог в 79-м атеистическом году писать о вере, о Боге и так далее. Сейчас исправил и финал этой книги. Если в первом варианте убиваю главного героя, он гибнет, кончает жизнь самоубийством, так как он себя довёл до этого, то во втором варианте этого я не делаю. Потому что вообще русская литература, и вообще любое произведение искусства, литературы и кино должно иметь катарсис, после чего людям захочется жить дальше, и метанойю – преображение героя. Так вот эту повесть сейчас я оканчиваю шансом на выживание.
Н. Бульчук: Ну, собственно, это божественный замысел.
Н. Бурляев: У каждого человека есть перспективы духовной жизни. Лишь бы только он успел покаяться.
Н. Бульчук: Да, именно так. Слушаю Вас, Николай Петрович, и мысленно почему-то вспоминаю даже интонационно нашего близкого друга, главного режиссёра Большого театра Союза СССР Георгия Павловича Ансимова, который много записывался в этой студии. Сын новомученика прославленного, отца Павла Ансимова, человек высочайшей культуры, и мы с ним говорили о его книге «Уроки отца». В частности, вся его эта книга также родилась, как вы рассказываете про свою. Она тоже отстаивалась, настаивалась мыслями. Но здесь не об отце, а о ком, собственно, книга?
Н. Бурляев: Очень многое взято из моей личной жизни, из окружения моего. И это коммунальная квартира, и все персонажи этой квартиры – абсолютно живые люди. На каком-то отрезке жизни я начал просто как исповедь, вдруг пошла рождаться драматургия, и меня повело в такие фантасмагорические линии, которые я вообще в себе и не подозревал, но уже руководило мною нечто. Так что не надо искать здесь степень, аналога. О себе там многое, но это драматургическое произведение. Большая ошибка была бы говорить о Лермонтове, что он написал «Герой нашего времени» о себе. Да, что-то там своё личное есть, но это попытка «героя нашего времени» разобраться с собою и проанализировать дурные стороны своего характера, которым нельзя давать дальше расти. Поэтому автор «убивает» своего Печорина в самом конце. И я «убил» в первом варианте одного из братьев.
Н. Бульчук: Многие люди, которые переживают подобные размышления, думают о жизни, дают оценку и своей жизни, и жизни близких, готовы запечатлеть это, но в силу каких-то обстоятельств не остаётся возможности вот таких, чтобы зафиксировать это на бумаге. А другие испытывают робость перед тем, как передать свои мысли бумаге. Надо все-таки обладать некоторыми особенностями, чтобы запечатлеть это как автору. В дореволюционной России, насколько мне известно, была культура ведения дневников. И это уже давало какой-то толчок творчеству. Сегодня другая возможность. Многие люди, вот батюшки, которые со мной беседовали, «обкатывают» свои будущие произведения в социальных сетях, делятся мыслями, потом мысли обрастают телом, культурой. Кто-то из читателей что-то поправляет. И рождаются настоящие литературные шедевры. Вы с электронными СМИ дружите?
Н. Бурляев: Пытаюсь подружиться, и, конечно, сейчас я пишу уже не пером. Хотя дневники я все время веду, есть компьютер. Естественно, я записываю. Если я еду на Афон или ещё куда-то, проще взять блокнот, а потом всё перерабатывать. При всей критичности в адрес электроники, искусственному интеллекту, о котором сказал наш президент… Я уловил эту фразу, когда они стояли на одном подиуме с Грефом, шла речь о роботизации, искусственном интеллекте. Они двое на платформе, и вдруг президент говорит об искусственном интеллекте одну фразу, я её запомнил. «Быть может, это последнее изобретение человечества», сказал он. Он понимает, насколько опасны бездуховные роботы, у которых нет ни совести, ни чести, ни сердца, ни души, Богом данного разума и сердца. Это очень опасно.
Н. Бульчук: Я бы добавил, что у них нет любви.
Н. Бурляев: И нет любви, верно. Так вот, я вынужден сейчас писать больше в ноутбук, а пишу я всё время. Вслед за книгой «Близнецы» хочу издать к октябрю месяцу новый свой четвёртый том. Это будет огромный том в 460 страниц, где я продолжаю летопись «Золотого Витязя». Я уже издал за 20 лет, и сейчас ещё за 15 лет выйдет эта летопись. Вчера был день рождения своего. Мне стукнуло 79 лет. Я избегаю шумных празднеств. С семьёй мы поднимаем за здравие соки – безалкогольный у нас дом. Я сам себе сделал подарок к этому дню. Вчера в новом театре Никиты Михалкова, который только что реконструировали на Поварской, я сделал презентацию книги «Близнецы», и нового фильма под названием «Никита», который я снял к юбилею друга. Прежде я написал о нём повесть, о наших отношениях, о нём. И так и назвал «Никита». Но прежде чем отдать её в журнал, я, естественно, отправил на прочтение героя своему. Он мне звонит, говорит, что всё правда, но только кому это будет интересно, кроме нас с тобой и ещё, быть может, двух-трёх человек?
Н. Бульчук: Откуда такой пессимизм?
Н. Бурляев: А вот это я не знаю, потому что фильм охватывает огромный отрезок нашего исторического бытия, через который он прошел, ну и я проходил.
Н. Бульчук: А он просмотрел фильм или прочел сценарий?
Н. Бурляев: Он прочитал повесть. И о ней он сказал, что разве кому-то это будет интересно… Это очень интересно, потому что с 1969 до 2025 мы знакомы. Познакомились в 13 наших лет, мы ровесники, и до 2025 года, 66 лет исторической нашей действительности мы вместе. То, как он себя вёл в самых разных обстоятельствах… Я уже показал этот фильм раза три, и сейчас всё время дорабатываю, тренируюсь, чтобы был ритм, чтобы было очень интересно. В общем, те, кто видел, говорят, жаль, что так мало. Хотелось бы ещё, ещё. Люди плакали... Пока не понимаю, над чем там плакать.
Н. Бульчук: А фильм короткий?
Н. Бурляев: Час десять пока. Осенью, к юбилею Никиты Сергеевича Михалкова, я думаю, этот фильм выйдет в общероссийский прокат. К 21 октября он должен уже выйти на всю страну. Будем ожидать реакции.
Н. Бульчук: Вы знакомы с 13 лет? Расскажите, как это случилось?
Н. Бурляев: Все промысел Божий. Нет случайностей в жизни, нет. Мне было 13 лет, я иду из школы по улице Горького, около памятника Юрию Долгорукову. Иду из школы, несу свои тройки, видимо. Вдруг у памятника какой-то молодой человек подзывает. Иди сюда, мальчик. Мне говорили, что к дядям нельзя подходить на улице, крадут мальчиков.
Н. Бульчук: Даже тогда?
Н. Бурляев: Да, но я к нему подошёл. И он мне начал рассказывать, что он режиссёр, оканчивает ВГИК, ищет такого мальчика, как я. Я все выслушал и сказал одну фразу, которую он потом записал и издал в своей книге. «Вдруг этот мальчик меня спрашивает: «А у вас есть документы?» Он мне дал свой документ, и там я прочитал, что это Андрей Михалков.» После уже он стал Кончаловским. Это мой крестный отец по кино. Он меня привез на дачу к Михалковым, в эту легендарную семью. А там Никита, ровесник. И мы как-то с ним в клин вошли тут же абсолютно и стали друзьями. И вот дружим уже 66 лет. А дальше была школа у нас одна с ним общая. Прежде я туда попал. Это школа рабочей молодёжи для творческих детей на улице Чехова, сейчас это Дмитровка, где учатся три дня в неделю всего. Учился там весь Большой театр, все детки, которые там танцевали. Ансамбль Моисеева, все фигуристы. Ира Роднина, мой одноклассник, её партнёр Алёша Уланов, мой близкий друг. Кстати, я не знал, что он катается. Просто дружбан. И я однажды Никиту Сергеевичу спрашиваю, ты сколько учишься? Он говорит, ну как, шесть дней или пять. А я говорю, а мы три! Как это так? Вот так.
Н. Бульчук: Ну, вам, наверное, на дом задавали больше.
Н. Бурляев: Школа рабочей молодёжи для творческих детей. Педагоги потрясающие. Оценки ставят только так, на раз. Никита спросил, где эта школа-то? Да рядом с твоим домом практически. И он пришёл и окончил там 10 класс. А дальше общее у нас Щукинское училище. Он туда попал, а я еще доучивался, потому что я на 9 месяцев младше.
Н. Бульчук: А у него уже созрел план, кем он будет.
Н. Бурляев: Да, да, да. И он уже окончил школу и в Щукинское поступил. На следующий год я окончил школу, пришёл в свой театр Моссовета, где я играл уже три года, был артистом академического театра. И говорю Завадскому, а что мне дальше делать. Ну как что? Ты же артист. Подожди-ка! Взял трубку и звонит. И говорит, Боря (Борис Захаве, ректор Щукинского), у меня такой чудный мальчик, Коля Бурляев. Видел фильм «Иваново детство»? Ну, послушай Колю! И я прихожу туда, в Щукинское, прямо к ректору, читаю ему то, что обязан был, там, басню, прозу, стихотворение. Он просит прочитать ещё что-нибудь. А я говорю, что больше не знаю. Как это так, молодой человек? Я ваши годы я читал Онегина наизусть и так далее. Но, говорит, вы же опоздали, сейчас октябрь месяц, первый курс уже набран, приходите на будущий год. И в это время, – судьба, открывается дверь и заходят... Профессор этого училища Щукинского Юрий Васильевич Катин-Ярцев, как оказалось, мой троюродный дядя, о чем я не знал, а он знал, что у него есть племянник. Он слышит это «приходите на будущий год, первый курс набран» и с порога говорит, мол, на втором курсе есть два места. И я попадаю из кабинета ректора туда, где учится мой друг Никита и Настя Вертинская! О Никите Сергеевиче я могу говорить очень много, но о нем, я думаю, что многое высказал в этом фильме «Никита». Этот фильм для меня очень дорог, как и сам этот необыкновенный человек, к которому всегда относились с завистью, как и к его отцу. Помню, когда я попал в дом Михалковых, это узнало моё окружение. Они говорят, да, ну эти Михалковы, у папаши открытый счёт в банке, чего там, автор гимна, со Сталиным дружит, со всеми правителями. Всегда было чувство зависти к этому роду, который стоял на Куликовом поле, предки стояли... И уходит родословная через царей. Есть гравюры, где Михалков рядом с царем-батюшкой 300-400 лет назад. И дальше до Рюриков. Этот род всегда служил Господу, царю и отечеству.
Н. Бульчук: Придворные люди.
Н. Бурляев: Да, они служили. Так же, как и Никита Сергеевич.
Н. Бульчук: Но своего рода эволюция происходит с каждым человеком, и многие замечают, что Никита Сергеевич Михалков, скажем так, годов 90-х, 2000-х, это совсем другой человек.
Н. Бурляев: Неправда! Абсолютная неправда! Кстати, сам Никита говорит, что прочитал сборник всех его интервью лет за 40-50 и признает, что ни от чего не может отказаться. «Я под всем подписываюсь!» То есть он всегда говорил правду, обрекая себя на нерукопожатность. Мне очень жаль, что пока в мой фильм это не попало, но я отыщу кадры событий 1999 года. Началась бомбардировка НАТО Югославии, я звоню Никите, он оказывается на кинофестивале в Каннах. И я говорю... Ты слышал, НАТО, бомбардировка? Он говорит, да, сейчас у меня окончилась пресс-конференция, я им всё сказал. И он сказал им всё, что он думает про НАТО, про то, что они делают. Этим он себе закрыл прокат фильма в Америке. Они заблокировали приезд и приход туда фильма Никиты Сергеевича. Было такое: арестовали Руцкого, я это видел по телевидению. Арестовали и в тюрьму. Никите Сергеевичу задают вопрос, а вот он же вроде ваш друг. И он абсолютно открыто, спокойно говорит, да, мой друг, я друзей не предаю. И это правда! Его предавали много, а он очень верный человек.
Н. Бульчук: Мы благодарны уже за то, что он сделал в своих кинематографических работах, откровениях по поводу закрытой правды, которую многие не знали, по поводу советских репрессий, репрессий в высшем, в верхнем генералитете. Его фильмы — это целая эпоха трагического развития событий для России. Конечно, мы очень мало знали и о периоде Сталина, и о периоде Брежнева, все это как-то нам приоткрылось. А сегодня его этот «Бесогон» многие воспринимают с некой иронией.
Н. Бурляев: Большинство нашего народа принимает правильно! Потому что он правду говорит.
Н. Бульчук: Знаете, некоторые говорят, что это какое-то такое увлечение, которое он поставил в пику современной реальности.
Н. Бурляев: Какое увлечение? Это служение! Он ради этого отставляет какие-то свои творческие дела, хотя и то, чем он занимается в «Бесогоне», тоже творчество. Каждая его программа — произведение, выстроенное драматургически, с катарсисом всегда.
Н. Бульчук: Не забуду их перепалку со священником Георгием Максимовым, который подверг несколько картин «Бесогона» критике. Он человек такой очень медлительно равнодушно осторожный, отец Георгий, тоже друг нашей радиостанции, так он прицеплялся буквально к каждой фразе Никиты Сергеевича, который, как человек эмоционально нагруженный, отвечал со всей эмоцией. Они несколько передач записали таких, но потом все-таки пришли к какому-то общему знаменателю, потому что дело-то общее у нас. Да, передо мной лежит еще одна книга, которую Вы любезно принесли в студию, подарили мне, Николай Петрович. «Иван Вольнов». Расскажите, пожалуйста. Здесь даже приложен DVD-диск в конце. Книга издана в великолепном оформлении, очень-очень стильном. Это поэма, насколько я понимаю.
Н. Бурляев: Это первая моя поэма, кстати, она же последняя. Как-то я подумал, дай-ка сделаю поэму. Буквально за три дня написал эти 40 страниц онегинским размером. И это тоже исповедь. Я сейчас оттуда вам прочту кусочек маленький. Имея учителем Андрея Тарковского, в частности, понимаю, что исповедь – это самое главное. Я не понимал его исповедального намерения в фильме «Зеркало», когда мне его соавтор Александр Мишарин рассказал про фильм, я как-то насторожился. Зачем ты будешь это делать, Андрей? Зачем так обнажаться перед людьми, зачем? Ты ещё хочешь маму свою сюда привнести в фильм и об интимных сторонах вашей семьи рассказывать, как это, зачем? Я не понял этого. Так же, как не понял и Юсов, оператор, которому предлагал Андрей Арсеньевич снимать «Зеркало», потому что, ну а кто ещё, кроме Юсова, лучшего оператора мира, с кем он делал Андрея Рублёва, «Иваново детство», свой первый фильм дипломный. И Юсов отказался это делать по той же причине. А потом мы встретились с Юсовым, уже увидев фильм. И мы оба поняли, как мы были неправы. И я, имея опыт Тарковского, исповедуюсь в том, что делаю. Потому что именно это интересно. И не надо бояться открывать ради себя, ради других свои порочные стороны, чтобы одолеть их, очиститься, покаяться.
Н. Бульчук: Мне кажется, откровенность больше чувствуется публикой, правда?
Н. Бурляев: Ну, конечно. Это действует интуитивно, потому что и ты человек, который видит фильм «Зеркало», и ты что-то в жизни подобное проходил. И ты будешь читать повесть «Близнецы». Боже мой, да это же и обо мне, ведь и у меня это было!? Ну вот, я решил сесть и написать поэму онегинским размером. Решил, напишу, принципиально. Все, что я делал, это все для себя, все в стол. И это то же самое. Вот оттуда отрывочек маленький.
Пустое времяпровожденье
С "элитой" в дымных кабаках:
До тошноты ночные бденья,
Застолья в "творческих домах".
Компаний пошлое веселье,
Постель чужая, боль похмелья,
Но обожали пикники
Советских классиков сынки.
Один любитель куропаток
Легко доступных чредовал,
Легко и Родину сменял,
Как пару папиных перчаток.
Один ли он удрал "пожить",
Не Родине - себе служить.
Где вы, сображники-ребята,
Володя... Гена... Где Олег?..
История шестидесятых...
Хмельной, гитарный человек...
Петлю и раннюю могилу
Судьба Геннадию судила.
И гневный бард под землю лег,
Блокаду тьмы прорвать не смог.
Отряд на марше расчленялся.
Кто крикнул: "Зло не одолеть!"
Кто слабостью упился в смерть,
Кто дезертировал, кто сдался,
Кто подкрепления не ждал,
Но верил в Свет и наступал.
Плетя интригу разрушенья,
Уже который век подряд,
Враги спасенья, дети тленья
"Ин вина веритас!" кричат.
Чтоб богатырь не смел подняться,
С нечистой силой расквитаться
И с мировым сразиться злом,
Россию залили вином.
И там, где прежде медовуху
Вкушали в праздные деньки,
Пришелец насаждал шинки
И убивал мозги сивухой.
Так Бахус, грязный винодел,
Без боя Русью овладел.
С рожденья знают даже дети,
Что в мире есть добро и зло,
Но всем ли взрослым на планете
Понять различье повезло?..
Ах, если б в школе нас учили,
Мол, так и так - вот злая сила:
Хаос, вражда, безверие,
Разъединенье, тление...
Зло безысходностью пугает,
Твердит, что счастье лишь в деньгах,
Во власти, низменных страстях,
Усладой плоти развращает.
Коснемся и добра примет:
Любовь и вера, радость. Свет.
Ночь проведя в богемном блуде,
Кто сможет чистоте служить?
И в мрачной комнате Иуды
О светлом Спасе говорить?
Обжорство, пьянство и похмелье,
Греха нечистое веселье...
Связь расторгая с Красотой,
Художник платит немотой.
Он звуки неба забывает -
И крылья в путах суеты
Не достигают высоты.
Гармония в душе смолкает...
И в сердце тления печать
Вольнов уж начал примечать.
Н. Бульчук: Вольнов — это центральный герой, и это автобиографическая исповедь?
Н. Бурляев: Да, а все, что я делаю, основано на правде. Я пытаюсь действовать именно так. Как говорил Лермонтов, «есть чувство правды в сердце человека, святое вечности зерно». Идите к людям с этим чувством правды. Исповедуйтесь на экране! Это нужно душе человеческой. Перед фильмом о Никите я сделал фильм о Тарковском. Это третий мой документальный фильм, моя исповедь пред Андреем, и его исповедь через меня. Мне говорили, как будут смотреть это дети? Вообще, для кого вы это делали? Ведь у вас там идёт речь о жизни, о смерти, о том, что её нет, о бессмертии, о жизни духа человеческого, о Боге, о Создателе, которому служил Андрей Тарковский всю свою жизнь, интуитивно. Поэтому он стал эталоном и режиссёром номер один. Так вот, как смотрели дети. Первый пример – это девятилетний мальчик. Сын прокатчицы фильма Елены. Она смотрит у себя на столике на ноутбуке этот фильм, чтобы решать, прокатывать, нет. Её сын рядом в соседней комнате у своего компьютера. Он заходит в комнату, встаёт рядом с мамой, смотрит, опускается медленно рядом на диван и досматривает этот фильм. Далее я приехал показывать этот фильм в Новокузнецк. Зал – 200 мест обычного кинотеатра. Обычный полный зал. И сразу увидел я в центре зала, их невозможно было не заметить, пару подростков, лет по 15. Девушка, крашеная в ультрафиолет, и парень, крашенный в какой-то огненный цвет, бритоголовый, с татуировочкой. У меня одна мысль: они как сюда попали? Ошиблись залом? Я представил фильм и тут же должен был улетать, опаздывал в аэропорт. Обычно я жду окончания, чтобы увидеть этот шок в зале. Вот фильм оканчивается, и люди не могут говорить какое-то время, потому что фильм их уносит в высшие пределы, к Создателю, туда, где обретается душа. И вдруг фильм оканчивается, конец, и они возвращаются в эту явь. И они какое-то время просто молчат и не могут говорить. Через три дня мне присылают видео. ГТРК местное берёт интервью у тех, кто уже увидел фильм. И из зала эта девушка выходит. К ней подходят, и она говорит сегодня её фразу. «Я не понимаю, что со мной произошло. Я как будто бы побывала в ином мире». И вышел совершенно другой человек. Да, волосы остались такого же цвета, но глаза поменялись. Потому что фильм ей рассказал о том, о чём она явно думала в свои 15 лет. О смерти все думают. А этот фильм говорит, что нет смерти, её нет. И сошлось, когда я делал этот фильм, то, что я знаю, что у Андрея, у Тарковского в его дневниках. Я-то в 25 лет испытал это чувство, оставив тело и побывав в том мире, где мне было показано все, что было, есть и будет в один миг.
Н. Бульчук: Расскажите, пожалуйста, подробно.
Н. Бурляев: Это невозможно описать. Один миг! И тебе показано всё, что было, есть и будет. Вообще всё! Сейчас я не могу рассказать, что я там видел, но это было. Потом читаю у Лермонтова об этом же. Он написал, сколько ему было лет? 24-25. «Есть чувство правды в сердце человека, святое в вечности зерно, пространство без границ, течение века объемлет в краткий миг оно». Он тоже об этом же написал. И у Тарковского об этом же! Его фильм «Жертвоприношение» оканчивается тем, что его главный герой говорит мальчику: «Не бойся, мой мальчик, смерти нет». Есть страх смерти. Это плохой страх. И если бы люди знали об этом, то все было бы иначе.
Н. Бульчук: Николай Петрович, будут сейчас смотреть Тарковского современные люди, молодежь? Как вам кажется?
Н. Бульчук: Ничего выше фильмов Андрея Арсеньевича Тарковского нет. И недаром он реально признан режиссером номер один в... А почему? А потому что он был проводником воли Божьей на земле, проводником Создателя, Который им руководил. И поэтому так действует эта магия экрана Тарковского на всех. Это какой-то особый экран. Ему пытаются подражать и не могут все эти эпигоны, Звягинцев, ещё кто-то. Не могут, потому что у них нет любви, самого главного нет. А показать дурную Россию могут.
Н. Бульчук: Я бы задал вопрос, который я многим моим собеседникам задаю. Вам не кажется, что это был определенный период времени, о котором мы говорили, вот когда творили великие, писали великие, снимали фильмы, были великолепные актеры. И хотя мы часто сейчас называем это периодом «безбожного советского времени», но мне почему-то кажется, что и Церковь была более на своем месте в те годы, именно когда была гонима, когда было нельзя достать Священное Писание, когда приходили партийные чиновники тайно в храм, стояли за богослужением, тайно крестили детей. Они относились к каким-то большим пиететом к святости, в том числе и к Церкви, чем сегодня. Вот как вам кажется?
Н. Бурляев: Думаю, нет... Веру-то не убить! Она априори дана человеку при рождении. Я приезжал в Псково-Печерский монастырь после создания фильма «Андрей Рублёв» с Саввой Ямщиковым. Он меня привёз туда к отцу Алипию, наместнику. Как-то мы трапезничаем у отца Алипия, я, Савва и отец Алипий. И какой-то журналист ему задал вопрос, а сколько верующих-то в СССР? Отец Алипий оглядывается на келейника и в ответ: а сколько живет-то у нас в стране? Ему отвечают, что 300 миллионов. Отец Алипий говорит, так вот, все верующие. Это даётся Господом. Ты же от Него пришёл. Как говорит Державин:
Твое созданье я, Создатель,
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ Податель,
Душа души моей и Царь!
Н. Бульчук: То есть все верующие, но по-разному.
Н. Бурляев: Ну, конечно, даже атеисты. У меня было общение с одним атеистом, лауреатом Нобелевской премии. Это была публичная беседа, в программе Савика Шустера по НТВ. Этот атеист говорит, а что такое Вы всё о Боге? Вот я атеист, нет Бога, а мы сами такие умные и так далее, и природа-то. А кто создал-то Вас, такого умного и природу, да так гармонично, каждый листик, каждый цветочек? Кто? Предстанем мы все пред Господом, и атеисты вдруг увидят, что Он все-таки есть, вот будет стыд-то.
Н. Бульчук: Дай Бог, чтобы ещё долго не предстали, потому что нам нужны такие люди, как Никита Сергеевич, Савва Ямщиков, который, к сожалению, уже предстал. Он был гостем и ведущим нашего радиоцикла на Радио Радонеж. Это была золотая эпоха, когда и воспоминания, и сама эмоция переливались через край. Я прекрасно помню, как это все записывалось здесь, в этой студии. Такое впечатление, что все-таки уходит некий калибр людей. Посмотреть на государственных деятелей. Давайте честно признаемся, президенты сегодняшней Франции, Германии, Великобритании – это уж совсем другие люди, если мы сравним с послевоенным периодом. Что произошло с людьми, почему как-то все так умалилось? Или мы сами умалились? Может быть, мы не можем дать должные оценки своим действиям?
Н. Бурляев: Господа предали. Распяли они Его в себе. В Европе распяли. Предали все заповеди. Всё! Совершили преступление. И католическая Церковь, признавшая однополые браки – что это такое, товарищ папа римский?! Неверной дорогой идёте товарищи! Все продано. Они погибают. Допустили к себе нашествие орды из Африки и прочих стран.
Н. Бульчук: Но мы говорим, конечно, о руководителях, потому что простой народ это другое...
Н. Бурляев: Конечно, они предали. Люди есть нормальные всюду. И потом эти люди сейчас потянулись к России. Нам их спасать, нам им предоставлять наши просторы. Они к нам сюда придут, где, извините, Байкал и все блага, и огромные территории. И главное, президент что сказал? Вообще, он сказал, чего ему не простят «коллеги», против чего борется Россия. Россия борется против мирового сатанизма! Это он сказал однозначно. Надеюсь, осенью в Думе мы примем закон о противодействии сатанизму. Я поднимал эту тему и начал готовить этот закон первого июля прошлого года, собрал экспертов, все фракции были. И как только мы озвучили это, я вышел из зала, уже мне помощник даёт телефон – как рада украинская отреагировала. Мол, что там эти русские, какой там бес, сатана? Сами они уже обалдели.
Н. Бульчук: А что, сатанизм есть в России?
Н. Бурляев: А как же? А Вы что, не знаете? Ну, давайте поговорим об этом. Это тема моя. Вот вспомните, Крокус-Сити расстреляли. Ещё не было девяти дней, а мне на телефон присылают, что Кремлёвский дворец готовит премьеру программы рок-шоу оркестра под названием «Властелин тьмы».
Н. Бульчук: Вы прислали мне, я помню.
Н. Бурляев: Не только Вам прислал, я тут же отправил и в Генпрокуратуру, и в Следственный комитет от Думы, запрос, и директору Кремлевского дворца. Что происходит в Кремле, в центре страны? Где-то через два дня ответил мне директор, что они запретили этот спектакль. Дальше. Центр города. Несколько месяцев назад, книжная ярмарка в Гостином дворе. Полно народу, молодёжи, просто тысячи там ходят, и продаётся не одна, две, три книги о сатанизме, а сотни книг! Есть видео: люди молодые подходят, обложки красочные, смотрят, покупают, уносят это с собой. А главное, там много практик, которые работают. Там всё описано. Дальше, уж раз мы эту тему тронули. Совсем недавно на Красной площади очередная ярмарка книжная. И там книги о сатанизме. А кто-нибудь вообще отвечает за все это? Так вот поэтому мы примем этот закон, прищемим хвост сатане. Да, он завизжит, но ничего, мы потерпим этот визг ради грядущих поколений.
Н. Бульчук: Но вот такие вещи нужно делать обязательно с благословением. Вы у кого-то благословились?
Н. Бурляев: А как же? Мы эту тему начали 1 июля прошлого года, а в ноябре месяце на рождественских чтениях Патриарх Святейший выступил и сказал о важности этого начинания, о том, что нужно этому положить предел. И это же наш Патриарх и в Думе повторил вскоре. Но самое-то главное, 22 июля, недавно, Верховный суд, продолжая это дело, принял указ о причислении сатанизма к экстремизму. Процесс идёт, это Россия, и мы этого здесь, пока мы живы, не позволим.
Н. Бульчук: Я чувствую, очень много Вы обретёте себе врагов.
Н. Бурляев: Да я спокойно к этому отношусь. Как говорил Лермонтов, я люблю врагов, но не по-христиански. Они меня забавляют.
Н. Бульчук: А я вспоминаю почему-то нашу встречу последнюю с Никитой Сергеевичем Михалковым. Это случилось в год ковида, практически за месяц до того, как были включены очень серьёзные ограничения на передвижение, в том числе и на интервью. Помню, как мы пили корень имбиря, который тогда считался чуть ли не панацеей от ковида. И Никита Сергеевич в интервью большом все-таки вернулся к теме Россия – Третий Рим. Сегодня эта тема очень часто поднимается в том числе и в медийном пространстве. Для многих людей, которые настроены скептически по отношению и к историческому пути России, и к духовным ее корням, это кажется каким-то таким оксюмороном. Для дьявола главное, чтобы люди поверили, что он не существует. Так и для России… пока мы как-то не очертим ее перспектив, возможностей покаяния всенародного, восстановления самодержавия… Все-таки к этому идет по пророчеству старцев… мы не осознаем всей серьёзности задачи России как удерживающей силы. Как вам кажется, каковы будут государственные формы? Вы, как человек думающий, философ отчасти, писатель, конечно, как актер и режиссер размышляли над этим. Сегодня говорят, невозможно вернуться на старые позиции. Государя просто люто ненавидит многие русские люди, к стыду своему скажу. Почему ненавидеть можно человека, при котором ты не жил, а только питаешься, какими-то слухами, часто непроверенными. А недавно я разговаривал с одним очень влиятельным человеком, который состоял в комиссии по изучению екатеринбургских останков. Человек военный, он говорит, что обладает всеми данными, чтобы подтвердить подлинность останков. Я тут же ему эти «100 вопросов Церкви». Он не знал, что ответить на это, даже, может быть, и не слышал про это. Но есть и такие люди. И вот этот разброд и шатания вокруг наших перспектив вызывают некое недоумение, я бы сказал, усталость и дезориентированность в народе. Как вам кажется, Николай Петрович, все-таки что нас объединит в ближайшее время? Говорят, что объединит СВО. Конечно, многих, наверное, объединила она своим горем, своим страданием. За литургией мы читаем эту молитву Святейшего Патриарха, но ведь это все равно горе. Война – это горе. А что нас объединит, может быть, в радости?
Н. Бурляев: Да Россия и объединит. Говорят, Третий Рим. Это не Третий Рим. Это Россия. Богом данное место какое-то особое. Территория на планете. Сейчас все мы реально становимся русскими людьми. Вы об СВО вспомнили. Там идет такое объединение!? Полгода как я познакомился с тем, кто меня потряс по телевидению. Чеченский генерал Апти Аронович Алаутдинов, генерал-лейтенант, командующий спецназом «Ахмат». И вдруг этот молодой человек по телевидению говорит «Мы воины Иисуса». Мы воюем за святую Русь, пока есть она, есть все мы. Потом мы познакомились, и я к нему часто езжу под Курск, где он сейчас держит оборону и наступает. И я ему задаю однажды вопрос. Апти, а сколько у тебя вообще национальностей-то воюет? Он говорит, все 190, плюс один армянин, эстонец, православный грек, предприниматель, который ненавидел мусульман, он деньги жертвовал огромные, чтобы их убивали в Греции, огромные деньги. И Апти сказал общим каким-то знакомым, а пусть он приедет. И этот грек приехал к Апти, стал воином и погиб. Так вот сейчас абсолютно все мы сейчас русские. Это же не по крови. Это особая часть шестая часть земли, которая делает нас такими. Сейчас мы обретаем чувство собственного достоинства, родину обретаем, свою гордость за то, что мы наследники такой страны. Так что победа будет за нами, как говорил один сербский воевода. В 1914 году, когда сербов поставили на грань уничтожения, в очередной раз, этот воевода Пашич бросил клич «Нам нет спасения, мы победим!» У нас нет выхода, – мы должны победить! А люди, жившие на Западе в разные века говорили одно и то же: спасение России есть спасение мира, гибель России – есть гибель мира. Мы не погибнем сами и станем примером для вырождающегося человечества.
Н. Бульчук: Да, стоит смотреть на события современной жизни с точки зрения эсхатологии. В 90-е годы вышел двухтомник большой «Россия перед вторым пришествием». Этот сборник Сергей Фомин организовал из цитат святых отцов, писаний исторических каких-то. Он в своё время произвёл некий фурор, но 90-е годы все-таки это были 90-е. А сегодня сама природа свидетельствует о том, что происходят какие-то тектонические сдвиги. И действительно, видимо, от каждого из нас зависит, продлит ли еще Господь существование и человека, и государства, и России в том числе на этой грешной земле? Николай Петрович, вы смотрите в будущее с оптимизмом. Мы очень хотим, чтобы вы что-то пожелали нашим радиослушателям. По-человечески я всех понимаю. Сегодня и у меня такой резкий характер стал. Сейчас стараюсь уходить от советов и наставлений, потому что всех людей очень жалко. У кого-то погиб человек близкий, у кого-то распалась семья, кто-то испытывает какие-то трудности, и ты можешь своим вроде бы хорошим отношением часто навредить. Люди живут сегодня сложно. Какой-то добрый совет, пожелание, может быть, наставление, как учитель, как друг, как наставник?
Н. Бурляев: Серафим Саровский говорил, что Господь приведет Россию через испытания к просветлению. И сейчас этот процесс идет. Я абсолютно в это верю. Иначе все бессмысленно. Эти жертвы, которые сейчас мы приносим на СВО. Будет меняться Россия. Обязательно! У этих чиновников которые привыкли жить по старинке с элементами русофобии. Вроде русские люди, а чувствуется русофобия, пренебрежение к своим корням, к своему к русскому. Победа будет за нами! Это понятно, – выхода нет! На нас смотрит весь мир, смотрит на Россию. Как это можно отменить ЛГБТ, да еще против сатанизма они там чего-то...? А вот так! Это Россия! У нас свой путь. И не надо бояться смерти, её нет. Надо быть готовым всегда, в любой миг. Но только жить надо чисто, поступать чисто и говорить чисто, действовать чисто. А Лермонтов говорил «сколько можно натянуться за Европой? Пора жить своей самостоятельной жизнью и внести в общечеловеческое свое самобытное российское». Это было ясно Лермонтову, это ясно нам, и мы пойдём своим путём.
Н. Бульчук: Дай Бог, чтобы этот путь был светлым, чистым и перспективным. Значит, Божьим путём. Николай Петрович Бурляев был сегодня с нами в студии.
Н. Бурляев: Благодарю вас. Храни Господь «Радонеж» и Россию.
Добавить комментарий