О желании перемен

В социальных сетях распространяется текст под названием «Татьяна Касаткина о том как должна измениться РПЦ». Заголовок, видимо, не принадлежит самой Татьяне Касаткиной — которую представляют как «русского философа, литературоведа, культуролога, религиоведа, писателя», но вот текст ее и он интересен тем, что отражает взгляд определенного слоя людей — которые и стали перепощивать его в своих аккаунтах. На их воззрения, пожалуй, и стоит коротко отозваться.

Нет ничего проще, чем менять поведение больших групп людей. Об этом знают все опытные игроки в «Эпоху Империй». Нет ничего более невинного и безопасного — всегда можно загрузить предыдущее сохранение. Но вот те, чей опыт основан на взаимодействии с живыми людьми, а не с юнитами на экране, полагают любое реформирование крайне сложным, ответственным и опасным делом, которое предполагает, сначала, понимание того, что и зачем вы хотите изменить.

Возможно, то, что Вы рассматриваете — это не такой страшно неудобный молоток, который надо срочно переделать, потому что им очень неудобно забивать гвозди. Возможно это микроскоп, и его предназначение — вообще не в забивании гвоздей. Перед тем, как ставить вопрос «какой должна быть Церковь», желательно определиться с тем, что есть Церковь и какова ее миссия в мире, почему она устроена именно так, а не иначе, и кому она вообще должна — то есть кто является высшим авторитетом в вопросах ее устроения.

В любом человеческом деле, особенно, когда речь идет о самом трудном виде работы — работе с людьми — бывает необходимо потратить время и усилия на то, чтобы понять, как это работает, и принять во внимание опыт тех, кто уже трудится в этой области — и поколения их предшественников. Это так в педагогике, в медицине, охране правопорядка — любом деле.

Затратить эти усилия необходимо, иначе наши суждения окажутся неосновательными, а предложения — неосуществимыми. Возьмем, например, такое предложение: «Церковь как свободный союз равных приходов, избирающая епископа на служение». Как это могло бы выглядеть на практике?

Любая демократия начинается со списков избирателей; с выяснения кто имеет, а кто не имеет право голоса. Иначе любые люди, которые появлялись в храме только на освящении куличей — или не появлялись вообще — будут решать вопросы церковной жизни за вас. Партия поклонников Саи Бабы, партия поклонников Блаватской и партия поклонников тов. Сталина будут выдвигать своих кандидатов в Епископы — с наилучшими шансами для поклонников тов. Сталина, почитаемые изображения которого тут же и украсят Ваш храм. Вы точно этого хотите? Но всех их еще может побить партия людей, измученных нарзаном, которые, получив по пятьсот рублей,  вообще проголосуют за закрытие храма и передачу места под торгово-развлекательный центр в интересах какого-нибудь уважаемого предпринимателя.

Поэтому любая демократия предполагает определение тех, кто имеет право голоса. В протестантском мире, где, при пресвитерианской системе управления, могут быть серьезные элементы демократии — существует также и фиксированное членство в общине. У Вас есть право голоса, если про Вас точно знают, что Вы активный прихожанин, полностью разделяющий вероучение общины, Вы регулярно платите десятину, прозрачным образом, через банк, и к тому же регулярно жертвуете на различные церковные проекты, не замечены ни в каком компрометирующем поведении. Мне мои друзья баптисты рассказывали о том, как в их общине одного мужчину несколько раз видели с молодой женщиной, так перед ним ясно поставили вопрос — как он видит свое семейное положение, и не впал ли он, часом, в блуд, ибо блудники царства не наследуют и им не место в общине верных. Этот мужчина правильно воспринял братское обличение и отношения должным образом оформил. Вот в сплоченной общине, где братья и сестры могут — с братской заботой о Вашем спасении — внимательно интересоваться кругом Ваших знакомств, демократия может работать, люди могут избирать себе пастырей (правда, из числа уже имеющихся кандидатов, ибо пастырский труд в любом случае требует долгого обучения). Потому что кто тут избиратель, а кто просто заходит чаю выпить — всем ясно. Можно вспомнить и то, что Епископов могли избирать в ранней Церкви — но тогда существовала четкая грань между членами Церкви, оглашенными, то есть кандидатами на Крещение, которым полагалось выходить за двери при возгласе «оглашенные изыдите», и внешними, которых уж точно за эти двери не допускали.

Но это система, которая, я боюсь, покажется многим из нас, и, особенно, тем из нас, кто наиболее демократически настроен,  тяжелой. Права приходят вместе с ответственностью, знаменитый лозунг no taxation without representation — «никаких налогов без представительства», верен и в обратную сторону — никакого представительства без налогов. Чтобы иметь право голоса в каком-то деле, Вы должны в него серьезно вкладываться и принимать на себя серьезные обязательства.

Конечно, и фиксированное членство не спасает от некоторых издержек демократии — как мы видим на примере общин, которые взяли и проголосовали за отмену некоторых заповедей Божиих, а также догматов веры, таким образом окончательно удалившись за пределы исторического христианства.

Но там, где такого членства нет, кто-то ходит в храм несколько раз в неделю, кто-то — раз в месяц, кто-то по большим праздникам, составить списки избирателей просто невозможно, а пытаться ввести четкую систему, при которой будет ясно, кто внутри и право имеет, а кто снаружи — и нет, значит произвести немалые обиды и огорчения.

Другой постоянно возникающий пункт — «Отказ от ориентации на тесный союз со светской властью. Сотрудничество с властью в социальной сфере, но не слияние и не встраивание в гос. иерархию и не претензия на гос. бюджет».

Для начала хочется заметить, что общины, пребывающие в тесном союзе с властью, выглядят несколько по-другому — можете посмотреть, хотя бы, на «Киевский Патриархат» или УГКЦ в соседней Украине. Слова о встраивании в иерархию говорят только о крайне смутном представлении об устройстве той и другой иерархии. Ну какие государственные должности занимают Епископы? Заседают в Палате Лордов, как в Англии? В Думе нет Палаты Лордов. Или какие церковные должности занимают государственные чиновники? И как может выглядеть «сотрудничество с властью в социальной сфере» так, чтобы оно не навлекало на себя упреков в «встраивании» и «слиянии»? В таких светских государствах, как Франция и США, католические школы и госпитали получают финансирование от государства — потому что они, с точки зрения государства, решают важные социальные задачи. Это претензия на гос.бюджет или нет?

Довольно обычны и претензии к «Нехристианскому поведение христиан. Нравственному состояние иерархической верхушки РПЦ», причем это как правило претензии, основанные на сообщениях из интернета. Очень редко можно видеть личные свидетельства типа «я в белом пальто зашел в церковь и обнаружил там нехристианское поведение и (плохое) нравственное состояние иерархической верхушки». Чаще это «а вот знакомый моих знакомых в белом пальто вошел в церковь и обнаружил» или даже «а вот анонимный источник в интернете сообщает, что он зашел в белом пальто...» Люди, которые живут в Церкви и черпают свой опыт из непосредственного общения с другими христианами, в том числе, священниками и епископами, обычно гораздо сдержаннее оценках.

Но вернемся к главному — для чего вообще предназначена Церковь? Чего мне вообще в ней искать — а чего искать в ней с самого начала бессмысленно? Церковь создана доля спасения грешников. Мы приходим в нее — когда приходим — как грешники, ищущие спасения. Мы приходим, чтобы учиться слову Божию и пути христианской жизни. Примерно как в университет мы приходим не для того, чтобы читать лекции профессорам и обличать старшекурсников недостаточном усердии. Мы приходим, чтобы учиться, и мы готовы признать, что другие знают больше нас и нам стоит их послушать.

Это не значит, что в Церкви ничего не возможно менять — в принципе, возможно. Возможно подавать и дельные советы по этому поводу. Но они должны даваться изнутри, людьми, которые говорят изнутри традиции и видят в Церкви Мать, а не организацию.