Афонские рассказы

 Три встречи с отцом Саввой

Кстати сказать, с первым сербским монахом в своей жизни я познакомился также на Афоне.

В мой первый визит на Святую Гору, ожидая катера на пристани монастыря Григориат, я разговорился с невысоким, сухим седобородым монахом-сербом. У отца Саввы, так его звали, один глаз был изуродован бельмом, но другой, светло-голубой, смотрел на мир необычайно внимательно и, я даже сказал бы, цепко. Лицо пожилого монаха светилось добротой и особой крестьянской мудростью. Ранее отец Савва имел семью, работал на светских должностях, даже некоторое время прожил на заработках в Австралии, но затем овдовел, принял монашество и стал восстанавливать монастыри в своей родной стране, в которой после смерти Тито режим стал понемногу смягчаться. Сербский монах прибыл на Святую Гору таким же паломником, как и я. Он пригласил меня в Сербию и даже написал на бумажке корявым почерком свой весьма простой адрес: «г. Кральево, монастырь Св. Петки, монах Савва».

Возле Кральево я оказался лишь несколько лет спустя – в первой паломнической поездке, которую мы с парижским приятелем совершали по Югославии. Отца Савву я запомнил хорошо и непременно хотел его отыскать. Это вышло не так просто: монастыря Св. Параскевы-Пятницы (Петки) в Кральево не оказалось. После долгих расспросов выяснилось, что такой порушенный монастырь имеется лишь за городом, километрах в двадцати, подле городка по имени Штубал, и что восстанавливает его, точно, монах Савва.

Добрались мы туда лишь к вечеру. Водитель высадил нас на дороге и, указав на видневшиеся вдалеке строения, сказал, что это и есть монастырь. Мы пошли напрямик через поле и увидели небольшую церквушку и пару хибарок. В храме начиналась вечерня. Ничуть не изменив­шийся отец Савва стоял на клиросе. Меня он узнал сразу, обрадовался и сказал, что нам с приятелем предстоит петь всенощную, а то священник есть, а певчих нету. Наши возражения, что петь мы не умеем, он отказался слушать, сказав, что петь надо, и пусть мы делаем это, как можем. Так мне впервые (надеюсь, и в последний раз), пришлось вдвоем петь всю всенощную целиком (это при том, что я не могу воспроизвести ни одного гласа). К счастью, друг пел хоть немногим, но лучше моего, и какие-то отдаленные подобия мелодий нам удавалось вытягивать. Вспоминать о той службе мне до сих пор страшно, но все-таки, Божией милостию, она дошла до конца.

Потом мы испытали теплое гостеприимство отца Саввы, переночевали в его восстанавливающемся монастыре (всего там было трое монахов), наутро причас­тились за литургией, подкрепились и поехали дальше по нашему маршруту. На прощанье отец Савва долго благодарил нас за помощь на службе, настоятельно приглашал посетить его опять и твердо обещал, что мы еще свидимся и помолимся вместе – он-де совершенно в этом уверен.

С тех пор я побывал в Сербии несколько раз, но вновь повидаться с отцом Саввой не доводилось.
С годами я все реже и реже вспоминал этого невысокого и очень интенсивно общавшегося монаха. Не то что я его совсем забыл, но как-то он отодвинулся в «запасники» памяти, а случая вытащить его оттуда не доводилось.

В 2005 г. меня, давно уже московского жителя, пригласили с женой и дочкой провести отпуск в Черногории. Мы было собрались ехать, но вдруг пригласивший нас человек куда-то пропал и на связь больше не выходил. Поскольку билеты мы уже купили, ситуация оказалась весьма затруднительной. Пришлось срочно включать старые контакты и через коллег в Сербии я договорился о прибежище. На просьбу моих зна­комых откликнулся игумен неведомого мне доселе монастыря Подмайне, предложивший нам жилье и питание на месяц, а я, в свою очередь, обязался прочитать в Черногории и Сербии несколько лекций.

Монастырь располагался у подножия горы над курорт­ным городом Будвой и состоял из только что поднятого из руин храма романской архитектуры и нескольких восстановленных (а фактически, построенных заново) каменных зданий вокруг него. Храм из бело-желто-серого известняка, с потрясающе красивым круглым окном-розет­кой на фасаде, был свежерасписан изнутри талантли­вым белградским иконописцем. Вдохновенные фрески, выполненные в традиционной сербской манере, выглядели совершенно органично, подчеркивая старину и намоленность храма. Внутри, возле входа, между старых каменных плит, которыми был выложен пол, одна – треснутая – оказалась могильной с полустершейся надписью: такие надгробия часто встречаются в древних храмах.

Встречал нас настоятель, отец Венедикт – совсем еще не старый (мой ровесник) человек, удивительно энергичный, столь же удивительно смиренный и исполненный деятельной любви. Принял он нас, как родных, немедленно уступив мне свою келью, переехав на вторую койку в соседнюю, где жил один из его монахов – отец Агафон. Впрочем, спал отец Венедикт мало – даже когда он был в монастыре, то исповедовал и беседовал с людьми допоздна, а раннее утро встречал уже в храме. В своем монастыре служил он всего лишь пару раз в неделю, а все остальное время проводил в поездках, окормляя восстанавливаемые им храмы и монастыри в этом гористом крае. Как и его небесный покровитель – преп. Венедикт Нурсийский, он шагал по окрестным горам, отыскивая старые, полуразрушенные церкви и вручную, с несколькими помощниками, отстраивал их, создавая вокруг наиболее пригодных из них монашеские общины, мужские и женские. Уже им было создано три монастыря, и в каждом он служил литургию не реже раза в неделю. До одной из этих общинок, всего из двух человек, подняться можно было только пешком, и карабкаться от автомобильной дороги приходилось не менее часа. Но каждый четверг отец Венедикт служил у них. Еще выше этой общины (минут сорок наверх) батюшка восстановил небольшой храм пророка Ильи, а ведь все стройматериалы приходилось поднимать на спине! И таких храмов он восстановил уже не менее десятка, а планы строил еще о стольких же заброшенных за годы коммунизма церковных зданиях!

Вокруг основного монастыря сложилась слаженная и серьезная община верующих, отчасти местных, а отчасти приезжающих за духовным окормлением к о. Венедикту из разных концов Черногории и Сербии, а то и из-за границы. Приезжие оставались в монастыре или поблизости на какое-то время – кто на несколько дней, кто – недель, а кто и месяцев. Со многими из них мы подружились и часто беседовали на разные темы. Как-то один из приезжих сказал, что долгое время жил в Кральево. Знакомое название вызвало ассоциативную цепь и я поинтересовался, не слышал ли он, что сталось с отцом Саввой. «Которым, – спросили меня, – с бельмом на одном глазу?» «Им самым, – обрадовался я, – он еще раньше в Австралии жил. Жив ли он еще? И как там под Штубалом его монастырь Св. Петки поживает?»

«Как, вы не знаете? – удивился мой собеседник. – После восстановления Св. Петки отец Савва приехал сюда и вместе со своим учеником отцом Венедиктом начал восстанавливать этот монастырь. Он успел пробить все бюрократические разрешения и начать строительные работы, во время которых и скончался. Отец Венедикт продолжил и закончил его дело. А отец Савва – он же и лежит в храме. Разве вы не заметили могильную плиту при входе?».

Я вскочил и побежал в храм. Действительно, надпись, высеченная на плите, которую я принял за древнюю, гласила: схимонах Савва (Коматович). Год кончины стоял 1994.

Так вот где был мой гостеприимный и добрый отец Савва! Мы действительно свиделись. Тогда, когда у меня возникла нужда в его помощи, он привез меня в свой монастырь, и я, не зная того, вновь оказался у него в гостях. Вновь я читал на клиросе в его храме, прислуживал в алтаре, молился и причащался там, где было упокоено его тело и где, я уверен, незримо присутствовала его светлая душа, всегда, как и при земной жизни, готовая оказать помощь нуждающемуся в ней.