Максим Соколов: «Обскачи весь белый свет, никого умнее нет нашего Гасана!»

Слова песни, написанной в 1981 г. артистом В.Б. Смеховым для спектакля "Али-Баба и сорок разбойников ", оказались пророческими. Тем более, что в другом куплете сообщалось, что и "никого смелее нет нашего Гасана".

Во исполнение пророчества профессор НИУ-ВШЭ Гасан Чингизович Гусейнов выступил со смелым и умным текстом с критикой "убогого клоачного русского, на котором сейчас говорит и пишет эта страна". Да и страна "порядком одичавшая".

Разбирать аргументацию профессора можно долго и смачно, потому что она не только крайне невежлива и даже откровенно груба, что вроде бы не пристало всемирноученому профессору, тем более – профессору филологии, но и потому что подробный разбор превращается в избиение младенца.

Этим вполне фундированным избиением многие и занимались. Иные корректно, как в анекдоте про беседу двух рабочих на стройке "Ну, Гася, ну, ты не прав", иные менее корректно, соблазняясь перекличкой "клоачный – кишлачный", на каковую перекличку их навело имя-отчество профессора. Последнее, конечно же, недопустимо и к тому же фактически неверно. Элитарный московский житель Г.Ч. Гусейнов имеет к кишлаку такое же отношение, как славный математик И.М. Гельфанд к кибуцу. То есть никакого.

Можно лишь заметить, что в 70-е гг., когда Г.Ч. Гусейнов учился на филологическом факультете МГУ, на первом курсе преподавалось "Введение в языкознание". Если бы профессор хоть немного помнил эту дисциплину, он избежал бы тех невежественных и противоречивых суждений о современном бытовании русского языка, которыми полон его смелый текст.

Конечно, года идут и память слабеет. В те же 70-е гг. в том же МГУ бытовало bon mot, что первая стадия деградации выпускника мехмата – когда он не помнит, чему равна производная от экспоненты, а вторая стадия – когда он не помнит, сколько будет дважды два. Хотя все-таки всемирноученому профессору вряд ли подобает совсем уж забывать первокурсную пропедевтику.

При этом критики профессора тоже немало распоясались, придумывая разные хитрые объяснения того, за каким чертом ему понадобилось произвести такой faux pas. Провокация такая, провокация сякая или даже просто желание приобрести себе полезный на старости лет венчик исповедника, от ватников умученного.

На иной взгляд, приписывать Г.Ч. Гусейнову изощренное премудроковарство совершенно неправильно.

Напротив, тут мы видим порожденное счастливыми жизненными обстоятельствами чрезвычайное простодушие. Мальчик родился, как говорят англичане, с серебряной ложкой во рту и всегда с нею пребывал. Сын номенклатурного советского писателя, он прошел несмущаемый бедами светлый путь (если возникали проблемы, то, как он сам пишет "По большому, очень большому блату отец устроил меня на работу в Институт мировой литературы имени Горького").

Даже крушение СССР, когда никому не было дела до ученых, тем более до классических филологов, он пережил легко, поехав на зарубежные стажировки – Гейдельберг, Бремен, Бонн, а также США. Вернулся в Россию уже во времена путинской стабильности, попутно продолжая преподавать за границей.

С одной стороны, как говорил тов. Сталин, "завыдовать будэм", с другой – такой светлый путь мог и порождать порой присущее мажорам ощущение вседозволенности. "Кто же меня с серебряной ложкой тронет?". Что и породило игривый жизненный стиль, отражающийся в текстах – шутник, баловник, озорник и дискобол. Равно как и общую манеру рассуждения – "Он, как говорят поляки, "mial zająca w glowie", и этот заяц до такой степени беспутно шнырял под его черепом, что догнать его не было никакой возможности".

Пташка Божия не знает ни заботы, ни труда.

Все это было бы прекрасно или, по крайней мере, терпимо, но возникли проблемы у НИУ-ВШЭ. Полифем (т. е. кровавый режим) и туда простер свою ужасную руку. Последнее время кузницу и здравницу трясет от скандалов, связанных с тем, что сотрудники и студенты совсем разнуздались и смело (чтобы не сказать: отчаянно) ниспровергают режим – "Мы фашистов не боимся, пойдем на штыки".

Тут и коллега Г.Ч. Гусейнова по ВШЭ проф. С.А. Медведев (который придурок), отметивший, что дело еще хуже – "Современный русский язык не клоачный, а фашистский". Тут и смелый кукиш режиму, выразившийся в выдвижении на премию "Золотая вышка" (имеется в виду ВШЭ, а не ВМН) в номинации "Серебряный птенец" (очевидно, гнезда Кузьминова) народного борца-бакалавра Е.С. Жукова. Не говоря уже о выборах в Мосгордуму, в которых кузница и здравница живо участвовала.

Оно бы и пожалуйста, но золотые дети, а равно золотые взрослые совсем игнорировали то обстоятельство, что ВШЭ занимает совершенно особенное положение в смысле финансово-административном.

Школа экономики необычайно щедро финансируется из бюджета. Остальные ВУЗы – даже столичные, не говоря уже о провинциальных – при виде кузьминовских смет только нервно курят в коридоре. Ибо разрыв колоссальный. К тому надо присовокупить консолидированную ВШЭ вкусную столичную недвижимость. При взгляде на карту видно, что заведение разъедает Москву comme les chancres.

Не менее важным является роль ВШЭ в окормлении правительства РФ различными проектами – в особенности в области образования. Эти проекты, весьма выгодные для проектанта, принимаются без возражений или почти без возражений.

Таких замечательных результатов нельзя достичь без очень мощного административного ресурса. De facto ВШЭ -- это сильная госкорпорация на уровне Роснано, Сбербанка etc. Но обыкновенно в таких случаях положение обязывает. То есть чрезвычайные привилегии сопровождаются требованием (как правило, негласным) кормящей руки вести себя прилично и знать меру в фронде.

Кстати, ректор Я.И. Кузьминов вполне это понимает. Более того, понимает, что если панургово стадо вверенных ему сотрудников ВШЭ окончательно разнуздается, то для его честолюбивых планов это может окончиться печально. "Гни, гни, не проломи". Тогда как панургово стадо исходит из того, что сверхпривилегированное положение совершенно ни к чему не обязывает и вообще "нам ненавистны тиранов короны".

Вообще-то традиционный аппаратный способ решения проблемы заключается в келейном увещевании Г.Ч. Гусейнова Я.И. Кузьминовым – "Так-де, батенька, негоже, надо, батенька, отмобилизовываться". Но, похоже, поздно, тем более, что и всемирноученому профессору, и его соратникам окончательно шлея под хвост попала и они ведут себя, как в угаре перестройки, когда всем ясно, что дни режима сочтены.

Аналитические способности никогда не были сильной стороной либеральной профессуры, и злополучному Кузьминову только и остается наблюдать, как понеслась ВШЭ по кочкам.

Максим Соколов

ForPost