Сергей Худиев: «Когда людям грубят, они чувствуют себя как дома»

Споры, возникшие вокруг некоторых высказываний популярного проповедника отца Андрея Ткачева, высветили целый ряд культурных проблем, выходящих далеко за пределы церкви. Это неспособность проводить различие между человеком и его отдельными поступками, склонность выбирать худшее и терпимость, даже позитивное отношение к грубости.

По Сети разошлись ролики, где о. Андрей язвительно отвечает телезрительнице, задавшей вполне невинный вопрос, а в другом ролике говорит о том, что следует отказаться от медицинской помощи, потому что врачи потребуют раздеваться для осмотра.

Ряд православных священников и мирян – в том числе люди, известные самыми строго консервативными взглядами, как о. Георгий Максимов – подвергли отца Андрея резкой, иногда даже чрезмерно резкой критике, другие встали на его защиту.

И первое, что здесь стоит сказать, – это то, что христианство разделяет личность и поступок. Ряд высказываний о. Андрея оправдывать совершенно невозможно. Но порицать высказывания и осуждать личность – это совершенно разные вещи.

Проблема не в том, что эти высказывания раздражают либералов, или феминисток, или еще каких-то неприятных нам людей – любые внятные убеждения будут кого-то раздражать, тут уж ничего не поделаешь. Проблема в том, что они грубо и явно противоречат слову Божию. Церковь так не учит. Такая грубость не находит себе никаких оправданий в Священном Писании.

Отказываться от медицинской помощи, когда ее вполне можно получить, не доводя свои семьи до разорения, просто из ложных представлений о скромности – значит погрешать против заповеди «не убий», которая требует от нас заботиться о сохранении всякой человеческой жизни, включая собственную.

Однако, если смотреть выступления о. Андрея подряд, можно найти много доброго и полезного – большую часть времени он говорит совершенно верные вещи, говорит их ярко, доходчиво и убедительно, действительно, у человека есть проповеднический дар, ревность и усердие, люди, которые его любят и ценят, имеют на это причины.

Понятно, что они огорчены и возмущены, когда кто-то его резко критикует – именно потому, что воспринимают эту критику как личные нападки, как полное отрицание его достоинства как священника и проповедника.

Тут важно помнить о том, что хорошие люди могут совершать грехи и ошибки. Даже святой человек – не значит безгрешный. В христианском контексте мы вполне можем сказать, что мы человека любим, ценим, глубоко уважаем, благодарны – и не считаем какие-то его слова и поступки хорошими. А считаем прискорбнейшей ложкой дегтя. «Мертвые мухи портят и делают зловонною благовонную масть мироварника: то же делает небольшая глупость уважаемого человека с его мудростью и честью» (Еккл. 10:1).

Так уже бывало – человека яркого, талантливого, ревностного, служение которого было очень ценно для Церкви, начинало уносить, и вместо того чтобы сказать «друг, мы тебя очень любим и ценим, но тебя уносит, надо бы как-то поправить курс», его референтная группа, наоборот, его горячо ободряла – во жжот, жги дальше!

Когда человека уносит, дело любви – сказать, что его уносит, что именно потому, что мы его любим и высоко ценим, и не хотим, чтобы его окончательно унесло.

Другая проблема – это склонность медиа выделять худшее. Медиа – и в наибольшей степени социальные сети – ориентированы на скандал. Они выхватывают скандал везде, где могут его найти. Даже не потому, что они как-то особенно враждебны к Церкви – это не так – а потому, что скандал вообще обеспечивает большое количество кликов, лайков и перепостов. Какая-нибудь пьяная драка между звездами эстрады вызовет гораздо больший интерес, чем какой-нибудь научный прорыв. 

Внимание привлекут не тысячи священников, спокойно и добросовестно исполняющих свое служение, а именно тот, который произведет какой-то скандал. Из всех высказываний человека внимание обратят не на то, что он скажет мудрого и полезного – а на то, что вызовет яростные споры. Картина неизбежно оказывается искаженной – и в отношении отдельных людей, и целых групп.

За почти тридцать лет в Церкви я хорошо познакомился со многими священниками и проникся глубоким уважением ко всему их сословию. Священническое служение может быть очень тяжелым – и эмоционально, и чисто физически. Ненормированный рабочий день, необходимость постоянно работать с людьми в наиболее кризисные моменты их жизни – похороны близкого человека, смертельный диагноз, различные трагедии, в которых люди ищут поддержки и утешения – и во всех случаях священник должен быть проводником любви Божией и принимать сотого исповедника с таким же вниманием, как если бы он у него был единственным.

А люди бывают очень тяжелыми в обращении – а иногда даже опасными. Был целый ряд случаев, когда священники погибали от рук душевно неуравновешенных людей, которым пытались помочь.

К этому добавляются и чисто хозяйственные проблемы – где найти деньги на отопление в храме, оплату хора и, если возможно, ремонт храма и другие неизбежные нужды. И, если удастся, на социальную работу. 

Материальный достаток большинства священников при этом довольно скромен – только люди, незнакомые с жизнью Церкви, полагают, что священники как сыр в масле катаются и при этом имеют непыльную работу.

Карикатурный образ «толстого попа на мерседесе», которого легко встретить в интернете, но которого я никогда не встречал в реальной церковной жизни, окрашивает то, как люди иногда относятся к реальным священникам – приписывая им, совершенно облыжно, различные пороки и выхватывая из Сети то, что, как кажется, подтверждает этот негативный образ. 

Переломить эту присущую медиа тенденцию едва ли возможно; остается только помнить, что все, что вы скажете, будет использовано против вас – и против группы, которую вы представляете, в данном случае Церкви. Любое публичное высказывание – это хождение по минному полю, которое требует тщательной самодисциплины.

Третья проблема, которую обозначили текущие споры, – это отношение к грубости. С церковной точки зрения грубость – это несомненный порок. Писание, например, требует, чтобы епископ был «не бийца, не сварлив ... но тих, миролюбив» (1Тим. 3:2,3).

Беда в том, что у нас грубость часто воспринимается как признак близости. Как-то я видел на улице, как раздраженная и умотанная мать орала на ребенка лет шести – было ясно, что это ее ребенок, орать так на чужого ей бы в голову не пришло. Многие из нас выросли в ситуации, когда люди, которые о них заботились, вели себя грубо, орали, срывались. Чужие никогда бы себя так не вели – из-за этого мягкость и вежливость воспринимается как отстраненность.

Чужой человек не станет на вас орать – но он не станет вас кашей кормить, одевать и не поведет к врачу, когда вы заболеете. Семейная близость и защищенность ассоциируются с грубостью. Из-за этого возникает парадоксальная ситуация, когда людям тепло, когда им грубят – они чувствуют себя как дома.

Грубость вообще воспринимается позитивно – как «открытость», «искренность», готовность «резать правду-матку», а в вежливости, тем более ласковости, видится что-то подозрительное, какое-то двойное дно. Поэтому людей может привлекать именно грубость – как признак «свойскости», близости и понятности.

Это психологически объяснимо, но это неправильно. Мы должны обращаться друг с другом, и особенно с членами семьи, с любовью и почтением.

И если популярный и уважаемый проповедник впадает в грубые и разрушительные ошибки – мы с любовью и уважением можем сказать, что это именно ошибки.

Взгляд