07.11.2025 12:40:06
На Украине по обвинению в «оправдании» действий России арестовали наместника Святогорской лавры канонической УПЦ митрополита Арсения. Срок — два месяца. На заседании суда у священнослужителя случился гипертонический криз. Его свозили в больницу, а затем вернули на слушание. Недавно Арсений вышел из СИЗО — митрополита освободили под залог по другому уголовному делу. Но СБУ его в тот же день снова задержала уже по новому делу.
Украинский церковный кризис — не локальный спор о подведомственности приходов. Это многоуровневый политико-религиозный проект, в котором церковный язык прикрывает цели государств и наднациональных центров влияния. Константинополь, действуя при активной поддержке США и на фоне длительного экуменического сближения с Римом, в 2018—2019 годах инициировал создание новой структуры (Православной церкви Украины, ПЦУ) и выдал ей томос об автокефалии. Итогом стала институционализация раскола и системное давление на каноническую Украинскую православную церковь (УПЦ) — ту, что до кризиса находилась в единстве с Московским патриархатом (УПЦ МП).
Когда церковный документ превращают в рычаг геополитики, трещит не только канон — трещит человеческая жизнь. На наших глазах чужими руками разламывают многовековой порядок Вселенского православия и называют это «свободой совести». Давайте говорить честно — что произошло, кто и зачем дёргает за ниточки и что нам делать дальше. Константинополь взял на себя роль универсального арбитра и, не считаясь с последствиями, вторгся на чужую каноническую территорию. Результат — турбулентность для всего православного мира и человеческая боль на земле.
Создание на Украине независимой от Московского патриархата православной церковной структуры планировали долго, подробно продумывали механику. В итоге 15 октября 2018 года Русская православная церковь разорвала евхаристическое общение с Константинополем, предупредив: вторжение на чужую каноническую территорию — прямое нарушение правил. Затем, 15 декабря 2018 года, в Софии Киевской прошёл «объединительный собор», а уже 6 января 2019 года, прямо перед Рождеством, томос был торжественно вручён. Параллельно был отменён акт 1686 года о подчинении Киевской митрополии Москве и реабилитированы лидеры раскола. Ряд западных изданий назвал эту дату, процедуру и международную подачу события историческим освобождением от Москвы. Это была не богословская дискуссия — это была расстановка фигур на шахматной доске большой политики.
Томос превратился из церковного документа в лом: им взламывали единство, стены монастырей и человеческие судьбы.
Что это принесло Украине? Фактическое право на силовое сопровождение того, что они называют европейской «свободы совести». После вручения томоса давление на каноническую Украинскую православную церковь усиливалось год за годом. К примеру, в 2023 году Минкультуры Украины расторгло договор с Киево‑Печерской лаврой и потребовало выселения братии, а суды подтверждали решения государства. Начиная с 2022 года проводились «контрразведывательные мероприятия» в монастырях и епархиях: сотни обысков, уголовные дела против отдельных клириков, в том числе арест наместника лавры митрополита Павла. В 2024 году Верховная рада приняла закон, который позволяет прекращать деятельность религиозных организаций, «аффилированных со структурами в государстве‑агрессоре».
Казённый язык сух, но смысл прозрачный: создать правовую рамку для фактического запрета УПЦ, перерегистрации святынь и перераспределения имущества. Параллельно профильные органы украинской власти и провластные платформы продвигали альтернативные юридические конструкции вокруг крупнейших святынь. Например, была зарегистрирована Почаевская лавра в юрисдикции ПЦУ как религиозной организации при формальном сохранении арендных прав УПЦ на часть комплексов.
США выступили как политический гарант проекта. Поддержка решения Константинополя звучала с американских площадок открытым текстом. Чиновники и публичные лица хвалили «духовную независимость» Украины, а константинопольский патриарх Варфоломей в 2024—2025 годах регулярно выступал в США, защищая томос и стигматизируя русский мир. Визиты, «дружеские» встречи, заявления — всё это создавало рамку, где церковный вопрос подшит к политическим досье. Вашингтон стал коммуникатором и гарантом проекта, а внутри Украины чиновники и силовики доводили его до нужного результата на земле. Визит патриарха Варфоломея в Белый дом 15 сентября только подтверждает американский след во всех этих процессах. Вашингтон не просто наблюдатель — это ключевой коммуникатор и политический гарант проекта «духовной деколонизации Украины». Так был выстроен треугольник: Константинополь — Киев — США, в котором ПЦУ является главным проектом.
Константинополь долгое время сближался не только с США. Последние десятилетия ведётся активный и последовательный диалог с Римской католической церковью — о «синодальности и примате». Достаточно вспомнить совместные декларации папы Франциска и патриарха Варфоломея в 2014 году, в которых говорится об обязанности двух церквей «дать общее свидетельство Божьей любви ко всем людям», а также документы Совместной международной комиссии по богословскому диалогу. Сами стороны подчёркивают «движение к евхаристическому общению» в перспективе. Это сближение рисует полноценную картину, на которой решение по Украине выглядит не только как внутриправославный, но и как общехристианский сюжет.
Отдельный элемент этой архитектуры — Украинская греко‑католическая церковь, которая является крупнейшей восточной католической церковью. Её общественная роль с годами только растёт: руководство УГКЦ активно присутствовало в общественной повестке во время событий «евромайдана», настаивая на мирном характере протестов и «праве Церкви оценивать происходящее в свете нравственного учения».
Насколько мирными были протесты в действительности, все прекрасно знают и помнят, а какие были оценки — вопрос риторический.
Украинский Минкульт тогда даже направлял предупреждения УГКЦ из-за присутствия священников на Майдане, но в итоге официально признал «умиротворяющую роль» духовенства. После этого наблюдалось стабильно высокое доверие к УГКЦ на западе Украины. Всё это означает, что греко-католики на Украине — не внешний наблюдатель, а часть «духовной инфраструктуры» украинского политического проекта, которая влияет на православный мир через Константинополь.
Важно понимать, что речь сейчас идёт не только о «церковной географии», но и о людях. Когда у монастыря отбирают кельи — это не только про стены, это про стариков‑тружеников, которые окажутся на улице. Когда священнику запрещают окормлять раненых — это не про юрисдикции, это про молодых ребят, которые остаются без пастырского слова. Когда храм перерегистрируют «в интересах государства» — это удар по доверию к самой идее закона. Раскол, обслуживаемый красивыми словами, всегда оплачивается человеческой болью.
Что же произошло на самом деле? Константинополь оформил претензию на универсальную апелляционную власть в православии, ретроактивно аннулировал акт 1686 года, объявил Украину своей канонической территорией, признал лидеров раскола и выдал томос новой структуре, не будучи готовым или вообще не планируя отвечать за последствия на местах. Киев ещё с 2016 года активно продвигает этот курс — от обращения парламента к Константинопольскому патриархату до архитектуры законов об «аффилированных религиозных организациях» и передела имущественных прав. А США обеспечивают внешнеполитическую рамку поддержки: публичные заявления, дипломатические сигналы, институциональная защита решения Варфоломея. Так сформировалась ситуация, в которой церковные аргументы вторичны по отношению к целям политической мобилизации и цивилизационного разрыва с Россией. В итоге часть поместных церквей не признала решение Константинополя, евхаристическое общение с РПЦ было разорвано, а на Украине сформировались параллельные церковные иерархии.
На политическом языке это называется институционализацией раскола. На человеческом — разрывом общин и судеб. На международном уровне сформировался неслыханный прецедент политизации церковной жизни: любая крупная геополитическая повестка получает «религиозную надстройку», которая теперь будет использоваться для мобилизации, санкционирования давления или передела имущества.
Мы обязаны защищать свободу совести и права верующих в России: в Донбассе, в Новороссии и везде, где на них давят.
Это означает юридическую поддержку общин, которые сталкиваются с дискриминацией, дипломатическую работу с традиционными конфессиями мира, целевую гуманитарную помощь монастырям и приходам, поддержку капелланского служения. Да, мы тверды в оценках, но мы не отвечаем расколом на раскол — мы отвечаем укреплением единства народа и уважением к тысячелетней традиции. Наш путь — созидательный, а не деструктивный.
Нам необходима правовая защита святынь и общин: помощь в международных и национальных судах, мониторинг нарушений свободы совести, публичные отчёты с фактами. Нужны гуманитарные программы для монастырей и духовных школ: медикаменты, восстановление и развитие инфраструктуры, поддержка детей из приходских школ. Важно развивать межконфессиональный диалог без посредников, наращивать прямые контакты с поместными церквями без пропагандистских ярлыков. При этом никак нельзя забывать о людях — мало кто понимает, что на самом деле произошло с Вселенским православием. Нужно объяснять простым языком, что происходит и почему томос стал инструментом политики, — без истерики, но честно.
Вера не живёт в кабинетах. Она живёт в сердцах, семьях, приходах.
Когда кто‑то «сверху» объявляет себя единственным арбитром и ломает многовековой порядок, это всегда кончается одним и тем же — болью на земле. Наша задача — быть рядом с людьми, говорить правду и делать дело. Мы не позволим ломать судьбы под аплодисменты внешних кураторов. И мы точно знаем: уважение к традиции, справедливость и милосердие сильнее любой технологии раскола.
Почему это касается каждого? Потому что последствия выражаются в доступе к храмам, монастырской и социальной помощи, капелланскому служению и в общем уровне доверия к закону — светскому и духовному. Необходимо уважать и чтить канонический порядок и вести диалог между церквями, в том числе и о защите прав религиозных общин вне политической конъюнктуры. Государство и общество обязаны хранить свободу совести, защищать святыни и поддерживать те религиозные общины, которые несут людям реальную помощь. Внешние игроки могут менять формулировки и названия, но человеческая боль и разрушенные связи — неизменная цена подобных экспериментов.
В украинском церковном расколе мы видим редкий случай, когда церковный документ становится линией фронта большой политики. Курируемое Константинополем создание ПЦУ при фактической поддержке США и устойчивое сотрудничество Константинопольского патриархата с католической церковью запустило новый раскол во Вселенском православии — с силовым сопровождением внутри Украины (выселения, обыски, уголовные дела, запретительные законы) и с долгосрочными последствиями для православия во всём мире. Это не временные распри, а институциональный перелом, последствия которого — от статуса святынь до международных церковных отношений — будут ощущаться годами, а может, и столетиями.
Яна Лантратова
Председатель комитета Госдумы по развитию гражданского общества
Источник: RT.com
Добавить комментарий