Андрей Полонский: «Рождество изменило геометрию времени»

Когда-то давным-давно люди ходили по кругу: смерть, рождение, смерть, рождение, смерть. Они просили у знакомых идолов дать им земное могущество и процветание, и те, как умели, старались. Направляли руку воина в битве, дарили крестьянину добрую виноградную гроздь. В повседневных делах были подходящими помощниками все эти Осирисы и Изиды, Зевсы, Афродиты и Паны. Но одно было им не по силам – что-то реально изменить в человеческой жизни и человеческой истории, обещать спасение и неотторжимый смысл существования, потому что они сами оставались частью этого круга, созданиями своенравными и зависимыми, подчас мстительными, коварными и злыми. И происходило это потому, что при самом начале времен наши праотцы добровольно ушли от Истины, предпочтя сизифово круговращение райскому покою. И тогда Истина тоже ушла из мира, оставляя ветхому человеку лишь устои и правила.

Рождество Христово ознаменовало действенное преображение сути повседневности, изменение геометрии людского времени. Бог стал плотью, чтоб искупить наш грех – то есть ошибку, неправильное действие, неверное понимание самого себя. Людские страсти и слабости, тяга к власти, богатству и могуществу, мелкие обиды и заблуждения рушатся как карточный домик перед этой слабостью Всемогущего, детской простотой Всеведущего, милосердием Судии.

Иисус, маленький и незащищенный младенец в яслях, Господин и Творец Сущего, к которому путеводная звезда вела трех мудрецов с дарами, которого так боялся Ирод, преступный иудейский царь, и так ждал, хотя и не умел при жизни узнать, обманутый и склонный обманываться народ, – Иисус преодолел наше одиночество Своим Божественным одиночеством, наше отчаяние – своей человеческой печалью. Он пришел в мир, чтобы победить смерть, ибо близок стал час, когда можно будет воскликнуть: «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?».

Потом случилось слишком многое. Благая весть была проповедана тысячам языков, утвердилась земная Церковь, неся благословение и утешение поколениям заблудших и забытых, прокатились кровавой волной крестовые походы, отгремели мировые войны, были придуманы права человека и аппарат для полета в космос. Было почти все, как по каталогу, и доброе, и злое, и радостное, и печальное. Поколения так же, как и прежде, сменяли поколения, люди так же обманывались и утешались. Но у этого исторического мельтешения возник совершенно иной вектор, иное направление, круговорот перестал казаться безвыходным круговоротом, жест обретал значение и смысл. Наконец, за маской рядового лица мы научились видеть лик, за историей жизни – личность. И на первых порах, в первые века, это потрясало.

Да, это потрясало в первые века христианства, когда еще жива оставалась экзистенциальная память – как жилось до… И христианский подвиг в те времена подчинял людей без остатка, христианский идеал формировал и определял их внешность, привычки, ремесла, политику и искусства. Даже тогда, когда реальные черты повседневного быта оставались совершенно непотребны с христианской точки зрения, они все равно вымеривались по одной мерке, мерке смысла. И переживания, размышления, сочленение несочленяемого ложились в основание христианской культуры.

Но постепенно порыв иссяк. У людей существует такое странное свойство: они забалтывают и теряют ценность того, чем обладают. Все делается как-то автоматически, по привычке. Так возвращается смерть. Немец-философ прямо так и сказал: «Бог умер». Но Господь-то бессмертен. Умираем мы. И прежде всего умирает западно-христианский мир, подчинившийся безудержному потребительству, поиску постоянного самоудовлетворения и самодостаточности. Возвращаясь в круговорот, человек теряет себя, расчеловечивается, потому что путь к «ветхому», языческому миру для него закрыт. Переставая быть христианином, он просто становится идеальной пищей для наступающей машинерии.

Существует одно золотое правило духовной жизни: если мы оставляем Бога, Он оставляет нас. В богооставленном мире все происходит автоматически. Современные персонажи настолько привыкли к автоматизму, что боятся людей, которые определяют свою и чужие жизни с позиций евангельской Истины, с позиций Церкви. Боятся, как бы христиане не получили чрезмерного влияния на детей, как бы Церковь не пришла в школы, как бы вдруг последующие поколения не приобрели надежду, большую, чем у них, теплохладных и покинутых.

На самом деле это и есть страх иудейский, о котором говорит Писание. В христианскую эпоху существовала ревность о Боге – до костра, до дыбы, до предела. В западном постхристианском мире, который чуть ли не гордится своим постхристианством, утверждается своего рода присяга богооставленности. Те, кто менее оставлен Господом, чем хозяева мира сего, вызывают непонимание, а подчас и ненависть. Их стремятся окоротить.

Так ныне Запад и пытается «окоротить» Россию, которая встала «за други своя», преодолевая равнодушие и отчуждение.

В такое время жить страшно. До Рождества царило ожидание, но тем, кто забывает о том, как и для чего Христос пришел в мир, остается одна только звенящая пустота обессмысливания и смерти.

…Очень не хочется жить в постхристианскую эру, когда не будет даже красоты языческого мира. Ни тебе героических поединков, ни страсти, сметающей все барьеры, ни божеств – капризных и непостоянных. Только пародия на все эти маленькие радости. И механический порядок движения от начала к концу и снова к началу.

К счастью, Господь милостив. Из любви к нам Он пришел в мир, из любви к нам Он дает возможность преобразить нашу жизнь, посылает испытания и заставляет думать о смысле происходящего. И повторяя вслед за волхвами долгий путь к яслям, где лежит Младенец, мы всякий раз возвращаем себе надежду.

С Рождеством Христовым!

Андрей Полонский

писатель, историк

Источник: Взгляд