23.01.2015 09:50:39
Историкам хорошо известно, что технология провоцирования «цветных революций» не является американским изобретением. Одним из примеров провоцирования революции могут послужить мартовские события 1848 года в Берлине.
В начале месяца там проходили митинги, на которых либеральная интеллигенция призывала рабочих к составлению петиции с требованиями политических свобод. 17 марта на собраниях горожан было принято решение на следующий день идти к дворцу и предать королю петицию с требованием свободы печати и созыва ландтага. Однако король пошел на уступки, поэтому запланированное шествие превратилось в верноподданническую манифестацию. В разгар манифестации группа демонстрантов подняла черно-белое знамя революции (позднее оно стало красным), начались беспорядки, и охранявшие дворец солдаты открыли огонь по толпе. Народ отхлынул на соседние улицы и начал строить баррикады; студенты бросились в предместья поднимать рабочих. Так началась революция 1848 года в Германии.
События 9 января 1905 года в общем повторяли эту схему — причем вмешательство внешних сил сделало их еще более похожими на современные события. В начале русско-японской войны японский генштаб поручил полковнику Акаси Мотодзиро организовать взаимодействие всех антиправительственных движений с целью дестабилизации обстановки в России. Финский националист Конни Циллиакус предложил Акаси созвать конференцию российских оппозиционных партий и согласовать планы подрывной деятельности. На Парижской конференции в сентябре 1904 года присутствовали лидеры эсеров, либерального «Союза освобождения» и шести националистических партий.
«По совершенно секретным сведениям, — гласит докладная записка Департамента полиции, — в начале осени в Париже состоялся конгресс революционных деятелей, на котором между прочим было решено предпринять усиленную агитацию в России с целью возбуждения целого ряда политических волнений, которые могли бы окончательно дезорганизовать правительство, а затем к концу января создать грандиозные уличные беспорядки с участием рабочих масс. Для руководства этим движением… сформирован особый «комитет». Далее докладная записка перечисляет членов этого «комитета»: писатели А.М. Горький и Н.Ф. Анненский, публицисты-народники А.В. Пешехонов и В.А. Мякотин и либеральный адвокат Е.И. Кедрин.
Первым делом оппозиционеры решили наладить антиправительственную агитацию и купили две газеты: «Сын Отечества» и «Наша жизнь». Редакция «Сына Отечества» почти полностью состояла из членов «комитета», и газета служила прикрытием для его деятельности. Обе газеты развернули активную антиправительственную кампанию — как выражался князь М. Шаховский, «началась вакханалия печати, занявшейся обливанием грязью нашего государственного строя».
На фоне этой кампании 6–9 ноября был проведен «Земский съезд», который потребовал создания «народного представительства». Затем были организованы студенческие демонстрации; во время демонстрации 5 декабря в Москве был впервые опробован метод провокации: «неизвестные» из толпы стали стрелять в полицию. С 20 ноября началась «банкетная кампания» — митинги проходили под видом банкетов, на которых произносились речи и принимались резолюции с требованием созыва Учредительного собрания. Однако «банкетная кампания» не достигла своей цели, и либералы не знали, что делать дальше. Перед нами революционные земцы и интеллигенция и, к сожалению, лояльный народ, писал П.Б. Струве. Необходимо было как-то расшевелить «лояльный народ».
Наиболее массовой рабочей организацией в столице было «Собрание фабрично-заводских рабочих», возглавляемое священником Гапоном. В середине декабря дирекция Путиловского завода уволила четырех рабочих, принадлежавших к «Собранию», и 3 января на заводе началась забастовка. Гапон пришел на прием к петербургскому градоначальнику Фуллону и успокоил его, заявив, что требования рабочих чисто экономические. «Может быть, рабочие захотят подать петицию царю, — сказал Гапон. — Так не бойтесь, всё будет тихо и мирно».
Гапон говорил Фуллону о рабочей петиции, в которой основным требованием было увеличение заработной платы. После начала забастовки Гапон колебался и не знал, что делать дальше. «Комитет» послал к Гапону журналиста Матюшенского, который был известен как один из организаторов Бакинской стачки 1903 года. Гапон не умел писать петиции и попросил написать ее Матюшенского. Поскольку Гапон собирался подать петицию во время «крестного хода» к Зимнему дворцу, Матюшенский написал прошение-челобитную, в которой красочно описал народные горести — так что люди плакали, когда челобитную читали на рабочих собраниях. Но в конце петиции Матюшенский приписал то, что нужно было «комитету»: требование Учредительного собрания, и то, что нужно было полковнику Акаси: требование заключения мира «по воле народа».
Гапон не хотел выдвигать эти требования. Журналист А. Филиппов свидетельствует, что Гапон всячески отказывался принять текст воззвания Матюшенского. «Но были какие-то силы, которые влияли и на него, и на Матюшенского. И воззвание-манифест были переписаны». Что за силы влияли на Гапона? «Искра» передавала сообщение своего корреспондента из Петербурга: «Священник Гапон весьма теперь разговаривает с либералами… «Гапон — демагог, не брезгающий никакими средствами, — говорят про него либералы, — но за ним теперь идут массы и надо теперь, чтобы масса пришла к Зимнему дворцу», и они усердно разговаривают теперь с Гапоном, дают ему деньги и обещают их без конца».
Это сообщение корреспондента «Искры» ставит точку над «i». Чтобы убедить Гапона, либералы пустили в ход вечный двигатель всех «цветных революций»: деньги. Гапон не был борцом за идею: Б.В. Савинков свидетельствует, что Гапон любил деньги, любил женщин, комфорт, роскошь — именно так он проявил себя в эмиграции.
Выдвижение политических требований имело решающее значение для исхода шествия. Николай II поначалу хотел выйти к рабочим и принять их смиренную челобитную, но когда царь узнал о ее содержании, он решил остаться в Царском Селе.
Решившись на выдвижение политических требований, Гапон предложил оппозиционным партиям принять участие в шествии. Как передает эсер В. Гончаров, «Гапон… настаивал, чтобы партийные люди были с оружием в рядах шествия и следили за ним, Гапоном. Если его около дворца остановят и не пропустят к царю, он даст знак белым платком — крути, ломай телеграфные столбы, деревья и всё, что попадет под руку, строй баррикады, бей жандармов».
Разумеется, революционеры не собирались ждать, когда Гапон махнет белым платком, — они сразу же, в начале демонстрации, выкинули красные флаги. Распространявшиеся 8 января листовки социал-демократов призывали рабочих к вооруженному восстанию и к революции. Жандармский генерал А.И. Спиридович писал, что когда 9 января «началось движение рабочих толп к дворцу, социал-демократы сделали всё зависящее от них, чтобы придать шествию рабочих революционный характер. Благодаря им среди серой массы рабочих, наивно думавших, что их ведут для подачи челобитной Государю об их нуждах, виднелись в некоторых местах красные флаги, раздавались революционные песни, разбрасывались прокламации, слышались угрозы по адресу монарха».
Хотя царя не было в городе, войска имели приказ не допускать толпу к Зимнему дворцу; офицерам было дано право действовать по усмотрению и, в случае крайней необходимости, стрелять. Командовавший у Нарвской заставы офицер поначалу попробовал разогнать толпу с помощью кавалерии. Как говорит полицейское донесение, эскадрон прошел через толпу, разделив ее на две части, причем во всадников стреляли из револьвера. Но толпа, сомкнувшись, двинулась дальше — на шеренгу солдат. «Вследствие этого начальник пехотной части протрубил несколько раз боевой сигнал, а затем четыре раза скомандовал «к прицелу», после чего был дан первый залп…».
Автор — ведущий научный сотрудник Института истории и археологии УрО РА
Добавить комментарий