«Верую, что и по отшествии моем в вечность, наше взаимное общение не прекратится. А по взаимной нашей молитве – усилится!». Часть I.

«Верую, что и по отшествии моем в вечность, наше взаимное общение не прекратится. А по взаимной нашей молитве – усилится!»

 140-ЛЕТИЮ СВЯТЕЙШЕГО ПАТРИАРХА АЛЕКСИЯ (СИМАНСКОГО).

Я беседую с Валентином Арсентьевичем Никитиным – исследователем русской богословской религиозной мысли, специалистом по культурологии, поэтом, литературоведом, который много лет работал в Издательском Отделе Московской Патриархии, непосредственно связан с семьей Флоренских-Трубачевых.

Второй мой собеседник - Николай Сергеевич Георгиевский – основатель и первый регент Патриаршего хора Храма Христа Спасителя, семья его была особо приближена в 50-70-е годы к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию (Симанскому).

Николай Бульчук: Всякий раз, возвращаясь к событиям прошлого, мы пытаемся осмыслить, какое же из них в нашей жизни является по-настоящему духовным, оживотворяет нашу жизнь.

Оценивая церковную историю недавнего прошлого, всякий раз приходится сравнивать: что олицетворяет то или иное историческое время, особенно если обращать внимание на определенных личностей, которые тогда жили. И существует мнение, что от той или иной личности может зависеть во многом и самое время, переживаемое, в частности, и Церковью.

Мы вспоминаем в этом году 140 лет со дня рождения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия I (Симанского). И Николай Сергеевич, и Валентин Арсентьевич сегодня будут вспоминать о нем: об этой уникальной личности, которая, по историческим меркам, наверное, далеко отстоит от нас во времени. А, с другой стороны, он совсем рядом с нами. Недавно я побывал в студенческой келии Святейшего Алексия (в Церковно-археологическом кабинете Московской духовной академии), где будущий Патриарх занимался, будучи студентом, где он писал свои работы. С портретов и фотографий, развешанных по стенам комнаты, смотрят на вас его глаза. Ты все время чувствуешь на себе его взгляд: внимательный, испытующий и неравнодушный. И чувствуется, что он очень близок к нам и сегодня, по прошествии стольких лет.

Итак, о Патриархе Алексие, о его эпохе, о жизни Церкви в эту эпоху… Первый вопрос – Валентину Никитину. Валентин Арсентьевич, вы – автор книги «Патриарх Алексий I  - служитель Церкви и Отечества». Вы ведь лично никогда не общались со Святейшим, что вас побудило к созданию этой работы?

Валентин Никитин: К сожалению, я лично не знал Святейшего Патриарха Алексия I, и мне кажется, что первым тут должен бы высказаться Николай Сергеевич Георгиевский, который его знал очень хорошо. Но я отвечу на ваш вопрос.

Будучи еще студентом Тбилисского университета, я попытался, находясь в Москве на Пасху 1968 года, попасть на Пасхальное богослужение Святейшего Алексия. Но на выходе из метро «Бауманская» получил удар милицейской дубинкой. Елоховский собор, где служил тогда Патриарх, был огражден канатами, повсюду стояла конная милиция и не пропускала в собор толпу молодых людей. Так мне и не довелось там побывать тогда…

А на создание книги меня подвигло личное знакомство и дружба с первым описателем жизни Святейшего Патриарха Алексия I Александром Львовичем Казем-Беком. Он был вождем движения «Молодая Россия» в эмиграции после окончания Великой  Отечественной войны. В 1957 году ему удалось вернуться на Родину, в Россию, и он стал активно сотрудничать с Русской Православной Церковью и ее Священноначалием. Кроме того, Святейший Патриарх Алексий I принял личное участие в его судьбе.

Положа руку на сердце, скажу, что Патриарх просто оградил его своим Патриаршим омофором, и благодаря этому, Александру Львовичу Казем-Беку удалось дистанцироваться от органов, от представителей властей предержащих, которые пытались его «ангажировать», использовать его огромные знания на службу советскому государству.

Остаток своей жизни – начиная с 1957 года и до кончины – Александр Львович Казем-Бек полностью посвятил служению Русской Православной Церкви. Он был доверенным лицом Патриарха, имел честь с ним несколько раз беседовать, написал замечательное его жизнеописание, которое оставалось неизданным до 1998 года. В 1998 году оно было опубликовано в «Богословских трудах».

С этой работой я был знаком, когда она была еще в рукописи. Архиепископ (будущий митрополит) Питирим (Нечаев), являясь в 1977 году (когда отмечалось 100-летие со дня рождения Святейшего Патриарха Алексия I) редактором Издательского отдела Московской Патриархии, призвал меня и поручил составить 5-й том Собрания сочинений Святейшего Патриарха Алексия I и написать к нему редакционную вступительную статью. В общем, я с этой задачей справился: работал усердно, мне дали рукописи Александра Львовича Казем-Бека, первого описателя жизни Святейшего, «для служебного пользования». На основе этой рукописи я и написал свою вступительную статью. Но тогда не были изданы ни 5-й том, ни моя вступительная статья. Все осталось под спудом…

Н. Б.: Почему так получилось?

В. Н.: Видимо, по конъюнктурным церковным соображениям. Тогда владыка Питирим предпочел издать очередной том трудов Патриарха Пимена, на то время здравствующего Первоиерарха. Почему не издали задуманное? Были тогда трудности у Издательского отдела, связанные и с бумагой, и с полиграфической базой, и т.д. И нельзя было, наверное, издать одновременно две или три книги.

Н. Б.: То есть, получается, столетие Патриарха не было отмечено должным образом?

В. Н.: Нет, столетие было отмечено: в «Журнале Московской Патриархии» была опубликована статья. Оно было, конечно, отмечено, но, может быть, не так достойно, как хотелось бы. Во всяком случае, юбилейный 5-й том так и не вышел (четыре первых тома собрания сочинений Патриарха Алексия I были опубликованы). Он лежит в машинописи, я эту машинопись составил, существует редакционный экземпляр и в Издательстве на Погодинской, 20. Один, авторский, есть у меня дома – с той редакционной статьей, над которой я тогда работал.

А потом так получилось, что к этой теме я вновь вернулся. Спустя много лет издательство «ЭКСМО» (крупнейшее книжное издательство в Европе) предложило мне написать книгу о Святейшем Патриархе Алексие I. Она вышла в серии книг о Патриархах. До этого я написал и издал книги о Патриархе Пимене, Кирилле и Алексие II. И этот том – моя четвертая книга, а сейчас я работаю над книгой о Святителе Тихоне.

Н. Б.: Я заметил, что такое крупное издательство, как «ЭКСМО» в последнее время как-то тяготеет к церковным темам. В частности, у них сейчас осуществляется большой проект по истории Русской Церкви XX столетия. На Ваш взгляд, почему это происходит – популяризация темы или какой-то, как говорится, «мэйнстрим»?

В.Н.: Я недолюбливаю эти иностранные термины, но считаю, что это просто настоящая потребность времени! Эта тема отвечает и чаяниям нашего народа, образно говоря. Потому что, слава Богу, процесс духовного возрождения у нас в России идет, и Церковь у нас уже не является каким-то музейным учреждением. У Маяковского есть такие строчки: «Вымирающие сторожа аннулированного учреждения», это он писал в 20-е годы… Кстати, когда шел процесс над Патриархом Тихоном (Беллавиным) и ему грозил расстрел в 1923 году, Маяковский опубликовал в «Известиях» и других центральных газетах два вопиющих стихотворения с призывом расстрелять Патриарха Тихона. Жуткие стихи!.. У меня всякий раз возникает возмущение, когда я вижу его памятник на Лубянской площади. Говорят, «Бог шельму метит», поэтому я уверен, что его кончина и вызвана в определенной степени сатанинскими силами, к которым он явно был приражен при жизни.

Н. Б.: Николай Сергеевич, теперь вопрос к вам. Вы были очень близки к Святейшему Алексию I. Мы сейчас часто можем общаться «напрямую» почти с любым лицом, даже очень высокопоставленным лицом (будь то Патриарх, Президент, чиновник) посредством Интернета. Нажимаем кнопку, пишем свой вопрос, потом смотрим видео, читаем текст… То есть, не испытываем сегодня «дефицита общения». А как было раньше? Что представлял собой Святейший Патриарх Алексий (Симанский) как личность? Был ли он доступен для общения, открыт для церковного народа, для тех, кто был близок к нему? С вашей точки зрения…

Николай Георгиевский: Я бы сказал, что Святейший Патриарх Алексий (Симанский) был личностью очень и очень обособленной. Это был очень воспитанный человек – воспитанный не только обстоятельствами жизни и образованием – но и временем, страшным временем, в котором он жил!

Он был очень официальным, даже дома. Никогда не расслаблялся до каких-то панибратских отношений даже с архиереями, своими собратьями по службе. Он всегда был на определенной высоте, на которой, как я считаю, и должен стоять русский епископ.

Н. Б.: И это несмотря на то, что у него была, выражаясь мирским языком, «семья». В частности, исследуя дневники Даниила Андреевича Остапова, его личного секретаря, мы видим, что у Святейшего Алексия действительно была такая «семья» - его «близкий круг», скажем так.

Н. Г.: Да, я бы сказал даже: в полном смысле слова – семья. Я часто думал над этим феноменом, потому что семья Остаповых, приближенная к Патриарху, была чем-то совсем особенным. За ними существовала некая «стена», потому что равнозначных отношений у Патриарха не было даже с нами, Георгиевскими. А мы были около него все 25 лет его Патриаршества наравне с Остаповыми.

Да, отношение к нам было самое прекрасное, оказывались все знаки внимания, но это было ничто по сравнению с тем, какие были у него взаимоотношения с семьей Остаповых.

Выражались по этому поводу некоторыми людьми мысли о том, что Даниил Андреевич Остапов был чуть ли не из прежних дворовых людей дворян Симанских (а дворянами были и отец, и мать Патриарха Алексия). Но, наверное, это не совсем так. Я лично считаю, что близка была к Патриарху лишь Анна Ефимовна – жена Даниила Андреевича Остапова. Она даже внешне чем-то неуловимо напоминала самого Патриарха: жестами, обликом, чем-то еще… Конечно, согласен, что все это «тайна за семью печатями», но, думаю, дело было в ней.

Вот еще факт в подтверждение этой мысли: когда она скоропостижно скончалась, то все люди из окружения Патриарха приехали из Одессы на следующий же день! На похоронах председательствовал сам Патриарх Алексий, сослужили ему митрополит Пимен (Извеков) и архиепископ (в ту пору) Никодим (Ротов).

И Даниил Андреевич, помню, сделал тогда памятные панагии: чтобы иерархи как следует поминали его жену. На их обороте была надпись: «В память о преставившейся рабе Божией Анне». Вообще, Анна – это родовое имя Патриарха Алексия, его семейных…

Безусловно, я видел фотографии, на которых будущий Патриарх запечатлен архимандритом, потом – епископом, архиепископом, митрополитом… И на многих фотографиях присутствовала и Анна Ефимовна. И внешне она тоже очень напоминала если не самого Патриарха, то его семейных – отца, мать… То есть, я думаю, она была какой-то ближней родственницей Святейшего, не известной нам официально.

Отсюда – и дивное, совершенно непонятное к Остаповым отношение: например, складень, который подарил Патриарху его отец в связи с возведением в епископский сан… Небольшой складень с иконами святителя Николая, Божией Матери и Спасителя – был послан к ним, как только они освободились от немецкой оккупации (они были под немцами в Новгороде, он помогал им выбраться оттуда).

А когда однажды Даниилу Андреевичу сообщили органы, что ему нужно явиться на площадь Дзержинского, на Лубянку, - Патриарх заявил, что он «снимет куколь, если с Даниилом Андреевичем хоть что-то случится». Я думаю, это был поступок! И поступок, я бы сказал, незаурядный. И незаурядного человека…

То есть, он был действительно предан этому своему окружению, а окружение – предано ему (до конца жизни всех своих членов, абсолютно всех)!

После смерти своего старшего брата Сергея протоиерей Алексий Остапов (или Ленечка, как его называли близкие), остался единственным сыном Даниила Андреевича (а брат его, кстати, еще больше напоминал внешне Святейшего Алексия, и такая фотография у меня где-то есть).

Но все эти детали до сих пор остаются нерешенным вопросом и для очень многих лиц из епископата Русской Церкви, да и для меня лично. Но скажу еще вот что: Даниила Андреевича Остапова тогдашний епископат за глаза называл так: «Имже вся быша»…

Н. Б.: Николай Сергеевич, окружение Патриарха, его семья, его близкие – это особенный вопрос. Во-первых, наверное, для исследователя его жизни. Но, наверное, это делает честь Патриарху, если он настолько по-человечески относился к своим близким?

Хотя вообще-то «окружением» для Святейшего Патриарха должна являться вся его паства, разве не так?

И то, что Святейший Алексий (Симанский) принял на себя управление Русской Церковью в 1945 году, по окончании такой кровопролитной войны, изменившей судьбы народов, в то время как в России осуществлял политическую власть по сути тиран – это же была огромная ответственность и огромная забота! На ваш взгляд, его старинные корни, основа, подготовка, так сказать – и современность, советская действительность: как это все это можно было сочетать? Как можно было в то время, не «сотрудничая» с советской властью, осуществлять церковную политику?

Н. Г.: А кто вам сказал, что он не сотрудничал с советской властью? Без этого бы жизни не было никакой! Сотрудничество было - в виде бесконечных советов, бесконечных справок – как быть в том или ином случае, с Советом по делам религий, и т.д., и т.п. Это не означает, что он «служил» органам: он по-своему служил своей Родине через тех ее представителей, которые были заняты тем, что выискивали против Церкви хоть что-то! Но найти что-то компрометирующее тогда было невозможно! И они принуждены были писать, что Патриарх Алексий – «очень искренний», «очень талантливый», «очень верный», «очень трезвый», «очень спокойный»… Что он – «человек слова и дела, на которого можно положиться». И нам, писали они, гораздо проще приставить к нему кремлевских врачей, чем потом иметь дело, например, с каким-нибудь митрополитом Николаем (Ярушевичем), и т.д.

И хотел бы добавить еще следующее. Когда волей Императора Николая II по его просьбе приехавший в Россию Патриарх Антиохийский Григорий хиротонисал архимандрита Алексия (Симанского) во епископа (это было в храме Святой Софии в Новгороде), то это явно произошло символично! Без воли главы государства и главы Церкви (кем являлся тогда Император Николай II) быть ничего не могло! То есть, мы можем утверждать, что отношение Императорской Семьи к семье Симанских было очень хорошим. Симанские из доходов со своих поместий построили монастырь и пожертвовали свои родовые земли монахам – это был тоже с их стороны незаурядный шаг…

Н. Б.: Об этом мало кто знает…

Н. Г.: Когда Аня Остапова вышла замуж за Даниила Андреевича, Патриарх встречал их в епископской мантии, с епископским крестом, орлецом и т.д. Это была как бы официальная встреча в том доме, в котором они стали после этого жить. Этот факт свидетельствует о многом, потому что Патриарх Алексий был личностью ответственной, личностью очень честной, добропорядочной по отношению к тем, кто его окружает. А он твердо верил, что и его лично, и Церковь ведет Великий Промысл Божий. Поэтому ему и было легко раскрывать все эти грани своего многогранного характера…

Он умел и молиться!.. Как он молился перед Святой Евхаристией – я умирать буду, не смогу забыть этого никогда! Это было нечто… Это было соединение человеческого духа с Духом Святым, несомненно!..

И когда он приобщался Святых Христовых Таин – это тоже надо было видеть, надо было ощущать и понимать!.. Недаром многие истинно верующие люди слышат в этот момент трепет Архангельских крыльев, как мне рассказывали…

А если взять завещание Святейшего Патриарха Алексия (Симанского), мы найдем там очень интересные слова: «Верую, что и по отшествии моем в вечность, наше взаимное общение не прекратится. А по взаимной нашей молитве – усилится!»

Н. Б.: Валентин Арсентьевич, вы изучали этот период Патриаршества Святейшего Алексия, я вам хотел задать вопрос, который, может быть, до сих пор многих «раскалывает» на два неких противоположных лагеря. Это вопрос о «церковной икономии», что ли. Мы недавно отмечали еще одну важную дату, которая как-то прошла незамеченной: 90 лет со дня кончины Святейшего Патриарха Тихона (Беллавина) – человека, который, будучи Патриархом, публично анафематствовал советскую власть, а потом – все-таки должен был смириться и принять эту власть.

На ваш взгляд, эта «терпимость» к власти – необходимая мера? Мы сегодня изучили массу документов эпохи, ознакомились с житиями Новомучеников, некоторые из которых долгое время (а многие – до смерти) оставались «непоминающими», то есть, не признающими Патриарха Тихона и его епископат. Они были непримиримыми врагами и советской власти.

Как относиться к этому: переброшен ли этот «мостик» из прошлого в мир сегодняшний?

Мы прославили Новомучеников, Государя с Семьей, покаялись… Но нас многие продолжают упрекать (упрекают Священноначалие, в частности) в том, что мы продолжаем терпеть такие вещи, которые, в принципе, являются нетерпимыми для Церкви?

В. Н.: Начну с последнего вашего вопроса. Мне кажется, всенародного покаяния в грехе отступничества от Царя, от Царской харизмы со стороны нашего народа в России не было.

Что касается анафематствования Святейшим Патриархом Тихоном советской власти, безусловно, это принципиально важный момент: вы, как говорится, «зрите в корень»!

Да, Святитель Тихон предал советскую власть церковному проклятию, и он это сделал в тот момент, когда уже в России проливались реки крови, когда были воздвигнуты гонения не только на духовенство, но и на верующих мирян.

Это были беспрецедентные в истории Церкви гонения. Пожалуй, можно было бы вспомнить еще эпоху императора Диоклетиана – как и тогда, в начале XX века миллионы мученических венцов украсили Церковь!

Знаете, эта тема меня очень волновала и продолжает волновать…

В свое время, еще при советской власти, когда существовало советское государство, в конце 80-х годов в газете «Русская Мысль» (центральном органе русской эмиграции, которая издается в Париже) я опубликовал статью, в которой поднимал тему анафематствования. В ней я подчеркивал, что анафема эта – еще не снята. Я тогда и предлагал общественному мнению вопрос о возможном снятии анафемы с советской власти...

После празднования 1000-летия Крещения Руси в России наметился процесс сближения Церкви и государства. Я помню, на этот юбилей 1000-летия я был в Большом театре: там Священноначалие Русской Церкви вместе с руководителями советского государства собрались на праздничный концерт.

Казалось тогда, что нашему государству не хватает только вот этой «симфонии с Церковью» – и тогда будет гармония в великой Державе Российской, и она вообще будет доминировать на планете…

Н.Б.: Я бы назвал тогдашнее положение вещей в стране «церковной дисгармонией»…    

В. Н.: Была именно дисгармония, но с обеих сторон шел процесс так называемого «наведения мостов»: процесс, который давал надежду на установление симфонии. К ней всегда тяготели и Церковь, и государство. Конечно, почтенное государство – а не то, которое установилось в России в 1917 году.

Произошла ведь «смена вех», и нельзя говорить, что руководители советского государства при Горбачеве, например, должны нести ответственность за те реки крови, которые были пролиты при Ленине, Сталине и их непосредственных преемниках.

Н. Б.: Справедливо, но ведь от своих идеалов они не отреклись? Ведь по сути сегодняшняя власть – это наследники коммунистического прошлого? И в этом смысле, она не обладает настоящей легитимностью, согласно законам Российской Империи?

В. Н.: Вы знаете, все-таки от своего богоборчества они отошли! Наверное, не было с их стороны какого-то акта покаяния, но Михаил Сергеевич Горбачев проводил совсем другую политику, чем сегодняшний Президент.

Даже Л. И. Брежнев на встрече с Патриархом Пименом (матушка у Брежнева была, оказывается, очень богомольной) незадолго до своей смерти просил Патриарха, в случае его кончины, совершить над ним церковное отпевание! Это известный факт, я в своей книге о Патриархе Пимене об этом пишу! То есть, нельзя сказать, что это были именно те руководители государства, которых предал анафеме Святитель Тихон (Беллавин).

Но, конечно же, они были преемниками безбожной власти и они несли всю ответственность.

И тогда, в этой своей статье в «Русской Мысли», я ставил вопрос: может быть, стоит снять анафему с советской власти, чтобы это проклятие не довлело над нашими власть предержащими? Чтобы они могли, как говорится, «расправить крылья»? Чтобы был сделан решительный шаг навстречу Русской Православной Церкви? Чтобы, наконец, восстановилась та вожделенная симфония, о которой мечтали столетия русские люди?..   

Продолжение следует