Перейти к основному содержанию

11:10 28.03.2024

Протоиерей Максим Козлов о церковной жизни Москвы 80-х годов прошлого века

14.10.2013 09:13:07

Говорит радиостанция Радонеж. Православное вещание для России и соотечественников за рубежом.

Радио «Радонеж» в прямом эфире. У микрофона протоирей Максим Козлов. Вы можете звонить по телефону прямого эфира или задать свои вопросы по смс.

- Приветствую вас, дорогие радиослушатели. Сегодняшнюю передачу мы посвятим мемуарам. Меня попросили рассказать сегодня о церковной жизни Москвы 80-х годов того времени, которое было концом советского, периода, которое предваряло 1000-летие Крещения Руси. Мы теперь знаем о всех изменениях, которые произошли в жизни нашей церкви, общества, церковно-государственных отношениях после 1988 года. Вы тогда об этом ничего не знали. Надеюсь, что наши воспоминания, совместные с радиослушателями, помогут старшему и среднему поколениям погрузиться кому в молодость, кому в зрелые годы. Вспомнить дела уже давно минувших дней. А для наших молодых радиослушателей будут, может быть, не самым значимым, но еще одним свидетельством о жизни нашей церкви того времени.

 Ну, начну с некоторого предварения. Я в православной церкви с 1978 года, когда 14-летним юношей принял таинство крещения в храме пророка Илии в Обыденном переулке. Тогда во главе нашей церкви стоял Святейший Патриарх Пимен (Извеков). В Москве храмов было почти сорок. Нам тогда казалось все равно много, теперь молодежи покажется совсем мало. Ни одного действующего монастыря. В Новодевичьем Успенский храм, единственно открытый для народа, действовал как приходской. Ну а Даниловскому монастырю только предстоит быть восстановленным. Действительно, это произошло за несколько времени до 1000-летия Крещения Руси. Это было одно из предзнаменований эпохи перемен и реально удивительное событие в те годы.

 Коль мы заговорили о Даниловском монастыре, расскажу следующее: когда было принято, вероятно, после многих согласований в Совете по делам религии- который тогда надзирал за церковной жизнью, а на самом деле стремился подавить ее- так вот, было принято в советском правительстве решение, что в Москве Русской Православной Церкви все же отдается какой-то монастырский комплекс. Власти сначала хотели отдать Донской монастырь, а потом отдали самый разрушенный из всех московских Даниловский. Он находился в ужасном состоянии. Чего там только не было! И колония или какой-то пункт для пересылки малолетних преступников, где их временно содержали, и завод по производству зонтиков. Как сейчас помню, вот стен не было видно на нынешнюю высоту, только вот этот, не могу сказать: «культурный слой», но различные наслоения за эти десятилетия выросли, максимум на две трети от нынешней высоты. Привратной колокольни не было, да и вообще снаружи трудно было увидеть что-либо храмовое.

 И вот, когда это решение состоялось, нужно было как-то оповестить церковный народ. Тогда же не было ни интернета, ни православного радио. «Журнал Московской патриархии», в котором соответствующее решение Священного синода тоже было опубликовано, не доходил до всех прихожан. Оповещать с амвона об этих делах тогда было не очень принято. Вообще с амвона говорили немногие и не о многом. И вот тогда Патриарх Пимен принял такое интересное решение. Во всех московских храмах стали петь тропарь князю Даниилу. И сначала, когда первый раз его услышали, было что-то удивительное на воскресном богослужении, потом, когда раз за разом была радость, все поняли: значит, совершилось. Значит, Даниловский монастырь наш. Это отдельная история, как он восстанавливался. Несомненно, рассказывалось изнутри. От тех, кто там подвизался. Нынешний архиепископ и митрополит уже Владимирский Евлогий, первый наместник Данилова монастыря, об этом и вспоминал, и рассказывал, и писал. А вот для молодых людей, молодых московских прихожан, помнится, тоже такое небывалое дело: в Даниловский монастырь стало можно приходить, говоря старой терминологией, на субботники.

 То –есть, в разбитые храмы, испоганенные, в которых была мерзость запустения, и которые тогда только начинали восстанавливаться, где на начальных этапах требовалась неквалифицированная рабочая сила. Вот я помню, как мы с друзьями ходили когда-то из храма Семи вселенских соборов в Покровский. Нижний храм был засыпан всякого рода мусором до верха. То есть второй этаж существовал, а нижний был абсолютно заполнен каким-то хламом. И мы на носилках вытаскивали, разгребали этот хлам. Помню, как еще в Троицком соборе приходилось кувалдами крушить какие-то перегородки. Там был клуб устроен и еще что-то. И вот сносились эти наслоения, которые возникли в эпоху мерзости и запустения.

 Ну, я сразу ушел в сторону. Перед тем, как, я вижу, уже вопрос есть- ну, еще немножко потерпите. Какую-то часть я расскажу, а потом буду отвечать на ваши вопросы. Так вот, я думал, с чего начать историю воспоминаний о той эпохе? И хотя сейчас время летнее, больше всего в сердце лежит память о времени пасхальном. Потому что Пасха в Москве конца 70-х -первой половины 80-х годов для всех православных людей было нечто совершенно необыкновенное. В чем-то и не похожее на то, как теперь проходит Праздник праздников. Начнем с того, что человеку возраста ниже престарелого, в особенности мужчине, попасть на пасхальное богослужение было очень непросто. Перед началом пасхальной службы, чтобы попасть в храм, нужно было обмануть так называемых дружинников. Собственно, это были не дружинники, а, как правило, работники райкомов комсомола. В какой-то год я запомнил, что у стоявших в ограждении были особенные комсомольские значки, с золотой веточкой, так называемый «ленинский значок», который давался тем, кто через комсомол делал карьеру, то -есть активистам. Это были будущие бизнесмены и наши новые государственные деятели.

 И вот мимо них нужно было идти непременно твердым шагом. Сначала делать вид, что ты идешь вроде бы мимо храма, а у ограды резко свернуть в ворота и пройти. Ну, надо сказать, что это по большей части удавалось, а на территории храма, за оградками, они уже, как правило, не хозяйничали. Было, видимо, какое-то распоряжение. В храме они уже не подходили, а вот во дворах- были такие дворы, храм святителя Николая в Хамовниках в пасхальное время или Пименовский, рядом с метро Новослободская- они выбирали они дворы, чтобы подойти попугать. Типа того: ну, мы вас дождемся после. Но они не дожидались никогда конца пасхального богослужения. У них были какие-то другие мероприятия. Видимо, они тоже по своему праздник отмечали, но в каких-то других формах, вариантах. Собственно, когда они не пускали в храм, они использовали следующие мотивировки: кругом ходят какие-то зеваки или пьяные. И, собственно, дружинники что делают? Почему они молодежь не пускают? Потому что охраняют верующих от зевак, от хулиганов.

 Но на самом деле цель, с которой их посылали- не допустить в храм молодежь. И поэтому молодому человеку нужно было не показывать, что он как-то робко и неуверенно идет, не зная толком, чего он хочет. Нужно было идти очень уверенно, демонстрируя то, что он по делу идет или что он свой, церковный. И тогда препятствий не возникало. Я помню, что, когда я попал в храм, пасхальное богослужение было в 1979 году, в первый год меня родители не пустили, мне было всего 14 лет, а они были нецерковных взглядов, для них крещение ребенка было шоком. Но на следующий год я все-таки добился своего. Им было понятно, что если у сына что-то в голове сломалось, то это достаточно надолго. Вот так, вдруг это не выветрится. И чтобы попасть, я пришел к восьми часам вечера. Еще освящали куличи и пасхи, но уже заканчивали. В храм можно было попасть достаточно свободно. И вот я с 8 до 11 стоя, никаких лавок не было, а какие были, те бабушки оккупировали, занимали, естественно, сразу. Ждали начало чтения Деяний, потом Деяния, полуночница и собственно пасхальное богослужение. Еще в Обыденском храме, а я в те годы ходил, в основном, в храм пророка Ильи в Обыденном переулке. Там тогда настоятелем был протоирей Николай Тихомиров. Это было удивительное священство. Наш приснопамятный батюшка, протоиерей Александр Егоров, прослуживший там всю свою священническую жизнь, протоирей Петр Дьяченко, священник Сергий Баздыко. Они все уже ныне покойные. И вот там была такая традиция в Обыденском храме. Он небольшой, кто его себе представляет- это недалеко от храма Христа Спасителя. Он расположен в одном из переулков между Остоженкой и Москва-рекой, и народу выйти на пасхальный крестный ход было невозможно. Потому что если бы люди вышли, а набито в церкви было как селедок в бочке, простите за банальное сравнение, то руку поднять для крестного знамени нужно было заранее, держать руку на груди и потом не опускать. Потому что если опустишь, то уже в другой раз не поднимешь. Так вот со свечкой и стоишь. Понятно, что при достаточно узком выходе всем этим людям на крестный ход выйти было практически невозможно. Но вместо этого был такой обычай: раздавалось большое количество стихарей разных цветов, все, которые были, и множество мужчин, молодых и старых, которые стояли в храме, приглашали к крестному ходу. Получалось очень торжественно и красиво. Фонарь, крест, евангелие, крест за престольный, образ Божьей Матери, икона Пасхи, и затем много, много, много пар мужчин в стихарях со свечами. Получался очень торжественный крестный ход. Выходили из дверей Обыденского храма, и все переулки вокруг- 2-ой Обыденский, 3-ий Обыденский, улица, которая тогда называлась улицей Короленко - были заполнены огромным количеством людей, стоящих с зажженными свечами. Это было нечто неповторимое.

 В Москве было только два храма, в которые на Пасху попадали по билетам. Это тоже отличительная черта эпохи. Это было довольно едко подмечено в советском фильме «Блондинка за углом». Э то Елоховский Богоявленский собор, который был тогда Патриаршим, и Новодевичий Успенский храм. Билеты эти часто распределялись по церковной линии, а часть расходилась какими-то таинственными путями. Это были какие-то большие люди советского времени: чиновники, слуги Кремля, советская торговля, передовая советская интеллигенция, а, вот, в другие храмы люди попадали попросту. Ну, давайте сейчас мы на вопрос ответим, а потом продолжим наш рассказ. Пожалуйста. Слушаем Вас, задавайте Ваш вопрос.

Ну, не дождался человек у телефона, тогда подождем следующего звонка, а пока продолжим наше повествование.

Дружинники обычно не дожидались, когда закончится Литургия. Когда мы выходили из храма- то окрестность чаще всего была пуста. Да, собственно, уже к часу ночи можно было попасть в храм без особенных затруднений, поскольку после крестного хода уходила внешняя часть людей, а к концу заутренней уже и довольно многие из верующих уходили. Это было связано отчасти с тем, что храмов – то, как мы знаем, было немного, а нужно было еще добраться до дома. Если вы жили в каких – нибудь окраинных московских районах, а не у всех тогда были деньги на такси, да и вызвать такси к храму- это тоже отдельная история, и люди часто расходились. К тому же в те годы, я безоценочно говорю, я просто вспоминаю: на Пасху редко где причащали, из известных мне московских храмов, в ночь на пасхальном Богослужении, пожалуй , я такого даже и вспомнить не могу. Причащались люди до того: в Великий четверг, огромное количество людей в Великую субботу, до того, конечно, скажем, в день праздника Входа Господня в Иерусалим. В особенности, в Великий четверг тьма была причастников; в маленьком Обыденском храме причащали в две, три чаши, как правило, и это могло продолжаться очень долго.

 Ну, и я тоже, кстати, не причащался на Пасху. Ну, как – то знал, что в храме здесь не принято, и не причащался. Но тех, кто ходил в крестном ходе в стихарях, особым порядком в алтаре иной раз в минимальном количестве причащали.

 Вот, народ никогда. Может быть, от этого многие и расходились раньше, поэтому в конце пасхального Богослужения храмы уже не были переполнены.

 Еще, что можно вспомнить: когда выходишь после пасхальной службы на улицу- я обычно ходил с двоюродной сестрой, или потом уже с друзьями- еще особенной радостью того времени был этот проход, возвращение домой. А потом и в гости шел куда – то, к друзьям по ночной Москве. Вот, это была, пожалуй, единственная ночь в нашей столице тех лет, когда наверняка можно было сказать, что люди, встречающиеся тебе навстречу, в абсолютном большинстве свои, православные христиане. Вот, помню, мы шли по Остоженке, она тогда называлась Метростроевской улицей; видишь идет навстречу тоже группа людей, скажем, мы со стороны Обыденского, они со стороны Хамовников или откуда – нибудь из Филиппского храма на Арбате и можно было сказать: «Христос воскресе!», и в ответ услышать: « Воистину воскресе!».

 Что это такое было в Советском Союзе -нужно почувствовать. Те, кто жил в то время, я думаю, эти воспоминания смогут разделить.

 Но у нас еще один вопрос, будем надеяться, сейчас слушатель дозвонится. Пожалуйста, Вы в эфире.

 - Добрый день. У меня даже больше воспоминаний, потому что я тоже в середине семидесятых годов ходил в этот храм, и иногда мы вместе даже с Вами стояли, хотя так лично знакомы и не были. Хочу напомнить, что там читался акафист преподобному Серафиму Саровскому по понедельникам, наверное, он и сейчас сохранился. Я сейчас там уже редко бываю, но этот акафист, это была, так сказать, молодежная сходка. А так как я учился в МГИМО, то я уже в те годы подтягивал МГИМОвцев туда. У МГИМОвцев был большой интерес к православию, у нас не было научного атеизма, и свободное мышление, вопреки марксизму, некоторыми профессорами приветствовалось. В отличие, например, от ИНЯЗа.

 И что там происходило, во – первых, люди медленно постигали церковное пение, а во – вторых, была такая широкая огласка литературы, иногда даже самиздатовской. Конечно же, эти минуты были дороги, потому что это сильно контрастировало с тем, что мы видели на улице, и, когда выходили из храма, и когда в храм входили- все там было тепло.

У меня маленький вопрос: когда я впервые вошел в Обыденский храм, где – то в семидесятые годы, там был очень старенький, очень ласковый отец Владимир. Когда я вошел, как говорится, прямо в студенческой форме с дипломатом, он тут же подошел ко мне и меня одного начал корить, очень старенький священник в такой ветхой рясе и с очень добрым лицом. Лицо это, эта доброта меня сразили. Вы мне не скажете, как было его имя, если знаете, и, конечно, он теперь блаженно почивший, но, по крайней мере, чтобы мне его с теплотой вспоминать? Благодарю.

 - Вы, знаете, я сейчас не вспомню уже фамилию отца Владимира. Я тоже его помню как уже заштатного клирика вместе со священником Сергием, которого, я думаю, и вы, слушатели, наверное, помните тоже, как одного из батюшек, которые тогда были в Обыденском храме. Но я постараюсь по данным памяти восстановить к следующей встрече и, может быть, мы тогда расскажем что – нибудь отдельное и про этого достойного пастыря.

Возвращаюсь к рассказу о пасхальном времени в ту эпоху. После службы гуляли часто, особенно, если пасха была поздняя. Куда деваться? Случалось, садились перекусить на какой- нибудь лавке, в парке или на бульварах. Все было очень просто: яички, куличики, что у кого было. Вот, однажды на станции, которая тогда называлась «Проспект Маркса», спускаясь в метро, мы встретили однокурсниц по Университету, которые учились младше нас и были несколько в другой роли. Они были посланы в Ново – Девичий монастырь в оцепление, потому что видимо ответственных работников не хватало. И они нас знали, и мы их знали, повисла пауза, и одна из них, наконец, сказала: « Христос воскресе!» - Мы ответили. Все- таки знали люди, что говорить друг другу, как отвечать, раз встретились в такую ночь.

 Еще были некие опознавательные знаки для верующих людей, скажем, в этом была отчасти и демонстрация для молодежи, для старших – то нет, а с другой стороны что – то очень теплое. Скажем, в Вербное воскресение ехать в метро с вербами открыто, никто тебе ничего не скажет- ну, вербы и вербы. Это было, не хочу сказать громких слов, исповедованием не исповедованием, но, каким – то радостным свидетельством принадлежности к церкви. Потому, что другие люди, которые тоже ехали в метро с вербами или без, они знали, что это православные. Скажем, ты зашел в вагон, а там еще несколько человек с вербами, и от этого становится радостно, и, как – то сердце греется. Ну, нет, думаешь, не все пропало, есть же вокруг не только дорогой Леонид Ильич, не только XXIV-XXV съезды КПСС, все эти марксистские талмуды, но вот жизнь, настоящая, есть люди, с которыми ты в церкви Божией.

Ну, поменьше, чуть отойдя в сторону, так было со святой водой в праздник Крещения Господня, но тоже было. Кстати, вот еще такая, сейчас уже ушедшая, по крайней мере в Москве, традиция, тогда было принято украшать пасхальные куличи и пасхи такими бумажными цветочками. Тогда их делали какие – то самодеятельные ремесленники – кустари, которые всплывали перед Пасхой. Я никогда больше этой продукции не видел, они были из проволоки и очень простецкие, плетеные из бумаги цветочки втыкали в куличи. Сравнивая то время- и как сейчас, когда уж каких только нет украшений и куличей -хочешь из монастыря, хочешь из ресторана, и чем только не украсят! А тут простой бумажный цветочек, некоторые из них хранились у меня на протяжении лет, как память о тех незабвенных годах.

 Кстати, тогда же делали ремесленники простецкие деревянные яйца, которые в канун Пасхи можно было купить на московских рынках среди других развалов. Они часто были безграмотно подписаны, картинки на них были далеки от какой - то канонической чистоты и правильности. Но обменяться этими яичками придя в московский университет или куда – то к друзьям-это было тоже еще одним проявлением пасхальной радости в те годы.

Но у нас еще один вопрос. Пожалуйста, слушаем Вас.

 - Батюшка, благословите. Раб Божий Сергий из Москвы. А Вы не помните, как раз в эти годы, вдруг появились куличи в продаже, под псевдонимом «Кекс весенний»? Но это был уже кулич нормальной формы и появлялся именно к Пасхе. И еще одно наблюдение, это мое личное. Мой храм- на Речном вокзале. Священники тогда ходили в штатском, поскольку священника как – то увидеть и не взять благословение неудобно, так, я однажды подошел к батюшке, вижу, он выходит из метро, идет в храм. И за мной очередь выстроилась, в те времена, то- есть, люди не знали, как руки сложить, но традиция не нарушалась.

- Да, спасибо, спасибо. И, вот, Вы буквально, упредили, то о чем я сейчас хотел сказать. Действительно, одна из примет наступления Пасхи в те годы- в булочной появлялся кекс под названием «Весенний», или «Славянский» Это был действительно такой псевдокулич, который продавался только время и потом исчезал. Но к Пасхам регулярно появлялся- еще примета предпасхальная того времени. Ну, вот, я говорил уже о дружинниках, которых выстраивали, чтобы оградить молодежь от участия в церковном Богослужении. Но наряду с кнутом, довольно таким мягким кнутом, применялся и пряник. В ночь на Пасху во всех кинотеатрах во время, когда обычно в советскую эпоху не бывало сеансов, скажем, в одиннадцать ночи, вдруг появлялся в расписании какой – нибудь завлекательный западный фильм: или боевик, или про любовь с элементами эротики, или комедия какая – нибудь французская.Т олько один сеанс, только в ночь с Великой субботы на пасхальное Богослужение. А в другие дни последний сеанс чаще всего был в девять вечера, и потом кинотеатры уже закрывали.

 Ну, и по телевизору, при дорогом Леониде Ильиче, в ночь на Пасху пели непременно звезды зарубежной эстрады, какие – нибудь там ABBA, Boney M или еще что – нибудь более решительное, что только можно было допустить для советского человека. Это был самый западный современный концерт, который шел по советскому телевидению. Власть как – то не рассчитывала на собственную идеологическую увлекательность, и тут использовала гнилой Запад для того, чтобы отвлечь молодежь от Богослужения. На самом деле система была уже настолько мертва, дух – то уже из нее ушел, и придумать они ничего не могли.Ну, вот, в школах накануне часто были вечера какие – то полуобязательные, но в принципе, при желании человек, скажем- учитель, если он там работал, мог пойти на вечер и в церковь, потому что в десять уже всех разгоняли, никому же не хотелось сидеть до ночи. Собственно, непонятно, зачем эти вечера и заводили. По сути дела боролись, но боролись как – то формально.

 Ну еще одна из пакостей, которые устраивались в предпасхальное время- это субботник. Обычное дело. В Великую субботу вам, пожалуйста, субботник, то есть работающим- выходи на работу, учащимся -выходи на учебу. Дело в том, что, если Пасха с середины апреля и позднее, она приходится на день, удаленный от дня рождения Ленина, двадцать второго апреля. А его полагалось отмечать ленинским субботником. Ну, как же, вождь мирового пролетариата, как все знают, бревно таскал, что запечатлено в картине, которая тогда везде тиражировалась, и, вот, субботник всегда стремились приурочить к Великой субботе.

 Еще помню, что в университетские годы я старался записаться на овощебазу заранее, чтобы в другой день отработать, а в Великую субботу постараться попасть в храм Божий.

 Ну, у нас еще есть вопрос. Пожалуйста, слушаем Вас.

 - Благословите Христа ради.

 - Бог благословит.

 - Спаси Христос. Ну, вот, Вы сказали о деревянных яичках. Ну, вот, я помню шестидесятые года, мы красили яйца, мы ими боролись и сражались, и кто побеждал-тот брал себе яички соперника, и, вот, еще такое маленькое воспоминание о Троицкой обители в Чернигове. Троицкая обитель в Чернигове, монашенки в кельях над книгами.

 -Ну, мы вернемся к нашему повествованию.

 Хорошо помню 1986 год, уже Горбачев при власти, но все еще по – прежнему, и Пасху сделали в тот год рабочим днем, кажется ради праздника солидарности трудящихся. Что – то переносили, это удивительная была манера что – то переносить, так и в том году…Я вспоминаю народное стихотворение, которое тогда появилось:

 Спасибо партии родной за доброту и ласку,

 Что отменила выходной и запретила Пасху.

 Это активно звучало, как раз, в том 1986 году. А когда, Пасха совпала однажды с 1 мая, то поздравляли друг друга и говорили: ну, с народным тебя, и с международным- и с Пасхой, и с 1 мая.

 Кстати, в некоторых храмах была еще ночная служба на Страстной седмице в ночь с пятницы на субботу, вот, так было, например, в храме Святителя Николая в Хамовниках, кажется до восемьдесят девятого года там продержалась эта традиция. То –есть, там утреннее чинопогребение переходило в литургию Великой субботы. Служба эта заканчивалась очень рано, и начиналось освящение куличей. В том храме, по – моему, куличи начинали освящать часов в семь утра. И как – то раз я был на этой ночной службе в храме святителя Николая в Хамовниках, было удивительное ощущение от этого Богослужения, конечно, физически очень тяжело, потому что две ночи получалось не спать. Но радость Великой субботы при этом непрерывном, бесконечном ночном Богослужении тоже была очень, очень сильной. Ну, вот, на это Богослужение, в отличие от пасхальной ночи, внешние люди не ходили. Да и своих, церковных было не очень много, потому что выстоять физически было довольно трудно, две ночи, устаешь. Тем более, что до того уже была напряженная Страстная седмица, ну, не всякому это было по силам. У нас еще вопрос. Пожалуйста.

 - Добрый вечер, батюшка, благословите.

 - Добрый вечер.

 - Я хочу у Вас спросить. Вы когда – то рассказывали: мусульманин приезжал к Вам и крестился, его имя Иоанн Бовин. Вы просили, чтобы за него молились, я молюсь за него. А как сейчас у него сложилась жизнь? Вы бы не сказали поподробнее? Будьте милостивы.

- Да, это отдельный был рассказ, очень трогательно, что Вы его помните. Вы знаете, от Иоанна, приехавшего с другом, коптом, из Египта, и крестившегося в храме, где тогда я служил, в храме Мученицы Татьяны при Московском Государственном университете уже довольно долго у нас нет никаких вестей. Первые, может быть, один- два года поступали какие – то весточки. Потом они прекратились, но, к сожалению, с нашей стороны, какой – то коммуникации в ту сторону не было. Мы сами старались на себя не брать это, потому что рискованно, человека можно подвергнуть большой опасности. Но мы продолжаем молитвы о нем, надеемся, что он жив, здоров и в нынешних их тяжелых для христиан обстоятельствах современного Египта, Господь хранит его.

Ну, вот, еще несколько слов о пасхальных днях, вот, куличи в те годы приходили святить, кто не попадя: и свои, и чужие, и церковные бабушки, и милиционеры, была абсолютная тьма народа; непрекращающийся поток людей, вот, когда у меня появились первые церковные друзья, мне дарили, а уже потом, во второй половине восьмидесятых, середине, у нас уже были свои куличи или кто – то из семейных друзей давал. Потом супруга – матушка, ну, будущая матушка стала делать, и я ходил освящать подаренные куличи, яйца. Это тоже было особенным шествием, у меня не было специальной корзинки, и у большинства их не было. Я нес этот пакет с куличом, и множество, множество людей тоже по всей Москве перемещалось к храмам, и освящало свои пасхальные приношения.

 В церковных семьях пекли свои куличи, не вот эти кексы «Весенние», а по рецептам. Они хранились, часто это были переписанные от руки, передававшиеся там от бабушек к внучкам. Кажется, в те годы у кого - то я в первый раз увидел тогда еще дореволюционное издание книги, потом ставшей известной Кулинарной книги Елены Молоховец со всякого рода рецептами, где были и пасхальные тоже. Но пасочницы были огромным раритетом, потому что это деревянный предмет, столько десятилетий они не проживали.

 И у нас в семье была какая – то старая, и уже по образцу этой старой резал знакомый мастер. Так появилась своя, скопированная с дореволюционного образца; это тоже в каком – то смысле церковное предание. Вот, бывают предания письменные, бывают предания духовной жизни из уст в уста, иконографические, а бывают и предания на уровне освященного быта, бытия повседневного. И мне кажется, что такие предметы, они тоже должны нами сохраняться и быть для нас дороги. Если когда-нибудь будет создан музей истории церкви XX века, то там эти пасочницы, эти деревянные яички, наряду с документами о новомучениках, тоже должны оказаться, потому что и это часть нашей церковной жизни.

 Ну, вот, у нас есть следующий вопрос. Пожалуйста, Вы в эфире.

 - Добрый вечер, батюшка, благословите.

 - Добрый вечер, Бог благословит Вас.

 - Виктор из Москвы. Вот, когда я учился в школе, в середине восьмидесятых, у нас был мальчик по фамилии Рогов, его все шпыняли. А потом пришел в 1985 году Горбачев, в 1986 году произошла Чернобыльская катастрофа , 26 апреля, ветер перемен и все такое прочее. Как вы все это воспринимаете? Как Вам все это кажется? Спаси Господи.

-Если Вы в фамилии одноклассника видите апокалипсические предзнаменования, я советовал бы так глобально не расширять частных опытов. К тому же, больше трех с половиной лет прошло с того времени. Что касается перемен, которые произошли в жизни нашей церкви, в жизни нашего народа- об этом столько уже всего сказано и столько разных взглядов! Я думаю, мы, как верующие, как православные люди, должны быть прежде всего Богу благодарны за то, что воссозданы храмы Божии, за то, что открыты духовные школы и святые обители, за то, что мы имеем возможность учить наших детей православной вере и не прятаться, не скрывать своего вероисповедания, за те книги, которые мы можем читать, за те православные радиостанции, которые мы можем слушать, православное телевидение, которое мы можем смотреть, за ту свободу церковного свидетельства, которая есть в наше время. Да, конечно, в минувшее десятилетие было много трагического и страшного. Господь рассудит и вечность, мы увидим, как сходятся концы с концами. Ну, что нам политическая история, что нам в конечном итоге по сравнению с благом церкви внешние политические утраты или приобретения, бедность или богатство? Спасение души человека- это главная забота церкви. Так думается мне, если мы будем смотреть на минувшее время, то при всей палитре разных взглядов- общественных, политических, иных, мы не утратим духа мирности. И мы не внесем в церковь тот дух разделения, который господствует в этом окружающем нас мире, где князь века сего и одновременно отец всех разделений сейчас так активно действует.

 Ну, у нас есть следующий вопрос. Пожалуйста, Вы в эфире.

 - Алло, добрый вечер. У меня не столько вопрос, как маленький рассказ по поводу празднования Пасхи.

 - Пожалуйста.

- Я повар по профессии, зовут меня Елена. И, вот, когда я училась во втором классе, совпало так, что Пасха была 22 апреля. Раньше в субботу учились, и учительница наша спросила: «Дети, какой светлый, прекрасный праздник будет завтра?» Я встала и сказала: «Пасха» После этого, конечно, пострадали мои родители, и мне досталось, но Господь так управил, что единственный «Кулинарный поединок» по НТВ, передача – шоу была, он достался мне . Была задача устроить пасхальный стол. И мне участвовать в этой передаче был Промысел Божий, хочу сказать, это все было радостно и неожиданно.

 - Спасибо.

 - Слава Богу, что сейчас можно об этом говорить и все и праздновать открыто, правда, тоже неизвестно сколько это продолжится, но пока так, слава Богу за все.

 - Спаси, Господи, вас за Ваши воспоминания, я и других наших слушателей призываю делиться, потому что складывается картина нашего церковного прошлого.

 Мне бы хотелось рассказать вам один рассказ, который может показаться придуманным, но это рассказ о реальных событиях, имевших место как раз в те годы, и продолженный в эпоху уже более к нам близкую. Вот, один из звонивших сегодня, наших радиослушателей, вспомнил, что 70-80-е годы он был студентом МГИМО, а я сам с1980 года учился в МГУ. В эпоху Никиты Сергеевича Хрущева, «кукурузника», к обычным марксистским предметам - а это были всякие там истории КПСС, диамат, истмат и другие, для особо идеологически слабой студенческой прослойки, тем, кто учился в университетах, в педагогических ВУЗах и медикам был добавлен еще дополнительный предмет, научный атеизм. Велено было в течение года истязать нас еще и научным атеизмом. Как понимаете, сдавать этот предмет православному человеку непросто, нам в университете его преподавал доцент, ну, я изменю его фамилию, допустим, Абрикосов, и имя тоже, скажем, Николай Игоревич. Который, когда доходил до рассказа о христианстве возбуждался до крайности, при этом о буддизме, индуизме, иудаизме, древних культах мог рассказывать достаточно академично. Но как только доходил до христианства- тут у него какой – то французский дух просвещенства в нем вскипал: шло ерничество, поддевки, но и одновременно такой стальной взгляд по аудитории, а кто там шепчется? а кто там не записывает? а в ком несогласие можно увидеть? Такой еще из прежней эпохи взгляд. А уж сдавать ему экзамены вообще было отдельное дело. Наш московский златоуст, старше меня по курсам на два года Артемий Владимиров только с третьего раза ему сдал. Уж так был благочестив вид будущего отца Артемия уже в те годы, что в нем научный атеист сразу ощущал, видел идеологического врага. Ну, у меня был не такой благочестивый вид ( как и остался впрочем), как у отца Артемия, и я тоже боялся этого экзамена. Помню, поехал в Лавру Преподобного с такой парадоксальной просьбой, молитвой к нему: «Преподобный отец Сергий, помоги мне сдать этот экзамен, против совести не погрешить», потому что все таки как – то хотелось уже закончить Московский университет, не пострадать из- за этого, и Преподобный, надо сказать, помог. Достался мне один билет про каких – то там буддистов, которых спокойно можно было разоблачить, а второй -по устройству Русской Православной церкви. И тут нужно было как – то не слишком глубокое знание показать, потому что слишком глубокое тоже слишком подозрительным могло увидеться. Было совсем хорошо, все сдал, только в какой - то момент вдруг сказал не « стран Варшавского договора», а «стран Варшавского блока». Тут его, как боевичок, сразу: какого блока? Блок НАТО бывает только, а у нас мирный Варшавский договор.

 Ну, это предыстория. Прошло несколько лет, мы с отцом Артемием уже несколько лет трудились в Московской Духовной Академии. Он уже был в сане, я еще нет. Был праздник тысячелетия Крещения Руси. Ну, эпоха такая, только- только начали проклевываться какие – то изменения. Вот, в один из дней празднования мы идем по академическому саду, и видим группу людей в одинаковых серых пиджаках, но не КГБшники.

 КГБшники- это там отдельно, так сказать. У них были взгляды другие, и их видно было. Это кафедра научного атеизма с философского факультета приехала в полном составе изучать своих врагов, идеологических оппонентов. И тогда у нас с отцом Артемием родился план некоторого, рабского, впрочем, неумеренного воздаяния доценту Абрикосову за его яркие лекции по научному атеизму. Следующим утром, когда мы опять увидели эту группу с кафедры научного атеизма, мы пошли навстречу таким бодрым шагом, как бы по своим делам, а подойдя, устремились к доценту Абрикосову, каждый облобызал его трижды, радостно восклицая: «Николай Игоревич, как мы рады Вас видеть. Вы нас помните, может быть? Мы Ваши студенты, а Ваши лекции по научному атеизму устремили нас к Горнему. Вот, если бы не Вы, может быть, отец Артемий не принял бы сан, я бы не оказался преподавателем Московской Духовной Академии». То холодна, то горяча, то суха как Сахара, то влажна, как лондонский туман, была щека доцента Абрикосова. Пробормотав что – то не очень внятное, он поспешил как можно скорее ретироваться за спины своихколлег. Я надеюсь, что хотя бы на несколько дней он стал притчей во языцех в научно- атеистических кругах, и что нас Господь не спросит слишком жестко за это воздаяние во время подобно.

Ну, вот, тут у нас еще один звонок. Мы успеваем быстро принять. Пожалуйста.

 - Я хотела бы вспомнить те времена, 1977 год, когда мы ходили в Богоявленский Патриарший собор. Нас верующих, преследовали, даже выводили из предприятия и увозили куда-то. Куда? Никто не знает. Но была и радость. Пименовское Богослужение, пели все стены, архидьякон Стефан, когда ходил, возглавлял это песнопение, люди все подпевали. А сейчас нет этой радости, и куда она делась? А когда Горбачев пришел, он, действительно, дал людям веру, все стали верующие, и верующих перестали преследовать. Вот, такие времена были тяжелые.

 - Ну, спасибо и за Ваш рассказ. Ну, не будем касаться как, откуда, кто нам дал веру, и как все это получилось.

 Но, действительно, воспоминания о том времени, когда верующие люди были, куда как меньшим стадом, чем в настоящее время, будут греть сердце на протяжении всей нашей жизни. Я бы, знаете, не противопоставлял это тому, что мы сейчас переживаем, или напротив- не переживаем, а просто бы благодарно слагал в своем сердце; что в моей это жизни было, что мне есть, что вспомнить, что есть чем согреться в минуту окамененного нечувствия, или какого – то внутреннего оскудения, или смущения. Бога благодарим за то, что у кого -то подобные воспоминания есть.

 Ну, сейчас мы устремляемся к заключению передачи. Вы слушаете радиостанцию «Радонеж», в эфире этого часа с вами был протоиерей Максим Козлов. Надеюсь, если вас передача заинтересует, мы с вами проведем еще несколько таких мемуарных встреч.

Храни вас Господь!

Дорогие братья и сестры! Мы существуем исключительно на ваши пожертвования. Поддержите нас! Перевод картой:

Другие способы платежа:      

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и абзацы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Простите, это проверка, что вы человек, а не робот.
4 + 4 =
Solve this simple math problem and enter the result. E.g. for 1+3, enter 4.
Рейтинг@Mail.ru Яндекс тИЦКаталог Православное Христианство.Ру Электронное периодическое издание «Радонеж.ру» Свидетельство о регистрации от 12.02.2009 Эл № ФС 77-35297 выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций. Копирование материалов сайта возможно только с указанием адреса источника 2016 © «Радонеж.ру» Адрес: 115326, г. Москва, ул. Пятницкая, д. 25 Тел.: (495) 772 79 61, тел./факс: (495) 959 44 45 E-mail: [email protected]

Дорогие братья и сестры, радио и газета «Радонеж» существуют исключительно благодаря вашей поддержке! Помощь

-
+