Достоевский прожил всего 60 лет – с 1821 года по 1881. Очень мало по нынешним меркам: сегодня его даже не назвали бы стариком. Но за его гробом в начале 1881 года, за месяц до убийства Александра Второго, шли десятки тысяч человек. Это был первый пример тех массовых похорон великих писателей, который был отличительной чертой России до 1910 года – до столь же грандиозного прощания народа со Львом Толстым. Впоследствии, уже во второй половине двадцатого века, когда умер Самуил Маршак, Анна Ахматова сказала: «Когда умирает старый писатель – это должно быть потрясение, как похороны Льва Толстого. А тут – почти тишина…» Это не Маршак был «не тот» писатель. «Не той» была в тот момент страна.

Вся жизнь Достоевского соткана из символов. Когда он умирал, в соседней квартире полиция устроила засаду на народовольца Баранникова – человека, как будто сошедшего со страниц «Бесов» или «Братьев Карамазовых». Напомним: через месяц народовольцы убьют императора Александра Второго, и это событие всем покажет, насколько обоснованы были страхи Достоевского, его вечные метания.

   Чего он боится в «Преступлении и наказании», в «Братьях Карамазовых»? Не топора боялся Достоевский, и даже на «бомбы в конфетной бомбоньерке», которой испугался Андрей Белый полвека спустя в гениальном романе «Петербург». Достоевский боится – «страшной теоретичности», голой математики.

   В одном из своих писем чисто цифровой подход к человеку Достоевский назовет «истиной без Христа». «Если бы оказалось, что Христос вне истины, я предпочел бы остаться с Христом», - написал он тогда своей корреспондентке.

   А разве это не две главные угрозы России двух последних веков: революция в стиле народовольцев и «цифровизация» в стиле «истины без Христа». Вот об этом и размышляет в своей передаче наш обозреватель Дмитрий Бабич.