Протоиерей Владимир Вигилянский, Олеся Николаева: «Русская Смута 1905–1907 гг.» Часть 1.

О «Первой русской революции» и терроризме

1. Предисловие

Предлагаемый очерк был рожден в период написания в соавторстве с моей супругой Олесей Николаевой романа «Дело Гапона», при работе над которым мы опирались на многочисленные исторические источники. Нами были прочитаны сотни исторических книг и исследований, архивных материалов и мемуаров. Художественная проза сильно отличается от публицистического повествования. Смыслы и идеи в романе обычно раскрываются через художественные образы, через действия и слова персонажей.

Интрига романа закручивается вокруг расследования убийства бывшего священника Георгия Гапона. Поскольку он имел контакты как с полицией и охранным отделением, так и с революционерами, в особенности – с эсерами, в том числе с членами их боевой организации, следователь по важнейшим делам, которому поручено раскрытие этого преступления, ищет мотивы и исполнителей, то нападая на след преступников, то теряя его.

Все это происходит в контексте напряженного противостояния и все нарастающей борьбы оппозиционных, в том числе террористических сил с представителями власти. Поэтому в романе появляется множество исторических персонажей – сам Государь Николай Второй, Петр Аркадьевич Столыпин, начальник охранного отделения Александр Васильевич Герасимов, Сергей Юльевич Витте и др., а также жертвы террористических покушений, происходивших в охваченные романом годы: Великий князь Сергей Александрович, министр внутренних дел Плеве, генерал Трепов, адмирал Дубасов, адмирал Чухнин, генерал-губернатор Петербурга фон дер Лауниц и др.

В числе действующих лиц повествования появляются и террористы-революционеры – и пребывающие в России, и ведущие свою подрывную деятельность из эмиграции: от Владимира Ленина до Бориса Савинкова, от Владимира Бурцева до двурушника Евно Азефа. Нельзя было обойтись и без персонажей, представляющих либеральную прессу и агентов разведок – японской и английской. Словом, роман получился многофигурный, реальные прототипы соседствуют с персонажами, создание которых было подсказано писательским воображением авторов.

По жанру это детектив с элементами шпионского романа, драматическими коллизиями и психологическими портретами. Вместить в него весь объем исторической реальности значило бы увеличить книгу до нереальных размеров, а кроме того и перегрузить художественную ткань историческими сведениями, которые, однако, чрезвычайно важны и остаются актуальными вплоть до сегодняшнего дня.

Именно поэтому родилась эта написанная вслед за романом книга, которая является не опосредованным, а «прямым высказыванием».

2. Если не было революции 1905–1907 годов, то что это было?

Многие мыслящие люди – наши современники – на протяжении последних десятилетий ищут ответ на вопрос, в чем причина той мировой катастрофы, которая совершилась в России в начале ХХ века. Об этом написано тысячи исторических, мемуарных, публицистических книг, создано множество художественных творений в литературе и кино. В ходе кровопролитной войны с Японией (январь 1904 – август 1905 гг.) мы потеряли убитыми по разным подсчетам 50–90 тысяч и ранеными около 100–150 тысяч воинов. Из 21,5 миллионов жертв (военных и мирных жителей) Первой мировой войны на долю России выпало 7 миллионов погибших и раненых. В результате революций 1917 года, иностранных интервенций и гражданской войны мы потеряли от 14 до 18 миллионов человек. Эмигрировали из страны после революции около 1,5–2 миллионов человек.

Период между 1901–1910 годами – это было время не только зарождения смуты в Российской империи, но и тщательной подготовки к революционному апокалипсису. Кстати, то же мнение разделял В.И. Ленин, который в 1920 году в статье «Детская болезнь “левизны” в коммунизме» назвал события 1905–1907 годов «генеральной репетицией», без которой «победа Октябрьской революции 1917 года была бы невозможна». Эту статью Ленина изучали в советскую эпоху в школе и вузах.

Без богословского, исторического и политологического анализа этого периода нельзя понять все последующие события, в том числе и нынешнее время. Многие исследователи, изучая исторические источники, поражались, насколько современно выглядят персонажи той эпохи – их слова, действия, мотивировки, а главное – механизмы создания хаоса в обществе и использования технологий террора, применение приемов информационных войн и способов манипулирования «общественным мнением»…

Первое, на что обращают внимание эксперты, – это то, что никакой «Первой революции 1905 года» не было. Существует множество определений революции – ни по каким параметрам события 1905 года не могут быть квалифицированы этим термином, поскольку не было:

1) насильственной смены власти,
2) изменения существующего политического режима,
3) слома правящей элиты,
4) идеологического разрыва с прошлым,
5) кардинального изменения общественно-экономической формации,
6) трансформации, связанной с суверенитетом государства, его территориальной целостности и границами.
И главное: 7) самодержавие оставалось незыблемым, армия и все структуры безопасности государства были на стороне власти.

Большая смута и хаос на фоне продолжающейся русско-японской войны (январь 1904 – август 1905 годы) во всех слоях общества, безусловно, существовали. Они повлияли на некоторые политические реформы, такие как, например, появление Манифеста 17 октября, открытие I Государственной думы, политическая амнистия и легализация нескольких оппозиционных политических партий. Но эти изменения были задуманы властью до 1905 года и произошли «сверху», а не «снизу» и должны быть квалифицированы историками как эволюция, а не как революция.

Внутренние и внешние враги государства приписали себе эти «демократические» реформы и провозгласили их своей великой победой над царизмом. Но по сравнению с предыдущими и последующими революциями в России и в иных странах то, что происходило у нас в начале ХХ века, назвать революцией или даже переворотом никак нельзя.

Слово «революция» впервые было произнесено вечером 9 января 1905 года в срочной телеграмме корреспондента агентства «Рейтер» Ги Берингера и в выступлении Максима Горького на собрании в Вольном экономическом обществе в Санкт-Петербурге. В дальнейшем вся западная пресса никак по-другому не называла тогдашние события в России, а в советской историографии это понятие приобрело фантасмагорические размеры, поскольку в своих статьях именно о «Первой русской революции» писал В.И. Ленин и другие деятели РСДРП. Впрочем, многие в тот период употребляли это слово как синоним любой политической активности оппозиционных сил.

В советскую эпоху 22 января (по ст. ст. 9 января) стал памятным днем «Первой русской революции» и приобрел статус выходного дня (1918–1951). Еще при жизни И.В. Сталина он был неожиданно отменен.

Интересно, что западные историки конца ХХ – начала XXI века полностью отказались от термина «революция» применительно к первому десятилетию ХХ века, тогда как наши отечественные историки и публицисты по инерции постоянно твердят о «революции 1905–1907 годов».

Возникают резонные вопросы: если не революция, тогда о какой смуте идет речь и как можно назвать то, что происходило в первом десятилетии ХХ века?

Анатомией русской смуты, вспышки которой происходили на протяжении всей нашей историей, занимались Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, С.Ф. Платонов, В.О. Ключевский и многие другие. Называют пять междоусобных войн между князьями X–XII веков, нестроения между потомками Дмитрия Донского во второй четверти XV века, казацкие вооруженные выступления ХVII–ХVIII веков (Иван Болотников, Степан Разин, Кондратий Булавин, Емельян Пугачев), всевозможные мелкие бунты (соляной, медный, стрелецкий, «хованщина», Башкирский, Астраханский, Кижский, картофельный, чумной, холерный и др.). Отдельно стоят восстание декабристов (1825 год), Польские восстания (1830–1831, 1864–1864 годы) и, конечно же, Смута 1604–1618 годов, которая потрясла основы Московского государства.

Все эти восстания, бунты, военные мятежи и беспорядки чаще всего были связаны с династическими кризисами и экономическими причинами. Зачастую подогревались они стихийными бедствиями, голодом, войнами с иноземцами, тотальным недоверием к власти.

Этапы смуты можно очень условно определить так: недовольство – протест – беспорядки – митинг – демонстрация – забастовка – стачка – саботаж – погром – анархия – бунт – экстремизм – терроризм – хаос – смута – переворот – революция – гражданская война.

Специалисты четко различают в этой последовательности стихийные и организационные этапы, наличие или отсутствие финансирования протестных акций, социальных и классовых слоев в борьбе за власть. Применительно к новому времени можно прибавить к этому на всех этапах заинтересованность политических партий и экономических групп, участие в противостоянии зарубежных стран, информационную поддержку или замалчивание прессой тех или иных событий.

В последние два века видна четкая схема рукотворного создания хаоса и смуты – столкнуть всех со всеми, идеологически обосновать правоту предлагаемых кардинальных реформ и смены власти, максимально использовать слабые стороны общественного устройства и государственного управления, предложить разболтанному обществу несбыточные блага.

3. Россия – колыбель революционного терроризма

У Сергея Есенина есть строка: «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье». То же самое можно сказать о нашей истории. За последнее время опубликован огромный массив секретных, архивных и мемуарных материалов, оцифрованы газетные и журнальные публикации вековой и полуторавековой давности, проанализированы и оценены ложные факты, идеологически искаженные исследования, имевшие ранее положительную репутацию и авторитет.

Сейчас, «на расстоянии», отчетливо видны рукотворные провокационные русофобские всплески в европейской печати на протяжении XIX века, видна тотальная информационная война со стороны Запада во время Крымской кампании (1853–1856 гг.), народовольческая (нигилистическая, анархистская), а по сути – террористическая война против самодержавия в 1860–1880 гг., поддержанная нашими и европейскими либералами. К началу ХХ века, когда терроризм и ложь в отношении России обрели тотальный характер, были уже опробованы и протестированы почти все политтехнологические методы по созданию большой Смуты как питательной почвы для грядущей революции.

Но если внутренние и внешние враги Российской империи имели опыт в создании общественных кризисов, то русские службы безопасности не были подготовлены к этому. Разведка в начале ХХ века фиксировала активность революционно настроенных экстремистских групп в эмиграции, брожения в умах оппозиционных либералов, попытки иностранных разведок влиять на русское революционное подполье, но она не ожидала подобного размаха и кровожадности нарождающейся террористической войны. Войны на уничтожение.

Понятие «терроризм», хотя часто мелькало в публицистике и даже присутствовало отдельной статьей в словарях В. Даля и С.И. Ожегова, было еще очень зыбким. Народовольческое террористическое подполье сделало невероятное – реабилитировало в умах либеральных элит понятие терроризма как легального метода протеста. Современный анализ двух волн террористической активности в Российской империи во второй половине XIX века («Земля и воля», «Народная расправа», «Свобода или смерть», «Народная воля», «Черный передел») дают много пищи для размышления.

Во-первых, за романтическим флером «хождения в народ» и просветительства среди крестьян стояли конкретные террористические действия, связанные с убийствами первых лиц государства, производством взрывчатых веществ, покупкой оружия, заминированием объектов инфраструктуры, поджогами усадеб, шантажом политических противников, созданием атмосферы страха в обществе.

Во-вторых, перед «террористами-романтиками» и «нигилистами» стояли вполне внятные геополитические задачи: свержение самодержавия, созыв Учредительного собрания, упразднение частной собственности, расчленение государства, отделение от него национальных окраин (Малороссии, Польши, Литвы, Кавказа), замена постоянной армии народным ополчением. А также ликвидация религии, разрушение семьи как ячейки общества и «уничтожение брака как явления в высшей степени безнравственного» (прокламации «Молодой России» революционера-народника Петра Заичневского, 1862 г.).

В общей сложности состав этих организаций насчитывал около 10 тысяч участников, среди которых активными деятелями (кстати, весьма законспирированными) было примерно 500 человек. Однако все технологии революционной борьбы, взятые на вооружение революционными партиями начала ХХ века, были заложены именно в эти десятилетия. Достаточно знать, что в уставе «Земли и воли» (1876 год) под 9 пунктом значится «Цель оправдывает средства». Художественное осмысление этих технологий описаны в романах Федора Достоевского (впервые назвавшего террористов бесами), Николая Лескова, Алексея Писемского, Всеволода Крестовского, отчасти Ивана Тургенева («Отцы и дети») и Александра Герцена («Кто виноват?»).

Роль А.И. Герцена в русской смуте середины XIX столетия хорошо изучена. Не было ни одной клеветы и провокации в отношении России, которую бы он не раздул в своей Вольной русской типографии (1853–1868), выпускавшей на деньги барона Джеймса Ротшильда не только альманах «Полярную звезду», газеты «Колокол» и «Общее вече», но и террористические прокламации, и листовки для распространения в России. Во время Крымской войны Герцен призывал российских воинов переходить на сторону врага. Здесь были опубликованы «Манифест коммунистической партии» Маркса и Энгельса в переводе Михаила Бакунина и «Катехизис революционера» террориста Сергея Нечаева.

Таким образом, Россия в XIX веке стала родиной массового терроризма. По подсчетам историков, с 1851-го по 1900 год террористическому нападению (убийства и покушения) в Европе и США подверглись 40 государственных деятелей. Тогда как в России только за четверть века в 35 покушениях погибли около 100 человек. На императора Александра II было совершено террористами 11 покушений, и только последнее – 1 марта 1881 года – закончилось убийством. На императора Александра III покушались 6 раз.

Любопытно, что убийства и покушения – например, на князя Сербии Михаила Обреновича (1868), в Германии на Вильгельма I (1878) и Бисмарка (1866 и 1874), президента Франции Карно (1894), премьер-министра Испании Канова (1897), американских президентов-масонов Гарфилда (1881) и Мак-Кинли (1901), австро-венгерскую императрицу Елизавету (1898), короля Италии Умберто I (1900) – повсеместно были осуждены, в том числе и нашими революционерами. А вот массовый террор в России на Западе оправдывали, обвиняя во всем русского царя.

На протяжении всего ХХ века вырабатывались критерии для термина «терроризм» – из 77 определений, которые звучали на обсуждении в ООН в 2004 году, спора не вызывало только несколько признаков, вошедших в окончательный вариант:

«Преступные действия, в том числе против гражданских лиц, совершённые с намерением причинить смерть или тяжкие телесные повреждения, либо захват заложников, с целью вызвать состояние страха в обществе или в отдельной группе лиц…».

В этом смысле Российские законодательные акты последних 20 лет пошли намного дальше, в них учитывается классификация терроризма 1) по идеологической основе и сфере проявления, 2) по масштабам, 3) по видам применяемых средств, 4) по форме, 5) по силам и средствам, 6) по целям и задачам. На возникновение и развитие терроризма в России влияет достаточно сложный комплекс политических, экономических, социальных, этнонациональных и правовых факторов. Терроризм также порождается войной и военными конфликтами, существованием тайных или полутайных обществ и организаций, в частности религиозных и сектантских. Особенно преуспели наши правоведы в разработке профилактических мер предупреждения терроризма.

(Продолжение следует.)

Протоиерей Владимир Вигилянский, Олеся Николаева

23 мая 2025 г.

Источник: Православие.ru