"Вера и блины" Валерий Коновалов, "Труд"

- Сколько блинов можно съесть, чтобы Масленица из христианской не превратилась в языческую? - спросил у священника нашей церкви прихожанин. Он, конечно, спрашивал более развернуто, но смысл сводился к этому. Где грань, за которой соблюдение церковного обряда превращается из-за излишеств в грех? И таков ли вообще этот обряд, как его большей частью у нас представляют? Не языческий ли праздник утвердился вместо православного?

Чего только не услышишь в эти дни о том, как надо правильно проводить масленицу. И о том, что тут сталкиваются языческие традиции народа с православной верой.

Говорят даже, что и само название масленица неприемлемо для церковных людей. Это не так. В церковном календаре последняя неделя перед Великим постом именуется как "седмица сырная (масленица) - сплошная". Сплошная - означает, что в среду и пятницу ограничения в пище не более строги, чем в другие дни. Но сами ограничения всю эту неделю уже есть. Из рациона верующих исключается мясо. Это для того, чтобы легче начать со следующей недели Великий пост, когда и молочные продукты на столе не желательны. А это все для того, чтобы помочь человеку сосредоточиться на духовном очищении и росте. То есть, по этой логике, сырная седмица - как разминка, полупост, постепенный переход к главному.

Ну а кто-то, наоборот, воспринимает масленицу как последний глоток свободы перед суровым испытанием. И пускается во все тяжкие. Дело тут, мне кажется, не столько в язычестве, сколько в сугубо гастрономическом отношении к вере.

А ведь вопрос о еде для Церкви вообще второстепенный. "Пища не приближает нас к Богу, - справедливо заметил апостол Павел, - ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем".

Да и вообще тот или иной рацион не суть той или иной религии. Вера в пересчете на блины - это все-таки не вера, а нечто другое. Человека делает православным вовсе не диета в соответствии с церковным календарем. Так же, как театралом вряд ли стоит признавать человека, который ходит в театр ради посещения буфета. Впрочем, сам-то он может считать, что получает куда больше удовольствия, чем те, кто сидит в зале и смотрит на сцену. Каждому - свое. Хотя одно другого может и не исключать.

Но все-таки внимание к второстепенному часто отвлекает от сути, мешает познать главное. Тогда все переворачивается с ног на голову. И у человека, который таким образом к вере относится, система церковных событий выстраивается так: погулять всласть, порадоваться жизни на масленицу, а потом потерпеть несколько недель до Пасхи, и тогда уж опять отпустить тормоза. Ему искренне жаль тех, кто в сырную седмицу недобирает в блинах и прочих удовольствиях. Но о главной радости, которой себя лишает сам, он может и не подозревать.

А ведь радость эта вовсе не в масленичном разгуле состоит и не в обилии съеденных блинов. Самое интересное, волнующее и радостное в эти дни и во время поста происходит не за обеденным столом, а в храме. Сегодня, скажем, впервые читается удивительная молитва Ефрема Сирина, та самая, которую поэтически пересказал Пушкин. Люди по-настоящему церковные обычно ждут Великого поста с нетерпением и предвкушением неповторимых переживаний. Готовятся к своей духовной весне. И последняя неделя перед постом, которая завершается Прощеным воскресеньем, для них уникальная возможность очищения, приближения к себе самому - настоящему, к людям и к Богу.

"И на грани нашего вступления в Великий пост - вопрос: познал ли ты теперь, что ты собой представляешь, кто ты такой? Совесть ты выслушал? В тебе дрогнуло что-то или нет? - писал об этом замечательный богослов митрополит Антоний Сурожский. - И затем открывается время Великого поста, весна духовная, расцвет жизни".


Валерий КОНОВАЛОВ
"Труд"
13 февраля 2007 г.