О ценностях и обязательствах

В эти дни мы вспоминаем одно из самых трагических событий отечественной истории - убиение Государя Императора Николая II и его семьи революционерами. В отличие от английских и французских революционеров, большевики даже не пытались придать своему преступлению видимость законности. Государь, его супруга, дети и бывшие с царской семьей слуги были убиты не “за” что-то, а “ради” чего-то - ради торжества революции, которую еще в 1830 году предсказывал Михаил Лермонтов:

Настанет год, России черный год,

Когда царей корона упадет;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь;

Когда детей, когда невинных жен

Низвергнутый не защитит закон;

Когда чума от смрадных, мертвых тел

Начнет бродить среди печальных сел,

Чтобы платком из хижин вызывать,

И станет глад сей бедный край терзать,

И зарево окрасит волны рек, —

В тот день яви́тся мощный человек,

И ты его узнаешь — и поймешь,

Зачем в руке его булатный нож;

И горе для тебя! — твой плач, твой стон

Ему тогда покажется смешон;

И будет всё ужасно, мрачно в нем,

Как плащ его с возвышенным челом.

Все было именно так - и беззаконие, и резня, и голод, и “мощный человек”, тирания которого явилась на смену революционному хаосу. Поэт ошибся только в одном - тот человек был облачен в китель, а не в плащ. Для нас все происшедшее - не предсказание, а история. И нам стоит сделать из нее некоторые выводы. Каким образом страна погрузилась в хаос и оказалась захвачена бандой террористов?

Революции предшествовали три года изнурительной войны; но это была не первая война в русской истории, и положение России, хотя и не самое благоприятное, было, все же, лучше, чем, например, во время войны с Наполеоном, когда неприятель захватил и сжег Москву, и, как сообщает Барон Дедем, в порядке “маленькой революционной мести”, частично разрушил Кремль.

Так что дело, скорее, не в войне - возможно, она явилось необходимым, но не достаточным условием катастрофы. Провал общества в хаос, из которого явилась свирепая идеологическая тирания, потребовал чего-то еще - разрушения чего-то неосязаемого, невидимого, но гораздо более важного, чем крепостные стены.

Того, что существует в душах людей и делает их народом - веры и верности, готовности терпеть лишения и страдания, даже умереть, за свою веру, свою страну и своего государя. Когда произошло нечто обратное - люди сделались готовы своего государя умертвить - страна рухнула.

Потому что страны держатся на неосязаемых опорах - на ценностях. Когда спартанцы говорили, что их город лучше всего ограждают не стены, а мужество жителей, это не было просто красивой фразой - это было констатацией факта. Выживаемость общества определяется традиционными ценностями. Ценностями солидарности, долга и служения. Они говорят “ты должен” - упорно трудиться, платить налоги, самоотверженно служить, обуздывать свои желания, умереть за свою страну.

Катастрофа произошла потому, что множество людей утратили веру в свои обязательства - по отношению к Богу, ближним и Государю.

Бога — нет, Царя — не надо!

Мы урядника убьем,

Податей платить не станем,

И в солдаты не пойдем

В наше время этот революционный стишок преобразовался в определенное восприятие личной свободы. Предполагается, что личная свобода - высшая ценность, а любые попытки говорить о долге, об обязательствах, о том, что все мы иногда должны поступать не так, как мы хотим, рассматриваются как покушение на эту свободу.

Именно это требование неограниченного личного произвола, в том числе произвола в том, чтобы решать, что правильно и что неправильно, что должно и что недолжно, и понимается в наше время под “либеральными ценностями”.

Понятно, что традиционные ценности могут использоваться (и многократно использовались) во зло, и далеко не каждая претензия “ты должен” заслуживает быть рассмотренной. Но для человека традиционных ценностей отказ признавать долг связан с признанием более высокого долга - “я умираю верным слугой короля, но прежде всего - Бога”. У меня есть обязательства более высокого порядка, поэтому притязания более низкого уровня я могу отклонить либо адаптировать.

И первоначально личная свобода опиралась на то, что у человека есть долг перед Богом, призвание, которое он обязан исполнить - и в этом случае он может отказаться повиноваться мирским властям. Не потому, что ему так похотелось - а потому что у него есть обязательство более высокого порядка.

В современной либеральной публицистике свобода - это не свобода осуществлять свое высшее призвание, а чисто негативное “не смейте воле моей левой ноги препятствовать, сатрапы”. Каждый сам для себя определяет свои ценности, и не смейте нам их навязывать.

Но тут неизбежно возникает проблема. Ненавистный карикатурный жуликовор, который пилит Россию, и есть идеальный либерал, который сам для себя определяет ценности - и вот для него общее благо не ценно, а личное обогащение - ценно. Что, этот человек не вправе определять для себя ценности? Можно требовать себе права определять свои ценности, но не слишком-то уютно иметь соседей, которые делают то же самое.

Гораздо лучше, когда Ваши соседи руководствуются этикой долга и служения. И ожидают от Вас, что и Вы будете ей следовать. Традиционные ценности - это не причуда каких-то неприятных людей, которые “тянут нас в средневековье”. Это условие выживания общества. Прежде всего, перед лицом испытаний, но не только. Никакое общество - даже в самое мирное время - не может состоять из людей, которые не признают взаимных обязательств.

Когда мы сегодня слышим лозунги “Бога нет, царя не надо” - а мы их слышим - мы должны понимать, что все это уже было. И что отказ признавать и поддерживать традиционные ценности ведет не к свободному обществу. Он ведет к хаосу - а потом к тирании.