Догвилль. Страсти по собачнику или кульбиты Фон-Триера.

Искушенная московская публика, уже привыкшая к эпатажам и неожиданным сюжетным кульбитам отца кино-Догматики Ларса Фон-Триера, все-таки вновь была нокаутирована новым изощренным хитом мастера-тяжеловеса.

«Догвилль» - вот имя новой коварной комбинации смыслов и чувств, с помощью которой автор «Догмы» и «Танцующей в темноте» снес с устойчивой орбиты вращения, казалось бы, привыкший ко всему художественный вкус русского кино-бомонда. Слишком уж все было предсказуемо в этой истории, и именно в прогнозируемости открылась ее сокрушительная неожиданность.

Но в чем же суть?

Итак, городок Догвилль, в прямом смысле калькированного перевода с английского – «собачник» - город псов и их желаний, ловко замаскированных под среднестатистические людские отношения.  Несмотря на то, что этим «собакоголовам» приходится исполнять различные профессиональные обязанности: водить грузовик, собирать в саду яблоки, ухаживать за больными родственниками, звонить в звонок и, наконец, философствовать о нравах человеческих, главное их дело – это оставаться псами и соблюдать заповеди псов. Их предводителем, пророком и знамением является нарисованный на асфальте пес Моисей!!! (Sic, читатель, sic! И nota bene, пожалуйста, не стоит отмахиваться от навязчивых библейских аллюзий – они здесь налицо и они достаточно цинично предложены автором нового кино-эпатажа).

С легой руки самого Фон-Триера все восприняли этот фильм как антиамериканский выпад, но мы понимаем, что это всего лишь хитрость датского режиссера. Триер в своей новой картине посягает на более сокровенное и «святое» человечества – на собачий стиль жизни homo sapiens в условиях цивилизации XXI века.

В фильме два перевертыша:

Первый почти сказочный. Главная героиня Грейс, в исполнении блистательной Николь Кидман, скрывается от преследования гангстеров и купленной ими полиции. Но в процессе неожиданно выясняется, что она всего лишь прячется от любящего отца (предводителя банды), который замучил дочь своей грубой гангстерской опекой навязчивыми предложениями возглавить свой скромный бизнес. Грейс всем сердцем ненавидит и презирает соблазн мафиозной власти над миром и пытается скрыться от него в тихом городке Догвилль, надеясь обрести в нем человеческую любовь и безмятежность. Но, Господи, как она ошибается!!!

Главная заповедь собачника, выраженная рыком Моисея, звучит примерно так: «Не дай никому отнять у тебя твою кость!». Заповедь эта творчески усвоена каждым жителем Догвилля и успешно претворяется ими в жизнь. Пример тому – история Грейс. Догвилль требует платы по счетам за возможность жить в своем собачьем городе. Утонченная душа девушки – поле эксперимента садиста философа, а прекрасная девственная плоть – лакомый кусочек и утешение для скромных жителей города-псарни. Да, она слишком красива, умна и богоподобно добра, чтобы можно было простить ей это величие. Эта красота будет попрана, этот ум будет опорочен, эта доброта будет втоптана в грязь, чтобы хоть как-то искупить посягательства Грейс на кость Собаки.

Второй кульбит из истории про трансформеров. Метаморфоза происходит с Грейс и это окончательно добивает доверчивого зрителя.

Папочка Грейс, узнав по доносу влюбленного в героиню городского философа Тома о том, что она прячется в Догвилле, находит ее и устраивает семейную сцену. Папа возмущен дочерью, которая назвала его взбалмошным и гордым человеком. Он считает, что именно она слишком горда и невоспитанна. Чтобы исчерпать конфликт папа предлагает ей смириться и согласиться на свое предложение. Далее добрая, чистая Грейс – воплощение человеческой любви и христианского достоинства ведет себя так, что поражает воображение даже видавшего виды авторитетного папочки-циника. Она отдает приказ уничтожить Догвилль и убить всех – до последнего ребенка в городе. «Страна ничего не потеряет, если Догвилль исчезнет. Без тебя, Догвилль, всем будет легче жить на свете», - тихо произносит Грейс и собственноручно застреливает любимого философа Тома – интеллектуальный символ собачьего городка. Послушные гангстеры добросовестно добивают всех остальных: женщин, детей и слепых, скрывающих свою слепоту. Догвилль уничтожен полностью. Зритель рад и доволен. Он ощущает странное чувство справедливости, восторжествовавшей божьей кары над мерзкими оборотнями кинокефалами.

Но не все погибли в этом Апокалипсисе Догвилля. Чудом сохранился нарисованный пес Моисей. Грейс, увидев его, испытывает неподдельную радость. Она ласкает его и возвращает ему его украденную кость. Нарисованный пес вдруг оживает и с яростью бросается на камеру, отгоняя всех посягающих на кость Моисея. Далее на экране мелькают типичные фотокартинки американских городков, которым имя легион, звучит музыка кантри, и все свидетельствует лишь об одном: Догвилль умер! Да здравствует Догвилль!!! Моисей жив и принципы собачьего мира живы! Зритель ликует! Никто не свободен от Догвилля. Догвилль бессмертен! А вообще-то мы и есть этот проклятый Догвилль. Увы…

Очевидно, что данный фильм мог бы стать поводом для серьезных размышлений на тему «религия и кино», а также «библеизм в кино». Известно, что кино всегда с большим энтузиазмом пыталось усвоить библейские сюжеты и смыслы. У разных художников это получалось по-разному. Но очевидным для всех, или почти всех подобных экспериментов является одно – вполне осознанная жажда Живого Бога.

Кино, без сомнения, - дитя ХХ века – эпохи окончательно утерявшей связь с Богом, эпохи одиночества человека. Искусство всегда очень тонко чувствовало эту потерю и пыталось найти выход из лабиринта бессмысленных нагромождений, сооруженных из философских камней и иллюзий ума. Сизифов труд человеческой культуры никак не может удовлетворить подлинного художника. Разум творца не может смириться с подобным трагическим и вполне безнадежным положением вещей.

«Догвилль» - поистине талантливое исследование обреченности человека в мире, где нет Бога, в мире, где человек так замкнут на самом себе, что становится тюрьмой и адом для себя самого. Ego iste означает «Я есть». Egoisme (франц., ego – лат.) -  себялюбие, самотность. Это означает, что ничего другого нет. Я равно Я. В этом уравнении не заложено понятия Высшего, а значит, нет никакой перспективы, нет никакого света – абсолютная тьма эго. Вот откуда эти фраппирующие перевертыши, где ангел изящно трансформируется в демона, где мир и собачник идеально рифмуются. Мерой человеческого добра, заботы о других, любви и ненависти не может быть сам человек. Должно быть найдено нечто иное, более высокое, трансцендентное. Такой мерой может быть лишь Бог. Если художник не открыл Его в себе, как живую, творческую реальность, ему не обрести момента истины ни в себе, ни в библейских сюжетах. Да Библия - книга совершенно исключительная, неисчерпаемая, книга, в которой все сказано как о Боге, так и о человеке. Человек узнает себя в ней в самых темных сторонах своей совести, тех, где рана, нанесенная первородным грехом, кровоточит у каждого из нас. В этом смысле Библия всегда была источником творческих идей, поскольку разочарование в человеке может быть очень сильной эстетической энергией. Но если не открыть в Библии возвышенных стремлений к Богопознанию, она может остаться текстом, отражающим кипение замкнутых на себе человеческих страстей. Библеизм может быть безбожным!!! Вот грустный факт современного искусства, соприкасающегося с Библией. Искусство пользуется библейскими аллюзиями и параллелями, от Содома и Гоморры до истории пророка Моисея, но сюжеты эти остаются лишь  по форме библейскими, вполне эффектными, но бесполезными… Кино должно, наконец, осознать себя как путь и метод Богопознания, как предуготовление Встречи человека и Бога. Это возможно лишь в том случае, если кино осмыслит свою главную тайну, которая все еще не открыта, и которая есть Христос – Богочеловек, живой, спасающий от абсурда Бог.

Игумен Даниил Белогорский.