Французский безбожник у станка

Церемония открытия олимпийский игр в Париже вызывала некоторую перепалку в русском интернете — одни возмутились больным и извращенным характером всего мероприятия, другие стали уверять, что мы, по темноте своей и серости, не понимаем этого праздника свободы.

Впрочем, быстро выяснилось, что пользователи русской сети оказались в неожиданно добром согласии с «со всем цивилизованным миром». Многие американцы и немцы, британцы и сами французы встретили шоу с похожим негодованием.

Номер с актрисой, исполняющей какие-то куплеты с бутафорской отрезанной головой — изображая, очевидно, казненную во время революции Марию-Антуанетту, уже сам по себе привлек внимание. Уж как-то устраивать веселые представления из убийства Царской Семьи даже коммунисты не додумались.

Но гвоздем программы стала пародия на знаменитую фреску Леонардо да Винчи «Тайная вечеря», которая изображает один из самых центральных моментов евангельской истории — установление Таинства Евхаристии. Христа и Апостолов при этом изображали размалеванные трансвеститы.

Многие французские католические Епископы и американские предприниматели, немецкие журналисты и британские политики сошлись на том, что нельзя же так. После того, как некоторые рекламодатели стали отзывать свои контакты, организаторы мероприятия выступили с половинчатыми извинениями.

«Вы не понимаете» — восклицают защитники всего мероприятия — «это раблезианская смеховая культура карнавала, когда позволено смеяться надо всем! Бахтина почитайте!» На самом деле, это не имеет отношения ни к Бахтину, ни к карнавалу.

Карнавал, сатурналии и тому подобные дни веселых бесчинств предполагают временное ослабление существующих норм; люди делают то, что в другое время им запрещено. Каранавал имел бы место, если бы мсье Макрон намазался бы краской, изображая чернокожего, и кричал бы мадам Ле Пен «Баба, на кухню!», а комики и мимы высмеивали бы тяжелую судьбу трансвеститов, которых не пускают в женские туалеты.

Хуление высокой культуры и, особенно, христианства, это никак не карнавальная субверсия существующих норм — это провозглашение новой идеологической ортодоксии. Если искать исторические аналогии, то они тут вполне очевидны — это антирелигиозные карикатуры в каком-нибудь «Безбожнике у станка».

Как та же идеологическая страта реагирует на шутки по поводу их норм и установлений, мы видели по реакции на шутку Роулинг про «менструирующих персон».

«На самом деле, тут имелась виду не Тайная Вечеря, а что-то другое!» — пытаются объяснить организаторы. Но такое объяснение может быть принято только тем, кто никогда не видел самой знаменитой фрески — для всех остальных оно звучит просто издевательски. Как если бы кто-то, нарисовав глумливую, и абсолютно узнаваемую карикатуру на вашу мать, стал бы уверять, что на карикатуре изображена другая женщина, которая просто случайно оказалась похожа на нее, как две капли воды.

Впрочем, сами восторженные либеральные комментаторы — например, те, которых цитирует «Немецкая волна» охотно признают — да, именно пародия на «Тайную Вечерю» и да, именно с целью оскорбить:

«Как и многие комментаторы, Хольцер также задается вопросом "так ли уж необходима была кровожадная аллюзия на Французскую революцию, в начале которой была обезглавлена королева Мария-Антуанетта? Нужна ли была пародия на "Тайную вечерю" с драг-квинами и обнаженной, раскрашенной в синий цвет, фигурой бога вина Диониса в гигантской корзине с фруктами?". И отвечает на этот вопрос утвердительно. "Да. Потому что эта церемония открытия была задумана не просто как красивое, благовоспитанное шоу, которое должно было понравиться всем. Искусство - это нечто большее. Свобода провоцировать и право на богохульство - это квинтэссенция французского характера", - уверена автор комментария».

О том, что это отражает французскую традицию, можно говорить — но тут важно уточнить, какую именно.

Потому что во Франции есть два враждующих течения, как бы две страны внутри одной. Одна Франция — это изумительные готические храмы, такие, как капелла Сент-Шапель, изысканная живопись, небесной красоты музыка, тот благородный аристократизм, который веками был образцом для всей Европы.

Но в той же стране есть и противоположное явление. В свое время капелла Сент-Шапель была разорена не иноземными захватчиками — а французскими же революционерами. Со стороны глядя, нельзя не изумиться желанию осквернить и разрушить нечто столь художественно совершенное — но, увы, подобные взрывы варварства, ненависти ко всему истинному, доброму и прекрасному, не так редки в истории.

Эта, другая, революционная Франция ввергла страну (и всю Европу) в оргию смерти и разрушения после 1789 года — а ее идеологический яд породил еще более разрушительную революцию у нас. Как сказал, со скорбью наблюдая бесчинства французской революции, ирландский мыслитель Эдмунд Берк, «Эти люди должны разрушать, иначе их существование утратит цель»

Высшей точкой этой, второй, революционной, секуляристкой Франции, ее высшим интеллектуальным и эстетическим достижением является журнал «Шарли Эбдо».

Эти две Франции — Франция гениев и Франция громил, борются до наших дней, и это часть борьбы между созиданием и разрушением, между культурой и одичанием, которой охвачена вся европейская цивилизация.

Только борьба проходит уже не на полях сражений — а в области культуры и сознания людей.

И глумление над верой — не случайность, а инструмент этой борьбы. В наши дни эта борьба разворачивается под знаком «защиты прав сексуальных меньшинств», хотя судьба несчастных людей, страдающих расстройствами полового влечения и идентификации, интересует организаторов этой борьбы менее всего. Было бы нелепо пытаться улучшить отношение к ним, оскорбляя чужие святыни от их имени.

Они сами тут — только инструмент, хотя инструмент, оказавшийся очень удобным.

У нас часто говорят, что такое намеренное и злостное оскорбление Христианства на государственном уровне — проявление сатанизма, потому что в рациональных рамках такое поведение выглядит необъяснимым. На самом деле, обьяснения у него есть.

Оскорбления христианских святынь должны произвести двоякий эффект. Во-первых, они должны спровоцировать христиан на открытые проявления гнева. Если бы христиане, по примеру членов некоторых других религиозных групп, кого-нибудь зарезали или взорвали — для организаторов это было бы очень удобно.

Но и спровоцировать гневную риторику в сетях — тоже хлеб, и это гораздо легче. Можно продемонстрировать раздраженные комментарии и возопить: «Вот она ненависть! Вот он лютый христианский фашизм! Держи-вяжи правых экстремистов! Нет ненависти! Требуем новых законов в защиту уязвимых меньшинств!»

Если же христиане не предоставят материала для подобных заявлений и будут вести себя тихо — тоже очень хорошо. Можно будет продолжать постепенное освоение культурного пространства, и, явочным порядком, установление новых норм того, что можно, и чего нельзя: глумиться над христианскими святынями — можно и нужно, а вот отпустить шутку про «менстурирующих персон» — лучше не надо, особенно если ты не всемирная знаменитость и не миллионер.

В сети также говорят, что таким большим грешникам, как русские, не к лицу критиковать кого-либо — и французские власти в особенности. Что же, именно потому, что мы большие грешники, нам не стоит прибавлять к своим грехам еще и богохульство. Тут невольно порадуешься, что вся эта свистопляска обошлась без нашего официального присутствия.

Учитывая, куда несется этот поезд, оно явно к лучшему, что мы на нем не едем.