Сергей Худиев: «Мы не «отменяем» американцев»

Как сообщает The Wall Street Journal, ряд граждан США, несмотря на призывы своего правительства, отказываются покинуть Россию. Например, 48-летний Джозеф Роуз говорит: «Я родился в Америке в 1974 году, и меня учили, что Россия – плохое место, где живут плохие люди. Но сейчас я чувствую ровно наоборот. Россия похожа на Запад во многих отношениях, а в некоторых отношениях и лучше».

Другие проживающие в России американцы настаивают, что «чувствуют себя дома и в безопасности, несмотря на напряженность в отношениях между Вашингтоном и Москвой», хотя и говорят о том, что избегают обсуждать военные действия на Украине. Российские власти, как сказано в публикации, «говорят американцам «добро пожаловать» – пока они соблюдают закон».

Но что интересно – автор материала в WSJ не отмечает ничего похожего на «кампанию отмены», которая была бы симметричным ответом подобной кампании на Западе. Не так давно Альваро Варгас Льоса писал в The American Spectator: «Русские художники, спортсмены, исполнители и деятели культуры подвергаются цензуре, нападкам и стыжению в Соединенных Штатах и Европе», причем независимо от их политической позиции – просто из-за того, что они русские. Сам Льоса – как и многие авторы в американских медиа – писал об этом явлении с решительным неодобрением, да и, конечно, поддержка «отмены» была далеко не всеобщей. Тем не менее само явление имеет место.

Как оно возникло и почему его нет у нас? Один из неизбежных психологических эффектов острого конфликта – это упрощение картины мира. Деление рода людского на две группы: «нас» – хороших и «их» – плохих, причем принадлежность к «плохой» группе определяется по чисто анкетным данным – «неправильное» гражданство, «плохая» фамилия, выдающая подозрительное происхождение, зловещий акцент. Во время опасности люди скатываются к примитивным племенным настройкам – есть наше племя и есть враждебное, чтобы показать лояльность своему, ты должен ненавидеть представителей чужого.

Это – инстинктивное поведение, направленное на то, чтобы минимизировать проблемы лично для себя. Но помогает ли оно «своим»? Нет. Это контрпродуктивно – вы создаете себе врагов там, где у вас могли бы быть сторонники. В России ничего подобного не происходит – по крайней мере, автор статьи в WSJ об этом не сообщает, а у нас есть все основания полагать, что если бы что-то подобное имело место, то он не упустил бы случая об этом рассказать. Никто не «отменяет» американцев в России, не требует решительно осудить и отмежеваться, и вообще люди, несмотря на тревожную атмосферу, продолжают жить, как жили раньше. Почему нам (пока, во всяком случае) удалось избежать своего аналога «культуры отмены»? Можно назвать несколько причин.

Во-первых, «отмена» предполагает идеологию коллективной ответственности – человек определяется своей принадлежностью к группе, причем эти группы четко делятся на «угнетенных» и «угнетателей». «Угнетенные», как жертвы несправедливости, всегда правы, в ходе истории у них накопились огромные счета, предъявляемые к оплате. А вот «угнетатели» всегда неправы, и с ними в принципе невозможно обойтись несправедливо: что бы им ни сделали, это все равно будет лишь очень малым и недостаточным воздаянием за все их исторические преступления.

Такая картина мира побуждает подчеркнуто резко отмежеваться от «угнетателей», в страхе избегать любого намека на то, что у вас с ними может быть что-то общее, и выражать свою безоговорочную поддержу «правому делу» угнетенных. В России пока держится представление об индивидуальном выборе и индивидуальной ответственности – человек отвечает за себя, за свой выбор, за свои поступки. Его следует оценивать как личность, а не как члена группы.

Во-вторых, в России (во всяком случае, пока; мы не знаем, как будут развиваться события) мало активизма. На Западе за «культурой отмены» стоит главным образом не государство, а «неравнодушные граждане», которые бдительно следят, не замечен ли кто в «порочащих связях». У нас никакие возмущенные борцы за все хорошее не названивают в корпорации, требуя уволить сотрудников неправильного происхождения или неправильного гражданства. Кое-какие активисты есть, но их возможности запугивать всех остальных очень невелики.

В-третьих, у нас сохранилась (в значительной мере, из-за слабости активизма) способность ценить доброе (или хотя бы невраждебное) отношение. Прозападные, «хорошие русские», которые осудили все, что от них требовалось, и поддержали все, что было нужно, довольно болезненно столкнулись с тем, что такая политическая позиция не спасает их от «отмены».

В России, напротив, охотно цитируют тех американцев, которые настроены по отношению к нашей стране если не дружелюбно, то хотя бы сдержанно. У нас сохраняется понимание того, что при угрожающе плохих отношениях с правительством США, американцы – очень разные люди. И они действительно очень разные – и по своим политическим предпочтениям, и по своим человеческим качествам. США настолько неоднородная страна, что некоторые американские комментаторы говорят о «холодной гражданской войне». Мы, конечно, чаще видим на наших экранах только одну сторону этой страны – глобалистов, проталкивающих по всему миру жуткие и болезненные извращения. Но есть и другая Америка, которая наследует тому лучшему, что было в ее истории – верующие, трудолюбивые, честные люди.

Некоторые из этих людей выбрали жить и работать у нас – и мы рады их видеть. Эти люди показывают, что народы не сводятся к правительствам, а история не сводится к конфликтам. У нас, русских и американцев, есть надежда на лучшее будущее. И мы ценим эту надежду.

Источник: Взгляд