Максим Соколов: «Почему Моргенштерн лучше Богомолова»

В том, что А. Т. Валеев (сценический псевдоним Моргенштерн) в беседе с К. А. Собчак — как же без нее — остро-критически отозвался о праздновании Дня Победы, нет совершенно ничего удивительного.

"Эпатаж — наше все" — есть лозунг всякого декадента.

Еще в царствование Александра III поэт Емельянов-Коханский явился на Тверском бульваре в подштанниках, кавказской бурке и темных очках, а к руке прикрепил собачьи когти. Полиция оперативно убрала его с бульвара, но дело было сделано: слава первого русского декадента прогремела по всей России.

Певец А. Т. Валеев на той же линии. Разве что вместо собачьих когтей на руке у него — "число зверя" на челе и перевернутая пентаграмма на щеке. А так стандартный декаданс.

И если девиз культурного героя "Все презирал: законы, совесть, веру", то странно было бы ожидать, чтобы герой не стал ругаться над тем, что русские люди чтут память о Великой Отечественной войне. Как отказаться от такого хлесткого эпатажа?

Но тут коса нашла на камень.

Организация ветеранов выразила свое возмущение — когда низкий гаер ругается над памятью о тех страшных и великих годах, ветеранский гнев можно понять, а глава Следственного комитета А. И. Бастрыкин пообещал разобраться. После чего выяснилось, что Валеев наглец, но, однако же, совсем не дурак. "Здесь Паша Эмильевич (resp.: Алишер Тагирович), обладавший сверхъестественным чутьем, понял, что сейчас его будут бить, может быть, даже ногами". И он тут же дал задний ход и принес извинения, сообщив, что он сам есть патриот из патриотов.

Впрочем, К. А. Собчак, с беседы с которой все пошло, горячо заступилась за него, что и естественно. Как же за дурное да не вписаться? — тогда будет не Собчак, а непонятно что.

Вписалась за Валеева и прогрессивная общественность. Не то чтобы он был ей особо мил. При снобизме общественности наглый молодой человек, рожденный между молотом и наковальней и с явно недоброкачественными генами —

"Мой папаша пил, как бочка,

И погиб он от вина,

Я одна осталась дочка (сыночка),

И зовут меня Нана (Алишер)", —

вряд ли может быть героем их романа.

Но тут другое. Хула на День Победы — это всегда хорошо и правильно, кто бы ни хулил. С другой стороны, ветераны и Бастрыкин — вне зависимости от контекста — действуют на носителей прогресса как красная тряпка на быка. Если ветераны против чего-то, тем самым это "что-то" надо поддержать. Несмотря на весь снобизм.

И так уже сложилось, что практически одновременно с валеевским эпатажем публике был явлен эпатаж богомоловский. То есть наряду с рэпером-блогером из низов на той же линии отличился и представитель духовной элиты общества режиссер К. Ю. Богомолов. Он представил в музтеатре имени Станиславского и Немировича-Данченко балет "Ромео и Джульетта", сумев разом замахнуться и на Вильяма нашего Шекспира, и на Сергея нашего Прокофьева.

Про Шекспира уже не будем. Просто есть люди, сразу зачарованные словами пролога:

"Две равно уважаемых семьи

В Вероне, где встречают нас событья,

Ведут междоусобные бои

И не хотят прервать кровопролитья".

И помнящие, как

"Мы будем голубку Джульетту

С пеньем и факелом в гроб провожать".

А есть люди, всегда и везде зачарованные только своим остроумием. Которое заключается в том, чтобы пародией бесчестить Алигьери (Шекспира, Достоевского, Пушкина, да кого угодно), являющегося лишь удобрением, на котором произрастают несмешные (или, по крайности, не для всех смешные) гэги.

Ибо нимфоманка синьора Капулетти, ее брат полицейский генерал Тибальд, наркокурьер Меркуцио, которому генерал насильственно скармливает пакетик с героином, отчего Меркуцио и умирает, танец рыцарей, исполняемый мужчинами с голыми торсами и в тюлевых юбках до полу (это уже что-то от богомоловского коллеги Серебреникова), финальная сцена Ромео у гроба Джульетты, сопровождаемая богомоловскими титрами: "Ромео хочет покончить с собой. Но нечем. Жаба забвения ускакала", — все это порождает народно-этимологическое объяснение происхождения слова "гэг". От цинического "гы-гы-гы".

Что вызывает в памяти начало андерсеновской сказки "Снежная королева".

"Жил-был тролль, злой-презлой — это был сам дьявол. Он смастерил зеркало, обладавшее удивительным свойством. Все доброе и прекрасное, отражаясь в нем, почти исчезало, но все ничтожное и отвратительное особенно бросалось в глаза и становилось еще безобразнее. Когда человеку в голову приходила добрая благочестивая мысль, зеркало тотчас строило рожу, а тролль хохотал, радуясь своей забавной выдумке. Все ученики тролля — а у него была своя школа — рассказывали, что свершилось чудо. "Только теперь, — говорили они, — можно видеть мир и людей такими, какие они на самом деле". Они захотели добраться до неба, чтобы посмеяться над ангелами и над Господом Богом. Но вдруг зеркало так перекосилось и задрожало, что вырвалось у них из рук и полетело на землю, там оно разбилось вдребезги. Миллионы, биллионы, несметное множество осколков наделали гораздо больше вреда, чем само зеркало. Некоторые из них, величиной с песчинку, разлетелись по белу свету и, случалось, попадали людям в глаза; они оставались там, а люди с той поры видели все шиворот-навыворот или замечали во всем только дурные стороны: дело в том, что каждый крошечный осколок обладал той же силой, что и зеркало".

И рэпер с режиссером — это стекольные братья, осколконосители. Но интересно, что при отталкивающих свойствах обоих все сравнения К. Ю. Богомолова и А. Т. Валеева — в пользу последнего. Выходец из самых социальных низов (по приютам я с детства скитался, не имея родного угла), Валеев стремился влезть в социальный лифт любой ценой. Брюхо вынесло — совесть вытрясло. И влез.

У К. Ю. Богомолова, выходца из культурной и небедной столичной семьи, — когда же так было, чтобы у него от бедности брюхо вынесло (пусть даже это слабое оправдание)? Да никогда. Просто ему изначально нравилось зеркало тролля (дьявола), на том он и построил свою жизнь в искусстве.

При этом Валеев — self made man. Уж там хороший или не очень, но все сам. Казна в его преуспеянии никак не участвовала. Этого нельзя сказать о Богомолове, его осколки зеркала обильно проплачивались и проплачиваются по линии Министерства культуры. Дьявольская разница, между прочим.

Валеев никаким боком не присягал проявлять пиетет к культурным образцам и священным национальным преданиям. Его интересовали только деньги и власть над паствой. Noblesse oblige там и рядом не лежало, ибо какое уже там noblesse.

В случае с Богомоловым noblesse oblige все-таки формально наличествует. А применительно к финансирующим его учреждениям наличествует сугубо и трегубо, ибо в их обязанности входит сбережение культурных образцов и уж во всяком случае не материальное поощрение ругательства над ними.

Интересно, что будет далее с продолжателями дела помянутого в начале заметки декадента Емельянова-Коханского. Будучи человеком себе на уме, он закончил творческую карьеру, женившись на богатой купчихе — со словами "Хватит дурака валять".

Будем следить за развитием событий с Богомоловым-Валеевым.

Источник: РИА «Новости»