Дмитрий Евстафьев: ««Мятежвойна» как модель трансформаций: Три сценария будущего мирового порядка»

Попытки новой администрации США вернуть мир в «дотрамповскую» эпоху глобализации с высокой вероятностью обречены на провал. Иные сценарии – размывание суверенитетов с переходом власти в руки транснациональных компаний или формирование геополитических макрорегионов. Геополитическую перекройку мира уже не получается остановить, и она будет включать военно-силовые инструменты как вполне обыденные. Состояние «мятежвойны» станет рабочим методом строительства нового мира, как уже было в начале ХХ века.

За пределами «гибридных войн»

Минувший 2020 г. замедлил, а в ряде случаев «заморозил» процесс глобальных трансформаций и постепенного формирования новой системы мировых экономических и политических отношений, особенно с точки зрения проявления политической воли правящих элит. Но начавшийся еще в 2019 г. процесс ослабления критических узлов глобальной геоэкономической взаимозависимости усилился. Большинство стран осознали ценность защищенности национальных социальных систем и важность сохранения контроля над ключевыми технологическими узлами.

Процессы носят геоэкономический характер и связаны с попытками не только крупнейших, но и средних государств сформировать вокруг себя «пространство экономического комфорта», предсказуемые правила экономических отношений.

2020 г. также продемонстрировал обострение ситуации в зонах замороженных вооруженных конфликтов, включая и переход к прямым военным столкновениям.

Силовой компонент теперь «легализован» как средство обеспечения геоэкономически значимых трансформаций. Это означает появление реально работающего инструмента разрыва узлов глобальной геоэкономической взаимозависимости, выходящего за рамки модели «гибридных войн».

Мир вступает в эпоху, которую можно было бы назвать «силовая геоэкономика». Нынешний этап мирового развития становится переходным к «коалиционной многополярности» – наиболее вероятному варианту практического проявления многополярности. Мы наблюдаем окончательное обнуление «правил игры» и превращение глобальных институтов – как политических, так и экономических – в фиктивные. Встает вопрос, каково будет место Евразии в этих процессах и насколько «силовая геоэкономика» затронет ее.

«Мятежвойна»: историческая перспектива

Складывающиеся в современном мире тенденции во многом повторяют процессы первой трети XX века, связанные с кризисом системы колониального капитализма и перераспределением экономического влияния. Наиболее ярким событием в этом процессе стала Октябрьская революция в России в 1917 г., сфокусировавшая последствия геоэкономического противоборства великих держав конца XIX – начала XX века. Но это событие, надолго ставшее идеологическим фокус-символом трансформаций, сформировало новую модель переформатирования глобальной системы через внутренние конфликты социально-идеологического характера, организационно обеспеченные извне («фактор Коминтерна»). Со структурной точки зрения это было начало перехода к американоцентричному индустриальному капитализму.

Возникшая к 1920-м гг. ситуация существенно позднее, уже в начале 1960-х гг., под влиянием так называемого «национально-освободительного движения» и процессов разрушения остатков колониального мира, с легкой руки военного аналитика из кругов белой эмиграции Евгения Месснера получила не вполне корректное наименование «всемирной мятежвойны». В концепции «мятежвойны» региональные и глобальные геополитические трансформации увязывались с внутренней нестабильностью на национальном уровне и распадом государственных систем.

Современная ситуация технологически отличается от начала прошлого века, равно как и система социальных отношений, но геоэкономическое содержание весьма схоже. Речь идет о неизбежности глубокого переформатирования экономического пространства на фоне попыток управления темпом и вектором подобных трансформаций. Мы наблюдаем перенос концептуального-политического противоборства в пространство реальной геополитической борьбы.

Отличия ситуации от начала ХХ века

Важнейшие отличия между сегодняшней ситуацией и процессами первой трети XX века могут быть сведены к четырем моментам.

1. Присутствие реальных элементов глобализации в экономике и социокультурной сфере, формирующих связи взаимозависимости, оказывающих сдерживающее воздействие на трансформации любого типа.

2. Устойчивое функционирование глобализированного информационного общества, позволяющее не просто поддерживать целостную экономическую «повестку дня» в большинстве регионов мира, но и осуществлять информационные манипуляции в отношении значимых социальных групп.

3. Не просто разрушение традиционных социальных структур, но глубокая социальная атомизация в условиях сверхурбанизации, создающая существенно более широкие возможности не просто для информационно-политического манипулирования, но для встраивания в общественные настроения радикальных концептов.

4. Наличие пока еще эффективных инструментов ограничения военно-силовых конфликтов, прежде всего – ядерного оружия. Но диалектика такова, что этот фактор как раз возвращает нас к силовому инструментарию «мятежвойны».

3 сценария глобальных трансформаций

Эти различия и определяют новые рамки и новые форматы трансформаций на уровне стран и регионов, которые могут быть сведены к трем основным вариантам:

●   Попытка «откатить» ситуацию к состоянию 2015-2016 гг. Предполагает «косметическое» обновление системы глобализации при сохранении ключевой роли США через доминирование в глобальных финансах и гибридных видах конкуренции, как минимум, на период социокультурного переформатирования Америки.

Вероятность этого варианта развития событий выглядит самой маловероятной, хотя бы в силу ее чрезвычайной ресурсной затратности. Но именно такую программу провозгласила администрация Джо Байдена и именно она будет положена в основу «нового атлантизма».

●   Использование остаточного потенциала американской глобальной монополярности для нейтрализации попыток новых центров силы сформировать собственные «зоны влияния». Предполагает глобальную геоэкономическую сетевизацию (переход экономического влияния в руки транснациональных компаний). Затем – политическая десуверенизация по одной из апробированных в середине 2010-х гг. моделей (Украина, Венесуэла, Ирак).

●   Формирование региональных «зон влияния» вокруг новых центров силы. На их основе могут быть сформированы полноценные геоэкономические макрорегионы. Главным инструментом формирования «зон влияния» становятся инструменты в сфере безопасности, понимаемые максимально широко. Пионером в реализации такой стратегии является Турция.

Это заведомо разновекторные по целям, социальному и идеологическому наполнению концепции развития мира. И они не могут быть реализованы в рамках существующей сейчас институциональной, да и в целом, – политической структуры мира. Но методы практического пространственного воплощения этих моделей оказываются общими.

Эти методы все больше включают в себя и военно-силовой компонент, как минимум в формате «гибридных войн», которые все больше выходят за рамки просто информационных манипуляций. Ключевой вопрос состоит в скорости трансформаций, степени их катастрофичности, и главное – регионах, где они быстрее всего начнут проявляться.

С этой точки зрения ситуация в Евразии представляет значительный интерес по двум причинам. С одной стороны, на пространстве Евразии уже происходят значимые трансформации, постепенно выводящие регион за рамки эволюционного развития в русле прежней глобальной и региональной логики. С другой – в Евразии в принципе возможны попытки реализации всех трех моделей трансформаций. Это грозит высоким уровнем непредсказуемости, в том числе и в политико-силовой сфере.

Продолжение следует

Дмитрий Евстафьев, профессор НИУ ВШЭ

Источник: «Евразия Эксперт»