Сергей Худиев: «Ленинская бомба оказалась осколочной»

Критика В.И. Ленина, которую недавно высказал президент Владимир Путин, сказавший, что Ленин «подложил атомную бомбу» под Россию, вызвала огорчение у представителей сразу двух политических лагерей – у твердых ленинцев, которые, несмотря ни на что, относятся к вождю мирового пролетариата с пиететом, и напротив, у либеральных борцов с режимом, которые, будучи пламенными антикоммунистами, возмутились явной аналогией между ними и вождем большевиков.

Сам вопрос, однако, заслуживает внимательного анализа, потому что в некотором отношении «Ленин жив» и провозглашенные им принципы продолжают влиять на поведение людей.

Хотел ли Ленин разрушения России? На разных этапах своей деятельности – по-разному, для него ни сохранение России, ни ее разрушение не было самоцелью. Целью, которой подчинялось все остальное, было совершение социалистической революции – и построение грядущей коммунистической утопии.

На разных этапах революции революционеры хотят разного – пока государство не в их руках, они стремятся разрушить его всеми доступными средствами. До революции Ленин настаивает на расчленении Империи:

«Пролетариат должен требовать свободы политического отделения колоний и наций, угнетаемых «его» нацией... В России, где к угнетенным нациям принадлежит не менее 57% населения, свыше 100 миллионов, – где эти нации населяют по преимуществу окраины, – где часть этих наций более культурна, чем великорусы, – где политический строй отличается особенно варварским и средневековым характером, – где не завершена еще буржуазно-демократическая революция, – в России признание права на свободное отделение от России угнетенных царизмом наций безусловно обязательно для с.-д. во имя их демократических и социалистических задач».

Мы можем отметить, что на другие многонациональные государства – Британию, Австро-Венгрию, Германскую империю – Ленин смотрел так же, рассматривая их распад на части как промежуточный этап на пути к уничтожению наций вообще:

«Целью социализма является не только уничтожение раздробленности человечества на мелкие государства и всякой обособленности наций, не только сближение наций, но и слияние их...подобно тому, как человечество может прийти к уничтожению классов лишь через переходный период диктатуры угнетенного класса, подобно этому и к неизбежному слиянию наций человечество может прийти лишь через переходный период полного освобождения всех угнетенных наций, т. е. их свободы отделения».

Когда власть переходит в руки революционеров, они, естественно, стремятся ее сохранить – над как можно большей территорией, чтобы использовать ее ресурсы для дальнейшего продвижения своей идеологии.

Однако после победы революционерам приходится иметь дело с идеологической инерцией, которую они накопили, пока боролись за власть. Если они настойчиво провозглашали право народов на самоопределение, чтобы разрушить Российскую империю, то им приходится делать устройство своего государства формально федеративным.  

В итоге СССР сложился как некая комбинация до- и послереволюционных устремлений коммунистов – по существу унитарное государство, отражающее волю партии к неограниченному идеологическому контролю, но формально – «союз нерушимый республик свободных». Именно по этим формальным границам СССР и раскололся в 1991 году – причем очень часто эти границы не совпадали с реальными границами расселения народов.

Эта ситуация не вполне уникальна: белых колонизаторов часто проклинают за то, что они – сначала, когда делили зоны влияния, потом – когда уходили, предоставляя народы их собственной судьбе – проводили границы иногда буквально по линейке, совершенно не вникая в то, где и какие этнические группы живут. Это породило страшную резню (как, например, при разделе Индии) и острую озлобленность и конфликты на десятилетия вперед.

Однако, закладывая (преднамеренно или нет) такую бомбу под будущее континентов, колонизаторы хотя бы учитывали интересы метрополии. Британцам не могло и в голову прийти прирезать к освобождаемой Индии кусочек собственно Британии – и потому, что метрополия была далеко, и потому, что в Британской империи существовало ясное понимание того, кто тут главный и чьи интересы будут учитываться в первую очередь.

В СССР сложился странный тип империализма, который существовал не в интересах метрополии и не в интересах окраин – а в интересах продвижения глобальной идеологии, для которой собственно Россия была средством и ресурсом, а никак не целью.

Для идеологий, которые знают, как построить новый мир и достичь всеобщего счастья, люди всегда являются расходным материалом; если эти идеологии носят (как коммунизм) глобальный характер, расходным материалом являются целые страны.

В результате сложилась ситуация всеобщего проигрыша, в котором все были жертвами угнетения – и никто не был его выгодополучателем. Можно говорить о том, что национальные республики жили относительно лучше (а сейчас – хуже). Но эта лучшесть была очень относительной – не им было хорошо, а русским было совсем уж плохо.

Помнить эту трагическую историю очень важно, поскольку деятели, для которых люди и страна в целом являются расходным материалом для построения очередной утопии, еще появятся – да и уже есть.

Беда, однако, не только в историческом наследии ленинизма – но и в тех идеях, которые продолжают составлять часть нашей интеллектуальной атмосферы. Ленин подхватил и развил известное умонастроение революционной интеллигенции:

Как сладостно отчизну ненавидеть!
И жадно ждать ее уничтоженья!
И в разрушении отчизны видеть
Всемирного денницу возрожденья!

Он придал этому настроению развитую теоретическую форму. Да, ради торжества глобального прогресса отчизну можно и должно ненавидеть, активно желать ей разгрома, смуты, распада – ожидая, что потом на ее дымящихся руинах явится сверкающая утопия. Это умонастроение абсолютно узнаваемо и сейчас – даже среди людей, которые относятся к Ленину лично с подчеркнутой неприязнью.

Другая разрушительная идея состоит в чудовищно упрощенной картине мира, который предлагал марксизм. В этой картине мира угнетатели и угнетенные – те, кто творят несправедливость и те, кто являются ее жертвами – принадлежат к легко различимым общностям. Буржуя легко отличить от пролетария – и, как видно из той же работы Ленина, угнетенную нацию легко отличить от угнетающей. Это делает задачу прекращения несправедливости простой и ясной – надо только избавиться от угнетателей. Как говорил Василий Иванович Петьке, «вот вырежем всех белых, тогда и заживем по-настоящему».

В реальности, конечно, это не работает – в колхозе люди могут претерпевать намного более жестокую эксплуатацию, чем в поместье землевладельца, а угнетающие и угнетенные группы не только могут меняться местами, но и одновременно быть теми и другими. В одной школе белые хулиганы могут травить смуглого ученика, а в соседней смуглые – белого.

Легко заметить, что угнетенные нации, освободившись от проклятого имперского гнета, моментально делаются еще худшими угнетателями и империалистами по отношению к собственным меньшинствам – и, добившись успеха для своего собственного сепаратизма, самым решительным образом подавляют любые сепаратистские поползновения внутри своих новообретенных границ. Это бросается в глаза на постсоветском пространстве – но не только.

Однако этот ленинский подход – угнетенные и угнетатели составляют легко различимые между собой группы – жив и весьма энергично себя проявляет и на Западе, и у нас.

На Западе это проявляется в «политике идентичности», когда белый семейный мужчина, особенно если он христианин, всегда насильник и угнетатель; представитель «угнетенных меньшинств» не может быть насильником, потому что не может быть никогда – что мы и видим на примере роттерхемских безобразий и реакции на них (вернее, отсутствия такой реакции) со стороны прогрессивной западной общественности.

В России наших либералов часто обвиняют в этнической русофобии; это не совсем точно. Они просто (при всей своей нелюбви к Ленину) проявляют чисто ленинский подход к реальности. Подобно ленинским «пролетариям» они борются против своей, «угнетательской» нации в союзе с представителями «угнетенных». Признать, что зло и несправедливость могут твориться во всех направлениях – в том числе и против русских – значит, разрушить эту простую и уютную картину мира, где вы всегда на стороне добра.

При всей своей уютности она, однако, не может принести ничего, кроме разрушения – как мы это уже видели.

Взгляд