Священномученик Гермоген. В студии Владимир Николаевич Крупин.

- Добрый вечер, дорогие братья и сестры во Христе. С вами Владимир Николаевич Крупин. Старый ваш автор и, надеюсь,  добрый знакомый. Потому что с вашей помощью ощущаю дыхание времени, настроение, состояние наших душ в  наше непростое время. Только что прошла Соборная встреча Всемирного русского народного собора, посвященная 300-летию преставления священномученика Патриарха Московского и всея Руси Гермогена. И я выступал на этой встрече. И совершенно неожиданно вдруг, не успех - это слово нельзя даже применять в православном выступлении - но как-то вызвало большой резонанс мое выступление. Я удивился, потому что я могу такого сказать? Мне сказал Ганичев, что Святейший патриарх благословил выступить.   Я, конечно, готовился. А что такое священномученик Гермоген? Какова его жизнь?  Собственно, весь его подвиг заключался в противостоянии Ватикану, католикам. Поэтому я на эту сторону и обратил свое внимание. И понял, что об этом говорить надо, потому что вроде бы в обществе затихают разговоры, которые всегда были в России о нападении на нас со стороны Ватикана. И раньше ордена латинские, вообще, латинская ересь - это всегда было в России. А теперь как-то вроде затихло. Даже иногда прорываются возгласы, что якобы католическая церковь, она церковь-сестра. Ну, до такой глупости договориться трудно. Конечно, какая же она сестра? В лучшем случае, заблудшая, блудная сестра, ушедшая так далеко от Христа, что даже уже из-под ладони не видать, что называется. Нашествие католиков не уменьшилось, а все время увеличивается. Они вползают самыми разными путями в Россию. И мечты их о Вселенском господстве никуда не исчезли. Ведь смотрите, в 1814 году Александр Первый запретил деятельность ордена иезуитов в России. А Ельцин в 1992 году разрешил! Что такое орден иезуитов в России? Иезуиты - это опричники Ватикана. И у них было разработано Игнатием Лойолой и другими такое учение пробабилизма. Пробабилизм - это долго рассказывать. Я говорю конспективно. Это то, что любые средства хороши, вплоть до самых мерзких, неприличных, что цель оправдает средства, и что если даже на убийство человек пойдет ради Ватикана, то и это ему будет в грех не вменено. Вот что такое иезуиты. У них разработана уже веками и технология обольщения. Пошел в начальники человек,  надо значит, его сделать своим. Как сделать? Кого-то можно споить. Кого-то чем-то соблазнить. Кому-то орденок сунуть, кому-то звание, лауреатство, или бабенку молоденькую, хорошенькую,  подсунуть. Или деньгами завалить, или счет в банке открыть. Ну, миллион способов сделать чиновника послушным, вне закона послушным. А послушным масонам, иезуитам, католикам. И они у них спокойно работают. И это в России все время продолжается. Поэтому я и говорил об этом. Я попытался сказать, о чем, может быть, даже не успел сказать, а теперь, вот, как-то спокойно, и никто не гонит меня. И можно сказать, откуда это началось. Почему вдруг Ватикан стал врагом православия. Это началось еще со времен иудеев. Вообще, вся история началась с Голгофы. С распятия Христа. Иудеи распяли Христа. И они убивали христианство. И мы знаем, что все апостолы, кроме Иоанна Богослова, пострадали мученической смертью. Кровь мучеников раннего христианства - это были те семена, те зерна, на которых взошла и заколосилась наша вера православная. И вот, первый, второй там, третий век. И видят иудеи, что ничего не получается. И даже Нерон зажигал факелы. Живые факелы, люди горели. При свете горящих христиан он обедал, пировал. И Диоклетиан, Домициан, ну, гигантское количество было палачей православия. Я это уже об этом, есть в деяниях, и в посланиях. Ну, видят, что христианство увеличивается. Тогда иудеи стали изгонять христологическое толкование Писания, Ветхого Завета. Вот, пожалуйста, Псалтырь. Псалтырь - это сердце Ветхого Завета. Оно и также, как и пророк Исайя, тоже, как книги  Маккавеев, Иеремии - везде содержит предсказания о приходе Христа в мир. Точно в рассчитанное,  предсказанное время пришел Христос, явился в мир. Ведь не случайно же и волхвы Ближнего Востока, они пришли, принесли дары Богомладенцу в Вифлеем. Золото, ладан и смирну. Все это было предсказано и исполнилось. Но иудеи-то ждали царя, шаха своего, который даст им власть над золотом, над пространством, над людьми. А он пришел Сын Божий в мир и сказал: - Ничего не копите. Все земные богатства - это тлен. Суета и прах. И золото заржавеет. И все пропадет, погибнет. Спасайте души, копите нетленные богатства на небесах. Там, где ни тлен, ни ржа не достигают. Вот о чем Он стал говорить. Он говорил о том, что блажены нищие Духом. Ну, что вам вещать, что заповеди Христовы, какие были. Они не были такими категоричными, как Синайские, Моисеевы. Но они говорили о том, что человеку дана свобода спасения своей души. И наша свобода - это свобода отказа  от грехов и пороков. Это иудеям, конечно, не понравилось. Ждали не такого. И они Христа возненавидели и распяли. Запугали Понтия Пилата и стали, повторяю, изгонять Христа из Священного Писания. Вот, когда читаешь католический перевод на русский язык Ветхого Завета и наш перевод с греческого -это небо и земля. У нас там, воскрес Господь. Там - проснулся. И вообще-то, Христа имя даже изгнано. И это, так называемый, массоретский перевод, он длился с ранних веков до десятого. Где-то в десятом веке он оформился. И именно, этот перевод был взят блаженным Иеронимом, переведен на латынь. Так называемую, вульгату. То есть, на латынь для католиков было переведено Священное Писание, в котором не было Христа. Мы же с вами, слава тебе Господи, пользуемся Септуагинтой - это греческий перевод священных книг, который сделали 70 толковников. И это чистый перевод. Там сверялась каждая буква. И поэтому, слава, тебе Господи, мы живем по Писанию, в котором полностью освещено имя Христа. И Святой Троицы. И она случилась, эта пропасть в мировоззрении. В образе жизни. В поклонении, в молитвах. И эта пропасть, она раздирается. И вот, эта так называемая сестра, куда она ушла? В какие дали, если она ушла без Христа? Конечно, заплуталась, забродила. И конечно, ей хотелось все время еще и жить хорошо. Вот эту ложь католицизма понимал Лютер, известный основатель протестантизма. Начинал-то он неплохо. Он отрицал индульгенции. Он обвинял монахов, латинских, католических монахов в разврате. Вспомните, Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль».  И другие работы о том, что такое монастыри латинские, католические - это чудовищные рассадники нравственной заразы. Но Лютер кончил плохо, между прочим. Почему? Потому, что его учение не могло быть прочным. Потому что его встречали и короли, цари Европы с восторгом. Ему денежки давали. Он, кстати, очень образованный, перевел Библию. Его переводом пользуются до сих пор германоговорящее население. Но он плохо кончил. Потому что не было в основе этой религии мученичества. Кальвинизм появился. Да, что говорить, они уже плодились, как кролики, протестанты. Ко времени Гермогена их уже было много. А теперь их уже многие сотни. И движение протестантов оформилось. И во всех этих движениях,   там, мормоны, пятидесятники, свидетели Иеговы - это все секты. Почему? Потому, что они говорят: Только у нас спасение. Вот, признак секты. Что только мы правы.  Некоторым даже еще и века нет,  но они уже говорят: Нет, нет, мы самые умные, самые, и так далее ... И это, конечно, все было оттого, что это было обезбожено. Католики судорожно хватались за попытки спасения. И они думали, - как же спастись-то, когда так начала дробиться и как начала уже уплывать папская власть. Тогда они решили сделать, как они сказали, возрождение. А что такое возрождение? Они возрождали дикое язычество античности. Вот, скажем, 17, особенно 18-й век, каково это возрождение, когда нельзя было защитить никакую диссертацию, если там не цитируешь Аристотеля, Платона, антиков и других. Ну, опять-таки это было повторяю, язычество, идущее от многобожия, античности. Да, была высокая культура. Да, был и Колизей, и Акрополь. Была Александрийская библиотека. Ну, культура была. Скульптуры Фидия и Фаюмский портрет. И Олимпийские игры. Все это было. Но опять-таки это было обезбожено. И как бы ни надрывались и Руссо, и Вольтер, и Даламбер, и эти энциклопедисты. Все это было безбожие. И все, всегда облизывались. И все всегда на Россию, на Россию. Зарились на Россию. На ее богатства. И вместе с тем, где-то внутренне у них была  постоянная зависть. Когда они понимали, что русские-то живут всех чище, всех нравственнее в мире. Неслучайно либералы и демократы стараются обгадить прошлое России, чтобы показать, что было плохо. Это вздор. Чистейшая, возвышенная, высоконравственная страна. Мы можем гордиться своим прошлым. И надеяться на будущее. И эти энциклопедисты обхаживали Екатерину. Она переписывалась с Вольтером, и  Даламбер даже достиг Петербурга. Ну, все это разбивалось о веру, которая была сильна. В основе нашей веры - страдание Голгофское. И Елеонское вознесение. Иордан и Фаворское сияние. И мы, слава Богу, православные. Вот, утром встал - Слава, тебе Господи, я в России. Слава тебе, Господи, я православный. И ночью засыпаешь - тоже. Потому что представить весь ужас и эту всю куцую оборванность  и всю эту показуху католицизма. Ведь я много бывал в странах, католиков, и вот, скажем,  вот Краков. Вот, служба. Это, конечно, город - родина папы Иоанна Павла Второго. Потом я был у него на приеме. Можно рассказать, если будет время. И вот месса. Католическая литургия - месса называется. И вот, они сидят. Вот, по экрану идет бегущая строка, чтобы не надрывались. Молитвы не учили наизусть. И читают они. Прочли. Встали, сели. Встали, сели. Она идет очень долго - 20 минут. И потом они идут. И все языки высовывают. Идут к пастырю с высунутыми языками, дразнятся будто. Это на язык он кладет облатки. И все. И пошли. Причастились. Я не шаржирую. Я говорю с уважением. Просто католики тоже люди. И виноваты-то не они,  несчастные, а их вожди. Ну, и, вот, и вроде как забежали, и отметились, и пошли дальше. В Польше мне говорят: Вот, если не ходишь в костел, тебе место на кладбище не дадут. То есть, поневоле будешь ходить, когда тебе за 60. Ну, многое чего. Вот, пожалуйста, костел. И меня приглашают. Говорят. - Вы знаете, у нас сегодня тема - грехопадение. И в самом деле, я гляжу - молодежи пришло довольно много. И, вот, начинается эта тема. Вышел пастор, объявил.  И тут почти пантомима. Так что языка не надо было знать. Вот, пожалуйста, рай. Вот Ева. Вся в таком телесном трико. Как будто, его и нет. Вот Адам. Такой красавец-мужчина. И, конечно, змий-искуситель. Такой, в черном трико. Он соблазняет Еву. Они там катаются по сцене. Вот, это яблоко. Вот, соблазненный уже  Адам. Вот,  раздается гром. Они изгнаны. Это довольно долго. Вот, раздается хор. Они изгнаны из Рая. Они идут, рыдают. Но через минуту они уже веселые, радостные выходят, кланяются на аплодисменты. Они считают, что можно такими спектаклями привести детей, молодежь в храм. И эти рок-концерты.  А повторяю, если   слушают меня какие-то  католики, то я перед ними сердечно извиняюсь. Что я, может быть, оскорбил их чувства. Но  если он честный человек, ищущий человек, как отец Серафим Роуз, который прошел изнутри католицизм. Знает его, который  говорил о великой ереси этого учения. Если человек - честный католик, ему бы  придти в наш храм, да, раз, да, два. Постоять литургию. Как бы, он услышал, вот, эти совершенно ангельские звуки хора. Если даже старушки поют, и то это чувствуется ощущение. И херувимское есть. И как к причастию, с каким благоговением деточки идут вперед. Какое это ощущение причастности, принимания  Христа в себя. Это, конечно, счастье, огромное счастье. А поэтому, католики никогда не ослабляли, особенно начальство у них, оно не ослабляло попыток влияния на Россию. И посмотреть- этот тоже папа Иоанн Павел Второй, он же кругами ходил вокруг России. Везде уже - и Средняя Азия, и Украина, и Прибалтика, и все, и не получилось у него приехать в Москву. Дай Бог, чтобы не получилось и  с этим. С теперешним папой. Тот папа Иоанн Павел Второй, он даже, знаете, у него было «надо объединять, объединяться, объединяться». Вот, все эти глобалистские объединения. И он даже, когда поехал в Индию, например, ему там нарисовали на лбу третий глаз. Он ничего, и на это согласился. Третий глаз ему нарисовали. И он еще говорил, что Махатма Ганди - великий учитель церкви. Вот, любое скажут, лишь бы, так сказать, пригласить. Даже Чингисхана пытались папские представители, посланники склонить в католическую веру. Об этом очень написал прекраснейшую поэму, малоизвестную, прекраснейший поэт, который на десять голов выше Пастернака. Это Николай Заболоцкий. Он написал "Рубрук в Монголии". Когда он сидит, и с ним хан разговаривает.  Хан.   И там любой монгольский мальчуган, стоит только завести Рубрука, смеясь,  засовывал в карман.  И вот папа ему говорит. - Ну, ведь, смотри, это франк. Мы тоже на Востоке возводим Бога в высший ранг. Однако путь у нас различен. Ведь вы Писание, получив, не обошлись без зуботычин. И не спустились в коллектив.

Я даже не знаю, может, начать уже отвечать на вопросы, как режиссер скомандует. Давайте, уж, начнем отвечать. Хотя я еще, если девять десятых не сказал. Ну, добрый вечер.

- Добрый вечер. Христос воскресе.

- Воистину воскресе.

- Владимир Николаевич, вы, вот, в Польше были. Может быть, вы можете сказать о Ченстоховской Божией Матери говорят, там костел. И наш православный храм, они рядом.

- Да.

- Хотя бы два словечка.

- Первое словечко то, что Ченстоховская Божья Мать - это православная святыня. А второе словечко, - Дай Бог, чтобы она вернулась в православную церковь. А что касается Польши, то надо добрые слова сказать о православии в Польше. Оно там есть. И оно находится в тяжелых условиях.  Вот, я был  в городе Белосток. Город, несомненно, российский. Русский. И там русских много доселе. И вот, там, как раз, был совершен подвиг великий. Младенца Гавриила Белостокского умученного. Вот, его день только что прошел. 3-го мая. И в Белостоке тяжело православным. По крайней мере, тогда, когда я был. Это лет 8-10 тому назад.  Но Никольский собор, где мощи младенца Гавриила Белостокского,  он, слава Богу, стоит, красивый. Хотя рядом, конечно, огромнейшие костелы. Могу сказать, что и наш храм полон молящимися. И также я был в  Супрасле. Супрасльский монастырь тоже в тяжелых условиях, но очень тоже, слава Богу. Так что дай, Бог, доброго здоровья польским людям. Ведь они же славяне. Их несчастье в том, что они католики. А так они тоже люди приличные.

- Добрый вечер.

- Добрый вечер, Владимир Николаевич. Вас беспокоит Александр.  Владимир Николаевич, вот, католики пришли в Южную Америку, да.

- Да.

- И из дикарей сделали христиан. А либералы нас сейчас называют, христиан, мракобесами. И ведь дальше-то, Владимир Николаевич, второй вопрос. Христос сказал - Я есть истина. Познаете истину, и истина сделает вас свободными. Да.

- Да.

- А либералы нам какую-то другую свободу предлагают. Мы-то, свобода у нас без греха. Мы познали Христа. А либералы хотят больше свободы во грехе.

- Да.

- Вот, как вы прокомментируете.

- Так, Сашечка. Конечно, так же, как и вы, думаю. Другое дело, когда католики сделали из Южной Америки христиан, то каких христиан они делали? Опять-таки, они  их облатинили. А,  мое отношение к либерализму, может быть, даже более презрительное, чем у вас. Потому что либералы - люди совершенно развращенные в нравственном отношении. И нам сейчас очень нелегко и тяжело. Потому что либеральные свободы - это  вседозволенность. А для нас свобода - это свобода ограничить себя в грехах, наступать на змию. Ну, что делать. Видите, ведь нам нелегко, но, вы знаете,  даже и хорошо, что нелегко. Потому что мы в этом отношении испытываемся, Господом, закаляемся в борьбе. И главная наша цель - сохранить веру православную. Что касается там  угля, нефти, алюминия, никеля, леса - это все будет разворовано. И потому что не перевелись еще ни Абрамовичи, ни Березовские, ни Прохоровы. Поэтому так что, главное, душу сохранить. Ведь, смотрите. Вот, пожалуйста, две угрозы. С Востока - огромнейшая угроза орды. Татаро-монгольские степняки. Причем, они-то ведь шли убивать. Грабить. Насиловать, сжигать дома. И они шли, как они шли к нам. Ведь они бандиты и поэтому они шли на готовое. Они никогда не нападали ни в начале лета, ни летом. Они шли  в конце лета, к осени. Когда уже хлеб убран в скирдах. В амбарах. Когда сено накошено. И, вот, они шли на готовое, на русские хлеба шли. Казалось бы, угроза огромнейшая. Лишают физической жизни. А угроза с Запада для Александра Невского была гораздо страшнее. Потому что они шли по душу. Захватывать душу  они шли. Вот, я был на приеме у Папы, 1988-й год, была конференция "Тысячелетие крещения Руси". И я был приглашен на остров Святого Георгия. А потом мы были на приеме у Папы. Там так важность нагоняли.  Так нам пытались внушить, что это настолько необыкновенно, что, вот, Папа нас пригласил. И что мы должны понимать все величие этого. Что мы должны, вообще,  даже  быть счастливыми. Но когда мы шли туда, там у меня был знакомый. Он сейчас скончался. Евгений Вагин. Он на радио "Ватикан" работал в русской редакции. Он, как раз,  проходил по делу ... с Огурцовым и Бородиным. Ну, это другая тема. И, вот, и вдруг он говорит. - Вы знаете, позавчера Папа принял Джуну Давиташвили. И он с ней говорил целый час. А у нас, нас было человек 12, по-моему. Карпов был, писатель, председатель Союза писателей, тогдашний. Потом прекрасный литературовед Палиевский. Потом Валентин Распутин. Дмитрий Балашов.  Ну, вот, а на нас отведено 40 минут. Я говорю. - Ничего себе. Он с этой бесовкой целый час говорил. А на нас, вот, столько мало. Это меня возмутило. Ну, по крайней мере, хорошо, что это мне, ангел-хранитель посоветовал Вагину сказать этот факт. Поэтому я шел совершенно хладнокровно. Да и никогда никакого трепета я перед Папами никогда не испытывал. Потому что уже о них был так начитан. Я помню, как Андрей Карамзин, сын великого  историка,  с юмором описывал, как Папу, эту куклу, вынесли оттуда. Потом мы же знаем, как его, в папомобиле возили. Потом, мы уже знали, что на папском престоле однажды была женщина. Между прочим, у Пушкина в сказке о рыбаке и рыбке старуха после того, как она хотела там быть царицею, она решила стать римскою Папой. «Я не хочу, быть, значит,  царицей, я хочу быть Римскою Папой». И вот, она уже в Ватикане. И перед ней лакейские попы поют латинскую обедню. Потом Пушкин это перед публикацией убрал это место. Хотя оно сохранилось, в полном собрании печатается. Потому что такой факт действительно был. Ну, то есть, достаточно у меня было начитано про этот Ватиканский престол.  И, вот, я повторяю, Андрей Карамзин, как описывал: Вот, вынесли эту куклу. А там его и возили еще по Южной Америке. Он сидел в клетке, как Пугачев, чтобы его на сувениры не разорвали. И вот, эта вселенская гордыня, когда заменили Христа Папой - это,  конечно, не давало мне такого благоговейного  отношения, как и друзьям по делегации. Но, тем не менее, что ж,  все-таки Папа Римский - это же  такая, какая величина для современного мира. Какая значительная фигура. И посмотреть было интересно. Ну, вот, а я был приглашен. У меня был доклад "Коммунизм и христианство. Закон и святость". И, вот, там понравилась им одно место, с которого я начинал доклад. Рассказывал, как подошел к нашей церкви. У церкви увидел крышку гроба, прислоненную, и спросил: Кого отпевают? - И старухи мне сказали: Коммуниста хороним, батюшка. 50 лет с нами боролся. Весь измучился. Пусть хоть на том свете отдохнет. И, вот, это милосердие великое русских православных, оно пленило, может быть, и ватиканских людей. Я тогда-то и увидел эту туфлю папскую. И думаю, ну, чего же они туфлю-то целуют? Так, вот, они целовали не туфлю, а распятие. Распятие, оно на туфле было. Я только сейчас, даже оскорбителен был факт, на туфле распятие.    Как будто целуют распятие, но целуют-то туфлю. Но я когда на Соборе сказал одному очень опытному человеку. Он говорит: Ты знаешь, уже убрали это распятие с туфли. Ну, и слава Богу. Значит, непогрешимость Папы все-таки как-то дрогнула слегка. Слушаю вас. Добрый вечер.

- Здравствуйте, Владимир Николаевич, Христос Воскресе.

- Воистину Воскресе.

- Раб Божий Игорь.

Я хотел бы вам задать вопрос по поводу Второго Ватиканского собора. Дело в том, что во Втором Ватиканском соборе произошло еще более сильное отложение. Меня интересует, этот вопрос.  Когда, они провозгласили, латиняне, что их старшие братья - иудеи. Они от Христа отреклись. Как это вот?

- Я не могу сказать, что католики рождены  иудеями. Но то, что они одинаковы во многом-скажу. Иудеи распяли Христа явно. А католики -их, может быть, даже и продолжатели, воспитанники. Они изгоняют Христа из жизни. В этом они очень  сходны. А еще Вселенский собор, после которого появились старокатолики. Старокатолики, которые были оскорблены постановлением о непогрешимости Папы. Это, по-моему, я не помню,  честно говоря, когда он был,  Собор. В конце 19-го века. О непогрешимости Папы - это, конечно, уже была такая Вселенская гордыня, что уже за нее дальше некуда. Даже смешно, как это непогрешим. Что его решения приоритетны перед Соборами. То есть, чтобы ни сказал там Собор, а Папа скажет, как его левая нога захочет. Это гордыня всесветная, гордыня. Так что эта опасность, повторяю, она огромна для нас. И нельзя терять бдительность. Потому что у нас либералы очень умеют убаюкивать. «Ой, мы все покажем, как это все красиво». Все эти церемонии. Вступление в должность. Как это все замечательно. Какие мы счастливые. Дождались, солнышко взошло. На шесть лет. Поэтому умеют нас убаюкивать. А по-прежнему надо хранить веру православную. Но, братья и сестры,  я  хотел, я шел, я готовился на передачу. Думал, вот, прочитать рассказ про колокола. Но это довольно, ну,  немаленькое. И хотел еще прочитать главки две. Просили  меня из книги. У меня вышло очередное издание об Афоне. Вышла книга. И я, вот, благодарен Афону, монахам, что книжка там принята хорошо. И вышло еще и подарочное издание. Оно довольно дорогое. Но  это издательство "Вече". И вышло в "Сибирской благозвоннице" - тоже хорошее издание. И,  по-моему, сейчас еще "Вече" повторяет, такое недорогое издание. И, вот, продается в книжной лавке Русского дома.

- Добрый вечер. Слушаю вас.

- Здравствуйте. Подмосковье. Ольга. Батюшка, я, вот, интересуюсь, вот, Илларион. Митрополит он, Волоколамский сейчас.

- Да. Да, он же сменил владыку Питирима. Да.

- Да. А как это он в Ватикане руководит хором. Я, вот, в журнале видела три картины, где он в Ватикане руководит хором. А как это можно так?

- Я ведь не знаю. Это идет речь о священноначалии. Мы, как говорится, простые люди, наше какое дело. Как нам староста говорил: Нравится тебе священнослужитель- молись за него. Не нравится - Тем более, молись за него. Так что и за Иллариона надо молиться. Меня, например, тоже царапнуло. Я уже имел честь говорить по радио, и меня как-то царапнуло, когда повезли хор туда. Он композитор же. Творческий человек. Меня даже больше задело, когда этот снял "Остров",  и потом снял чудовищную вещь, дикую, совершенно безобразную, в русской жизни "Царь Иван Грозный". Это вы знаете, о ком  я говорю. Такой, думаю, антиправославный, антирусский режиссер. И, вот, с ним вдруг снимают, музыку для него написал митрополит Илларион. Как же фильм-то называется? Не помню, да это и не важно, в общем. Вот, меня это тоже огорчило. Хотя вместе с тем, мы же знаем, что он просто человек молодой, ищущий, что называется. И я уверен, что литургическая служба, православное служение не позволит ему отойти с православного пути. Будем надеяться. А так, чего мы будем кого-то осуждать? Дай Бог всем спасения, а нам терпения. Это мне мама так всегда говорила. - Дай Бог,  всем здоровья, а нам терпения.  Ну, вот, так я, можно из книжки по Афону хоть немножко прочитаю. Начало и финал. "Удел Божьей Матери". Многие места нашей Земли напоминают красоту дня творения. Но особенно чувствуется присутствие Божие в мире здесь, в Греции. Здесь все говорит о Господе - море, полное тайн, горы, скрывшие свои склоны травами, кустарниками, деревьями и цветами. И небо, настолько драгоценно изумрудное, что голубизна его не дается никакой кисти. Когда восходит по Божьей милости, солнце то кажется, что небо стекает в море, а море поднимается в небо. А главное место Греции для нас - это святая гора Афон. По свидетельству космонавтов, которые летают в космосе над планетой, Афон всегда сияет. Даже тогда, когда кругом его облачность.  Святая гора Афон - удел Божьей Матери. После храма Гроба Господня в Иерусалиме - это главное место в мире. Почему? Если бы не молитвы Афона, мир давно бы провалился в черные дыры безбожия. Был ли ты или не был на Афоне, все равно при этом слове слышится небесный звук чистой молитвы. В отверстое над Елеонской горой небо вознесся воскресший Иисус Христос. Его приход на Землю был последней милостью Господа, показавшего пути спасения. Об этих путях и должны были поведать миру Его ученики. Рассказать и об обетовании Второго пришествия, при котором уже не будет вразумления грешников, а грянет Божий Суд. В Деяниях святых апостолов рассказывается, как ученики Христа собрались по Его Вознесении в Сионской горнице, которая помнила и чин омовения ног, и Тайную Вечерю, и как на них снизошел Дух Божий. Цитата:" И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как огненные.  И почили по одному на каждом из них. И исполнились все духа Святого» (Деян. 2. 24.) После проповеди Петра к апостольской церкви присоединилось в тот день душ около трех тысяч. Апостолы, получившие такой святой дар, решили понести его вместе с благой вестью о воскресшем Христе и в другие земные пределы. Узнать же кому куда идти, они решили с помощью жребия. Божья Матерь также пожелала участвовать в трудах апостольских. Ее отговаривали, но Она не хотела никакого особого отношения к себе. При жеребьевке Ей выпала Иверия. Но не успела Богородица собраться в дорогу, как Божий ангел, в церковном предании Архангел Благовещения Гавриил, возвестил Ей волю Божию пребывать пока в Иерусалиме, а там сам Господь укажет Ей страну для поучения заблудших. Тем временем Она, сопровождаемая учеником Иисуса Иоанном Богословом, усыновленным ею при кресте на Голгофе, отправилась на остров Кипр, чтобы увидеться с Лазарем. Это тот Лазарь Четверодневный, на могиле которого написано два поразительных по своей простоте слова - Друг Христа. Брат праведных сестер Марфы и Марии. Лазаря хотели  убить иудеи, пылая злобой ко Христу и надеясь  уничтожить чудо воскрешения, вспоминаемое нами в Лазареву субботу Великого Поста. Лазарь скрылся. Затем апостолом Варнавой был рукоположен в епископы и служил на Кипре. Он писал оттуда к Божьей Матери, зовя навестить его, так как по-прежнему сохранялась угроза преследования со стороны иудеев. И Лазарь опасался сам прибыть в Иерусалим. Корабль, внезапно поднявшимся ветром, несколько дней гнало в сторону от Кипра по Эгейскому морю и прибило к северо-восточной стороне греческого полуострова Халкидики к его еще более малому полуострову Афон. Место выхода Пречистой Девы - там, где ныне монастырь Иверской Божьей Матери. В то время там было идольское капище. По сведениям древних источников, идолы, испуская предсмертные крики, рушились. Люди бежали к берегу, встречая корабль. «Сие место будет Мне в жребий дано  от Сына и Бога Моего, - сказала Божья Матерь. -  Благодать Божия да пребудет на месте сем». - Было это промыслительное событие в 44-м году от Рождества Христова. Пророческие слова об Афоне сбылись с совершеннейшей точностью. Афон - земной  удел Божьей Матери стал исключительно иноческой страной, монашеской обителью, соединившей в себе двадцать монастырей. Во мнении общественном, он воспринимается не полуостровом, а самостоятельным островом, куда можно приехать только с одной целью - молиться Богу. Все остальное - от лукавого.

Ну, вот, еще немножечко. " Пейзаж сотворения мира. Подумать только, сколько копий ломается из-за совершенно крохотного участка земли. Если бы через полуостров протянуть дорогу, о которой тоже кричат неистовые поборники уничтожения монашества, то по этой дороге можно было бы проскочить весь Афон за 20 минут. 60 километров его длина, а в ширину всего ничего. От 7 до 19. Полуостров Орионорас,  как он значится на картах, возвышается из вод Эгейского моря  с Севера-Запада на Юго-восток. Вначале он более равнинный. Затем схолмливается, переходит в горную цепь и заканчивается значительным возвышением, возносимым к восходу солнца. Высота главной горы Афон, горы Преображение - свыше 2000 метров. Склоны гор, долины, прибережные земли необычайно богаты растительностью. Это сплошной ботанический сад. Это рай, и не меньше, в любое время года. Весной - ошеломляющий, осязающий плотный запах цветущих трав и кустарников. Розовеют на рассвете и закате расцветающие деревья. Кисейно белеет вишня в свой краткий двухнедельный срок. И как долго помнится потом. Заявляют о себе и маслины, напоминая о Елеонской масличной горе. И как радостно раскрываются навстречу теплу груши, черешни, виноградники. Легко воспарят над Землей розовая пена цветущего миндаля. Соперничает с белизной облаков  цветущая яблоня. Подолгу стоят над пространством красные свечки каштанов. Беззаботно раскидывают свои широченные ветви крепкие платаны. А черешни уже показывают свои скороспелые плоды. Скромно цветет орех. Орехи, конечно, грецкие, учитывая  место их нахождения. И вспоминается добрая исцеляющая шутка монаха Амвросия Оптинского: Грех, как грецкий орех. Расколоть легко, выковырять трудно. Но спелые орехи - это осень. Осень здесь  такая долгая, что, кажется, никогда не придут холода. Все время будет это золотое состояние торжества природы. Эти крепкие дубовые листья, которые одновременно уже и под ногами, и еще на ветвях. Эти костры красно-оранжевых кленов, И наш родной русский шиповник. Только плоды его сочнее и крупнее.  Все такое полное, пришедшее в веру торжества созревания, что только и думаешь: Господи, за что нам такое!  Наш Свято- Пантелеймонов монастырь на Юго-западной части острова. Поэтому солнце приходит к нам после обеда и  царствует до вечерних звезд. Море, прямо-таки пылает на закате. А ночью при полной луне, оно совсем золотое. Случаются и пасмурные дни. Особенно зимой. Но по русским понятиям, какая же это зима. Выпал ночью снег, а к обеду и нет его. А к вечеру и вовсе тепло. Тем более, как ни облетают лиственные деревья, лиственницы. А фон всегда зеленый, цвета жизни. И здесь много хвойных пород. Ели, сосны, туя. Много вересковых зарослей. Но до красот ли монахам! Летом жарко, но все равно хорошо. Всегда найдется тенистое место. Всегда утолит жажду вода из чистого текущего из мраморных недр ручейка. Но нигде в монашеских трудах и рассказах нет описания красот Афона, любования ими. До красот ли монаху, когда он занят ежеминутно. Молитвы, послушание, снова молитвы, снова труды. Иногда очень тяжелые - строительство, погрузка, разгрузка, копание земли, работа на огородах и в садах. Приготовление пищи, заготовка продуктов на зиму. Всего не перечесть. Но главный труд - это, конечно,  молитва. Непрерывная. И совместная, и уединенная, и, вот, этой молитвы не увидишь, если сам не молишься. Идешь по тропинке. Впереди мелькнул человек, идущий навстречу. Подходишь, а там никого нет. Спрятался, уклонился от встречи, чтобы не прерывать молитвенное состояние. Это состояние иногда улавливаешь в ночную, утреннюю или вечернюю пору в храме. И понимаешь, насколько оно сильно. Молитвы те же, что слышал обычно в церквях, но как-то звучат они иначе. Серьезнее, неспешней, проникновенней. И монастырское и монашеское пение тоже неповторимо. Оно какое-то особое. Единоустное. Спокойное в своей всепобеждающей силе». Может, еще из финала.

Сейчас. Секунда. Боже мой, Боже милостивый.

Все хочется прочитать. – «Паки, Паки миру Господом помолимся.

   Паки, паки. Вспомним молитву Афонскую. Не передать ее слабыми словами. Но в памяти души и сердца она. Ночь в мире. А здесь по желтым каменным плитам монастырского двора идут в храм монахи, послушники, паломники. За сотни лет миллионы и миллионы подошв полировали эти плиты. И сапоги, и ботинки, и калоши, и тапочки, лапоточки, кеды и кроссовки, и просто босые, закаленные афонскими тропами ступни. В храме почти нет света. Только около певчих, у тетрадей с текстами и нотами зажжены свечи. Да  у икон мерцают слабо точечки желтых лампадных огоньков. Начинается служба. Начинают, как говорят монахи, разогреваться сердца. Прибавляется света. Уже возгораются свечи, уже благоухают в пределах храма ладанный запах. И молитвы наши восходят, по выражению библейскому, яко дым кадильный к престолу Царя Небесного. Перед молитвами мы все проходим тихой поступью около святых мощей, чудотворных икон и прикладываемся к ним. И молимся, молимся, молимся. И надеемся быть услышанными. За Отечество наше многострадальное, за родных и близких, за ушедших и ожидающих нас. За все пределы Божьего мира. Молишься за себя, так много нагрешившего и страшащегося Божия гнева. Подставляешь под елепомазание свой вроде бы умный, но совершенно глупый перед Господом лоб. Отходишь на свое место. И замечаешь, что перед иконой прибавилось свечей и добавляешь свои. И вслушиваешься в возгласы диакона и слова священника, и пение хора. И только одно говоришь себе. - За что мне такое счастье? Ночь ли, день ли, утро ли, или вечер на белом свете - что с того? Иконы, фрески оживают. Они здесь, эти святые, страдальцы и мученики. Они отринувшие житейское время и по примеру Господа кровью своей соединившие грешную землю с безгрешным Христом. Надеющиеся на тебя, да не погибнем. Здесь иначе слышится знакомые слова из Апостольского послания. – «Были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке. Умирали от меча. Скитались в лохмотьях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления. Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам. По пещерам и ущельям Земли». Добавим, и сжигаемы и потопляемы. На молитве вместе с нами и все ранее жившие здесь насельники. Помню, как рассказывали о недавно почившем монахе: Мы днем его похоронили. Похоронили, а вечером он на службе с нами стоял. - Только опыт. Только присутствие на службе, только моление, моление до боли в ступнях,  в пояснице. До, наконец, какого-то желанного отрешения от всего. Забвения всего. Переваливание части своей тяжести на подлокотники, растворение, еще недавно разбросанных мыслей,  в единые со всеми в молитвах. Только такое может быть собирание себя, хотя бы на малое время, приезда на Святую Гору дает представление о монашеской молитве. Здесь мы, в центре вселенской молитвы ко Господу. Здесь, постигаешь афонскую истину, что гора Афон - это не просто жительство, а путь. Путь к Господу. Путь, пролегающий через всю земную жизнь. Здесь не только исчисление часов другое, но и само время здесь, как пространство. Идешь после службы на кратенький отдых. Идешь совершенно счастливый, что выстоял. Что помог общей молитве. Приходишь в келью, зажигаешь трогательную, заправленную оливковым маслом, лампаду. Ложишься на жесткую постель. Блаженно вытягиваешься. И слышишь молитвенный шум набегающих на берег волн. Шум этот настолько одушевленный, что не хочется спать. А хочется озвучить и человеческими словами взывания морской стихии к Богу.  Скоро, совсем скоро зазвенит колокольчик и ударит Большой колокол». - Вот, это из финала  прочел. Из начала.  Да. Нам уже пора сказать и о том, о ком просил помолиться. И Соборная молитва помогает очень в  здравии. Болящей Нины, болящей младенца Марии, болящего Василия. Это я о Василии Белове прошу. Болящего Валентина. Это о Валентине Распутине. Прощу помолиться за него. Ведь завтра девятый день, как жену похоронил. Рабу Божию Фотинью новопреставленную. Вот, так долго тяжело болела. И завтра же день рождения у погибших в катастрофе, в авиакатастрофе у Маруси и у Марии. Болящего протоиерея Герасима и Валерия со чадами, Олега, Натальи, Натальи, Натальи со чадами, Алексея, Натальи со чадами, Михаила, Антонины, заблудшей Алевтины, протоиерея Вячеслава, протоиерея Александра, протоиерея Николая, игумена Иосафа,  игумена Евфимия, Леонтия, Зои, ой, хочется вспомнить еще, хороших людей. отца Александра, отца .... ну, всех. Об  упокоении. Новопреставленной, я уже сказал, Фотиньи, Ефимии. Ефросиньи - нашей матушки Ефросиньи, митрополита Иоанна, митрополита Питирима, митрополита Николая, митрополита Алексея, митрополита Хрисанфа, Валерия, Михаила, Иеремии, Николая, Варвары, Бориса, Иоанна, Иоанна, Александра, Александра, Дарьи, Софии, Елизаветы, Татьяны, Феклы, Василия, Василия, Василия, Александра, Александры, Ирины, Ирины, новопреставленного Павла, Натальи, и всех произошедших  в вере, надежде воскресенья, помогай Господи.

Вот, может, еще есть какие вопросы, или я начну еще читать. Ну, тогда хоть немножко о колоколах. Чуточку прочту. Тут у меня есть история. "О колоколах". И тоже из новых рассказов. Это я писал о послушании, о колоколах  Свято-Данилового монастыря. Я взял такую задачу - вообще, о колоколах написать. А не только о том, как колокола эти уехали в Америку и вернулись. «Разбужу царя в Москве. Утешу старца в келье. Дитя в колыбели. Мертвеца в земле». Или – «По воздуху летает, к себе призывает».  Это давние, загадки о колоколе. Наша любимая Россия необъятна и непостижима. Когда в Калининградской области заканчивают вечернюю службу, на Камчатке звонят к утренней. Тут вечер, там утро. И это все в одно и то же время. Это для нас есть время, а у Господа его нет. Он в вечности. У Господа все в раз. И наше прошлое, и летящее настоящее, и будущее. Ведь и  у нас не было понятия времени до грехопадения. По своей вине мы стали смертны. Не вразумились - ни потопом, ни разрушением Вавилонской башни, ни огнями Содомы и Гоморры. Но велика любовь Отца Небесного к своим творениям. Единосущный Сын Божий взошел на крест. Взял на себя наши грехи. И открыл дорогу к возвращению в вечность. Это главная Божья милость.  Возможность спасения души. Но душу без церкви Христовой спасти невозможно. А что такое церковь? Это молитва. А кто зовет к молитве?  Кто - колокола. И как представить Россию без колокольного звона. Это невозможно. Это все равно, что небо без солнышка. Неслучайно же памятник "Тысячелетия Крещения Руси" в Великом Новгороде сделан в форме колокола. А нечистая сила боялась колокольного звона. Все в России знали пословицу: Ехал бес в Ростов. Испугался крестов.  То есть, Ростовских церквей.  А пуще того испугался колокольного звона знаменитой звонницы Успенского собора в Ростовском Кремле. Высокая, на четыре сквозные арки, и в каждой свой набор колоколов. Когда колокола благовестили на Пасху и другие праздники, ликовали сердца и хорошели лица, высветлялись души. Обезголосели наши храмы после революции. Редко, редко прорывался их голос по большим праздникам. Но даже это досаждало беса. И в 1930-м году колокольный звон был полностью запрещен. До слез, до боли сердечной доводят страшные кадры документальной хроники о разрушениях храмов. Как от фашистской бомбежки, оседают стены храмов, взвивается прах и пыль. Но особенно невыносимо видеть, как с колоколен свергаются колокола. Беспомощно переворачиваются в воздухе, ударяются о землю, издают последний стон и разламываются на куски. И все это запредельное варварство преподносилось, как исполнение воли народа. Составлялись от имени трудящихся, все, конечно, подтасовывалось, петиции, что колокольный звон мешает отдыхать трудящимся очередной пятилетки. Или же препятствует выздоровлению. Так, в Свято-Даниловом монастыре была больница. И больные якобы жаловались, что им от колокольного звона становится плохо. И замолчали колокола, и что же? Больные стали умирать гораздо дружнее, чем до этого. Уже в наше время ученые доказали то, что православные давно знали. Колокола не только не мешают здоровью человека, а улучшают и оберегают его. Частота колебания колокольных звуков смертельна для заразных микробов. История хранит сведения, когда напасти холеры, чумы, сибирской язвы обходили те города, села, приходы, где исправно звонили колокола. Да что говорить, сказано поэтом: Чем ужаснее бешенство стихии, тем слышнее набат на колокольнях. - Как можно без колоколов. Как? Вот, ночь. Метель. Буря. Как же в такой завирухе не сбиться с пути? Батюшка посылает звонаря, или сам поднимается на колокольню  и звонит, посылая путникам, сигнал о спасении. Этот звон, как маяк, для моряков в штормовую погоду. Вот, старинная, но всегда верная пословица о благовесте. "Первый звон - с постели вон. Второй звон - из дома вон. Третий звон - в церкви поклон."  У нас в селе была бесстрашная старуха. Задолго до тысячелетия крещения Руси, требовала открыть те храмы, которые занял дом культуры. "Какая культура, - кричала она секретарю райкома. - Бесы пляшут, это культура. Верни звон. Вон, у петуха голова во сколь раз меньше твоей, а понимает больше тебя. Встало солнышко - поет". В конце 80-х служба возобновилась. И какие же у нас были колокола. Та же женщина, где-то разузнала, что можно использовать большие газовые баллоны. Да, их звук был  и глуховат, и резок, но они как могли, помогали жить людям с Богом в душе. И тогда же начали собирать копеечки на покупку колоколов. И насобирали. И люди отдавали на колокола гораздо охотнее, чем нежели  на другое. Истосковалась душа по небесным звукам. И ударили на Пасху колокола. Звенели, выговаривали. - Все идите в гости к нам, в гости к нам. Или старинное. - Тень-тень-потетень - выше города плетень. А на том плетне петух-лепетун. - Это загадка-скороговорка. Как раз, о колоколе. Вернулись и свадебные звоны. И звоны архиерея. И конечно, печально редкие звоны прощания. Ну, как раз они помогали легче переносить скорбь утраты. А Пасхальным звонам - трезвонам предшествовали звоны Великопостные. Да, что говорить, а четкие звоны четверговой службы "12 Евангелий"?  И теперь вновь возвращается понимание слов из русской классической литературы. «Мы их опоздали. Уже звонили к «Достойно есть».  В письмах монаха Сергия Святогорца описывается прибытие на Святую гору Афон русских колоколов. Греки не знали такого дива. Когда загудели колокола, в стройных русских тонах, и металлическая игра их отозвалась в далеком эхе и мелодических замирающих звуках по скатам прибрежных холмов и соседних гор- греки были вне себя от радости и удивления. Но это воспоминание из первой половины 19-го века. А потом уже была грустная колокольная история. О ней рассказал писатель-эмигрант Владимир Маевский в книге "Об Афоне", вышедшей в Париже в 1950-м году. Это когда уже нас выживали с Афона.  Где-то внизу, за неподвижными силуэтами кипарисов и каштанов, внезапно раздался удар колокола. Удар, настолько гулкий и мощный, что порожденный им звук, как бы, сразу наполнил собой всю окрестность. Колокол, породивший этот звук, был, несомненно, настоящим богатырем. Среди ему подобных,  подлинным великаном, столь близким русскому сердцу. Ухнув впервые, он вслед за первым ударом послал в пространство второй. За вторым - третий. А затем все последующие удары стали сливаться в одну  сочную  мелодию чудесной колокольной музыки. Рождаясь где-то очень далеко внизу,  эта музыка тотчас же нарастая, невидимыми волнами возносилась вверх. Разливалась по всей Святой Горе. И затем постепенно и тихо таяла в просторах Эгейского моря. Очарование меня окружавшего увеличилось вдвое. Теперь я слышал не только едва уловимое монашеское пение, доносившееся из полутемного храма. Теперь с ним чудесно соединялась и эта новая могучая и прекрасная мелодия, порожденная металлом,  видимо колокола-гиганта.  Так властно,  напомнив мне об иных, ему подобных,  колоколах, оставшихся где-то далеко на столь милой, великой и столь многострадальной Родине. Да, это был русский колокол, но он был пленен греческими властями и отдан греческому монастырю. Хотя был послан в дар русским монахам из России. Но с нами на Афоне тогда уже не считались. А тут война, а тут революция. Еще  диво дивное, Божья милость в том, что выжило русское присутствие на Афоне. И поныне Святую гору оглашают русские колокола. Вот, кстати говоря, я в Андреевском  скиту увидел колокола, вот, и которые мое вятское сердце согрели, и радость тогда, дар, дар братьев Бакулевых из города Слободское. Вятской губернии, колокола в Андреевском скиту. И, вот, кстати, когда Путин был на Афоне, то он, хотя ему говорили: Мы вам поможем, - но он упрямый, поэтому он сам долго, долго раскачивал колокол, но все-таки ударил в колокол Свято-Пантелеймонова монастыря. Ну, монахи говорили, что ему у нас понравилось. И как-то у него  духовник монастыря Макарий говорил о том, что Путин произвел на него хорошее впечатление. Он повел его в костницу. А в костнице он прочел стихи. Внимательно, говорит,  прочел стихи. И они очень такие, православные. Я сразу-то их найду, в них о жизни и смерти говорятся.  Если Путин - вот так стойте на Соборном собрании тоже. У                                                                                                                                                                                                                                                                                       него шесть лет у него теперь. И если он себя, как нынче говорят, позиционирует православным, так почему бы ему за эти шесть лет не привести на престол монарха? Ведь это же православный, он должен быть монархистом.  Вот это все я уже не успею прочитать. Но вот почитал-как будто я вместе с этим, с новым президентом, это читаю. Значит, вот.

«Вот как все. Никто не спешит. Никто не думает о смерти. Других виним почти всегда. Хотя сами Бога прогневляем. Себя ж винить мы никогда и за малым не дерзаем. Для личной прихоти готовы потом обливаться. Не спать подряд и пять ночей. Во все  опасности пускаться. Кривить душой на всякий час. Безбожно совесть попирая. И все, что только тешит нас, к себе усердно загребаем. Таков есть страстный человек, хвастливый Бог земного рая. Он суетится весь свой век. Покой и день, и ночь не зная. И всем безумно дорожит, пока здоровьем обладает. Когда ж болезнь его сразит. Совсем другой тогда бывает. Ударит смертный грозный час. Душа греховная смутится. И все, что дорого для нас. Со всем навек должны проститься.  Без сильной нежности друзей. Ничтожны ценности имений. Они не могут в жизни сей продлить хоть несколько мгновений. Напрасно с помощью спешат. И врач, искусство предлагает. Больному все трудней дышать. И он, конечно, умирает. Хладеет грудь и тухнет взор. Все чувства рабски умолкают. И нас, как будто некий сор. Поспешно в землю зарывают. Затем немного надо знать. Что с нами здесь потом бывает.  Все эти кости говорят»-  Это же стихи-то, как раз, у костницы написаны на щите. «Им наша совесть доверяет. Один момент, и жизнь - мечта. Зачем же столько треволнений? Зачем вся эта суета? И масса горьких наслаждений. Мы забываем тот урок. Который смерть нам повторяет. Что жизнь дана на краткий срок. И детство дважды не бывает. О, смерть,  кому ты не страшна? Или кому ты вожделенна? Блажен, кто ждет тебя, как сна. Кто помнит, что душа бессмертна. И нет несчастнее того, кто помнить о тебе страшится. Вся жизнь мучение для него. И сей, однако, он лишится».  - Ну, и так далее... «И вот, недалек уж этот срок. Этой вечности дорога. Припомни мудрый тот урок. Познай себя, познаешь Бога. Познай, откуда ты и кто. Зачем пришел, куда идешь. Что ты велик и ты ничто. Что ты бессмертен и умрешь». - Вот, он прочел, наш президент внимательно эти стихи и сказал, что они ему очень понравились. Ну, будем надеяться, что какой-то урок он получил в Афоне. А я, кстати говоря, не шутил о том, что нам нужна монархия. Потому что все перепробовано. И демократы, и либералы, и  коммунисты, и большевики, и парламенты, конституции. Перепробовано все. И все пришло в негодность. Мне скажут, что, мол, разве при царе не было несчастных, а как вы  хотите. Как быть-то нам, Господь обещал, что земная долина - это юдоль страдания, а как иначе, без страдания не заработаешь Царство Небесное. Никто нам не обещал Царство Божье на Земле. Это большевики сумели нас оболванить мечтой о земном рае. Вот, как демократы сумели оболванить и обмануть нас этими самыми рыночной системой. Вот, сделали рынки, и пошли у помоек кормиться. А теперь это сейчас уже незримо, тихо, плотно опутывает банковской системой. Это чудовищное идет на нас. Эти пауки. Эти банки. А эта карта, электронная карта. Я недавно был на слушаниях об электронной карте, в Думе. Вы знаете, вот, мы с Галиной Царевой там, с другими выступали. Они на нас глядели, ждали, когда же эта общественность уйдет. Ведь все уже решено. Что они еще трепыхаются? И поэтому, вы знаете, это все послано нам для того, чтобы мы отстаивали свои не только национальные, но, прежде всего, духовные, ценности. И нам поможет Господь Бог. Бояться нам нечего. Вот, тоже мы говорим, говорим без конца, но надеемся, что в новом списке министров, которые скоро будут напечатаны, уже не будет ни Фурсенко, ни Сердюкова. Очень мы надеемся на это. Потому что разрушается оборона, разрушается образование. Теперь уже, уже  и преподают холокост в школе. Кто у нас спросил - надо нам это, не надо. Конечно, был еврейский холокост. Кто об этом спорит. А что такое белорусский? Там, вообще, в каждом сельсовете по три-четыре деревни загоняли в сараи и сжигали живьем всех. А что такое сербский холокост? А что такое алжирский холокост от французов? А что такое чудовищная вещь в Кампучии? Дальше. Был украинский голодомор. Конечно, был. А что такое русский голодомор? Это Поволжье - верхнее и нижнее. Поэтому если уже говорить о страданиях, так надо говорить о всех страданиях. А не выделять только еврейские. Везде люди, везде не куклы погибали. Везде кровь лилась, а не клюквенный сок. Вот, еще режиссер передал еще записку. Просят о упокоении новопреставленного монаха Пимена. Вечная ему память... Да. Ну, вот, видимо мы уже идем к финалу. Если что, братья и сестры, что не так сказал, прошу сердечно прощения, опять паки, паки. Поздравляю вас с Пасхальными днями, которые очень летят стремительно и быстро. Так что, заканчиваю я радостным возгласом: Христос Воскрес. Воистину Воскрес.