Протоиерею Владимиру Воробьёву – 75 лет

Слушать: http://radonezh.ru/radio/2016/03/27/21-00.html

Г.Ореханов: Добрый вечер, уважаемые радиослушатели. Православное радио «Радонеж» в прямом эфире. У микрофона -  протоиерей Георгий Ореханов, проректор православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Сегодня у нас в гостях протоиерей Владимир Воробьёв,  ректор нашего университета, настоятель храма святителя Николая в Кузнецкой слободе. Наша встреча  посвящена юбилею батюшки, 75-летие которого мы будем торжественно отмечать. Добрый вечер, батюшка.

В.Воробьёв:  Добрый вечер.

Г.Ореханов: Я приготовил некоторые вопросы, памятуя, что за 25 лет нашего знакомства мы беседовали с батюшкой на разные темы. Он часто рассказывал интересные вещи. И я хотел бы начать с вопросов, связанных с вашей семьей, с вашим дедушкой, с воспитанием, которое вы получили, учитывая конечно, что это была семейная жизнь, семейное воспитание в советскую эпоху. Расскажите, пожалуйста, нам об этом.

В.Воробьёв:  Мой отец Владимир Николаевич Воробьев сам был священником. Дедушка мой родился в Саратовской губернии, закончил семинарию, хотя он происходил из крестьян. Потом был назначен священником в Краишевский женский  монастырь, где прослужил 10 лет, там родился мой отец. Потом дедушка переехал в Москву, потому что хотел учиться дальше. Здесь в Москве окончил  Археологический институт и был назначен священником в домовый храм Братства во имя Царицы Небесной. Это на Зубовском бульваре был такой приют для детей, больных от рождения. Там он прослужил 8 лет.
В этом приюте он познакомился со многими замечательными людьми. А потом, после кончины отца Иосифа Фуделя, его назначили на его место настоятелем в Николо-Плотницкий храм на Арбате. Теперь этого храма уже нет, он снесен, на его месте находится диетический магазин и памятник Окуджаве. Дедушка трижды был арестован за веру и в 1940 году умер в тюрьме. Монастырь, где он служил, был, конечно,  закрыт  и уничтожен до основания. И  одна монахиня из этого монастыря приехала в Москву к дедушке, помогала ему по дому и ещё меня нянчила. Я хорошо помню эту седую старушку, у нас её звали Марфуша.

Г.Ореханов: Батюшка, а как всё-таки удалось вашим родителям в такие тяжелые годы привить вам веру, дать религиозное воспитание? Расскажите об этом.

В.Воробьёв: Родители мои были  по своим взглядам не вполне советскими людьми, хотя, конечно, были гражданами Советского Союза. Но моя мама происходила из дворянской семьи. Её отец был царский генерал, тоже, между прочим, в Саратове. Родители никогда не были согласны с атеистическими установками советской власти. Они были глубоко верующими, и поэтому я вырос в обстановке, совсем нехарактерной для того времени. Хотя мы жили в коммунальной квартире, в одной комнате, но у нас всегда были иконы, оставались ещё книги от дедушки, которые мне были очень интересны. С  детства отец много рассказывал мне и о патриархе Тихоне, и о замечательных священномучениках Нового времени. Так, что я вырос в окружении ещё оставшихся в живых церковных людей старого поколения. Мой крестный Александр Борисович Салтыков, отец батюшки Александра, моего двоюродного брата,  духовно происходил из Маросейки. Он ещё знал отца Алексея Мечёва, был духовником  его сына, священника Сергия Мечёва, потом тоже был арестован, попал  в лагерь. Мы жили, в общем – то, в нелегкой обстановке, но знали, что  должны остаться верующими, сохранить свою веру. Это было с впитано молоком матери.

Г.Ореханов: Батюшка, вы упомянули отца Александра Салтыкова. Мы знаем, что с отцом Александром Салтыковым, с отцом Александром Щелкачевым, вы фактически дружите всю жизнь. Как возникла эта дружба? 

В.Воробьёв: Во - первых, мы  - ровесники. Отец Александр Щелкачев старше меня на 11 дней, а я старше отца Александра Салтыкова на 5 месяцев. Так что мы все одногодки, и родители нас подружили очень рано, а с отцом Александром я с рождения рос вместе. Отец Александр приехал в Москву с родителями, когда ему было три года. Мои родители раньше были знакомы с его отцом. Его отец был духовным сыном моего дедушки, отца Владимира. Мы подружились с 3-4-х летнего возраста и были всегда дружны. Мы учились в одном классе в школе, потом  - вместе на физфаке МГУ.

Г.Ореханов: Расскажите про учебу на физфаке, это были 60-ые годы?

В.Воробьёв: Да.

Г.Ореханов: И как вы воспринимали физфак? Вы, человек верующий, пришли  в     атеистический вуз.  Как я понимаю, в 60-ые годы физфак -  это была цитадель атеизма?

В.Воробьёв: Нет, нельзя сказать, что это была цитадель атеизма, там просто об этом никто ничего не говорил, и не знал, и не интересовался. Специально назвать так атеизмом тоже было бы странным. Там мы занимались физикой и математикой. Правда, верующих людей не было.

 Г.Ореханов: А вот говорили, что  академик Боголюбов был верующим.

В.Воробьёв: Да, но он это тоже не афишировал. Был верующим, но я думаю, что об этом мало кто знал.

Г.Ореханов: Вы во время учебы -  я вспоминаю ваши рассказы -  познакомились практически со всеми выдающимися физиками. Вам читал лекции Ландау и другие

В.Воробьёв: Да, то было время великих ученых, на мехмате были Колмогоров, Дрягин, Александров.

Г.Ореханов: Я даже их застал ещё. Батюшка, вы часто рассказываете о своих духовниках. Говорите, что очень важно, чтоб у человека был духовник, рассказываете, как относиться к духовнику. Можете рассказать об этом?

В.Воробьёв: Когда мне исполнилось семь лет, то мама меня отвела на Иерусалимское подворье, тогда там был настоятелем замечательный и уже пожилой священник отец Александр Скворцов. Когда мама привела меня и сказала, что это внук отца Владимира -  он меня сразу отвел в алтарь. Там очень ласково исповедовал. Потом вывел меня к маме на клир и сказал  ей про меня: он будет священником. Он был моим первым духовным отцом. Потом ещё у меня был духовным отцом игумен Иоанн Селецкий. Это тоже был исповедник, он два раза был в тюрьме, отец Александр тоже был в тюрьме. Игумен был человеком редкого масштаба, у него было европейское образование, очень талантливый человек в разных областях. Когда он умер, то иеромонах Павел Троицкий, о котором я немножко узнал уже тогда, благословил меня обратиться к отцу Всеволоду Шпиллеру.  

Г.Ореханов: Это в каком году было?

В.Воробьёв: Это был  1971 год.

Г.Ореханов: И тогда вы в первый раз вообще, наверное, пришли в Кузнецы или раньше приходили?

В.Воробьёв: Нет, я ходил раньше, в 1964 году, но чаще ходил к Илии Обыденному в то время. А потом в 1971 году пришёл к отцу Всеволоду, видимо отец поведал Всеволоду тоже, об этом писал. Отец Всеволод меня принял и сказал: всегда входи в алтарь. Я действительно все годы священства, годы общения с отцом Всеволодом всегда ходил в алтарь, старался не пропустить ни одну службу.

Г.Ореханов: Батюшка, расскажите об отце Всеволоде подробнее. Каким он был человеком? И о Кузнецах того времени, какая это была жизнь?

В.Воробьёв: Кузнецы  - это был один из немногих московских храмов, которые никогда не был обновленческим, никогда не закрывался. Поскольку близко был Павелецкий вокзал, там было очень много народу, который приезжал ещё и на электричках. Храмов тогда   было очень мало, и поэтому люди, которые жили в Московской области, ездили на службу в церковь в Москву и приходили в ближайший храм. Я помню, как храм битком набит народом, в основном бабушки стояли,  и давка была на каждый праздник, каждое воскресенье. Устанавливали даже специально железные перила, чтобы как-то обеспечить выход. Часто в этой давке ломали ребра, протиснуться вперед тогда было практически невозможно. Вот этот облик Николо-Кузнецкого храма совсем не похож на то, что теперь.

Г.Ореханов: А в чём разница?

В.Воробьёв: Этот храм в очень тяжелом был положении. Потому что он был одним из самых доходных. Богатые Московские храмы были как бы питательным бульоном для власти. И уполномоченные, и исполком, и райком  - все брали деньги черным налом. Это был постоянный грабёж.

Г.Ореханов: т.е. они просто уносили, сколько хотели?

В.Воробьёв: Это делалось так, ставят старосту своего, ставили за ящик свечной тоже своих людей и казначея своего ставили. В Кузнецах были сторожа, поставленные из исполкома, уборщицы были из этой же команды.

Г.Ореханов: И настоятель никак не мог влиять на этих казначеев?

В.Воробьёв: Казначейша была некрещеная, была любовница председателя исполкома. Настоятель и все священники были в положении наемников, после 1961 года, они ничего сделать не могли. Поэтому распоряжались всем вот эти люди, совершенно чужие. Денег было много, народ приносил, хотя был небогат, но каждая бабушка несла свою копеечку. И поскольку храмов в Москве было мало, то получалось, что в храме были деньги. Но только эти деньги не доставались Церкви, из них только на зарплату священнику и хору выделялось, и каким-то уборщицам. А остальные деньги все исчезали, мы даже не знали, сколько их. Потом только смогли оценить, какие это были огромные деньги, они все уходили. На них покупались дачи, машины для власть имущих. Это было очень удобно, потому что это были совершенно неподотчетные деньги. Это был черный нал.

Г.Ореханов: Батюшка, а нашего приходского дома тогда не существовало на территории?

В.Воробьёв: Территории почти что не было. Даже помню, как храм нельзя было обойти крестным ходом. Потому что забор как бы впекался в алтарь. То, что сейчас мы имеем, совсем не  похоже на прежнее.  Мы увеличили территорию храма, поставили дом на том месте,  где он был раньше. Но тот приходской дом был снесен до основания,  и была земля отобрана. Так что дом восстановили, построили на рубеже 90-го года, так же и другие дома тоже, которые сейчас у нас есть. В это трудное время настоятелем был отец Всеволод, это был 1951 год, на праздник Рождества Богородицы. Отец Всеволод пришел к нам по благословению недавно прославленного архиепископа Серафима Соболева, который управлял русскими приходами в Болгарии. Отец Всеволод -  бывший белый офицер, эмигрировавший из армии Врангеля и попавший в Болгарию. Он стал там духовным сыном владыки Серафима. Там его владыка Серафим рукоположил, и отец Всеволод 16 лет служил Болгарии. Потом -  по благословению владыки Серафима вернулся в Россию. Он был человеком европейской образованности, белый офицер, дворянин. Конечно ему это обстановка была во многом непонятна, не то, что непривычна, она была для него просто даже абсурдной, я думаю. Ему было очень трудно, он не вписывался в эту советскую жизнь, до конца жизни не вписывался. О нем всегда ходили какие-то сплетни и отзывы недоброжелательных людей. Но отец Всеволод был человеком особенным. Он был человеком глубочайшей веры и огненной любви, очень талантлив, замечательный богослов, не побоюсь этого слова, хотя осталось не так много его богословских трудов, но он был богословом  - мыслителем, и оставил много мыслей, идей. Он много передал нам, я часто говорю об этом в проповедях. Проповеди его были очень интересны, хотя не все бабушки, может, одинаково понимали, но чувствовали то, что он говорил, чувствовали все. К этому времени к отцу Всеволоду стала тянуться интеллигенция. В Москве было два таких храма, может три, куда ходила интеллигенция. Это храм Илии Обыденного, храм  в Николо-Кузнецах и ещё храм Воскресения Словущего на Неждановой. Но самым известным храмом был храм Николы в Кузнецах. Отец Всеволод здесь каждый год во время Великого поста говорил проповеди на пассиях. Каждый год мы ждали этого времени, лекции были замечательные, это была настоящая миссионерская проповедь. И в эти дни храм был полон интеллигенции, просто заполнен. Там можно было увидеть профессоров Университета, Консерватории, так же, как и самых разных художников, журналистов, в общем, кого угодно.

Г.Ореханов: Это в воскресенье вечером было?

В.Воробьёв: Воскресенье вечером перед постом. Но не только это, а каждая проповедь отца Всеволода всегда была содержательной и интересной, и духовно возвышающей. Отец Всеволод, конечно, не мог тогда свободно действовать, но ему удалось собрать общину, в которой была молодёжь. Ему удалось начать возрождение церковного пения. Потому что тогда в тот период везде было только пение оперное. Именно в Николо-Кузнецком храме начали петь традиционно, обиходное пение стало возвращаться. Именно в Николо-Кузнецком храме был создан иконописный кружок под руководством Ирины Васильевны Ватагиной, которая была ученицей Марии Николаевны Соколовой -  монахини Иулиании. Этот иконописный кружок стал основой для иконописной мастерской, которая потом стала восстанавливать Данилов монастырь и храм на Маросейке. И эта  мастерская, этот кружок дали начало нашему факультету церковного художества.

Г.Ореханов: Да, понятно.

Звонок: - Добрый вечер, батюшка, у меня к вам два вопроса. Я в вашем храме бывала пару раз, естественно, нерегулярно, но у меня сложилось такое впечатление в сравнении с другими храмами. Вот, развейте мои сомнения. Кто ваша паства сейчас? Не в прошлом, в 60-ые годы, а сейчас? По моим представлениям, ваш основной контингент - это ваши учащиеся. Вот когда они оканчивают институт, аспирантуру -  они исчезают, и  у вас каждый раз обновляется состав вашей паствы. Есть ли у вас, у батюшек какие-нибудь особенности в связи с этим? Второй вопрос. Хотелось бы знать немножко о ваших детях и внуках -  пошли ли они по вашим стопам? Насколько я знаю, лет 10 назад у одной из ваших дочерей родились сразу пятеро девочек. Что сейчас с ними? В своё время ваша дочь создала, насколько я в курсе, домашний детский сад. А у нас протоиерей Дмитрий Смирнов часто выступает и ратует за домашнее обучение. Так вот, обучают ли этих детей, может, создали частную школу, т.е. домашнее   преподавание? Заранее нельзя поздравлять, но ваша деятельность впечатляет, по поводу второго храма. У меня есть ещё и третий вопрос. Имеете ли вы какое-то отношение к прекрасному магазину «Православное слово»?

В.Воробьёв: По поводу нашего прихода. Вы знаете, когда отец Всеволод скончался, то наш приход сначала запустел. Потому что как - то разошелся народ, стали разъезжаться по окраинам. Потом стали открывать новые храмы во время перестройки. Так что нам пришлось собирать нашу общину заново, и мы приложили для этого много трудов. Так что у нас не только учащиеся. Ядром нашего прихода, нашей общины является большое количество многодетных семей, это наши прихожане, наши духовные чада. Ну, конечно, поскольку у нас университет родился и начал функционировать при храме, то у нас много учащихся на службе. Учащиеся живут кто 4 года, кто 6 лет, кто ещё больше. Некоторые остаются у нас уже преподавать и поют в нашем хоре, работают в наших иконописных мастерских. Некоторые уходят, но приходят новые. Так что действительно, как бывает в таких храмах, в русских, школьных -  конечно, контингент меняется. Но он меняется и в приходских храмах тоже, там тоже люди рождаются, умирают, переезжают в другие места. Так что тут катастрофы никакой нет. Храм наш полон народом, я бы сказал, что ядром является крепкая община. У нас много священников в храме, это преподаватели нашего университета, поэтому у нас всегда есть возможность исповедоваться подробно у священника, и все наши прихожане являются, по существу говоря, духовными чадами того или другого священника. По поводу моих внуков. У меня 26 внуков. Старшие внуки уже большие, уже самая старшая внучка учится в нашем университете. Следующая тоже собирается, готовится поступать в вуз. Из моих детей старшая моя дочка стала матушкой, младший сын стал священником, старший  - врачом хирургом. Младшая дочка, у которой родились пятеро девочек сразу - она подпитывает этих девочек. Но частную школу ей не понадобилось организовывать, потому что при нашем приходе образовалась братство во Имя Всемилостивого Спаса. Это братство учувствовало в организации нашего Университета. Этому братству принадлежит магазин «Православное слово». И это братство возвело школу. Это одна из самых больших православных школ в Москве, я думаю, что и в России. У нас там учатся 420 детей. Эта школа одна из первых, и мои дети окончили эту школу, и мои внуки учатся в этой школе. Мы эту школу очень любим, она очень близка нам, нашему храму, нашему Университету, она считается при Университете, дает хорошие образование. Дети оттуда поступают в вузы, так что у нас очень тесный контакт с этой школой. У школы тоже есть храм, он является приписным к нашему храму в Николо-Кузнецах, мы там тоже служим. Преподаватели наши преподают в школе, вот такая у нас жизнь.

 Г.Ореханов: Спасибо большое. Батюшка, расскажите теперь про отца Павла Троицкого. Какое значение он имел в вашей жизни, отца Всеволода и всего вашего братства?

В.Воробьёв: Отец Павел Троицкий был сыном священника из епархии. Тоже окончил семинарию, поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, но был мобилизован во время II  Мировой войны и учился в офицерском училище. На фронт, правда, не попал. После революции поступил в Данилов монастырь в Москве. Был пострижен, как и положено владыкой Феодором Поздеевским. В 1929 году был арестован первый раз и выслан в Казахстан. Этот город тогда назывался Акмолинск, теперь он называется Астана и  стал столицей Казахстана. Тогда это был небольшой городок в пустыне Казахстанской степи. Там было много ссыльных. Отбыв там 4 или 5 лет, отец Павел вернулся в Центральную Россию. И вынужден был постоянно жить на полулегальном положении, переезжая с места на место, потому что он понимал, что его могут арестовать. Но в 1939 году был снова арестован и получил 8 лет лагеря. Лагерь, в котором он отбывал свой срок, находился за Уралом, в Северо-Восточном округе Урала, назывался Ивдельлаг. Отец Павел имел здоровье не очень хорошее, он всё время болел, даже умирал в этом лагере, не мог работать на общих работах, его перевели в санчасть санитаром. И через некоторое время его списали, потом расконвоировали и готовы были отпустить. Но он понимал, что если вернется на свободу, то через некоторое время будет опять арестован. И поэтому он воспользовался представившейся возможностью. Его сестра работала паспортисткой в санатории ЦК. А сам он работал, как я сказал, в санчасти. Вот знакомые врачи и дали ему фальшивую справку, что он умер. И он получил паспорт на другое имя с помощью сестры и вернулся с другим паспортом. Поскольку он такой совершил обман советской власти, то он не мог появиться там, где его знали под старой фамилией. И он избрал для себя жизнь в затворе и в этом затворе прожил почти 50 лет. Он достиг в этой жизни удивительных даров. Обладал даром исключительной прозорливости. Он отвечал на неполученные письма, предсказывал в письмах будущее, часто отвечал на мысли. У меня есть собственный опыт, когда что-то неправильно думаешь -  вдруг получаешь письмо от отца Павла, и он пишет, что ты там такое думаешь? Это же всё неправильно, это всё не так.

Г.Ореханов: И прямо ваши мысли там.

В.Воробьёв: Да, прямо мне объясняет, что я заблуждаюсь. Но, по милости Божьей, надо сказать, что это была моя постоянная молитва. Я просил у Бога всегда, чтобы Господь дал мне духовного отца и ещё старца, который мне говорил волю Божью, как устроить жизнь по воле Божьей. И вот отец Павел как раз был таким старцем, который говорил, как поступить по воле Божьей. И я, по существу, прожил 20 лет в послушании, без его благословения я ничего не делал. Он меня благословил идти к отцу Всеволоду. И потом уже, когда я стал священником тоже по благословению отца, я во всех трудных случаях всегда спрашивал отца Павла, как

поступить. Потому что для многих моих духовных чад тоже было благословение отца Павла. Надо сказать, что неизменно всегда все, кто общался с отцом Павлом -  таких людей было некоторое количество -  все свидетельствуют, что поступающие по благословению отца Павла всегда радовались и получали дар Божий, получалось очень хорошо, если не послушаешь -  то очень плохо. Я могу сказать, что отец Павел очень любил отца Всеволода и с ним переписывался особенно. Но также он писал целому ряду священников в Москве. Например, любвеобильный был такой замечательный священник -  духовник, отец Александр Егоров, он тоже переписывался с отцом Павлом. Отец Александр Куликов, который служил сначала в Николо-Кузнецком храме, потом стал настоятелем храма на Маросейке, тоже переписывался с отцом Павлом. Отец Николай Кречетов, благочинный Москворецкого благочиния переписывался, отец Александр Асмус,   отец Глеб Каледа и вся его семья. Игумения Зачатьевского монастыря Иулиания тоже была духовным чадом отца Павла в этом смысле. Отец Дмитрий Смирнов, владыка Пантелеймон Шатов, отец Александр Салтыков и я. Ещё целый ряд священников можно было бы назвать. Вот мы имели некое такое благодатное кормление. И все мы можем свидетельствовать об удивительных дарах отца Павла. Конечно, сейчас людям современным трудно поверить в то, что такое бывает. Поэтому некоторые придумывают разные для них убедительные версии. Например, кто-то говорит, что это был проект КГБ, что какая-то старушка писала письма вместо отца Павла, как сама говорила: дурила попов. Но это всё могут говорить люди, которые просто ничего не знают об этом. Достаточно было б немножко знать отца Павла и почитать его письма, чтобы понять, что это всё абсурдные идеи и мысли. Это был на самом деле великий святой нашего времени. Но для канонизации, конечно, препятствием стало то, что он жил под другим именем и скрывал его. И так же он не общался ни с кем из своих адресатов, а его чадо Агриппина Николаевна Истнюк, которая с юности была его духовной дочерью, потом спасла его в ссылке, и потом ездила к нему - она была воспитана отцом Павлом как кремень. И раз он её не благословил рассказывать -  она никогда никому ничего не говорила, где, куда поехать, адрес - ничего такого не сказала. Отец Павел ещё при жизни однажды ответил на наш вопрос, что же будет дальше, как быть, когда он умрет, и нельзя ли нам как-то всё-таки его увидеть? Он ответил довольно странно: зачем видеть? я и так вижу всех вас. Про свою кончину сказал так:  я хочу умереть в безвестности, как умерли миллионы русских людей в ХХ веке. Для него память о людях, с которыми он был в ссылках, в тюрьмах, которые умерли на его глазах в безвестности – эта память была святой. Потом он был как один из древних святых, был человеком бескомпромиссным, скептичным. Он ничего не имел, если ему что-нибудь пошлешь, даже какую-нибудь простую одежду. Я помню, кто-то послал ему носки или кофту теплую – и это с той же посылкой возвращалось обратно, но посылал кому-то другому. Так же он не позволял присылать себе ни деньги, ни продукты, ничего. Он был постником, аскетом и он не хотел никакой славы для себя. Он не хотел, чтоб кто-то о нем знал, чтобы кто-то его прославлял. Он вот этого всего совершенно не терпел, хотел остаться в безызвестности, в смирении, в своем затворе он и умер.

Г.Ореханов: Спасибо, батюшка.

Звонок: - Добрый вечер, дорогие отцы. Это Николай Бульчук, я, прежде всего, хотел поблагодарить наших дорогих авторов за то, что они откликнулись на мою просьбу, и наши слушатели имеют сегодня возможность общаться с вами, дорогие батюшки, в эфире, поздравить с наступающим юбилеем дорогого отца Владимира и высказать благодарность.  За  то, что отец Владимир имеет такой удивительный дар сочетать в себе громадный административный талант и невероятный духовный опыт, и всем этим щедро делится. Я никогда не забуду, как в первые дни моей работы главным редактором батюшка пришел, откликнулся. Мы сделали передачу о Сергее Фуделе, те подвижники, сегодня имена их прозвучали в нашем прямом эфире, батюшка их перечислил. Они действительно живы благодаря тому, что вы, отец Владимир, всегда, всегда откликаетесь на наши скромные просьбы, как бы вы ни были загружены, я всегда имею возможность прийти.  И мы записывали огромные циклы по преподобному Серафиму Саровскому, вы никогда не отказывали. Я очень надеюсь, что наше долгое, многолетнее сотрудничество и прежде всего -  духовное общение будет продолжаться и впредь. Мы желаем вам от лица радиостанции, дорогой батюшка, помощи Божьей, молитвенной поддержки от  всех ваших духовных чад и многая -  многая лета. Искренне с вами всегда радио Радонеж, и мы чувствуем вашу поддержку и ваше молитвенное предстательство за нас, спасибо.

В.Воробьёв: Благодарю вас от всего сердца и прошу святых молитв.

Г.Ореханов: Батюшка если можно последний вопрос, связанный с нашим Университетом. Во -  первых, расскажите ещё раз этот замечательный эпизод, вы много раз его рассказывали, как отец Всеволод собрал своих учеников на солее и, предчувствуя изменение в церковной жизни, что он тогда сказал?  Как это связанно с основанием нашего университета?

В.Воробьёв: Да это был 1983 год, незадолго до кончины отца Всеволода. Ему было очень трудно в это время, действительно, он собрал нас и сказал, что скоро советская власть упадет, и в храм придет народ и молодежь. А кто будет её встречать?  У нас некому её встретить. Вот это была его забота, его мысль. И, конечно, я думаю, его трудом, его молитвой, благословением и согласием нашего Университета и всё то, что теперь на приходе в Николо-Кузнецком есть, мы всегда считаем, что это выросло из тех семян, которые посеял отец Всеволод.

Г.Ореханов: Да, батюшка, а вот прошу немножко рассказать радиослушателям,  мы  - то об этом представляем и много говорим, почему вы всегда так были уверены, что нужно создавать православные университеты, как-то внедрять в академическую жизнь российскую специальность «теология»? Откуда у вас такая уверенность?

В.Воробьёв: Не то, чтобы я всегда был уверен. Мы действовали естественно, просто отвечая на запрос, на потребность наших прихожан. И в этом естественная потребность в слышаньи Слова Божия вела нас, мы отвечали на этот запрос, и понемножку получился Университет, родилось два университета. А почему нам казалось, что это необходимо?  Просто потому, что это совершенно неестественная и уродливая ситуация, когда Церковь не может проповедовать, не может учить, когда она находится в гетто, когда она должна молчать. Ведь Господь Иисус Христос перед Своим Вознесением сказал: «Идите, научите все народы». Учить и проповедовать Христа -  это первый долг Церкви, первая обязанность. Для того, чтобы проповедовать, нужно учиться, и православное образование должно быть в народе. Декрет Ленина об отделении Церкви от школы, школы от Церкви и Церкви от государства - этот декрет  сделал школу совершенно недостижимой для церковной проповеди. И всё русское образование переделали, все предметы естественнонаучные, что в меньшей степени трагично, а главное -  гуманитарные предметы, стали преподаваться к позиции атеизма. Первое, что Церковь должна была сделать -  она должна учить. Значит, нужно было создать легитимную возможность давать православное образование, т.е. учить на основе христианского мировоззрения религиозному мировоззрению. Эту цель мы действительно имели, и оставалось её добиться. Слава Богу, что теперь можно сказать, что такое образование, религиозное образование на основе религиозного мировоззрения, оно теперь уже выстроено в поле вертикали, начиная от школы и кончая теперь уже защитой кандидатской и докторской диссертации по теологии, с присуждением степеней кандидата теологии и доктора теологии. Мы сейчас находимся в процессе создания диссертационного совета по теологии и экспортного совета по теологии.

Г.Ореханов: Спасибо.

Звонок: - Отец Владимир, скажите, пожалуйста, можно где-нибудь купить записи чтения канона Андрея Критского с протоиереем Владимиром Рожковым? Потому что лучшего чтения я никогда не услышу.

В.Воробьёв: Вы знаете, я записи отца Владимира Рожкова не видел, может они есть, я не знаю.

Г.Ореханов: Спасибо большое. Батюшка, последний вопрос. Какое место в этой нашей жизни и в этой деятельности, в жизни Университета занимает восстановление здания в Лиховом переулке? Расскажите об этом.

В.Воробьёв: Здание в Лиховом переулке называется Епархиальный дом. Он был построен в 1902 году митрополитом Владимиром Богоявленским, первым новомучеником среди епископов. Он был расстрелян, как известно, 25 января по старому стилю 1918 г. в Киеве. Этот дом был построен для целей народного просвещения. Но прославился он больше всего тем, что в 1917-18-х годах в нём проходили заседания всероссийского Поместного Собора,  который восстановил патриаршество в России, дал патриарха Тихона, и подготовил нашу Церковь к гонению. На этом соборе было около 600 делегатов, и больше половины из них были репрессированы, а сейчас около 50 канонизированы. Этот дом стал, таким образом, святым местом, местом, где проходил собор новомучеников. И мы поставили себе цель этот дом вернуть Церкви, потому что он был отобран, он был совершенно искалечен, изуродован, хотя в нем находился храм в честь равноапостольного  князя Владимира, но даже увидеть следы храма было трудно. Вот нам пришлось 20 лет жизни потратить на то, чтобы этот дом вернуть. Сначала мы прошли 30 судов, чтобы дом вернуть Церкви. И на конец, в 2004 году, через 10 лет после того, как мы начали этот процесс, он был возвращен Церкви, для нашего Университета. И с тех пор мы начали его реставрировать, это показалось тоже очень трудно. И хотя в прошлом году, в июле, наконец, был освящен храм в честь князя Владимира. Как раз накануне дня Тысячелетия кончины равноапостольного князя, крестителя Руси. И уже этот дом обрёл свой прежний вид, многое было сделано, но в церкви, к сожалению, ещё ремонт не закончен. Надеемся, что в этом году он будет закончен, и епархиальный дом станет главным зданием нашего Университета. В нем сохранилась огромная Соборная палата, которая я думаю, будет одним из важных мест нашей Церкви. В этой палате могут проходить и конференции, и разные собрания, и духовные концерты. Я думаю, что этот дом опять станет жемчужиной нашей Церкви.