Андрей Ткачёв. Праздник Петра и Павла. Ответы на вопросы слушателей.

Слушать: http://radonezh.ru/radio/2015/07/10/21-00.html

Добрый вечер, братья и сестры. В студии Радио «Радонеж за микрофоном протоиерей Андрей Ткачёв. Праздник Петра и Павла. Ответы на вопросы слушателей.

Накануне праздника Петра и Павла, который будем праздновать в ближайшее воскресенье, мне хотелось бы поговорить с вами об истории обращений.

Итак, что я имею ввиду... Пётр был призван дважды. Сначала пришёл к Христу его брат Андрей, потом Андрей пришёл к Петру и говорит: «Мы нашли Мессию!» И Пётр пришёл к Христу и услыхал от Него: «Ты Симон, ты наречёшься Пётр». Потом уже было некое чудесное ловление рыбы на море Тивериадском, где Пётр — тогда ещё Симон — ничего не поймал за всю ночь, и Христос вошёл в его лодку, учил людей, потом велел отплыть на глубину, дал повеление забросить сети с правой стороны рыбацкой лодки — получился огромный улов в кратчайшее время. И Симон припал к коленям Иисуса Христа, говорит: «Выйди от меня, ибо я человек грешный!» И Христос сказал ему, что отселе будешь человеков ловить. Вот так, дважды Симон был призван: через голос брата и через чудо. Заметим себе эти моменты: голос брата, плюс чудо. И потом уже движется его жизнь.

Павел был призван единожды. Причём через сопротивление Христу, через противоборство, и упёрся в Имя Христово как в рогатину, как бешеный бык в раскалённое железо. Шёл, как вы знаете, в Дамаск с письмами от первосвященников, позволявшими ему гнать христиан, и Христа повстречал, прославленного, воскресшего, Который сказал ему, что трудно тебе против рожна переть, и получил повеление — что делать дальше: идти в Дамаск, найти апостола Ананию, там креститься и пр.

Вот две истории обращения, Пётр и Павел дают нам две противоположные истории обращений. Один Христа знал с начала пути, другой Христа знал уже только по Воскресении; один призывался несколько раз: через человека, через чудо — второй призывался только через чудо; один призывался в бытовых облегчённых условиях, где ничего не вынуждало к сверхъестественным событиям, а второй призывался Богом как враг, который враждует, но не знает с Кем враждует. Очень много разного между ними. Поэтому Пётр и Павел, как солнце и луна, соединяются вместе и дают некую такую картину противоречий, собранных воедино, чтобы мы понимали, что в Церкви всё очень многообразно, всё очень разно и всё очень хитро, потому что Бог — Всехитрец по слову Октоиха.

Исходя из сказанного, давайте теперь подумаем, как мы все с вами пришли к Богу. Сегодня многомиллионная паства наша насчитывает в себе людей самых разных способов прихода к Богу. Есть те, которые верили всегда, но их очень мало. А есть люди, которые уверовали однажды. А когда уверовали? Ну в разные периоды времени жизни. Через что? Есть люди, которые настырно искали Бога, они понимали, что в мире кроме видимого есть невидимое, что есть некий смысл в жизни, и что нужно его найти. И поэтому они медитировали, на Тибет ходили, ходили на проповеди протестантских проповедников, нюхали клей, читали Карлоса Кастанеду, курили анашу, обливались холодной водой — они упражнялись, трудились, делали что-то, и потом на каком-то этапе им открылся Бог во Христе. Это очень важная категория людей.

У нас сегодня в Церкви есть много людей, которые раньше были хиппи, байкерами, рокерами, которые все покрыты наколками, потому что обкололи себя ещё в годы безумной юности, а теперь уже их не сведёшь, никуда не денешься; которые туда-сюда ходили, чего-то изучали. Самый яркий пример подобного рода в церковной жизни — это Серафим Роуз. Он настолько жарко был увлечён идеей поиска истины, что подумал: «А вдруг истина у китайцев?» Взял и выучил китайский язык, и стал читать старые китайские книги — там такие трактаты «Дао дэ цзин» — Книга перемен. Читал, читал, потом сказал: «Ну да, конечно, хорошо, мудрые люди... Но это же не истина, это отблеск. А вдруг она есть у индусов?» Он взял и выучил хинди, и стал читать всякие разные гиты — «Бхагават гиту» и прочие другие гиты, упанишады всякие. Читал, читал: «Ну мудрый народ, интересные люди, хорошие слова, но это же не истина, потёмки какие-то». И потом он нашёл Христа. Вот люди такого рода — это драгоценность, которая проявляет некую общую закономерность. В настоящем времени есть много людей, которые прошли через массу разных упражнений, до тех пор, пока они не истощили свои силы и поняли бесплодность своих усилий, и Христос нашёл их. Такие люди есть у нас.

Кто у нас ещё есть? Люди, осатаневшие от греха: блудившие, гадости творившие, абортами «разбогатевшие», которые жили, вообще, как сволочи. Не скажу «как свиньи», потому что свинья, вообще, грехов особых не творит. Что там свинья? Лежит в дерьме и жуёт то, что дали. Это не самый страшный грех, на самом деле. Гораздо страшнее есть вещи. Т.е. люди жили как демоны: жили для греха и ради греха. И потом — бац по темечку. Они не искали никакой истины, они просто осатанели от греха, который стал для них привычен. Это богатые, может быть, люди, — как некто молился: «Господи, я молюсь Тебе о богатых, ибо у них есть соблазн стать врагами Твоими», — они могут просто осатанеть от греха, им же все вещи позволены. Потом, красивые, например. Красивые с богатыми могут хорошо договориться: богатые платят красивым, красивые ублажают богатых — и всем конец. Но мир же до сих пор живёт. Поэтому богатые, красивые — у них же тоже — клюёт их в темя какой-то жареный петух, и они вдруг — раз: нет, так дальше нельзя. И вот они каются от больших грехов. Об этом есть некое слово у Оригена: некоторые души, безмерно осквернившиеся, уставшие от греха, погрузившиеся в грех по самое некуда, потом с неким усилием, с ненавистью к греху говорят: «Больше так жить не могу». Они вырываются обратно, говорят: «Я — нет. Я понял, что есть смысл в жизни, есть Бог». Об этом пишется в Евангелии: последние будут первыми, а первые — последними. Есть некие первые, которые всю жизнь жили хорошо, они такие хорошие, а есть такие, которые всегда плохие, и вот эти плохие потом рванули и стали лучше первых, а первые стали гордыми и пошли в никуда. Это притча о Мытаре и Фарисее.

Кто ещё у нас приходит к Богу? От большого ума приходят к Богу, потому что умный человек не может не прийти к Богу. Если человек, кажущийся умным, к Богу не пришёл, то это очень не умный человек. Он же причин ищет, гром гремит — он думает: «Почему сначала молния блестит, а потом гром гремит? А! Потому что скорость света больше скорости звука. А почему же гром гремит? Потому-то, и потому-то», — он до причин доискивается. И вот доискиваясь до причин, он должен рано или поздно доискаться до причины всех причин, которая есть Господь. Если умный человек доискался до тысячи разных причин, но до главной причины всех причин не доискался, то это не очень умный человек. Тогда простой крестьянин, который молится Богу на своей нивке, мудрее, чем нобелевский лауреат. Но к Богу нужно приходить от большого ума. Т.е. многие люди приходят к Богу, думая: как там, что там. Копаются, шуршат, ищут — приходят от ума. Я благословляю Господа за то, что Господь приводит людей от ума. От грехов — понятно: человек грешил, грешил как свинья, грязный весь как пёс в репьях — такой весь в грехах. Ну и что тут великого, что ты припёрся каяться как битый пёс с поломанной лапой, с поджатым хвостом, весь в репьях? Что великого в этом твоём покаянии? Да ничего. Припёрлось вонючее существо всё в грехах как в шелках, и кается. Ну слава Богу, что Бог принимает тебя, и священник жалеет тебя, и всё-всё-всё, и начинается новая жизнь. Но великого в этом нет ничего. А великое — когда человек от большого ума приходит к Богу. Не от страшных грехов, а от большого ума. Он потом своим умом послужит Богу. Представьте себе: пришёл к Богу, например, декан физического факультета в университете — так он же потом будет влиять на тысячи студентов; или какой-нибудь там ректор, например, химического университета, медицинского, юридического, какого-то ещё — он же потом будет влиять на них всех. Пришедший от ума, лучше тех, кто  пришёл от грехов.

Дальше. Враги Божии. Есть враги, как Павел, которые враждуют с Богом, Господь находит их, ломает и превращает их в друзей. Как говорил некто из американских президентов: «Я борюсь с врагами своими, превращая их в друзей — это есть моя мудрость». То ли это Линкольн был, то ли Франклин — не важно: все они одинаковые, на самом деле; все довольно интересные, но не очень хорошие. Враги Божии: Господь превращает врагов в друзей — вот ещё интересная вещь. Каждый день, каждый год у нас есть некий прирост к Церкви из числа людей, которые были врагами Церкви. Это были какие-нибудь там иудейские талмудисты, радикальные исламисты, безумные атеисты. Сейчас ещё появились какие-то язычники — нечисть появилась такая, Господи, помилуй. И вот Господь творит Себе друзей из числа тех, кто совсем недавно был Его врагом: кто хулил Христа, насмехался над Христом, отказывал Ему в божественном достоинстве и т.д.

Конечно, мы не исчерпали даже и близко всех категорий людей, приходящих ко Христу однажды, не знавших Христа, но пришедших. А теперь посмотрим: сегодня в храмах наших есть, скажем, тысячи, тысячи, тысячи людей — по всему лицу земному в православных храмах много людей. Кто из них и как пришёл? Те, которые служили Богу с детства, — папа, мама были верующими — они веровали в Бога с детства, — составляют, допустим, процентов 3-5, не больше. А остальные? Давайте проверим. Это было бы интересно — такую социологию составить. А кто остальные? Остальные скажут: «Я был хиппи. Я курил траву и считал, что любовь — это бог — ”Make love, not war“, что-то пел из Леннона на гитаре, отпустил длинный хайер, и вот это всё был мой бог. А потом я что-то начал читать-читать, Евангелие, потом повзрослел, поумнел и понял». Субкультуры: панки, хиппи, рокеры — это будет процентов 12-15 нашей сегодняшней паствы. Мужикам уже по сорок, они пришли к Богу лет десять назад, а до этого, лет пятнадцать, они занимались такой вот ерундой. А кто ещё? Допустим, процентов 10 скажет: «Я был на войне, я видел смерть, видел то, видел это. И я понял, что жизнь не шутка, и что есть иная жизнь, и я обратился к Богу». Вот такие, например, ещё есть люди. Я сейчас проценты называю совершенно условно. Потом, скажем, кто-то говорит: «А я много прочёл, я прочёл всё, что мог прочитать: и Канта с его критикой чистого разума, и Гегеля, и Декарта, и прочёл упанишады, и прочёл то и то. Потом прочёл Евангелие и понял, что Христос воскрес и всё самое лучшее есть в Церкви». Это будет процента 3-4, таких много не бывает. А кто ещё? А ещё, например, грешники отъявленные: «А я была проституткой», «А я был наркоторговцем», «А я был в бандитах». И вот они все рассказывают свои страшные истории, которые достойны увековечивания в романах. Оно уже, в принципе, всё увековечено в кинофильмах и т.д. «Вот я стрелял, стрелял, бил, бил, били меня, бил я... Вот я блудила, блудила, блудила, потом — бац, и что-то произошло, и я вдруг понял/поняла, что так дальше жить нельзя. И я пошёл/пошла покаялся/покаялась, и вот Бог дал мне другую жизнь. И теперь я уже живу тихо, хвалю Господа и каждое утро говорю: ”Слава Тебе, Боже, что я не продолжаю ту жизнь, которую я раньше вёл/вела“». Таких людей может быть, например, процентов 12-15, их очень много. Кто ещё? А ещё — там уже сами считайте. Я — к тому, что нам хорошо бы иметь некую православную социологию: кто как пришёл к Богу. Расскажите мне пожалуйста, как вы лично пришли к Богу впервые? Когда была ваша первая Исповедь и первое Причастие? Кто вам помог? Крёстный папа, крёстная мама, священник, книжку кто первый дал? Кто дал первую книжку о том, например, как готовиться? Когда вы причастились впервые? Что произошло после того, как вы причастились? Поменялись ли вы сразу, или вы причастились и пошли дальше упражняться, а потом прошло ещё два-три года и вы вернулись к Богу, уже понимая, что так жить больше нельзя? Это тоже очень важно. Кто вас воцерковлял, с чьей помощью воцерковлялись? Священник в храме, где вы причащаетесь, помогал вам или наоборот, гнал вас вон? Потому что бывает так, а бывает так. Один батюшка скажет: «О, ты пришёл, молодец! Слава Богу! Мы ждали тебя». Другой скажет: «Чего ты припёрся? Пошёл отсюда! Глянь на себя в зеркало. Иди отсюда, чтоб тебя здесь больше не было!» Бывает и так, и так. Итак, это такая вот православная социология: нам нужна ответная реакция на вопрос о том, как мы пришли к Богу, и кто сегодня составляет наши приходы. Потому что, я уверен, что из числа молодёжи наши приходы состоят в изрядной доле из людей, которые побывали: кто-то в горячих точках, кто-то в хиппах и в рокерах, кто-то накурился анаши, кто-то наблудился и нагадостничал в своей жизни безмерно, кто-то начитался книжек, кто-то чего-то ещё — и нам нужно понять сколько кого их есть, чтобы мы понимали, с кем имеем дело. Такая социология даст нам некую яркую картину жизни Церкви на нынешнем этапе нашего исторического излома. Потому что мы на изломе, мы на взлёте, мы летим...

Закругляем тему нашей вступительной беседы о том, что Пётр был призван от сети рыболовной, через брата, дважды — некоторым нужно дважды говорить: некоторые понимают сразу, а некоторые — только через двойной призыв. Павел всё понял сразу, потому что было и чудо, и слепота, и прочее. Так же и мы по-разному приходим: от беды, от радости, от ума, от безумия, от грехов, от счастья. Это бы хорошо понять.

— Добрый вечер. Это Галина, Волгоград. Вопрос по Ветхому Завету. Моисей и Аарон не вошли в Землю Обетованную из-за того, что не послушали Бога, но тем не менее в Новом Завете Моисей всё-таки был в Земле Обетованной: он появился на Преображении и разговаривал с Илиёй. Я хотела бы узнать, каким образом он оказался в Земле Обетованной?

Скажите пожалуйста, Царство Божие, которое внутри нас, и Царство Небесное — это одно и то же или разные вещи?

— Когда Моше явился на горе Фавор преобразившемуся Иисусу Христу, то там вопрос был уже не в топографии — где он оказался, а вопрос был в том, что явился Тому Богу, Которого он жаждал видеть лично, лицом к лицу. Здесь суть не в том, что Христос явился Моисею на территории Палестины, а суть в том, что Моисей из ада восшёл душою, чтобы посмотреть лично, глаза в глаза, на Христа преобразившегося, Христа во славе. Поэтому здесь акцент в том, что он именно сильно желал посмотреть, и желание исполнилось после смерти.

Царство Божие и Царство Божие внутри нас отличаются следующим: тот, кто не имеет Царства Божиего внутри себя, тот не войдёт в Царство Божие, которое нас ожидает. Вот так нужно думать об этом. У кого Царство Божие есть внутри, тот по смерти войдёт в Царство Божие, которое ждёт нас, которое приготовлено для нас, а тот, у которого Царства Божиего внутри нету, тот к порогу Царства придёт, но внутрь его не войдёт, потому что он чужой для Царствия Божиего. В этом принципиальная важность заданного вами вопроса. Чтобы войти куда-то, нужно уже иметь зачаточно внутри себя то, что ожидает вас впереди. Если у тебя внутри нет Царства Божиего, то ты в Царство Божие войти не можешь. Такая вот грандиозно печальная и ответственная вещь. Спасибо за вопрос.

— Добрый вечер, отец Андрей. Я бы хотела получить ваше пояснение. Сколько времени нужно терпеть, чтобы убедить детей, и как лучше это сделать деликатно, чтобы они приняли решение окрестить своих детей — моих внуков? Сами они крещёные, а вот принять решение крестить своих детей никак не могут, считают, что они должны вырасти и сами принять решение — кем они будут.

— Передайте вашим детям, что они идиоты. Пусть они не обижаются. Ну пусть и обижаются, на самом деле. Скажите им, что звонили на радио, отец Андрей сказал, что вы идиоты. Я поясняю почему: потому что чтобы их дети поняли, почему нужно креститься, их дети должны будут постичь огромное количество информации, они должны будут прекрасно различать отличия, например, иудаизма от ислама, от христианства, от того, от сего, они должны будут прочесть сотню книг, провести многие годы в кропотливом изучении религий вообще, и их разницы, в частности, иначе этот выбор будет не серьёзным. Выбирать личный путь может только тот, кто хорошо понял, какие пути есть вообще. Говорить о выборе пути может только тот, кто подтолкнул человека к серьёзному изучению существующих путей. А атеисты, вот такие вот типа ваших слабоумных детей, говорят: «Пусть выберет сам». Из чего выберет ребёнок, который только в приставки играл всю жизнь? Что он будет выбирать? Он же не знает ничего. Они же не озаботились повести его в монастырь, повести его в паломничество какое-нибудь, повести его, извиняюсь, в синагогу, в мечеть. Ну пусть посмотрит, пусть поучится, послушает, пусть выбирает — раз уж выбирать, так выбирать. Нужно серьёзным образом выбирать из разных типов религиозного служения. Из чего он будет выбирать? Они что, показали ему пути к выбору? Это болваны. Ваши дети — это два человека из миллиона болванов, которые повторяют одни и те же глупые вещи. Выбирать можно только сознательно из того, что знаешь. Что о религии знают современные болваны? Вот на улице ходят болваны миллионами, спроси их, чем отличается суфий, например, от аскета православного. Они не понимают ни одного слова, которое им сказали. Что он может выбирать, болван из болванов? Поэтому что вы можете им сказать? Ничего вы им не говорите, перестаньте разговаривать с болванами. Родили болванов, ну вот теперь молитесь за болванов, чтобы рождённые от них не были болванами. Вот так всё жёстко получается. Вы родили детей, они стали болванами, а теперь моли́тесь Богу о том, чтобы рождённые от ваших детей не были такими болванами, как ваши дети. Потому что мы имеем целое поколение идиотов, целое поколение людей, которые ничего не знают, знать не хотят, но усвоили себе ложную мысль, что «мы свободные, мы умные, мы сами разберёмся». На самом деле, ни в чём они не разбираются. Они только разбираются в системах новых машин и в модификациях новых гаджетов. Это всё, что они знают. Это ещё в лучшем случае. Только, может, сорта́ травы они ещё различают. Что ещё они могут различать, эти современные идиоты, что они знают, вообще? Что знают люди, которые говорят, что сами разберутся? Ничего они не знают и знать не хотят. Есть такой интересный анекдот. Был один еврей, который был страшным атеистом, и был второй еврей, который тоже был страшным атеистом. Но тот, который первый — он был страшен для всех: он побеждал в диспутах всех священников, всех ксендзов, всех раввинов, всех мулл. А второй был простой еврей, простой атеист, он говорит: «Я хочу пойти к нему и поучиться у него настоящему атеизму». И пошёл к нему. И тот старый еврей, старый атеист, которого все боялись, говорит ему: «Скажи мне, милый мой молодой атеист: ты когда-нибудь жил возле кельи православного отшельника?» — «Нет. А зачем? Я же атеист, мне это не нужно». — «А ты слышал, как они плачут по ночам?» — «Нет. А зачем? Это же мне не нужно». — «Хорошо. А ты в хадж когда-нибудь ходил, когда миллионы мусульман валят зачем-то в Мекку?» — «Да зачем мне это нужно? Я, вообще, не понимаю всего этого». — «Хорошо. А ты когда-нибудь знакомился с еврейскими книжниками, которые слепые от того, что они двадцать часов в сутки читают книги? Тору, комментарии к Торе и всё такое». — «Да не нужно мне это, я же атеист, вы что, не понимаете что ли?» — «Сынок, ты не атеист, ты — идиот, если не понимаешь всех этих вещей. Вот я — атеист: я был с отшельниками, был с монахами, был со священниками, был с учителями Талмуда, был с мусульманскими суфиями, был с рикшами, был с теми, с теми — я это всё пережевал и зубы стёр, и я атеист. А ты, сынок, идиот». Так вот эти все наши атеисты — это просто идиоты, которые не знают ничего, это люди, лишённые четвёртого измерения, это плоские блины, это солярные знаки, это пицца тонкого раската. Они плоские, как лишай на камне. Они выбирать собираются... Из чего ты, болван, будешь выбирать, если ты ничего не понимаешь? Прошу прощения за такой длинный яростный спич, но я живу внутри идиотского общества, и вы тоже в нём живёте, и я не хочу жить внутри идиотского общества, я хочу жить внутри общества, состоящего из умных людей. Если ты отрицаешь что-либо, то отрицай аргументированно. Если ты хочешь набраться аргументации — изучи вопрос — сотри зубы в изучении вопроса. Не стёр зубы? Иди, стирай. Сотрёшь зубы в изучении вопроса, потом скажи мне, почему ты атеист. «Я прожил два года на Соловках, я три года учился в академии в Троице-Сергиевой Лавре, я был там, я был там, я пять лет был на приходе звонарём, а теперь я атеист», — я его послушаю, у него будет много чего послушать. А этого болвана, который кроме ночных баров и компьютера ничего не знает в своей жизни, я слушать не буду, потому что он болван, он ничего не знает. Что он отрицает? Отрицать можно то, что ты знаешь. Вот всем болванам посвящается: болваны, изучайте материал, вы не имеете права отрицать то, что вы не знаете; только то, что вы хорошо знаете, вы имеете право отрицать; зубы сточите на войне с религией, потом отрицайте. А мы точим зубы на этом вопросе, потому мы знаем, что мы исповедуем, мы знаем, в Кого мы верим, а вы не знаете ничего. Так им и передайте. Запишите как текст и передайте всем. Т.е. мы знаем в Кого верим, а вы ничего на знаете. Болваны, вперёд — за книжки, и только после книжек будем разговаривать, потому что с вами разговаривать не о чем, вы ничего не знаете. Услыши, Господи, и всем разошли.

Продолжим разговор на той же теме, на которой оборвались. Дорогие христиане, насильно христианином быть нельзя, насильно верующим быть нельзя, веровать нужно только в Того, Кого любишь, знаешь и поклоняешься. Если у кого-то нет веры, знания — он и не должен поклоняться. Чего ради он должен поклоняться Тому, Кого не знает, и молиться Тому, Кого не любит? Но поскольку вопрос архисерьёзен, нужно проверить себя и испытать себя упражнением. Напомню вам дилемму Паскаля. Паскаль сказал, что если Бог отсутствует, то что проиграл верующий? Ничего. Он жил по правилам, которые Бог ему дал, Которого якобы нет. Нормальные правила: не прелюбодействуй, не воруй. Умер, например. Ну и всё. И исчез. Бога нет как бы. В чём он проиграл? Да ни в чём. Он жил достойно и умер. Если Бога нет, то что выиграл атеист? Ничего. Ну нет, и нет. Жил как хотел, умер, и нет ничего. Ну и всё. А если Бог есть, — это чисто логическая вероятность, — то что выиграл верующий? Всё! Он жил нормально в этой жизни, и получил вечную жизнь в будущей жизни. А что проиграл атеист, если вдруг оказалось, что Бог есть, а он в Него не верил? Он всё потерял, вообще всё! Т.е. если Бога нет, то верующий не потерял ничего, а если Бог есть, то неверующий потерял всё. А Паскаль — это не фраер, это серьёзный парень, поспорьте с ним. Это умнейший мужик. Ницше говорил, что он удивляется, как это христиане сумели забрать Паскаля в свои ряды. Т.е. Ницше преклонялся перед Паскалем. Паскаль — это песня, это умнейший мужик! Первый компьютерный язык назвали «Паскаль», потому что он был родоначальником математического размышления нового века. Так вот Паскаль сказал, что если мы ошиблись, то мы ничего не теряем, но если мы не ошиблись, то мы приобретаем всё. А вы, если вы ошиблись — теряете всё, а если вы не ошиблись — вы ничего не приобретаете. Простая логическая игра на раз-два-три показывает, что атеизм — это пшик, это ничего. Атеист — это пук в лужу. С Паскалем спорьте, спорьте с Ньютоном, с кем-то ещё. С Нильсом Бором спорьте, между прочим, потому что Нильс Бор вам ещё больше расскажет, чем Паскаль. Атеизм — это пук в лужу. А те болваны, которые считают, что они могут отрицать нечто, ничего не зная — это истинные болваны, потому что нужно узнать, а потом отрицать. Т.е. узнай, опровергни, и отрицай с вышних позиций. А эти люди, которые знают только новый голливудский фильм и сколько стоит хот-дог в Макдональдсе... Это смешно. Смешно отрицать высокие вещи, смешно слышать отрицания из уст людей, которые являются червяками. Червяки не могут отрицать высшую математику, а у нас на каждом шагу червяки поднимают свой хобот на высшую математику. Это против правил, это не красиво, это свинство последних времён.

— Отец Андрей, с большим уважением отношусь к вам за ваши авторитетные ответы. Владимир, Москва. Отец Андрей, у меня — крик души, прошу именно ваших молитв, зная вас. Нам не дают построить часовню в Лосинке на Торфянке. И Патриарх знает, и всё наше священство знает. Вот храмоборцы такие оказались, которые там вытворяют просто безобразие, ну ужас. Прошу помолиться тех, кто нас слушает, чтобы часовня всё-таки стояла у нас. Спасибо вам.

— Дай Бог! Братья и сестры, у нас ещё будет много войны по стройке новых храмов. Храмов нужно много, программа запущена, враг не спит и будет мешать. Что делать? Нужно молиться, конечно, и трудиться, и находить ходы с администрацией, и прочее. Но нужно, кроме этого, не полениться и заняться следующим: обходить дома окрестных жителей с опросными листами. Это тяжелейшая задача, но она очень нужна. Брать два-три человека, священника, тук-тук-тук: «Здравствуйте, я священник. Можно я к вам зайду буквально на секундочку? Нет? Спасибо, до свидания... Да? Мы бы хотели, чтобы здесь был храм. Вы не против или против?» И поговорить с человеком. Это будет полчасика с каждым человеком. «Мы площадку построим, собачки будут бегать, кошечки, птички вить гнёзда, детки будут на качелях качаться — всё это будет. Мы хотим облагоустроить кусок территории и храм построить, и чтобы колокол звонил, чтобы служба была и т.д. Вы лично не против?» — «Я —  против». — «Ну распишитесь, что вы против». «А вы не против?» — «Я, в принципе, нет». — «Ну распишитесь, что вы за». И вот нужно будет так месяцами ходить, это тяжелейший труд, но его нужно делать. Нужно обходить, обходить, обходить дома, квартира за квартирой. «Я — за», «я — против», аргументация: «против, потому что я не верю в Бога», «я — за, потому что думаю, что это нужно», «я сама не верю, но думаю, что это хорошо», «я верю, я буду ходить», и т.д. И вот здесь на этом пути социологических исследований нас ждёт успех, потому что если просто приехали, сваи забили, забором огородили и пошли строить, то конечно, они посбегаются и скажут: «Что это такое?! Опять Церковь с властью что-то такое захимичили, нас не спросили». А вот вы должны спросить человека. Это трудная задача, это важная задача. Нужно идти и спрашивать, идти и записывать: дом 8, квартира 25, Марья Ивановна — не против; дом 8, квартира 26, Степан Петрович — против; дом 8, квартира 27, Евдокия Семёновна — не знает, не определилась. В итоге получится: по опросу у нас получилось, что процентов 10 — не знают, процентов 30 — против, а 60 — за. А будет именно где-то так. 10 процентов: «Я не знаю, мне наплевать, я неверующий». 15-20 процентов: «Я не хочу ничего, я — против. Я там пиво пью, я там собаку выгуливаю, я там в шашки играю». А процентов 60 будут за. И мы — в местную администрацию: «Мы ходили, мы спросили, и приносим вам бумагу с подписями, с номерами квартир, с аргументацией». И тогда нечем крыть! А проценты будут примерно такие: 60 — за, 20 — против, 10 — «не знаю, о чём вы спрашиваете», 10 — «мне по барабану». Так что здесь нужно, чтобы священники — мы — эти бедные попы — и так не знаешь, как жить дальше, а тут ещё тебе новая задача — обходили людей и спрашивали, фиксировали, анализировали. И потом какому-нибудь командиру районной администрации: «Гляньте, это официальная социология». Т.е. в принципе, 60 процентов людей — за. Везде. Бывает 70, бывает 80. Причём бывает, что русские — негодяи — против, а какой-нибудь киргиз живёт, говорит: «Я — за храм. Хорошо, там будут Богу молиться». Какой-нибудь таджик скажет: «О, я — за, за! Я ещё буду там кирпич носить, цемент месить». А наши — паразиты — Ивановы, Петровы, Сидоровы скажут: «Я — против!» Какой-нибудь Ким Чен Ин, кореец - переселенец скажет: «О, да, да! Православная церковь — это прекрасно! Я — за. Давайте, стройте». А какой-нибудь Иван Иванович Иванов, замшелый коммуняка, скажет: «Я — против! Я — против церкви, я их ломал, а теперь их строят». Вот такая беда ещё будет. Так что это очень болезненная тема, но она очень важная. И нашим священникам необходимо... Это же будут их прихожане — те, кто скажут «да». Он себе базу данных создаст, скажет: «Пойдём, уберём территорию». — «Пойдём, уберём». Потом скажет: «Пойдём, сварим каши для бомжей». — «Пойдём, сварим». — «Пойдём, соберём денег для детей Донбасса». — «Пойдём, соберём». Это же его паства уже, по сути — те, кто сказали «да». Всё, у него уже есть список паствы. Потом, например, на Крещение Господне куда идти со святой водой, чьи дома кропить? Да вот, у меня список есть. Вот он пошёл по домам: туда не иду, там атеисты живут, а сюда иду, здесь наши живут, они за храм. «Можно к вам со святой водой зайти?» — «Да, конечно!» Зашёл, покропил, помолились и пошли дальше. Так что это, вообще, очень важно. Это создание не просто приходов, это создание общин. Поэтому дай Бог, чтобы у вас там в Лосинке часовенка появилась, но это вопрос не только ваш, это вопрос очень многих приходов. Нужно идти к людям, а не просто в администрацию к начальникам, спонсорам — спонсоры сегодня тоже связаны по рукам и ногам страхом огласки, страхом СМИ и т.д. Нужно идти к людям, люди — это сила: есть люди — есть сила, нет людей — нет силы. Чиновники — это не сила, это полсилы. Сила — это люди, нужно к ним идти.

— Добрый вечер, батюшка. Я по поводу предыдущего разговора хочу сказать. Я знаю, что все люди, которые живут рядом с храмом, люди из всех домов, как у нас в районе, никогда против не будут, потому что ничего нет лучше — откроешь окно и тебя будит колокольный звон...

— Это когда храм уже есть. А когда его ещё нет, убедить людей в том, что он нужен — это очень трудно. Это вам повезло, что он уже есть, это слава Богу! Я согласен с вами: когда храм есть, то чего может быть лучше? Криминогенная обстановка улучшается, глаз радуется, душа веселится. Там, вообще, просто песня! Когда храм есть — это просто песня! Храма нет — это печаль. Но как убедить людей, что он нужен, что его нужно построить? Вот это уже другая задача, здесь уже нечто такое особое. Так что я с вами полностью согласен. Когда он уже будет, уже по факту: «О Боже! А чего же мы воевали против него? Так же хорошо! И храм есть, и возле есть площадка детская, и спортивная площадка, и псы задирают ногу на клумбу, и мальчики подтягиваются на турнике, и всё хорошо и всем классно, и люди Богу молятся. А так — бомжи там бы в зарослях укропа прятались с бутылками». Но как их убедить, что это нужно? Современный атеист — это же страшное существо.

— Здравствуйте. Я — по поводу темы «как люди приходят к Богу». Вот я тоже так, как вы говорите: и через астрологию, и через кришны всякие и т.д. Но я теперь хочу вам сказать: когда я прочитала закон Божий, я поняла, что как же надо много учить наш народ закону Божиему. И эта девушка, которая своих детей не хочет крестить — она не понимает, что детей же надо причащать. Значит у неё нет веры настоящей. Ведь Христова вера — она же самая настоящая. Как вы думаете?

— Я думаю так, как вы. Христова вера — настоящая, просто вы пришли к ней не сразу, а побродивши по кришнам всяким, и они тоже бродят сейчас: они бродят так же, как вы бродили раньше, как я бродил раньше. Я же тоже: не родился же я с крестом на шее. Я же родился простым человеком, жил в Советском Союзе, меня болтало-мотало по всем тем вещам, по которым болтало всех остальных. Как убедить человека, что Христос — это самое важное в жизни? Здесь есть некая тайна, и нужно иметь терпение и педагогический талант, поэтому мы должны ругаться, но и смиряться; смиряться, но и ругаться — мы должны мытьём и катаньем тащить современного безбожника к Источнику жизни. Это страшно тяжёлая задача, конечно. И мы смиряемся, говорим: «Господи, помоги нам!» Надеемся на какой-то плод, не потому что мы сильно умные и сильные, а потому что Господь сильнее всех, и Господь умнее всех. Бог наш есть премудрость, и Бог наш есть сила Божия.

— Отец Андрей, добрый вечер. У Достоевского есть такое выражение: «Молчание — это большой талант». Какой смысл он в это вкладывает?

Понятие «патриотизм» — это христианское понятие? Можно его к христианскому понятию отнести в сфере того, что сейчас творится вокруг нас?

— Спасибо. Молчание — реально талант, потому что молчание — это сдерживание возможного будущего: сказанное слово рождает будущее, а удержанное слово перечеркивает возможное будущее. Т.е. человек находится в полном понимании того, что он может начать новую жизнь, он пресекает это начало и умно молится Богу, не давая языку сказать лишнего. Молчание — это великолепнейшая вещь, это мать молитвы, это одна из матерей чистоты ума, это способ очищения сердца, это способ избежания всяких грехов. Поэтому, конечно, молчание — это уникальная вещь, и Достоевский в духе XIX века назвал его талантом, как, например, красоту можно назвать талантом, или что-то ещё, какое-нибудь избыточное дарование в чём-то. Фёдор Михайлович угадал красоту молчания и назвал её в духе XIX века талантом. С ним можно согласиться, принимая во внимание условность языка XIX века.

Что касается патриотизма, то патриотизм, не скатывающийся в нацизм и национализм — это величайшая добродетель. В случае потери ориентиров патриотизм может заменить собою смысл жизни, а исходя из того, что сказал некто из немецких теологов XX века, — что вера — это область максимальной напряжённости и значимости, — национализм при отсутствии веры в Бога заменяет собой всё остальное, и тогда он уже не патриотизм, а национализм, нацизм и всё остальное. Это проклятая зараза. Я был бы очень рад, чтобы её не было вообще и в помине. А патриотизм — это очень хорошая вещь. Нам не хватает патриотизма, нам нужно полюбить свою страну, её прошлое, будущее, предчувствовать будущее, понимать настоящее и хорошо знать прошлое. Нам очень не хватает ответственного отношения к своей стране и признания себя причастными ко всему прошлому и всему будущему своей страны. Патриотизм — это очень хорошая вещь, это чрезвычайно хорошая вещь. В случае перетекания его в узколобый национализм, а потом и в нацизм неизбежно — это проклятая вещь. При том, что конец всякого национализма — это язычество. Потому что христианство универсально, оно обращается ко всему миру, к эллинам и иудеям, а любой национализм стремится возвеличить свою нацию в отрицании всех прочих, и утвердиться на чём-то, на чём ты бы стоял прочно, а все остальные не значили бы ничего. И таким фундаментом для возвеличивания себя в отрицании всех остальных является местное язычество. Поэтому любой национализм без прививки космополитизма христианского — соборности — рискует превратиться в язычество. Конец всякого национализма — это местное язычество, это логически неизбежно, и это ужасно, это отвратительно, это позорно, это некрасиво, это пошло. Скатиться в язычество — это всё равно что обкакаться на людях. Это и есть язычество: мы так любим себя, что аж укакались от натуги на людях, и мы такие глупые, что ничего не знаем больше, кроме себя самих. И самих себя-то, собственно, не знаем. Поэтому патриотизм, христианский патриотизм — это прекрасная вещь: когда я люблю свою родину, и знаю историю мира, и встраиваю историю своего народа и себя самого внутри него в историю мира, когда я умён, смирен, активен и полон любви. А когда я дурак, не знающий ничего, люблю только себя самого и всё своё — это всё равно что я укакался на людях. Это национализм, это язычество, это Украина в нынешнем варианте. Это плюс наши современные язычники, потому что они так сильно любят себя, что знать ничего не хотят, а добровольная глупость — это смертный грех. Братья и сестры, пока не поздно, скажем это, потому что потом будет поздно.

— После смерти человека считается, что хорошо сорок дней читать Псалтирь. Почему именно Псалтирь, а не Евангелие или ещё какое-то слово Божие?

— Потому что Псалтирь изъясняет во всех тонкостях и подробностях все перипетии человеческой жизни: все скорби, все радости, падения, восстания, нападения врагов, все опасности, все хвалы, которые можно Богу принести, все благодарности — в общем всё, что бывает в человеческой жизни, всё уже изложено в Псалтири. Поэтому чтение Псалтири над покойником — это, в принципе, молитвенное чтение о его прожитой жизни. Всё, что было у него в жизни — оно в Псалтири помещается. Оно настолько маленькое — то, что он прожил, что это как бы получается такой промежуток между псалмом 15-м и псалмом 16-м. Наша жизнь — котячья, она маленькая. А в Псалтири, вообще-то, все жизни людей описаны, всё хорошее там есть, всё плохое там есть, всё ужасное, жуткое там есть. Вся жизнь людей в Псалтири есть, поэтому она читается. Евангелие читается над священником. Почему? Потому что он должен был всю жизнь проповедовать Евангелие, и если он этого не делал, то позор ему, и грех ему. И священник, лежащий в гробу, и слушающий, как Евангелие читают над ним, получает пощёчину с каждым словом: «Ты слышишь, что ты должен был проповедовать? Ты понял, чем ты должен был заниматься? Вот это ты должен был объяснять, читать и рассказывать». Поэтому над покойным священником читается Евангелие. Когда мы, попы, помрём, и над нами будет читаться Евангелие, мы поймём только тогда, — потому что мы тоже глупые, — что вот чем нам нужно было заниматься. Ни цементом и песком для стройки храма, ни поиском спонсоров, ни чем-то ещё, а Евангелием. И это Евангелие будет читаться над нами, и нам будет смертельно стыдно, что мы вообще про него не думали. Такая кошмарная вещь будет рано или поздно у каждого священника. А над простым человеком читается Псалтирь, потому что всё, что бывает в жизни, в Псалтири есть.

Желаю вам иметь ту веру, которую имел Павел, к Христу любовь, и те терпение и веру, которые имел Пётр, и чтобы вы в Петра и Павла возрадовались о Христе Воскресшем, и молитвами Петра и Павла имели сильную веру и нормальную, красивую и правильную жизнь. Аминь. До встречи.