Очередная передача из радиоцикла профессора И.А. Есаулова продолжает тему соотношения просветительского рационализма, присущего XVIII веку, и русской православной традиции. Действительно ли в русской словесности этого периода доминирует ветхозаветный Бог, как это полагал Ю. М. Лотман и другие исследователи, а значит Закон, либо же сами ветхозаветные тексты русскими писателями рассматривались сквозь новозаветную призму Благодати из-за доминантных для русской культуры категорий соборности, пасхальности и христоцентризма. Как именно может измениться, попав в православное культурное поле, известный со времен античности сюжет, хорошо видно на примере самого, пожалуй, назидательного жанра, каким является басня. Автор рассматривает несколько известных басен И.А. Крылова, в том числе «Стрекоза и Муравей». Ее «мораль» на первый взгляд прозрачна, недаром басня входила во все советские хрестоматии, иллюстрируя известный принцип — «Кто не работает, тот не ест». Однако каков на самом деле ее поэтический смысл? Разве он сводится к финальным фразам Муравья? О чем вообще эта басня? Она о жестоковыйном непрощении кающегося, об отказе в милости, считает И.А. Есаулов. Ведь в крыловской басне есть отсылка к христианскому Крещению, а потому и к христианской традиции. И отказ Муравья в милости является одновременно вызовом христианскому милосердию и словно бы отречением от этой традиции, в финале звучит вовсе не авторское поучение, а голос героя, «муравьиная» правда, но эта «правда» — «правда» муравья-фарисея. В сущности, его издевка над приползшей к нему за милостью «кумой» — «пойди же попляши» — это осуждение Стрекозы на смерть, то «законническое» наказание, которое превышает ее «преступление». Конечно, крыловские басни уже хронологически выходят за рамки XVIII столетия, однако Крылов — человек именно этого века, как и Державин с Радищевым, тем интереснее здесь этот радикальный выход за пределы законнических представлений о «наказании», как и отвержение законничества как такового.